— Итак, — де Вилар хлопнул Фредерико по плечу, — думаю, ты не будешь возражать против того, чтобы отправиться в Толедо? Потом, скорее всего, надо будет съездить и в другие места. Заодно попробуй разыскать Матильду в самой Испании.
— Вы отправляете меня на родину? Когда вы сами были в Испании в последний раз? — поинтересовался Фредерико.
— Давно, — признался граф, — но я привык жить в Англии и не хочу отсюда уезжать. Если только иногда во Францию. Не более. А ты передашь письмо моему другу Альеро де Альйо. Расскажи ему о Матильде. У него много знакомых повсюду. Вдруг удастся что-то разузнать.
— Спасибо, — искренне поблагодарил графа Фредерико, — хотя надежды найти Матильду осталось мало. Я уже почти смирился с тем, что потерял её навсегда.
Некоторое время испанец оставался в Лондоне. Он ждал, когда граф даст ему последние указания, касающиеся поездки в Испанию. При дворе английского короля мало что менялось: пожалуй, чаще всего менялись жёны, да ещё становился всё толще король. В отличие от высокого, но не полного Франциска и уж тем более в отличие от худощавого Карла, Генрих возвышался над окружавшими его людьми, как скала. Правда, ему всё труднее было ходить, всё реже он выезжал на охоту, всё реже устраивал турниры. Новая жена не прибавляла ему прыти.
«Найдёт в итоге себе новую, — подумал Фредерико, — не тот человек Генрих, чтобы терпеть нелюбимую жену».
В начале 1540 года он покинул Англию. Плыть предстояло к берегам Испании. Привычная дорога через Дувр в Кале сменилась на путь, лежавший через море напрямую к цели путешествия. Фредерико был рад снова не заезжать во Францию. Там всё ему напоминало о любимой Матильде. Да и море обычно его отвлекало от грустных мыслей, обуревавших Фредерико во время путешествия по суше. Море редко бывало спокойным, волны и ветер мешали предаваться горьким раздумьям.
Так, Фредерико пустился в плавание на одном из торговых кораблей, державших курс через Испанию в Африку. Приняли его на борт по рекомендательному письму, написанному графом, так как запросто брать с собой незнакомых людей у торговцев принято не было. Несмотря на письмо, они смерили Фредерико подозрительным взглядом, но пустили на корабль, велев не совать нос не в свои дела и сидеть тихо, что бы там ни происходило во время плавания.
Корабль пустился в плавание в феврале, и погода вовсе не желала путешествующим удачи. Штормило, проливной дождь заливал палубу, а на небе не было видно ни единого просвета. Лишь чёрные тучи нависали над тёмно-синим морем, изрыгавшим из себя пену, водоросли и бог ещё знает что.
— Никто не подумает, что в такую погоду ты поплывёшь па корабле. Тебя будут ждать во Франции, — предупредил де Вилар, — мы обманем всех, кто готовится к встрече. Путь предстоит непростой и долгий. Но торопиться нам не следует. Главное, довести бумаги до адресата.
— Боюсь, пропущу тут в Англии очередной развод короля, — невесело пошутил Фредерико, — передайте Генриху, чтобы потерпел жену подольше.
— Передам, — рассмеялся граф, — поезжай спокойно. Тут тебе беспокоиться не о чем. В Англии жизнь будто застыла. Видимо, все свои войны они отвоевали, казнили, кого могли, и пока предоставляют действовать остальным. Никто им не указ.
Испанцы Генриха недооценивали, но даже и не догадывались насколько…
Глава 4Июль, 1540 год
Странное было время. С одной стороны, ей стало интересно. Люди приобретали лица и характеры, к ним у неё вырабатывалось собственное отношение, чувства окрашивались в разные цвета, и постепенно из жизни исчезал серый. Но с чем-то Елизавете всё равно было сложно справиться. Например, с быстрым исчезновением жён отца. Не успела она успокоиться после смерти Джейн, как при дворе появилась Анна. Крупная, высокая женщина обладала приятным характером и быстро подружилась со всеми вокруг, включая Бэт. Пышной свадьбы не было, но не в свадьбе же дело.
Прошло всего полгода, и очередная мачеха хоть и не умерла, но перестала быть папиной женой. Елизавета начала путаться. Она не понимала, почему отцу больше не нравится Анна. Бэт и не подозревала, что жена не нравилась Генриху с самого начала и он пытался от неё избавиться ещё с момента знакомства. Прошло шесть месяцев — повод развести короля с его женой нашёлся. Как обычно, главную скрипку сыграл Томас Кромвель.
— Итак, мы добились развода на том основании, что Анна Клевская была уже обручена несколько лет назад. А также на том основании, что брак должен считаться недействительным — король не лишил её девственности. Он не может выполнять свой супружеский долг, а значит, в браке не появятся дети. Королю нужна другая жена, с которой он сможет иметь детей.
Все покивали и согласились. Генриху же вообще было на формулировку наплевать. В последнее время он всё больше и больше мучился из-за болей в ноге и в такие моменты бывал в страшном гневе, обрушивая его на всех, кто находился рядом.
Оставалось только получить согласие королевы. Ей предлагались прекрасные условия, по крайней мере по сравнению с эшафотом. То, что огласил ей сэр Томас, привело Анну в восторг.
— Вам предлагается стать любимой сестрой короля, передаётся один из королевских дворцов для проживания, щедрое содержание и штат прислуги, — перечислял Кромвель.
«Любимой сестрой» в своё время не захотела становиться первая жена Генриха, настаивая на том, что их брак был законным. Но Анна сопротивляться не стала — сестра так сестра. Её ставили в один ряд с ближайшими родственниками короля. Первой после его следующей жены и дочерей. Неплохое место. Весьма почётное.
И Елизавета смирилась с неизбежным: Анна остаётся живой и невредимой, не уезжает из Англии, продолжает приезжать в Хэтфилд Хаус навещать Бэт.
— Мне здесь понравилось, — объясняла Анна своё нежелание возвращаться на родину, — люди приветливые, много развлечений, красивой одежды и украшений, — она говорила, немного коверкая английские слова, но в целом понятно и правильно, — и я привязалась к тебе, — новоявленная сестра короля потрепала Елизавету по щеке, — и к Эдуарду.
Против общения бывшей жены со своими детьми Генрих ничего не имел. Поэтому для них с разводом практически ничего не изменилось. Но Елизавете стало всё-таки не по себе. Ей хотелось постоянства, которого никак не хватало. Она от всей души полюбила маленького брата — единственную память о Джейн — и проводила с ним всё время, что могла. Бэт и сама ещё была мала, но боль утраты так глубоко поселилась в сердце, что она пыталась всеми силами показать Эдуарду, как его любит.
Тогда в июле не стояло обычной несносной жары, и дети много времени играли в саду. К ним часто приезжала Анна, которую уже, пожалуй, любил весь двор, за исключением короля, конечно. Хотя и Генрих тоже с удовольствием начал общаться с бывшей женой.
— В качестве сестры она меня вполне устраивает, — говорил он, — хорошая, добропорядочная женщина. С ней бывает интересно поговорить. Но любить я её не могу.
За труды тяжкие сэру Томасу пожаловали титул графа Эссекса — так что Кромвель за организацию развода с Анной Клевской получил от короля неслыханную награду. Он поднаторел не только в аннулировании браков, но и в умелом обращении с Генрихом. Стараясь не перечить королю, он в то же время умудрялся проталкивать собственные идеи, получая от этого немалую выгоду.
Потихоньку Елизавета начинала читать. Её обучали сразу трём языкам: собственно родному английскому, французскому и латыни. Она всё схватывала на лету и с лёгкостью, удивлявшей в шестилетней девочке, читала сложные тексты.
— Давай поиграем, — часто предлагала Анна, — оставь книжки. Я и сейчас, сказать по правде, читаю с неохотой. В твоём возрасте я столько не училась. Я вообще не училась в твоём возрасте, — и «сестра» короля расхохоталась.
— Что же вы делали? — удивилась Бэт. — Постоянно играть неинтересно. Я играю с Эдуардом, потому что он — малыш. Ему и трёх лет пока нет. Думаю, в три года я тоже с удовольствием играла.
Анна покачала головой и нежно провела рукой по рыжим волосам принцессы. Ей хотелось пожалеть Елизавету, но почему-то девочка жалости не вызывала. Она не казалась несчастной и забитой. В Бэт чувствовалась сила её отца, стальной стержень, поддерживавший это маленькое тельце, облачённое в тяжёлое бархатное платье, и не дающий согнуться под ударами, которые сыпались на её головку.
— Меня воспитывали не так, как тебя, — снова заговорила Анна, — у меня было мало возможности общаться с другими людьми, я не читала и не играла на музыкальных инструментах, не танцевала. Мои платья, Бэтти, не были такими прекрасными, как у тебя.
— Должно быть, это ужасно скучно — так проводить своё детство, — Елизавета сжала губы и посмотрела на бывшую мачеху глазами, которые, казалось, видели её насквозь.
— Нет. Я же не знала, как ещё можно проводить детство. — Но я много играла, гуляла по парку. А иностранный язык, как видишь, можно выучить и будучи взрослой.
— У меня уже получается неплохо писать стихи, — похвасталась Бэт, меняя наскучившую тему, — я пишу на латыни, потому что этот язык мне нравится больше других.
— Но зачем он нужен? — пожала плечами Анна. — На латыни никто давно не говорит.
— Вы всё-таки ничего не понимаете, да? — иногда беседуя с Анной, Елизавета начинала понимать, почему отец с ней расстался. Правда, вряд ли бы она смогла это чётко выразить словами, но где-то в глубине души Бэт решение Генриха оправдывала, — разве так важно, что никто на этом языке не говорит? На нём написано столько книг! Их же надо как-то читать, — втолковывала она Анне, словно шесть лет тут было ей.
Неподалёку на лужайке вместе с няней играл Эдуард.
— Пойду к ним, — показала в их сторону Анна. Она встала со скамейки и направилась к принцу. Бэт взяла в руки на время отложенную книгу. Но сосредоточиться на ней не смогла. Она вспоминала вчерашний день, когда к ней в гости привезли Роберта Дадли. Вот он её понимал хорошо, хоть и не был взрослым. Они виделись редко, но каждый раз были рады видеть друг друга и с удовольствием начинали разговаривать. Когда-то Бэт и Роберт вместе играли. Теперь они говорили о книгах, о музыке и дальних странах.