Заговор против королевы
В четверг 28 февраля 1594 года с рассвета и до четырех часов дня в лондонской ратуше происходило событие, о котором по всей стране говорили потом еще целый месяц. Судили Родриго Лопеса, в течение двенадцати лет состоявшего личным лекарем при Елизавете. Была собрана специальная комиссия из пятнадцати человек: португальцу вменялось в вину участие в заговоре с целью отравить королеву. За столь ужасное преступление ему обещали заплатить 50 000 крон и золотых эскудо (около 18 млн фунтов в пересчете на современные деньги)[802]. После того как было зачитано длинное обвинение, у Лопеса спросили, признает ли он себя виновным, на что он ответил отрицательно. После этого к присяге привели двенадцать присяжных (исключительно жителей Лондона), и государственные обвинители начали излагать обстоятельства дела.
Прошло семь-восемь часов, и присяжных попросили вынести вердикт. Последние не сомневались ни секунды: виновен. Как это обычно бывало в ту эпоху, интересы обвиняемого в государственной измене никто не предоставлял. На вопрос, известна ли Лопесу причина, по которой суд не может перейти к вынесению приговора, он ответил: «Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал». Тогда в суде зачитали показания, данные им в Тауэре в ходе тщательного допроса. Представили и показания свидетелей.
Не медля ни минуты, обвинение ходатайствовало о вынесении приговора. Суд постановил, что Лопеса надлежит препроводить обратно в Тауэр, откуда его на повозке должны доставить в Тайберн к месту казни, где его ожидает повешение, потрошение и четвертование[803]. Однако за день до казни Елизавета велела приостановить приведение приговора в исполнение. И вот уже начало июня, а Лопес все еще жив и здоров. С чем связана такая отсрочка? Неужели стареющая королева поверила в невиновность своего врача? Или утратила контроль за ходом событий, не в силах решить, кому верить: Лопесу или его обвинителям?
Крещеный сын иудея-выкреста, дослужившегося до главного лекаря короля Португалии Жуана III, Лопес получил медицинское образование в Коимбрском университете, славившемся тем, что в его стенах учили арабской и азиатской медицине и применению сильнодействующих наркотиков. В возрасте около тридцати лет, спасаясь от ненавидимой им инквизиции, он перебрался в Англию незадолго до восшествия на престол Елизаветы. На людях Лопес исповедовал протестантизм, посещал местную приходскую церковь, но втайне, как утверждали, продолжал придерживаться иудаизма. В Лондоне его назначили домашним врачом при больнице Святого Варфоломея, и вскоре за ним закрепилась слава светского врача: если верить одному из недоказанных обвинений, Лопес нелегально делал аборты[804]. Супругой его стала дочь бакалейщика Ее Величества Сара Аньес, которая, как и он, происходила из португальских евреев. Жилище лекарь снимал в приходе Святого Андрея в Холборне[805].
Некоторое время спустя благодаря участию одного анонимного, но очень важного пациента (почти наверняка Лестера) Лопес получил дозволение стать королевским подданным и полноправным гражданином страны. Вскоре среди его пациентов оказался и Уолсингем. Затем и сама Елизавета назначает его своим главным лекарем, положив ему жалованье 50 фунтов в год. Он становится одним из немногих мужчин, вхожих в королевскую опочивальню, и единственным, кому разрешалось видеть Елизавету без парика, белил и румян. На момент обвинения в заговоре он вместе с женой и дочерью жил на широкую ногу в доме в Маунтджой-Инн, недалеко от Олдгейта. Там же проживала одно время и прабабка Елизаветы Мария Бофор[806].
Товарищи-португальцы Лопеса знали о «благоволении к нему государыни». Сам же врач глубоко погрузился в мутные воды политики и шпионажа[807]. В 1581 году убежище в Англии стремился получить дон Антонио из Крату. Именно Лопес просил о нем Лестера и в целом выступал как неофициальный посол и финансист низложенного монарха[808]. Четыре года спустя во время поездки в Западную Англию Антонио заболевает, и Елизавета просит Лопеса, находящегося при ней во дворце Нонсач, скорее отправиться в Плимут и поставить больного на ноги[809]. Однако, когда в 1589 году попытка Дрейка и Норриса захватить Лиссабон закончилась провалом, королева совершенно охладела к Антонио, после чего он сначала был вынужден прозябать в Виндзоре, а затем и вовсе уехать во Францию, где ему назначили скромную пенсию. По мере того как шансы Антонио отвоевать португальский престол таяли, редели и ряды его сторонников, некоторые из которых даже пытались прощупать почву — не примет ли их обратно Филипп II, тот самый, кого они раньше величали не иначе как подлым узурпатором.
По мнению Бёрли, сложившееся положение вещей таило в себе не только опасность, но и любопытные перспективы. Последние были связаны с тем, что вербовать португальцев в качестве тайных агентов Ее Величества, а еще лучше — контрразведчиков, стало относительно несложно. А опасность заключалась в том, что с тем же успехом они могли переметнуться к испанцам или попросту продавать им сведения, полученные от тайных советников или придворных.
Лопеса отличало благоразумие: насколько возможно, он старался не поверять никаких сведений бумаге. Всерьез на поприще шпионажа он проявляет себя в 1589 году, передав Уолсингему сведения о планах испанцев после крушения Армады[810]. Благодаря Лопесу, работающему под псевдонимом «Купец», Бёрли знакомится с некоторыми сомнительными личностями из окружения врача Эктора Нуньеса, еще одного португальца-изгнанника, а кроме того — предводителя еврейской общины Лондона. В частности, с Мануэлем де Андрадой, доверенным лицом дона Антонио. Однако в действительности Андрада был двойным агентом и поддерживал регулярные контакты с Бернардино де Мендосой, послом Филиппа II[811].
Когда в 1591 году Бёрли попытался повлиять на Елизавету, лоббируя экспедицию Эссекса в Нормандию, было уже ясно, что растущие затраты на войну с Испанией превосходят все ожидания. Глубокое впечатление на Бёрли произвели затянувшиеся мирные переговоры Елизаветы с герцогом Пармским, прерванные лишь после того, как в Англии стало известно о приказе Филиппа об отплытии Армады в направлении английских берегов. С тех пор произошло немало событий, убедивших Бёрли в том, что королева в глубине души желает мира. Тогда он решается на немыслимое: попытаться самому начать мирные переговоры с испанской стороной. Для подобных секретных заданий прекрасно подходили португальцы[812].
Весной 1591 года Андрада (под кодовым именем «Давид») отправился из Лондона в Эскориал. Он передал сообщение Бёрли о том, что Елизавета хотела бы заключить мирный договор, благодаря чему добился аудиенции с королем Филиппом[813]. Яркое описание этой встречи оставил сам Андрада: престарелый, страдающий артритом король, чью руку ему предложили поцеловать, не встает с черного бархатного кресла, в котором его носят слуги[814]. Как и следовало ожидать, Филиппа мир интересовал постольку, поскольку надеждой на него можно было бы усыпить бдительность Елизаветы, пока он будет проводить перевооружение испанской армии. Вслед за королем с Андрадой встретились ближайшие советники монарха Кристобаль де Моура и Хуан де Идьякес — известные сторонники решения политических споров методом кинжала. Они предложили ему большую сумму денег за убийство или похищение дона Антонио.
На второй из этих встреч Андрада поинтересовался, что получит тот, кто решится совершить покушение на саму Елизавету. Как он впоследствии доказывал Бёрли, вопрос задавался исключительно из желания прояснить для себя намерения Филиппа. Ответ последовал осторожный. Однако в качестве намека де Моура — или, согласно некоторым источникам, сам Филипп II — передал португальцу золотое кольцо с бриллиантом и большим рубином стоимостью более 100 фунтов. Кольцо предназначалось в подарок Лопесу или его дочери в знак высокого уважения к нему испанского монарха. Видимо, уже в то время имя Лопеса в Мадриде значило немало[815].
Поскольку Андрада готов был служить тому, кто больше заплатит, весьма вероятно, что тогда он вел двойную игру, намереваясь в будущем расстроить планы Бёрли. Однако все пошло совершенно не так, как предполагалось. На обратном пути корабль Андрады потерпел крушение у берегов Сан-Мало. Добираться в Лондон ему пришлось по территории Франции, а потом на фламандской шлюпке из Гавра. Близ Дьеппа шлюпку перехватили три патрульных французских судна, португальца обыскали, что привлекло к нему внимание Оттивела Смита, английского купца, покинувшего Руан после прихода туда войск Католической лиги. Впоследствии он станет одним из самых надежных информаторов Бёрли. В письме от 6 июля 1591 года Смит предупреждает лорд-казначея о том, что при Андраде был найден ряд весьма компрометирующих бумаг, а кроме того, аккредитивы испанской короны на получение средств во Фландрии. И это притом, что он, по его собственным словам, верен Англии[816].
Высадившись в Рае, Андрада сразу же попал в руки королевских солдат. Он пишет Бёрли, требует к себе его либо «иного человека, которому Ее Величество доверяет»[817]. В результате допрашивать заключенного и осматривать его вещи прибыли Родриго Лопес и слуга лорд-казначея Томас Милл