В отличие от Рэли, который держался в стороне от конфликта, все еще надеясь вернуться в королевскую свиту в качестве капитана королевской гвардии, Эссекс ответил тем, что взял к себе на службу нового помощника. Он выбрал Генри Каффа, блестящего оксфордского ученого, уставшего от кабинетной работы, — человека, про каких говорят, что он умалчивает о своих «тайных амбициозных целях». Именно он и предложил Эссексу составить альтернативный отчет об экспедиции[1004]. Под пристальным наблюдением Эссекса, собирающегося навязать Елизавете свою стратегию ведения войны, был создан трактат, искусно замаскированный под личное письмо от полевого солдата к Энтони Бэкону. Этот документ должны были опубликовать под названием: «Что произошло на самом деле в Кадисе 21 июня под командованием графа Эссекса и Лорд-адмирала»[1005].
Однако в ближайшем окружении Эссекса объявился предатель. Им оказался сэр Энтони Эшли, у которого Сесил обнаружил несколько украденных трофеев. Эшли попросил о помиловании и, чтобы спасти свою шкуру, показал королеве проект трактата Каффы. На этот раз Елизавета разгневалась по-настоящему. Она запретила печатать этот документ под угрозой смертной казни. Эссекс был вынужден ограничить тираж несколькими рукописными копиями, разосланными друзьям и сторонникам в Англии и за рубежом[1006].
Сесил пользовался преимуществом своего положения: он осмеливался перехватывать и копировать зарубежную корреспонденцию Эссекса до того, как она попадала в руки посыльному и доставлялась в дом Эссекса. Подозревая это, Энтони Бэкон подлил масла в огонь, заметив графу, что он оказался в ловушке как затравленный собаками медведь[1007].
Не собираясь признавать свой вероятный проигрыш в битве за власть и славу, в Кадисе Эссекс отрастил воинственную лопатообразную бороду, которая стала его личной визитной карточкой. Он решил запечатлеть этот образ на портрете, чтобы напоминать всем своим видом о победе[1008]. Портрет, хранящийся сегодня в Уоберн-Эбби, был создан придворным художником Маркусом Герартсом Младшим. Нарисованный с натуры в последние месяцы 1596 года, портрет Эссекса поражает величием — изображенный на ней мужчина выглядит как один из европейских монархов. Его голова и плечи слегка наклонены вперед, он сжимает в руках меч. На нем белый атласный дублет и шоссы. Костюм украшен орденом Подвязки. На заднем плане картины виден полыхающий Кадис. Перед нами портрет человека, чувствующего, что он рожден быть великим и волен игнорировать даже приказы королевы[1009].
Многочисленные варианты этого портрета сохранились в полноразмерной и уменьшенных копиях, что позволяет предположить следующее: как этот портрет, так и картина Николаса Хиллиарда, на которой Эссекс изображен в рыцарских доспехах, были весьма популярны. У портретной миниатюры другого восходящего молодого художника — Исаака Оливера, на которой также запечатлен Эссекс с бородой, будет еще больше копий.
В настоящее время в Йельском центре Британского искусства в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, хранится особенно показательная композиция — картина, которая была намеренно оставлена незавершенной. Она нанесена серыми чернилами и гуашью на пергамент в качестве образца для тиражирования, главным образом для печатных гравюр[1010]. Триумфатор Кадиса, очевидно, начал вести визуальную пропагандистскую кампанию, да такую, которой не могла похвастать даже королева. По мнению современных искусствоведов, Елизавета редко распространяла свои портреты в больших количествах, за исключением, возможно, миниатюр, а если и распространяла, то, как правило, в дипломатических целях, предоставляя придворным популяризацию своего изображения в рамках «культа» Глорианы[1011].
Ясно предвидя опасность саморекламы такого рода, Фрэнсис Бэкон призывал своего покровителя действовать осторожнее. В своем прозорливом письме от 4 октября он умолял Эссекса отказаться от мысли, будто тот способен убедить королеву вести войну предложенным им способом. Вместо того чтобы противостоять ей, Эссекс должен сделать все возможное, чтобы завоевать ее любовь обходительными речами и (где это необходимо) лестью. Но лесть не должна быть лицемерной, как это выходило в случае со стихотворениями и сонетами Эссекса, в которых читались двусмысленные намеки[1012].
Продолжая свою мысль, Бэкон призывал Эссекса брать пример с Лестера или Хэттона — фаворитов, которые научились непринужденно и искренне льстить Елизавете (по крайней мере, ей так казалось). Радея об улучшении образа Эссекса, Бэкон утверждал, что в этом деле важно просчитывать, как будет воспринята та или иная информация. Эссекс же подобными мерами пренебрегал. В отличие от Лестера он создавал себе образ воителя даже тогда, когда это было совершенно неуместно, а ведь время и место все-таки имели большое значение. Ему надлежало помнить о том, что Елизавета была тем правителем, который «любит мир и не любит открытого противостояния». «Вы говорите, что война — это Ваш род деятельности, но если бы я был советником Вашей Светлости, то предложил бы Вам оставить такого вояку в Плимуте», — писал ему Бэкон[1013].
Учитывая склонности и мнения королевы, Бэкон заключает, что Эссекс будет неизбежно представать перед королевой необузданным скакуном — именно так она изволила выразиться накануне руанской кампании. Бэкон полагал, что Елизавета считала Эссекса человеком неуправляемым, злоупотребляющим ее привязанностью, незаслуженно получившим все свое достояние, рвущимся ко всенародной популярности и военной славе. «Я не знаю, — заключал Бэкон, — можно ли обрисовать образ опасней для любого живущего монарха, и тем паче Ее Величества, известной своей осторожностью?»[1014]
Гениальное описание. Из всех опасностей, которые перечислил Бэкон, наиболее пагубным для Эссекса было его стремление к славе и популярности. Бэкон полагал, что графу просто необходимо научиться быстро усмирять эти желания. «Используйте любые возможности, — предупреждал он, — чтобы не поддаваться своим желаниям»[1015]. Графу стоило бы научиться различать поведение в обществе и на войне и действовать соответственно. Советы Бэкона были вполне в духе Кориолана, героя одноименной пьесы Шекспира, тогда, впрочем, еще не написанной.
Более мудрых советов Эссекс не получал никогда. Существуют некоторые сомнения относительно того, отослал ли Бэкон это письмо или только отложил «в стол». Однако даже если он и отправил его, его совет вряд ли был услышан[1016]. На тот момент, несмотря на все обвинения и упреки со стороны королевы, между ней и Эссексом еще существовала эмоциональная связь. Однако вскоре связи этой суждено будет оборваться, даром что королева всегда была рада видеть Эссекса рядом в Новый год или в канун Крещения, как раньше его отчим. Но развязка трагедии была уже близко. Пока же война держала Эссекса на безопасном расстоянии от его судьбы.
16Последний шанс
Вернувшись из Кадиса, упавший духом граф Эссекс начинает готовить ответ на ту оглушительную оплеуху, которую он получил за, как ему казалось, верную службу королеве. За эти несколько месяцев Роберту Сесилу удалось стать главным секретарем королевы, а значит, он был уже в двух шагах от должности своего отца. В это же время умирает лорд Хансдон, и молодому Сесилу удается выхлопотать освободившуюся должность лорд-камергера для своего тестя лорда Кобэма, тем самым заполучив полный контроль над королевой. Близкий товарищ архиепископа Уитгифта со времен охоты на авторов «памфлетов Марпрелата», Кобэм стал бы достойным соперником Эссексу. Однако в марте 1597 года он умирает, спустя полтора месяца после того, как у его дочери случился выкидыш, что закончилось и ее смертью. Роберт Сесил внезапную смерть супруги переживал очень тяжело. Проникновенное письмо со словами соболезнования и поддержки написал ему Рэли, который всегда отличался искренней готовностью поддержать своих товарищей:
Дорогой сэр, ведая, в каком состоянии Вы пребываете, я решил не приезжать лично, ибо Ваше здоровье для меня превыше моего желания. Хотя сейчас мне хочется быть рядом с Вами как никогда ранее, чтобы снять с Вас мучительную ношу или переложить хотя бы часть бремени на свое сердце. А пока умоляю Вас не затмевать Вашей мудрости страданием, но посмотреть на вещи прямо… Печаль не поднимает мертвых из могил, но вгоняет туда живых, и если бы я увещевал сам себя в подобной ситуации, то пытался бы сохранить терпение, ибо само оплакивание часто становится не меньшим злом, чем вызвавший его повод. Безгранично и невыразимо преданный Вам, У. Рэли[1017].
Граф Эссекс же страдал от финансовых трудностей. Его долги превысили сумму в 10 000 фунтов. Виной были вложения в экспедиции в Нормандию и Кадис. При этом годовой доход графа составлял 2500 фунтов с аренды и 3500 фунтов с откупа на налог на сладкие вина. Периодически он также выручал деньги с подарков королевы (некоторые были вполне щедрыми) или просил выплатить ему в качестве дарственной единовременное пособие[1018].
Однако в июне 1596 года в ситуацию вмешался Бёрли. Вскоре после растрат Эссекса в Кадисе он убедил королеву больше не подписывать никаких дарственных в одиночку — будь то для Эссекса или для кого-либо д