Ну, дальше было неинтересно. Нечего рассказывать.
А больше нас с Дашкой в том году на елки почему-то не пустили.
Почему, спрашивается?
Александр ЕгоровЛедяной дождь
Художник Ольга Кутузова
Перед Новым годом звонит мне Тимур и говорит:
– Ты, Макс, чего на НГ делать будешь?
– В основном салаты жрать, – говорю. – потом подарки получу и спать лягу.
– Телефон новый подарят?
– Ну а что же еще. Старый уже совсем позорный, даже папа с этим согласен… плюс деньги для донатов. И книжку какую-нибудь мама добавит, чтобы потом всем в болталке рассказывать, какой я у нее умный.
– Вот и мне будет телефон, – вздыхает Тим. – Вчера курьер приезжал из интернет-магазина. Это приятно, конечно. Но скучно.
– Очень скучно, – говорю. – Раньше я хотя бы в деда Мороза верил. Ну, в детстве. Помню, ночью все следил, когда же он свой мешок принесет и распакует.
– И что? Видел хоть раз?
– Да ничего не видел. Но при этом подарки все равно как-то под елкой оказывались. И мокрые следы от валенок.
– Да, – говорит Тимур. – В мире много загадок. С другой стороны, вот представь: если в деда Мороза все верят… ну, все дети… он тогда просто обязан возникнуть. Ма-те-ри-а-лизоваться.
Это он интересно придумал, решил я.
– А вот если бы все взрослые в него вдруг поверили, – это я говорю, – какой бы он тогда возник?
– Усталый и унылый, – отвечает Тим. – Он бы от их желаний заболел совсем. Надоест же одни и те же деньги таскать и мерседесы. Да и откуда их брать в таких количествах?
– Из Лапландии.
– Это Санта-Клаус в Лапландии. Наш дед Мороз в Великом Устюге. Там мерседесов не делают.
– Тоже верно, – говорю.
Мы еще немного помолчали.
Вслед за этим мне в голову пришла одна мысль. Довольно смелая. Я вообще-то люблю смелые мысли, но не всегда люблю их вслух высказывать. Но под Новый год, наверно, можно.
– Слушай, Тим, – говорю я. – Go праздновать к нам на дачу. Там никого не будет. И погода хорошая. Плюс-минус два и легкий снегопад.
– Ты знаешь, – Тим отвечает, – я сам хотел что-то подобное предложить. Только у нас дачи нет.
– А наша дача нам от деда досталась. Такой маленький домик, зато с печкой. А уж елок вокруг – полный лес.
– Заманчиво. А ты придумал, что мы родителям скажем?
– Я своим скажу, что к тебе пойду. Ты скажешь, что ко мне. Тогда точно отпустят.
Я еще никогда не фантазировал так нагло. Тим засомневался:
– Думаешь, поверят?
– Так а мы им селфи пришлем. Как бы из дома, на фоне елочки с гирляндами. Мы фоточки заранее сделаем.
– А ведь это верная мысль, – сказал тогда Тимур. – Давно не праздновал Новый год за городом… только очень, очень давно…
Там, где мы раньше жили… но елок там не было.
Он помедлил. И закончил так:
– И друзей тоже.
Как вы уже догадались, вся наша история опять пошла вкривь и вкось. Но иначе и истории никакой не получилось бы. Какой же смысл рассказывать историю, в которой все идет правильно?
В последний день старого года, часов в шесть вечера, мы выгрузились из электрички и стали оглядываться по сторонам. Было уже совсем темно. Где-то рядом со станцией должен был ждать автобус, который развозит дачников по участкам.
То есть это он летом их развозил. А сейчас пропал бесследно. Двое или трое местных жителей спустились с платформы вместе с нами и скоро куда-то убрались – они явно знали дорогу лучше нас.
Фонари почему-то горели только на станции. В лесу вокруг царила непроглядная тьма. Столбы вдоль дороги заиндевели, на проводах нависли тяжелые сосульки. Даже елки обросли льдом и выглядели совсем по-новогоднему. Вдали еле слышно свистнула электричка, а потом стало совсем тихо.
Я включил навигатор в телефоне.
– Тут недалеко, – сказал я. – пара километров, если напрямую. И три, если по шоссе.
– Вообще легкотня, – отозвался Тим. Поскользнулся и чуть не упал.
– Просто мы всегда на машине ездили, – сказал я виновато. – Я пешком ни разу и не ходил.
– Да тут на вездеходе ехать надо, – сказал Тим.
Он был прав. Темная дорога покрылась льдом, и этот лед потихоньку заметало поземкой. Редкие машины осторожно ползли мимо нас и исчезали в снежных облаках, мигая красными фонарями. Это было красиво. Но мы на них не смотрели. Мы скользили и падали.
– Ч-чертов гололед, – бормотал Тимур, цепляясь за мою руку. – Вот никогда не любил фигурное катание. Скажи, Макс, долго нам еще так мучиться?
– Вон там, за лесом, будет супермаркет, – пообещал я. – Там передохнем. Пиццу купим или блинчики. Здесь вообще все можно купить. Можно даже салат взять готовый, как у родителей. Новый год же!
– И шампанское? – предположил Тим. И тут же опять поскользнулся, взмахнул руками и рухнул в сугроб.
На соседнем столбе испуганно каркнула ворона. Тяжело поднялась в воздух и полетела прочь, в темноту.
– Чего сразу так-то, – бормотал Тим, выбираясь из снега. – Я же просто спросил…
Конечно, зловредный магазин не работал. Окна были закрыты ставнями, и даже вывеска не светилась. На двери кто-то прилепил записку:
Закрыто. Света нет!
Приходите завтра!
С наступающим!
Тимур нахмурился.
– Света нет, – повторил он. – Наступило царство вечной тьмы.
– Ну блин, – сказал я. – Кто же знал, что так будет.
– Не грусти, партнер, – заявил Тим. – История только начинается.
И ведь не ошибся!
Когда мы наконец добрели до нашего поселка, уже было темно как ночью. Фонари не горели и там. Хорошо еще, что я знал здешние места как свои пять пальцев, и все равно нам пришлось светить телефонами себе под ноги. Иначе можно было запросто свалиться в заснеженную канаву и проскучать там до лета.
Было тихо. Ни машин, ни прохожих. Даже никто ничего не пилил и не стучал молотком, как обычно бывает на летних каникулах. Сонные вороны каркали из темноты: наверно, та, первая, их предупредила. В доме сторожа тускло светилось окно, и было видно, что кто-то ходит там, внутри, за ситцевой занавеской. Остальные домики занесло снегом. Правда, откуда-то издалека тянуло дымом – видимо, там топили баню.
Все же мы были не единственными сумасшедшими, кто забрался в эту глушь под Новый год.
Это я только так подумал. Но промолчал. А вслух сказал как можно бодрее:
– Ничего, сейчас домой придем, тоже печку растопим. Дрова в чулане есть, еще с осени остались. Зажигалку я у отца взял.
Тимур потянул воздух носом.
– Все это удивительно, – сказал он. – дымом пахнет. И темно, как в степи ночью… даже еще темнее. Вот уж не думал, что у вас такие дикие места есть.
– Ничего они не дикие, – возразил я. – Тут люди живут. Обычно в каждом доме музыка играет или телевизор. И интернет быстрый. Просто сегодня все вымерло…
– Возможно… просто мне вдруг показалось… совсем немножко… будто мы куда-то в прошлое попали.
– В какое еще прошлое? – Тут я провалился в снег по колено и тихо выругался. – Здесь все очень настоящее…
– В мое, Макс, прошлое… которое уже прошло.
Я посмотрел на него с удивлением, но он светил фонариком куда-то вниз, и лица не было видно.
– Ладно, – сказал я. – Не грузись. Вот наш дом.
Даже не буду рассказывать, как мы с десятого раза отворили калитку и как пробирались по колено в снегу к нашему домику. Я уронил телефон, а когда нашел, он взял да и отключился – наверно, от холода. Тем временем Тим забрался на крыльцо и долго дышал в замочную скважину, чтобы ее отогреть.
Ключ кое-как провернулся в замке, и задубевшая дверь открылась. Внутри было темно, холодно и сыро. Я нащупал на стене электрический автомат и попробовал включить свет. Ничего не произошло.
– Понятно, – оценил Тим. – Блэкаут. Приходите завтра, с наступающим!
– Ну что за хрень, – огорчился я. – почему именно сегодня?
Тимур усмехнулся:
– А когда же еще. У старого года сели батарейки. В принципе, это логично…
Тут телефон в его руке прощально пискнул и погас, и стало еще темнее. Только за окном виднелась луна. Она выглядывала из облаков, словно посмеивалась над нами.
– Ну вот, – сказал Тимур. – Теперь даже гамбургеры с доставкой не заказать. Чиллим втемную.
Я вздохнул.
– Можно пойти обратно на станцию, – предложил я. – Электрички допоздна ходят.
– Отступить с позором? Вот уж нет. Решили так решили. Доставай зажигалку, Макс. Будем вашу печку растапливать.
Как вы уже поняли, Тим очень упрямый. Правда, раньше он был упрямый только по мелочам, а не по-серьезке. Должно быть, когда ты становишься взрослее, твое упрямство растет вместе с тобой.
Честно сказать, я снова подумал о том, что мы еще запросто успеем вернуться, каждый к себе домой. А потом вдруг решил, что никогда не скажу это первым. И понял, что Тим тоже никогда не скажет. Получалось, что и думать об этом дальше глупо и бесперспективно.
Я нашел в рюкзаке зажигалку и старые тетрадки для растопки. В одной, как я помнил, были мои школьные сочинения с пятерками, но их было не жалко. Какими же они теперь казались смешными и ненужными! Нам надо было развести огонь, как древним людям. А древние люди никогда не писали сочинений.
Потом мы долго искали в кладовке топор. Этим топором я едва не оттяпал себе палец, когда попытался расщепить пару поленьев. Наверно, я все делал не так, но я учился на ходу. И вот огонь в печке мало-помалу разгорелся.
Мы сидели прямо на полу и смотрели, как весело пляшут языки пламени за открытой дверцей печки. Березовые дровишки лежали наготове, и в комнате понемногу становилось теплее.
– Интересно, сколько еще до Нового года? – спросил Тимур.
– Часа три, наверно, – ответил я.
– Может, два? уже у кого-то в животе бурчит.
Я прислушался:
– Это не в животе. Это во дворе.