нюю анархию, была отражением внутреннего распада Селевкидской империи.
В лагидском царстве дела обстояли ненамного лучше. Здесь семейные распри, ставшие хроническими для династии, тоже приняли ожесточенный характер и оказались связанными с междоусобицами Селевкидов, поскольку дочери Птолемея VIII (их было трое, всех их звали Клеопатрами и различали только по прозваниям) были замужем за сирийскими принцами: одна из них, Клеопатра Селена, после брака со своим старшим братом Птолемеем IX сменила одного за другим трех мужей — трех недолговечных монархов Сирии, а потом была взята в плен Тиграном и убита в Месопотамии. После смерти Птолемея VIII Фискона в 116 году до н. э. его племянница-жена Клеопатра III и два ее сына, Птолемей IX Сотер II и Птолемей X Александр, стали соперниками за власть; мать помогала младшему, Александру, который тем не менее в 101 году до н. э. приказал ее убить. Оба брата правили одновременно: один в Египте, другой — на Кипре, меняясь своими владениями в зависимости от расклада сил, пока в 88 году до н. э. Птолемей IX не стал единоличным правителем, победив наконец и убив своего брата. Но в это время незаконнорожденный сын Фискона Птолемей Апион, получивший в наследство после смерти своего отца управление Киренаикой, взял себе титул царя: сам он умер в 96 году до н. э., завещав по примеру отца свои земли римскому народу, а полисы Киренаики вместе с их территориями объявив свободными. Таким образом, от лагидской монархии отделились эти значительные богатые и процветающие ливийские владения, которые со времени их завоевания Птолемеем I Сотером несколько раз возвращали себе независимость: на пятьдесят лет при Магасе, затем в правление Фискона и, наконец, при Апионе — и положение которых даже в рамках лагидского государства всегда было особенным. Сенат, узнав об этом, подтвердил свободу греческих полисов Ливии, Кирены, Птолемаиды, Арсинои (в древности Тавхира) и Береники (в древности Евгеспериды); он согласился стать восприемником царских земель, но не установил там немедленно прямого управления. Так что когда киренеянам в 87–86 годах до н. э. потребовалась помощь для восстановления их серьезно пострадавших от внутренних беспорядков институтов, им пришлось обращаться не к постоянному представителю Рима, а к временно исполняющему обязанности наместника Суллы — Лукуллу, который помог им, вдохновленный примером Платона[28]. Таким образом, по странному стечению обстоятельств исконные греческие полисы обращались отныне к римской власти как к привычному вершителю их судеб. В 74 году до н. э. при малоизвестных обстоятельствах сенат принял решение учредить римскую провинцию Киренаику и назначить правителем этой страны простого квестора.
Царская династия Понта хотя и имела персидское происхождение, была глубоко эллинизирована. Она контролировала греческие полисы Амис, «милую дочь Афин», и Синопу, ставшую ее столицей, и понтийские государи охотно брали себе греческие эпитеты, подобные тем, что носили другие эллинистические государи: Митридат IV в середине II века провозгласил себя Филопатором Филадельфом, Митридат V назвался Эвергетом. Эти повелители с помощью своих греческих подданных наладили порядок в своих владениях, в своей армии и на своем флоте. Когда Митридат V умер в 121–120 годах до н. э. в результате покушения, его сыну и наследнику Митридату VI было всего 11 лет. Гордясь своим происхождением, он взял себе титул Эвпатор, «рожденный благородным отцом». Амбициозный, беспринципный (как большинство правителей того времени), он, едва появилась такая возможность, избавился от тех, кто ему мешал — от своей матери, а потом и от своего брата Хреста. В 111 году до н. э., когда ему исполнился 21 год, он стал единоличным правителем. Эллинистическая историография, представленная Помпеем Трогом (в изложении Юстина) и Плутархом, любила пересказывать предания, явно недостоверные, но при этом очень показательные, согласно которым юному царю была предназначена выдающаяся судьба и его рождение сопровождали разные знамения, в том числе появление новой звезды на небосклоне.
6. Эллинистические полисы и государства Причерноморья.
В этих чудесах пытались различить отголоски древних иранских мифов. Это слишком далекие отсылки, тогда как попытки обнаружить чудесные знаки, предвещавшие правителям исключительную судьбу, были характерны для истории эллинистических монархов от Александра Великого до Цезаря и Августа. Воображению греков не нужны были восточные предания, чтобы выгодно подчеркнуть проявления божественного участия в судьбах великих людей и царей. То, что оракулы предсказали Митридату роль первого плана на греческом Востоке, является доказательством того, что современники осознавали эту роль и воспринимали Митридата адекватно — как последнего великого эллинистического монарха. Укрепившись в Понтийском царстве, которое омывалось Черным морем в восточной части анатолийского побережья и граничило с Арменией на востоке, с Каппадокией на юге, с Пафлагонией на западе, а с двумя последними имело к тому же общую границу с галатами, Митридат получил достаточно надежную базу для планируемых им кампаний: это был труднодоступный регион (за исключением морского пути), но он имел давние связи с греческим миром благодаря ионийским колониям, которые долгое время здесь располагались. Это была, бесспорно, страна легенд: река Термодонт, впадающая в Черное море, и город Темискира, согласно древнейшим преданиям, были местом сражения греческих героев, предводительствуемых Гераклом, и амазонок, которыми командовала их царица Антиопа; кроме того, Колхида, со своим царством Ээта и замечательным мифом о золотом руне, находилась рядом с Понтом, дальше по побережью Черного моря. Но эта земля была связана также и с более поздней историей, потому что как раз на востоке Понтийского царства, у Трапезунта, Ксенофонт и оставшиеся в живых участники похода «десяти тысяч» в 400 году до н. э. вышли к морю («Таласса! Таласса!») после долгого пути через долину Тигра и горы Армении. Мы видели, как предки Митридата Эвпатора — Фарнак I и особенно Митридат V — внесли свою лепту в политические и военные конфликты, разрывавшие Анатолию во II веке до н. э. Дружеские отношения установились с Каппадокией, царь которой был женат на дочери Митридата V, и с Пафлагонией. С другой стороны, Фарнак I пытался подчинить своей власти некоторые греческие колонии на противоположном побережье Черного моря: Херсонес на Крымском полуострове и Месембрию на фракийском побережье (территория современной Болгарии). Ему это не удалось, но он установил связи с этими отдаленными полисами, о чем свидетельствуют Полибий и эпиграфические документы. Эти связи дали Митридату первый шанс увеличить свою империю в направлении, где не было риска непосредственно пересечься с интересами Рима: кроме того, если верить херсонесской надписи, воспроизводящей договор этого полиса с Фарнаком, Рим одобрял интервенцию как гарантию этого союза и дружеских отношений.
Инициаторами выступили именно греческие полисы на территории Южной России. Они подвергались набегам скифских и сарматских племен, населявших земли вглубь материка.
Крупная греческая колония Ольвия, уже несколько веков располагавшаяся в эстуарии реки Гипанис (Буг), рядом с устьем Борисфена (Днепра), вынуждена была подчиниться скифскому правителю соседнего Крыма, который сам опирался на сарматские племена. Тот же туземный династ угрожал полису Херсонес на юге Крыма (рядом с современным Севастополем) и старому греческому государству, занимавшему берега Боспора Киммерийского (современного Керченского пролива), с его столицей в Пантикапее. Поэтому Херсонес и династ Боспорского царства обратились к Митридату на основании прежних отношений, которые связывали их, и того интереса, который его предки имели к их землям. Царь Понта ответил на их призыв, отправив экспедиционный корпус из 6000 греческих наемников под предводительством стратега Диофанта, уроженца Синопы. Диофант, проведя несколько кампаний (с 110 по 107 год до н. э.), добился замечательных успехов, освободив находившиеся в опасности полисы, заняв большую часть Крыма, включая Боспорское царство, и продвинувшись на континенте до Ольвии; таким образом он объединил весь регион под властью Митридата. Понт получил новую провинцию на другом побережье Черного моря с собственным административным центром в Пантикапее (Керчь), на полуострове, который греки называли Херсонесом Таврическим (Крым). Находясь почти в черноземной зоне русских равнин, эта провинция производила в изобилии зерно, а также серебро, которые были важны для Митридата не менее солдат. Монеты, обнаруженные на месте Ольвии, Херсонеса и Боспорского царства, подтверждают существование в это время тесных экономических связей с анатолийскими владениями Митридата. Это первое приращение, совершенное молодым царем, значительно расширило его возможности. Он постарался продолжить освоение черноморского побережья как к востоку, где он достиг Трапезунта (Трабзона) и Колхиды, так и к западу, где, помня об устремлениях Фарнака в отношении греческих полисов на фракийском побережье, которым угрожали варвары дунайских равнин, установил своего рода протекторат над Аполлонией Понтийской, которая боялась повторить судьбу находившейся севернее Истрии (к югу от устья Дуная), павшей под натиском соседних народов. Таким образом, в последние годы II века до н. э. Митридат стал для Черноморского региона последней надеждой эллинизма перед лицом опасностей, идущих из внутренних земель. Очевидно, что этого правителя с иранским именем воспринимали как греческого царя: именно поэтому впоследствии он был признан греками Малой Азии и старой Греции как освободитель перед угрозой римского завоевания.
Следующий этап плана Митридата состоял в подготовке к неизбежной войне с Римом, для чего ему необходимо было занять выигрышные позиции в Анатолии вокруг Понтийского царства. Тайно посетив римскую провинцию Азию, Митридат убедился, что чужеземная власть вызывает там всеобщую ненависть и что любое смелое выступление способно вылиться в бунт. Действительно, налоговая система, которую ввела в провинции Республика, была похожа на наказание: взиманием налогов (десятиной была обложена вся территория, включая земли греческих полисов, которые до сих пор были