3 279); переселившиеся в город назывались πάροικοι — термин, часто встречающийся в надписях;[59] πάpoutoi могли со временем получить право гражданства.
Синойкизм и строительство городов изменяли состав и характер населения стран Востока. Десятки тысяч греков и македонцев (различия между ними со временем стерлись) пребывали и оседали в новых городах, колониях и в разраставшихся старых городах. Если при этом принять во внимание, что на Востоке в городах постоянно находились в период диадохов массы войск, главным образом наемных, обычно с семьями, сопровождаемых многочисленной армией поставщиков, торговцев, работорговцев и т. п., то можно сказать, что новые города были одним из важнейших факторов смешения народов.
Синойкизм и градостроительство — только один из путей создания нового, эллинистического типа организации рабовладельческого общества. Независимо от соображений и целей, которыми при этом руководствовались диадохи и эпигоны, здесь нашла свое отражение общая закономерность развития эллинистического общества. Вместе с тем знаменательно, что для «смешения народов» и создания политического и экономического единства эллинистические монархи использовали как раз отживающую свой век форму полиса. Как и во всех областях экономической, политической и духовной жизни, эллинизм и здесь не сумел найти принципиально новые формы перестройки общества, которые придали бы ему прочность и устойчивость.
Диадохи не только воевали, но и строили, созидали новые государства, с налаженным государственным аппаратом. Военные действия сопровождались экономическими мероприятиями. После занятия Афин Деметрием в 307 г. Антигон прислал афинянам хлеб и строевой лес (Syll.3 334). Мы видели, с какой тщательностью канцелярский аппарат Антигона разработал проект синойкизма Теоса и Лебедоса. Город Кумы в Эолиде отмечает в декрете заслуги судебной коллегии Магнесии, прибывшей по распоряжению Антигона для разбора спорных судебных дел куманцев (OGIS 7). Спор между Приеной и Самосом относительно владения территорией Батинетиды тщательно разбирается в канцелярии Лисимаха в самое тяжелое для него время 283/2 г.; прослеживается история вопроса до VII в., цитируются документы, выслушиваются речи послов; наконец, Лисимах выносит решение (RC 7). Не раз Лисимах вооруженной силой подавлял восстания πεδιεΐς, туземных крестьян, против Приены (RC 6; OGIS 11); к сожалению, в чрезвычайно испорченном виде дошла надпись RC 8; из сохранившихся бессвязных отрывков можно, однако, заключить, что царь (Лисимах?) решил умиротворить педиеев, превратив их в πάροικοι и предоставив им тридцать дней (для улажения конфликта?); но крестьяне напали на приенцев, многих перебили, дома разграбили.
Ряд надписей говорит о дарах диадохов храмам, помимо предоставления им асилии. Особый интерес представляет послание Селевка к Милету в 288/7 г. (RC 5), в котором перечисляются его дары храму Аполлона Дидимейского: художественные золотые сосуды с соответствующими надписями, общим весом 3248 драхм 3 обола, серебряные чаши весом 9380 драхм, 10 талантов ладана, талант смирны, две мины кассии, две мины корицы, две мины κόστος. Эти дары свидетельствуют не только о богатстве Селевка, но и о связях с Востоком, откуда он мог получать большие количества курений и пряностей.
В указе Антигона о синойкизме Теоса и Лебедоса Антигон выступает как рачительный хозяин, пекущийся о возможно более экономном устройстве нового города, и вместе с тем как крупный землевладелец. Он вначале не хочет разрешать городу заем на закупку продовольствия, предпочитая, чтобы город снабжался из урожая с соседних с Теосом царских земель.
Несмотря на почти непрерывные войны, в период диадохов складывалась новая форма государства и управления им, зарождались элементы новых общественных отношений, создавались условия для расширения экономики путем преодоления прежней ограниченности отдельных замкнутых территорий, благодаря расширению экономических связей и втягиванию отдельных отсталых районов в более или менее единую систему хозяйства.
Нет возможности отделить изменения, совершившиеся в экономической и общественной жизни эллинистического мира в период диадохов, от достижений Александра, с одной стороны, и от результатов последующего развития — с другой. Несмотря на бурный темп событий 322–281 гг., экономические результаты их не могли сказаться сразу; можно проследить лишь некоторые тенденции, проявившиеся с большей полнотой и определенностью лишь в последующие десятилетия III в. К тому же источники не дают достаточно конкретного материала, который позволял бы делать уверенные выводы об экономике и хозяйстве периода диадохов. Историки, пытающиеся делать такие выводы, основываются, помимо своих общих соображений, на недостаточном случайном материале или используют ретроспективно для истории диадохов более поздние данные. Этот последний прием может оказаться плодотворным, если правильно уловить линию развития изучаемого процесса; в этом случае полное раскрытие существа явления в период его наибольшего развития позволяет осветить и его начальную стадию. Но вполне понятно, что категорические конкретные суждения в таких случаях чрезвычайно рискованны. Неудивительно, что историки приходят иной раз к диаметрально противоположным выводам. Так, Белох (ук. соч., IV, 1, стр. 217), сопоставляя цены на различные товары и на труд в течение III–II вв., приходит к выводу, что, несмотря на появление в обращении после Александра громадного количества денег, цены в общем не повысились; он объясняет это тем, что вследствие роста торговли увеличилась потребность в средствах обращения, и деньги поэтому были в цене. Напротив, Ростовцев (ук. соч., стр. 165) видит один из признаков преуспеяния в период диадохов как раз в росте цен. Белох отмечает (там же, стр. 325) процесс поляризации общества и постепенное исчезновение средних классов. В противоположность этому Ростовцев (там же, стр. 163) усматривает prosperity в Греции периода диадохов именно в том, что здесь появилась благоденствующая, прочно себя чувствующая «средняя буржуазия». Ссылаясь на типы, выведенные в комедиях Менандра и в «Характерах» Теофраста, Ростовцев утверждает, что афинская «буржуазия» была зажиточна (well-to-do) и что в этом залог преуспеяния Афин. Здесь сказывается общая установка Ростовцева, который видит в классовой борьбе не движущую силу истории, а источник бедствий, упадка и гибели.
Но и Белох и Ростовцев сходятся в том, что оба считают период диадохов периодом наивысшего расцвета Греции. Афины, полагает Белох, никогда так не процветали, как при Деметрии Фалерском (там же, стр. 271); особенно процветала Македония, которая почти не была ареной военных действий и лишь «оскудела воинами» (Diod., XVIII, 12, 1) в результате участия македонцев в восточных походах. Малоазиатские города, утверждает Белох (там же, стр. 274) никогда ни раньше, ни позднее, вплоть до римского завоевания, не переживали такого расцвета. Точно так же Ростовцев полагает, что Афины преуспевали во времена Александра и диадохов (там же, стр. 164). Даже голод в Афинах в 289–282 гг. ничего не доказывает: и деньги были и хлеб был, но афиняне не успели освоить новые рынки и новые пути сообщения (там же, стр. 168 и прим.).
Конечно, можно a priori утверждать, что новая ступень, на которую вступило рабовладельческое общество, должна была вести к некоторому подъему, иначе происшедший переворот был бы исторически не оправдан и не мог бы иметь длительных результатов. То обстоятельство, что мероприятия Александра и диадохов по строительству и расширению городов, по дорожному строительству, по упорядочению и расширению денежного обращения не заглохли, а получили дальнейшее развитие в III в., показывает, что эти мероприятия не были случайной прихотью правительства, а соответствовали требованиям времени и сами послужили в свою очередь мощным средством для роста прежде всего торговли.
У нас нет никаких статистических данных о численности населения в эллинистических государствах.[60] Поэтому нет возможности установить, какую роль могли сыграть своей численностью переселившиеся на Восток или временно там пребывавшие греко-македонцы, какое могли занимать место в экономике эллинистического мира эллинские или эллинизированные города, какова была площадь земельных территорий, присоединенных к полисам, каков был размер торгового оборота — абсолютно и по сравнению с предшествующим временем. Но с этой трудностью историк сталкивается, какой бы период античной истории он ни изучал. И для данного периода все же некоторые общие выводы можно сделать.
Ростовцев считает, что войны диадохов сами по себе содействовали расцвету и Востока и Греции. Постоянно стоявшие на Востоке войска, которых сопровождали их семьи, рабы и слуги, составляли как бы движущийся полис, притом полис богатый, «огромный деловой концерн» (там же, стр. 147). Наемники оседали в стране с накопленным и награбленным богатствами. Возник тип miles gloriosus, сорящего деньгами и предъявляющего постоянный спрос на товары. «Война была поэтому до известной степени благодетельным фактором в экономической жизни этого периода» (там же, стр. 152). Ростовцев упускает при этом из виду, что эта армия паразитов, которая ничего не производила, а лишь разрушала и потребляла, расплачивалась за покупаемые товары деньгами, исторгнутыми от самого населения. Антипатр прямо заявил Фокиону, что войско его живет за счет населения (Plut., Phoc. 26). Ростовцев оценивает экономическое положение только с точки зрения денежного обращения, но не с точки зрения производства. Он поэтому видит симптом расцвета в том, что было много богатых людей. А восхваление роли войска и войны как экономического фактора — обычная формула, которой прикрываются империалистический разбой и угнетение колоний.
Между тем можно с уверенностью говорить, что в результате вовлечения Востока в систему античного хозяйства должно было в некоторой степени расшириться производство товаров. Этот процесс наблюдается на всем протяжении III в., но начало его было, очевидно, положено в период Александра и диадохов. Маркс указывает: «В древнем Риме уже в позднейший республиканский период купеческий капитал достиг более высокого уровня, чем когда-либо прежде в древ