нные Зенонова архива, свидетельствующие о работорговле в Сирии и Палестине, в которой деятельное участие принимали Аполлоний и его агенты. Можно считать, что включение ряда азиатских областей в состав государства Птолемеев влияло на экономику и социальные отношения в таком же направлении, хотя и не с такой, может быть, силой, как это было в царстве Селевкидов.
Если вне Египта Птолемеи опирались на местные органы власти, контролируемые представителями правительства, и на военные гарнизоны, то в самом Египте они создали доведенную до пределов систему бюрократии, охватившую не только функции административного управления страной, но и регулировавшую хозяйственную жизнь Египта в интересах господствующего класса. Государство, как аппарат насилия над трудящимися, в эллинистическом Египте было организовано с беспримерной последовательностью и беспощадностью; его «внутренняя (главная) функция — держать эксплуатируемое большинство в узде» проявилась особенно ясно и четко. Споры в буржуазной научной литературе по вопросу о том, была ли политика Птолемеев в Египте политикой «расовой» или «царской», был ли Египет государством греко-македонским или общеегипетским, споры по вопросу о взаимоотношении между эллинами и египтянами вызываются тем, что государство рассматривается в этой литературе как надклассовая или внеклассовая организация, и потому социальная и экономическая история эллинистического Египта берется преимущественно с точки зрения династической, «национальной», религиозной и упускается из виду его классовая основа. Конечно, субъективно Птолемеи могли руководиться личными честолюбивыми планами, интересами династии, семейными интригами; жречество, имевшее могущественное влияние на умы верующих, могло играть и играло не раз значительную роль в социальной жизни Египта; многоплеменное пришлое население нелегко смешивалось с местными жителями, резко отличавшимися по языку, религии, быту. Но в конечном счете все эти случайные моменты определяли преимущественно лишь формы общественной жизни и исторической борьбы; основу ее составляли экономические, т. е. классовые, отношения.
Установление эллинистической монархии в Египте не встретило сопротивления в стране, где деспотия была исконной формой правления. Но царство Птолемеев не было простым продолжением монархии фараонов; оно возникло в результате потребности в создании более широких экономических связей между странами Восточного Средиземноморья, и здесь также произошло не только слияние греко-македонских и египетских элементов — этнических и культурных, но и возникли новые формы экономической жизни, приведшие к все нарастающему обострению классовых противоречий. Царство Птолемеев — эллинистическое государство. Задачи, поставленные Александром и диадохами, решались и здесь, хотя данные для их решения были особые.
Было вполне естественно, что ближайшие помощники Птолемеев, высшие государственные чиновники, назначались из греков и македонцев, из среды родственников и друзей царя. Но это не означало отказа от политики Александра, назначавшего на высшие посты и египтян. И при Птолемеях старая египетская знать оставалась в чести, о чем свидетельствуют оставленные ее представителями иероглифические надписи.[114] По мере того как египтяне овладевали греческой культурой, они занимали все большие места в администрации Египта. Египетское жречество не только безропотно приняло новую власть, но и освятило ее божественным авторитетом. Многие жреческие надписи, иероглифические, демотические и греческие, прославляют царей за их благодеяния жречеству, за уважение и приверженность к египетским культам, за возвращение увезенных персами египетских святынь (это стало трафаретной формулой, включаемой в славословия и таких царей, которые никаких походов на азиатский Восток не совершали). Выше уже упоминалась «стела сатрапа», сообщающая о возвращении Птолемеем I храму Буто отнятой у него Ксерксом земли. В мендесской надписи жрецы славят Птолемея Филадельфа за то, что он по своем восшествии на престол посетил священного овна в Мендесе и совершил паломничество в Тмуис; женившись на Арсиное, он назначил ее верховной жрицей овна в Мендесе, а после смерти Арсинои ей был создан культ во всех храмах наряду «с овнами живущими».[115] Птолемей посылает своего сына на освещение храма овна. Он апробирует нового овна и руководит его интронизацией. В таком же тоне составлена надпись на пифомской стеле в честь Птолемея Филадельфа, трехъязычный канопский декрет в честь Птолемея III Эвергета, другая пифомская надпись в честь Птолемея IV[116] и др.
Вся совокупность данных говорит о том, что Птолемеи, как Александр, диадохи, Селевкиды, тоже руководились политикой сближения и смешения народов, чему наиболее яркое доказательство — введение культа Сараписа. Несомненно, известное пренебрежение к «варварам», различия в быту и культуре и особенно религиозные особенности могли создавать трения между египтянами и греками, между различными социальными категориями среди самих эллинов и даже между различными группами египтян. Но не этим определялась основная линия политики птолемеевского правительства.
Птолемеи не привлекали в первое время египтян на службу в македонской фаланге. Но это опять-таки не было выражением какой-то политической линии противопоставления греко-македонцев местному населению. Войско было слишком важно для царей как их прямая опора, и (формально по крайней мере) его ядро оставалось и при Александре и при диадохах македонским. Но в мендесской надписи жрецы отмечают, что Птолемей Филадельф организовал гвардию из египетской молодежи и тем засвидетельствовал свое доверие к стране. Выше уже приводилось сообщение Диодора об участии египетских воинов в сражении при Газе в 312 г. А в 217 г., в битве при Рафии, египетские воины сыграли, как известно, решающую роль.
Птолемеи были не только наследниками фараонов, какими их представляли египетские жрецы. Это были эллинистические цари, и хотя они переняли в своей дворцовой жизни некоторые египетские элементы, они в организации управления следовали в основном той же политике, что и Селевкиды, создавая новый тип управления страной, в котором сочетались греческие и египетские институты. Столицей царства стал новый эллинистический город Александрия; но административное деление страны осталось прежнее, по номам. Во главе номов стояли стратеги и экономы, но в низовых административных единицах — селениях (κωμαι) по-прежнему оставались местные комархи и старейшины. Официальным языком была греческая κοινή, но на практике не только частные акты, но и официальные документы составлялись на египетском языке демотическим письмом. Птолемеи не создали, кроме Птолемаиды, греческих колоний в Египте; но в страну был открыт широкий доступ иноземцам грекам и не-грекам, поселявшимся во всех номах в качестве солдат, военных поселенцев, земельных арендаторов, торговцев, ремесленников, поденщиков и рабов. Мы не имеем статистических данных о соотношении между местным и пришлым населением Египта. Но Филон утверждает, что в его время в Египте (при населении, исчисляемом, по некоторым косвенным данным, в 7–8 миллионов) было не менее миллиона евреев; а ведь евреи не были единственными пришельцами в Египте. Наличие большого количества пришлых людей, несмотря на стойкость этнических различий и особенно религиозных расхождений, неизбежно приводило к взаимной ассимиляции, которая, конечно, не была полной и повсеместной, но в некоторой степени сближала разнородные элементы населения. Это обнаруживается в надписях и папирусах прежде всего в том, что в них — по крайней мере в дошедших до нас — греческий язык оказывается преобладающим. Обращает на себя внимание обилие случаев, когда египтяне и другие не-греки дают себе греческие имена;[117] если иметь в виду, что у народов Востока именам придавали магическое значение, то перемена собственных имен означает значительную степень ассимиляции. С другой стороны, известны случаи, когда люди, именующие себя эллинами, носят чисто египетские имена; так, в списке Ελλήνων γεωργών (эллинских земледельцев) значится ряд чисто египетских имен и отчеств (P. Tebt., 247).
Большое значение для процесса смешения народов имело законодательство Птолемеев. В народе продолжало действовать старое египетское обычное право. Но указы и распоряжения царя и его чиновников, обязательные для всего населения, издавались не только на греческом языке, но и в духе греческого права. Анализ источников, касающихся личного, вещного, обязательственного, наследственного права, гражданского и уголовного процесса, показал, что в законодательстве, действовавшем в птолемеевском Египте, имеются элементы греческого права, характерные для городов в материковой Греции, Македонии, греческих полисов Малой Азии, встречающиеся в юридической практике на островах Эгейского моря и в Великой Греции.[118] Податной устав Птолемея Филадельфа напоминает lex Hieronica в Сицилии. А то собрание отрывков из александрийских законов, которое дошло в так называемом δικαιώματα, — это греческое право. Поскольку все население Египта было вынуждено подчиняться действующим законам, оно воспринимало новые правовые нормы, что также содействовало сглаживанию различий между местным и пришлым населением. Но процесс уравнивания не мог зайти достаточно глубоко, и даже в период Римской империи египтяне сохранили свой язык и письменность, свою религию, свое старое обычное право.
Греко-македонские поселенцы, эллинизованные выходцы из малоазиатских, фракийских и других внеегипетских племен и народов, старались сохранить на новой родине свою обособленность. Однако жизнь в окружении египтян, неизбежные смешанные браки и, главное, тяжелый податной режим, нарушавший и отменявший привилегии «эллинов», — все это вело к тому, что разница в происхождении все больше отступала перед различиями классовыми. Папирусы Зенонова архива (PCZ 59042, 257 г.; 59015, 259/8 г.) свидетельствуют о том, что и эллины в принудительном порядке привлекались наравне с египтянами к ирригационным работам. В этом отношении интересен документ III в. — отчет о выполнении работ (W. 385): в числе 282 лиц, не явившихся на работы по разным причинам (болезнь, бегство, смерть, назначение на другую работу и т. д.), указано одно лицо έν τοΐς 'Έλλησι. Как ни толковать эту категорию лиц, освобождаемых от работ, — как египтян, перешедших в разряд «эллинов», или как греков низшей категории, перешедших (в отчете цифры даются исходя из данных предыдущего года) в высшую категорию, во всяком случае εν τόΐς 'Έλλησι здесь обозначает не этническую принадлежность, а социальное положение.