Победа при Рафии вновь утвердила власть Птолемеев в их азиатских владениях, но имела неожиданные последствия для внутренней жизни Египта. Уже во время похода в войске Птолемея возникли какие-то волнения. В трехъязычной надписи на Пифомской стеле, опубликованной в 1925 г. Сотта и Готье, представляющей декрет мемфисских жрецов в честь победителя, после обычных в таких случаях славословий и превознесения победы царя, захваченной им громадной добычи, розыска и возвращения увезенных некогда персами статуй египетских богов декрет отмечает, что «после измены, которую замыслили командующие отрядами, он заключил с Антиохом перемирие на два года и два месяца». Здесь не может идти речь об измене в бою, так как дело происходило уже после одержанной победы. по-видимому, имеется в виду первое выступление μαχιμοι, прелюдия того восстания, о котором рассказывает Полибий (V, 107). Может быть, раздача войску золотых венков на сумму 300 000 золотых, о которой сообщает тот же декрет, имела целью задобрить также μαχιμοι. Вероятно, к этому времени относится текст так называемой демотической хроники, содержащий апокалиптические оракулы с комментарием. Автор пророчествует: «человек из Гераклеополя после чужеземцев и ионийцев будет править». «Радуйся, пророк Харшефи». Комментатор поясняет: «это значит: Харшефи радуется, так как после ионийцев появится царь в Гераклеополе».[154] В этом египетском мессианизме выражается чаяние освобождения от ига чужеземцев. При этом необходимо учесть, что «ионяне» воспринимались эксплуатируемой массой как понятие классовое — в них видели не столько завоевателей, сколько угнетателей. Но этот документ ничего не говорит об идеологии восстания μαχιμοι, ибо, хотя факт составления «хроники» на демотике говорит скорее всего о том, что она вышла не из кругов жречества, мы все же не знаем, какая была связь у повстанцев с тем идеологическим течением, которое нашло свое выражение в демотической хронике.
Подробности восстания неизвестны; оно, по-видимому, носило характер нерегулярных военных действий, вспыхивавших то тут, то там. Полибий отмечает, что внутренняя война велась с чрезвычайной жестокостью с обеих сторон, но не было регулярного сражения или осады (XIV, 12). Судя по имеющимся недостаточным данным, стихийное движение направлялось не только против птолемеевской власти, но и против храмов, о чем имеется папирусное свидетельство и прямое указание в розеттской надписи: здесь в строке 27 греческого текста говорится, что повстанцы при Филопаторе обижали храмы (τά ιερα άδικησαντας). Этим опровергается распространенная версия, по которой повстанческое движение носило характер «национального» восстания под руководством жрецов. Конечно, в этом неорганизованном движении, где руководящую роль играли μάχιμοι, участвовали, надо полагать, различные группы с различными классовыми интересами, выступавшие под разными лозунгами, в том числе религиозными и антиэллинскими. Но в основе лежали экономические причины, и жречество воспринималось прежде всего как эксплуататорская организация. Надпись на храме в Эдеру, постройка которого была начата еще при Птолемее III Эвергете, сообщает, что в 16 году Птолемея Филопатора разразилось восстание и отряды повстанцев проникли в храм. Строительные работы прекратились на двадцать лет. Из этой же надписи мы узнаем, что на юге восстание началось только в 206 г., но на севере оно, по словам Полибия (V, 107), началось вскоре (ευθέως) после окончания сирийской войны. На юге оно приняло характер более серьезный; по-видимому, Фиваида отпала от царства Птолемеев. «Из документов мы узнаем, что в Фивах на рубеже III и II столетий появляется туземная династия, по годам царей которой Гармахиса и Анмахиса, современников Эпифана (а может быть, частью и конца царствования Филопатора), датировано значительное количество демотических контрактов, происходящих из Фив».[155] Косвенным подтверждением этому может служить отсутствие для этого периода вообще очень обильных остраков из Фив.
О массовом характере повстанческого движения и о его длительности говорит уже упоминавшаяся инструкция эконому (P. Tebt. 703), дата которой не сохранилась, но которая скорее всего относится ко времени Филопатора, после подавления восстания на севере. Инструкция констатирует, что царские земледельцы разорены тяжестью έκφόρια. (строка 60 сл.); что многие бросили работу и бежали (строка 217); что по стране бродят беглые μάχιμοι и матросы, которых предлагается вылавливать (215 сл.); правительство озабочено вывозкой хлеба из номов в Александрию (строки 70–87); очевидно, речной транспорт расстроен, и рекомендуется принудить египтян поступать на службу во флот (215 сл.); положение в стране характеризуется как трудное (234 сл.).
Надо полагать, что именно этой экономической разрухой внутри страны объясняется пассивность правительства Филопатора в области внешней политики. Правда, престиж Египта еще был довольно высок, о чем свидетельствуют почетные декреты в честь Филопатора в ряде греческих городов; но египетское правительство не принимает активного участия в развертывающихся крупных событиях на Балканах и в Италии — оно сохраняет нейтралитет по отношению к воюющим сторонам во II Пунической и в так называемой первой македонской войне. В Эгеиде значение Птолемеев падает и Родос выдвигается как ведущий центр торговли. Оживленные дипломатические сношения с Римом, начавшиеся при Филонаторе, были скорее на пользу Риму.
Тяжелое положение внутри страны нисколько не отражалось на роскоши двора, где любимцы Филопатора, Агафокл и его сестра Агафоклея, задавали тон. В то время как, по признанию самого правительства, страна была разорена и речной транспорт составлял серьезную проблему, в Александрии строится ненужный и бесполезный, но поражающий своими невиданными размерами корабль. Для прогулок по Нилу построен еще более грандиозный и роскошно отделанный корабль с портиками, пиршественными залами и т. д. Пышная титулатура царя из иероглифических жреческих текстов проникает и в официальные акты на греческом языке (W. 109).
О смерти Филопатора и его жены-сестры Арсинои ходили в древности легенды. Придворные якобы в течение года скрывали смерть царя и объявили о ней лишь тогда, когда им удалось отравить Арсиною. Во всяком случае только в ноябре 203 г. Сосибий и Агафокл предъявили народу урны с прахом Птолемея и Арсинои и провозгласили царем малолетнего Птолемея, получившего прозвание Эпифана (203–181 гг.). Сосибий, видимо, вскоре умер; правителем стал Агафокл. Но в 202 г. стратег Пелузия, Тлептолем, поднял восстание против временщика, на его сторону перешли македонские отряды в Александрии. Агафокл, его сестра и мать, а также другие представители придворной клики были растерзаны. Власть перешла к Тлептолему. Произошла смена лиц. Режим остался прежний. Тлептолем как регент оказался не на месте. Его сменил Аристомен, а военное командование было поручено известному этолийцу Скопасу. Внешнеполитическое положение Египта было незавидным. По-видимому, «друзья» и враги Египта хорошо знали о смутах и неурядицах в Египте и не преминули этим воспользоваться. Филипп V Македонский вытеснил Птолемеев из Фракии, завладел Самосом. Все владения Птолемеев в Малой Азии, кроме Эфеса, были потеряны. В 200 г., после битвы при Панионе, Антиох III завладел Келесирией, за которую велась борьба в течение ста лет. Египет перестал быть великой державой; в руках Птолемеев остались только Кирена, Кипр и кое-какие владения в Греции. Египет вошел в свои территориальные границы. Но и в этих границах продолжалась гражданская война, начавшаяся при Филопаторе.
Об этой внутренней войне и связанной с ней экономической разрухе содержит косвенные сведения знаменитый розеттский камень с трехязычной надписью, которая, как известно, помогла расшифровать египетское иероглифическое письмо. В 197 г. Птолемей V, двенадцати лет от роду, был коронован царем и фараоном Египта, а 27 марта 196 г. синод жрецов в Мемфисе вынес постановления о почестях новоявленному богу (επιφανής); в декрете перечислены его подвиги и благодеяния (φιλάνθρωπα).
На первое место, естественно, выдвигаются благодеяния по отношению к жречеству. Помимо обычных щедрых даров, постройки, ремонта и украшения храмов и святилищ, Птолемей Эпифан, утвердив права храмов на поступающие к ним натуральные и денежные доходы, сохранил в силе άπομοφα (налог в размере 1/6 дохода) с виноградников и садов[156]; он распорядился освободить жрецов от ежегодной явки в Александрию (κατάπλους), не привлекать их к принудительной службе на кораблях, снизить на две трети налог на изготовляемый в храмах виссон, освободить храмы от налога в 1 артабу с аруры пахотной земли и 1 керамион вина с аруры виноградников. Последняя льгота — освобождение от некоторых налогов навсегда — представляет нечто принципиально новое и подчеркивает привилегированное положение жрецов.
Все эти благодеяния и привилегии жречеству рассматриваются обычно как попытки задобрить жречество, бывшее идейным руководителем движения против власти Птолемеев. Но мы видели, что повстанцы обращали свое оружие и против жречества, которое принадлежало, как и «эллины», к господствующему классу. В самой розеттской надписи отмечается, что повстанцы поступили нечестиво с храмами (строка 81). Между правительством и жречеством существовал скорее союз, чем вражда; царская власть искала в жречестве естественной опоры, и если, может быть, между ними иной раз возникали недоразумения, они не могли иметь серьезного значения. Даже если учесть неизбежные преувеличения в жреческих декретах, они все же, несомненно, свидетельствуют о взаимной поддержке жречества и птолемеевского правительства; обе стороны не имели серьезных оснований для недовольства друг другом. Конечно, идеи освобождения от власти чужеземцев продолжали жить в Египте в различных слоях населения и могли придавать соответствующую окраску массовым движениям. Ненависть к чужеземцам проявлялась самым неожиданным образом. В демотическом переводе декрета об амнистии, изданного в 19-й год правления Эпифана, рассказывается о том, как Эпифан захватил живыми Анмахиса и его войско; интересно, что при обозначении не только нубийского, но и птолемеевского войска поставлен детерминатив «чужеземца».