Эллинизм и его историческая роль — страница 59 из 82

Если эта речь Агелая не создана Полибием ретроспективно, трудно сказать, кого разумел Агелай под «тучами с запада» — карфагенян или римлян. Римляне тогда терпели поражения; с другой стороны, они со времен так называемых Иллирийских войн стали внедряться на Балканы. Во всяком случае в дальнейшем Рим, а не Карфаген повел захватническую политику на Востоке.

Первое проникновение римлян на Балканы относится к 229 г. Поскольку иллирийские пираты составляли угрозу морским сообщениям на Адриатике, римляне совершили экспедицию в Иллирию со значительным войском под командованием обоих консулов. Отчасти благодаря содействию иллирийца Деметрия, династа острова Фароса, римляне овладели Керкирой и рядом городов на побережье и принудили иллирийцев заключить договор, по которому они обязались не плавать южнее острова Иссы. В связи с этим римляне вступили в сношения с Этолийским и Ахейским союзами и послали посольства в Афины и Коринф. Однако в 219 г. Деметрий Фаросский, получивший влияние в Иллирии и сблизившийся с Македонией, нарушил соглашение, что привело ко второй экспедиции римлян. Деметрий был разбит и бежал к Филиппу Македонскому, который сделал его своим советником.

Другой иллирийский вождь, Скердилаид, оказал Филиппу помощь в его борьбе с этолийцами. Но вскоре Скердилаид переменил фронт и выступил против Филиппа. К тому времени Союзническая война кончилась, и Филипп без труда захватил в Иллирии ряд областей, что приблизило владения Македонии к районам Иллирии, находившимся под протекторатом Рима. Таким образом, внедрение Рима на Балканы неизбежно должно было натолкнуться на сопротивление Македонии.

Пока что Рим был занят борьбой с Ганнибалом, а поражение римлян при Каннах позволило Филиппу устремить свои взоры на Запад. В 215 г. Филипп через своего посла, афинянина Ксенофана, заключил с Ганнибалом наступательный и оборонительный союз. Текст торжественного клятвенного договора сохранён Полибием (VII, 9). Стороны обязуются взаимно охранять друг друга: «Мы не должны злоумышлять друг на друга, прибегать к козням друг против друга; со всей ревностью и благожеланием, без хитрости и злого умысла мы, македоняне, должны быть врагами для врагов карфагенян, исключая царей, города и гавани, с которыми соединяет нас клятвенная дружба. И мы, карфагеняне, должны быть врагами для врагов царя Филиппа, исключая царей, города и народы, с коими соединяет нас клятвенная дружба. И вы будете нашими союзниками в войне, которую мы ведем с римлянами, доколе боги не даруют нам и вам победы. Вы же, карфагеняне, должны помогать нам, македонянам, поскольку будет нужда в том, и так, как мы сообща признаем». Мир и дружбу с римлянами после победы каждая сторона может заключать только сообща с другой договаривающейся стороной. Договор предусматривает, что римляне будут лишены своих владений в Иллирии, и Деметрию Фаросскому будут возвращены все его подданные, находящиеся в пределах римского государства. Таким образом, в случае победы Ганнибала, которая тогда представлялась неминуемой, Филипп не притязал на какие-либо приобретения в Италии, а лишь домогался освобождения Балкан от римлян.

Филипп выступает в договоре от имени «македонян и прочих эллинов, находящихся в союзе с ним», т. е. от имени Эллинского союза. Однако Филипп далеко не мог быть уверен в прочности этого союза и в единстве интересов его членов. Да и планы и намерения самого Филиппа не ясны Для нас. Полибий сообщает, что, получив во время немейских игр известие о поражении римлян при Тразименском озере, Филипп, по совету Деметрия Фаросского, замыслил переправиться в Италию, что должно было быть «первым шагом к завоеванию всего мира» (V, 101). Для этого он поспешил заключить Навпактский мир с Этолией. Однако из дальнейших действий Филиппа не видно, чтоб у него были серьезные намерения в отношении Италии. Не имея флота, Филипп и не мог пред-принять экспедицию в Италию. Правда, в 216 г. он соорудил «флот» из сотни легких судов и предпринял на них поход в Иллирию, но, получив известие о выходе римской эскадры из Лилибея (впоследствии выяснилось, что римляне выслали в Ионийское море всего десять кораблей), он поспешно вернулся в Кефаллению (Polyb., V, 109–110). Но и после заключения союза с Ганнибалом Филипп ничего против Рима в Италии не предпринимал и даже во время начавшейся затем войны с Римом не отвлек сколько-нибудь значительных сил Рима с италийского театра военных действий в Македонию.

Необходимо иметь в виду, что римляне тогда еще представлялись грекам варварами, и если Полибий видит в предполагаемом походе Филиппа против Рима первый шаг к мировому господству, то это объясняется тем, что Полибий переносил в прошлое некоторые представления своего времени. Во время Филиппа «мировое господство» еще мыслилось только в рамках державы Александра Македонского. Если у Филиппа были мечты о создании мировой державы, то его помыслы должны были обратиться прежде всего к Малой Азии, к царству Селевкидов, к Эгеиде и материковой Греции. Конечно, Филипп должен был считаться с возраставшей мощью Рима; этим, надо полагать, объясняется его договор с Ганнибалом; но основная цель договора для Филиппа — обеспечить безопасность Македонии с запада, вытеснить римлян из Иллирии, не дать им возможности завоевать какие бы то ни было позиции на Балканах.

Эллада лишь номинально подчинялась Филиппу. Полибий рассказывает (VII, 11,3), что Деметрий Фаросский советовал Филиппу, если он хочет овладеть Пелопоннесом, схватить быка за рога, «разумея под рогами Итому и Акрокоринф, а под быком Пелопоннес». Но Итома, крепость Мессены, Филиппу не давалась. При одной из попыток взять Мессену погиб Деметрий Фаросский, Филипп только разорил Мессенскую область, чем восстановил против себя не только мессенцев, но и Ахейскую лигу. Вообще, противоречия внутри эллинских государств и острая классовая борьба делали невозможным единство Эллады. Антигон Досон пытался установить насильно такое единство, но оно оказалось непрочным.

В Спарте, как мы видели, продолжалось социальное движение, и с этим был связан переход Спарты в антимакедонский лагерь. В 210 г. во главе Спарты стоял «тиран» Маханид; он упорно вел войну против Ахейского союза, пока не погиб в бою под Мантинеей в 203 г. (Polyb., X, 41, 2; XI, 10–18; Syll.3 551).

Этолия отнюдь не была удовлетворена Навпактским договором. Военная партия во главе с Доримахом и Скопасом не оставляла плана войны против македонского господства. Даже Ахейская лига и ее олигархия не внушали доверия Филиппу, который, по словам Полибия, отравил Арата (213 г.).

Используя военную ситуацию в Италии, Филипп стал вытеснять римлян из Иллирии; только Аполлония и Диррахий, под защитой римского флота, оказались ему не под силу. Тогда римский военачальник в Иллирии Марк Валерий Левин вступил в переговоры с Этолией и в 212 г. заключил с ней военный союз. Условия договора показывают, что римляне тогда не стремились к территориальным приобретениям в Элладе — это было бы нереально; пока что их целью было сохранение своих позиций в Иллирии и грабеж. Поэтому было условлено, что все завоеванные в предстоящей войне против Филиппа города до Керкиры переходят к этолийцам — «земля, крыши, стены» (Liv. XXVI, 24), вся же добыча (движимое имущество и рабы) становится достоянием римлян. Римляне со свойственной им методичной жестокостью и беспощадностью дотла разоряли, в силу этого договора, захваченные эллинские территории, уводили в рабство поголовно все население (Polyb. IX, 39, 3).

Союз Этолии с Римом вызвал протесты в Греции. В речи перед лакедемонянами представитель Акарнании Ликиск призывал их к совместной борьбе против римлян: «Нынешняя война, говорил он, угрожает эллинам порабощением иноплеменниками, коих вы думали накликать только на Филиппа, и не видите, что призвали их против вас самих и всей Эллады. Этолийцы поступают теперь точно так же, как те народы, которые в военное время вводят в свои города гарнизоны, превосходящие собственные их войска, и тем рассчитывают упрочить свое положение, но потом, лишь только избавятся от страха врагов, предают себя во власть друзей. Ибо в желании одолеть Филиппа и сокрушить македонян этоляне, сами того не понимая, накликали на себя с Запада такую тучу, которая на первых порах, быть может, затемнит одних македонян, но потом угрожает тяжкими бедами всем эллинам» (Polyb., IX, 37, 7-10).

Но ни этолийцы, ни лакедемоняне не отдавали себе тогда отчета о размерах опасности, грозящей с Запада. Элида, Мессена, Спарта в разное время примкнули к Этолии и ее союзнику — римлянам в войне, которая известна под названием Первой македонской войны (подразумевается римско-македонская), хотя роль римлян как воюющей стороны была в ней незначительна. В основном это была война Этолийского союза против Македонии и ее греческих союзников. На стороне этолийско-римской коалиции в войну вступил царь Пергама Аттал, пытавшийся тоже выкроить себе державу за счет Эгеиды и Греции. Соединенный флот Рима и Пергама представлял грозную силу, способную блокировать Грецию вместе с Македонией и с Востока и с Запада, поскольку Филипп не имел достаточного военного флота. С другой стороны, Прусий, царь соседней с Пергамом Вифинии, взял сторону Филиппа.

Филипп в этой войне проявил огромную энергию. Обеспечив удачными операциями свой тыл от северных варварских племен, он сумел повести действия на суше довольно успешно, хотя на море он был бессилен. Карфагенский флот ему не оказал реальной помощи. Римляне захватили остров Эгину, который они продали Атталу за 30 талантов; предварительно по своему обыкновению они дочиста ограбили остров. Этолийцы также имели некоторые успехи, но не прочные. Жестокость «варваров» римлян, уводивших в рабство население разоренных ими городов, не могла сделать войну этолийцев популярной в глазах греков. Несмотря на совместные действия мощного флота Аттала и римлян, военные действия во внутренних областях Греции развивались в общем в пользу Филиппа и его союзников; Филипп при этом успевал отвлекаться от основного театра военных действий для отражения очередного нашествия дарданов с Севера.