– Нет. – Я случайно наступила на вырезанную из дерева фигуру ферзя и поспешно отошла, надеясь, что не сломала ее. – Постой, давай поговорим.
Алекс замер с протянутыми руками, тревожно вытаращив голубые глаза на разбросанные шахматы, но сдаваться я не собиралась. Я выслеживала его целое утро и даже пропустила завтрак, пытаясь подловить парнишку в самом тихом и безлюдном коридоре штаба. И теперь не хотела упускать свой заслуженный шанс поговорить с ним.
Александр осторожно поднял на меня взгляд – то ли заинтересованный, то ли застенчивый. Я прокашлялась, придав лицу серьезное выражение. Надеюсь, мне удалось скрыть смущение. Затем выставила руки перед собой. В голове замелькали черно-белые картинки, которым я посвятила несколько недель.
– Была не была, – пробормотала я на выдохе.
Мои руки неуверенно задвигались, неуклюже сплетая цепочку безмолвных слов. Александр настороженно сгорбился, пальцы с короткими ногтями теребили уголок потертого джемпера в коричнево-желтую полоску.
– Алекс, – обратилась я к нему на языке жестов, чувствуя, как футболка уже прилипла к вспотевшей спине. Хотя бы не ошиблась с его именем. Я выучила только американский жестовый язык и могла лишь надеяться, что Алекс поймет меня.
Светлые брови сложились домиком, и на лбу возникла дугообразная морщинка. Узкий рот приоткрылся, крупные очки скатились по переносице. Он посмотрел на меня так, словно грозовая туча вмиг превратилась в безобидное облако. Тревога? Удивление? Испуг? Что же выражало его лицо?
Затем Алекс вскинул подбородок и закатал рукава джемпера до локтей, обнажая ладони и пальцы, испещренные следами от ручки и канцелярской замазки.
– Элли, – безмолвно ответил он мне. Пальцы двигались юрко, а руки – живо. Изящная жестикуляция была такой же естественной, как дыхание.
Я прищурилась, мое лицо напряглось, мозговые шестеренки заскрипели в попытке разобрать буквы по отдельности. Алекс смотрел на меня с любопытством. Ждал последующих действий.
Я глубоко выдохнула, момент настал.
– Я, – указала на себя, – ты…
Мои руки застыли в воздухе. Как показать слово «команда»? Я же это учила! В голове зашипел помехами пустой телеэкран. Алекс непонимающе уставился, хлопая голубыми глазами. Вот черт… Я прикусила губу. Память подвела. Жесты, зазубренные наизусть, смыло предательской волной.
– Я, – я повторила жест, шумно сглотнула и посмотрела на бойца, надеясь, что он поймет, – ты… мы…
Живот сжался в комок. Библиотека, казалось, вдруг уменьшилась, книжные стеллажи навалились вековыми знаниями. А я не смогла запомнить и самого простого.
– Короче! – прикрикнула я, и Алекс тут же отскочил. – Я учила-учила этот язык жестов, но, как видишь, все оказалось бессмысленно.
Парень моргнул и вновь нахмурил светлые брови.
– Как горох об стену, понимаешь? – вскипела я, злясь на себя и на свою забывчивость. – Хуже моей памяти разве что мерзкий характер Фокса.
Алекс осмотрелся. Но в крохотной пыльной библиотеке, естественно, находились только мы вдвоем. Я вздохнула и отбросила волосы назад.
– Я ведь знаю, что ты можешь говорить, – может, попробуем так?
Алекс мгновенно отшатнулся, сложив руки в неизвестном мне жесте.
– Ладно. Ты меня слышишь, и это главное, но… – Я взглянула на испачканные пальцы молчаливого бойца и умолкла, покачав головой.
Нет. Это вовсе не главное. Не так я хотела с ним поговорить. От слов не будет толку. Ведь Александр не верит голосу. Для парня он ничего не значит. А мне нужно, чтобы он поверил.
Я сжала кулаки и посмотрела в пол, будто могла отыскать ответ там. Что же делать? Если не потороплюсь, Алекс вновь сбежит.
Вдруг я услышала шуршание бумаги, торопливое трение. Что-то промелькнуло перед глазами. В приглушенной тьме я разглядела блокнот размером с ладонь и карандаш, воткнутый в пластиковую спираль. Я аккуратно взяла блокнот и вгляделась в открытую страничку.
«Тебе не понравится звучание моего голоса», – написал Алекс.
Я посмотрела на парня.
– Напиши, – сказал он жестами.
Я вытряхнула карандаш из спирали и нащупала пальцами искусанный стержень, явно пострадавший от глубоких раздумий.
«Присоединяйся ко мне, – вывела я неровным почерком. Писать стоя, да еще и в полутемноте, было до жути неудобно, но это не имело значения. – Я вижу тебя. Вижу твой ум, вижу, кто ты. Алекс, ты пригодишься нужен моей команде».
Я вернула раскрытый блокнот. Прикусила губу, пока Александр внимательно вчитывался в мои каракули. Голубые глаза распахнулись, отразив в себе тлеющий огонек свечи. Однако они потускнели так же быстро, как и моя надежда. Алекс опустил блокнот. Улыбнулся и покачал головой.
Отказал.
– Почему? – неожиданно вспомнив нужный жест, спросила я и сжала губы.
– Не могу, – ответил Алекс, и теперь, когда волнение отступило, у меня получилось разобрать его намеренно замедленные жесты. – Уезжаю завтра. Тут мне не место.
Мое сердце ухнуло вниз, к ногам и шахматным фигурам.
Я подняла руки, соединила кончики пальцев и опустила локти.
– Дом?
Алекс повторил мой жест:
– Дом.
Он улыбнулся, показав, что уверен в своем выборе. Однако мою интуицию так просто не обманешь. В глазах парня я уловила погасшую надежду. Алекс собирался вернуться домой, распрощавшись с возможностью стать наемником.
Я забрала у него блокнот, нацарапала несколько слов и отдала обратно:
«Так не пойдет, объясни почему».
Алекс посмотрел на меня так, словно ответ был вполне очевиден. Но я проигнорировала этот взгляд и решительно протянула ему карандаш. Алекс смущенно потоптался на месте и сдался. Перевернул исписанную страницу блокнота и через пару секунд вернул его мне.
«А разве ты смогла найти здесь свое место?»
Жесткое «нет» было бы моим ответом месяц назад.
«Дело не в месте, а в желании», – нацарапала я.
Пока Алекс писал ответ своим идеально ровным почерком, я успела удивиться тому, что собиралась сделать. Выдать мотивационную речь и убедить Алекса остаться. Может, я и правда изменилась?
«Я не столь смел, как ты, Элли, и не столь силен», – ответил Алекс и криво улыбнулся.
Мои брови нахмурились.
«Я последний человек, которого можно назвать смелым, Алекс».
Я сухо усмехнулась, возвращая ему блокнот. И вспомнила ужас, сковавший мой рассудок при встрече с фантомами.
«Фокс тебя не пугает. Фантомы не пугают, и ты решила остаться в этом месте даже после той операции… Я видел, что с тобой произошло. Скажи, разве это не смелость?»
Я нетерпеливо обошла Алекса, углубилась в темноту библиотеки, опустилась на диван и рукавом смахнула пыль с кофейного столика, положив на него блокнот.
Открыв чистую страницу, я начала писать:
«Ты ошибаешься. – Алекс опустился рядом. – Я ничего так не боялась, как этих чудовищ».
Моя рука дрогнула. Признаться в этом на бумаге оказалось легче, чем я думала. Я переглянулась с парнем. Алекс сложил руки на коленях и терпеливо смотрел на блокнот.
«Я боюсь. Но буду идти против фантомов. И каждый раз мне будет страшно. Думаю… – карандаш замер над листком, чей-то голос кольнул сознание схожими словами, но мгновенное воспоминание тут же растворилось, – в этом моя смелость».
Воск скатился по столбику белой свечи и капнул на стол, мигом застыв пятном. Я положила карандаш, повернула блокнот. Наблюдала, как глаза Алекса считывают строчку за строчкой. Следила за тенью, падающей на его склонившееся лицо. В стеклышках его очков отразился огонек почти потухшей свечи.
– Выбирать тебе, Алекс, – проговорила я и удивилась звучанию собственного голоса. Он казался тише всех написанных ранее слов. – Но прошу, подумай. Если бы не страх… нет, забудь о страхе всего на секунду. И ответь своему сердцу: ради чего ты остался бы в штабе?
Алекс выпрямился, очки подпрыгнули на переносице. Парень посмотрел на меня иначе. Его руки и пальцы сложились в единое слово, безмолвное, но могучее.
– Семья.
– Ты о своем отце? Генерале? – спросила я. – Поэтому ты здесь, верно?
Алекс качнул головой, взял блокнот и несколько долгих минут что-то записывал.
«Когда я согласился на предложение отца пожить в одном из штабов, я думал, что смогу найти здесь себя. Свой… голос. Я знал, что буду жить среди таких же подростков, думал, что найду новую… семью. Но этого не произошло. Совсем наоборот. У бойцов другое предназначение, наши судьбы отличаются. Наемники не принимают меня за настоящего солдата. Я – изгой. Я был изгоем в своей семье, слишком слабым для отца из-за потери слуха. И теперь я слишком странный для бойцов со своим молчанием. Мне нужно уйти из этого места, Элли. Иначе в желании угнаться за остальными я лишь потеряю самого себя».
Я не знала, что ответить. Я не знала, что сказать. Я могла только кивнуть, запомнив каждое его слово. Больше мы ни о чем не беседовали. На выходе я подобрала одну из шахматных фигурок, того самого ферзя, на которого наступила. Большим пальцем провела по рельефной вырезке отполированного дерева. Разглядела рисунок расцветшего одуванчика в самом центре. Если шахматную доску считать полем боя, то фигурные марионетки станут солдатами, а символ одуванчика на груди – их знаменем. Я хмыкнула и поставила фигурку на пыльную полку.
На этом я оставила парня в библиотеке одного. Я не знала об Алексе практически ничего, нас даже с трудом можно было бы назвать знакомыми. Помнила, что он в детстве потерял слух и впервые за долгое время услышал звучание мира, только когда пришел в организацию, где для него изготовили новый слуховой аппарат. Я знала, что он боится говорить, потому что много лет молчал.
Я остановилась посреди бежевого коридора, запрокинув голову и уставившись в потолок.
– Что же теперь делать? – Раз Алекс отказал мне, то последняя надежда – это Дай. – А если и он откажет? Видимо, так и останемся лузерами навсегда, – фыркнула я, вспомнив слова Эйприла.