– Это твоя изюминка. Особенность. Дар. Твоя красота. Но никак не нарушение.
Я не сдержала ответной улыбки.
– Обычно после школы и на выходных мы выезжали за город. Там, в чистом поле, отец учил меня самозащите.
– Твой отец был мастером боевых искусств, верно? – Каллум склонил голову набок. – Он всегда был тренером? До твоего рождения?
– Не знаю. – Я пожала плечами. – Я как-то задала ему этот вопрос, но он лишь промолчал и загадочно улыбнулся.
Если так подумать, то на половину моих вопросов отец отвечал улыбкой. Я так и не узнала о его национальности, о том, откуда у него такой странный акцент и почему у нас нет никаких родственников. А мама, похоже, сговорилась с ним, потому что тоже молчала как рыба. Мои родители были полны загадок.
– Иногда казалось, что отец специально отвозил меня подальше от дома. Большую часть времени я действительно находилась где угодно, только не у себя в комнате. И так повелось даже до смерти Элио. У нас с братом был всего год разницы, но меня отправили в другой детский сад и в другую подготовительную школу. В противоположной стороне от тех, которые посещал Элио.
На меня нахлынули воспоминания. Странно, что я никогда не задумывалась об этом раньше. У нас с братом даже фамилии были разные. Акселю дали фамилию родителей, а мне почему-то – какого-то дальнего родственника, о котором я ничего не слышала.
– Да и вообще, – протянула я задумчиво, – наша семья почти никогда не проводила время вместе… на людях. Мои родители не контролировали каждый мой шаг и не запрещали пользоваться общественным транспортом. Но заводить страницу в соцсетях и выставлять семейные фотографии? Вот это было под жестким запретом.
Каллум смотрел на меня так, будто пытался понять, говорю ли я всерьез или пытаюсь подшутить над ним. Поэтому я решила сказать следующее:
– Вот и думай, – я усмехнулась, чтобы поскорее стряхнуть наваждение, – мои родители – шпионы под прикрытием или просто странные люди?
Каллум несколько секунд изучал меня взглядом. Кажется, мои слова поставили его в точно такой же тупик, в котором оказалась и я. Раньше я не сопоставляла эти странные факты своей жизни. Почему? Ведь стоило только сделать это сейчас, как воспоминания о моем детстве перестали казаться такими уж беззаботными. Они стали… действительно странными. Необъяснимыми.
– Но ты их любишь? – Каллум вновь склонил голову вбок. – Своих родителей?
– Конечно, – тут же ответила я. – Безусловно, моя мама бывает параноиком, да и отец тот еще дурак со странностями, но я правда их люблю. Они ведь мои родители. И к тому же у нас есть свои традиции и все в таком духе, как у нормальных семей.
– Какие, например?
Я задумчиво постучала пальцем по подбородку и улыбнулась:
– Вечер мексиканской кухни по четвергам и японской по воскресеньям, – загнула я первый палец. – Когда мы с отцом ходим в кино, то всегда совмещаем сладкое с соленым. Например, перемешиваем сладкий попкорн с соленым или шоколадный батончик закусываем чипсами. Главное правило – съедать сладкое и соленое одновременно. – Я загнула второй палец. – Когда начинается сезон суперкубка НФЛ, то мы не пропускаем ни одной игры. Никто из нас, даже отец, почти не понимает правил, но мы смотрим матчи до конца. А перед началом, пока я возвращаюсь из магазина вместе с лимонадом и соком, мама с отцом готовят разноцветный попкорн с растопленными конфетками M&M's. Именно с желтой пачкой, а не коричневой. Зачем есть просто шоколад, когда его можно есть с арахисом, верно? По крайней мере так всегда говорил Элио.
– Зачем вы следите за матчем, если не понимаете правил? – Каллум нахмурился.
Я долго смотрела на него, прикусив нижнюю губу. Сама не заметила, как тоже свела брови к переносице.
– Потому что Элио любил американский футбол. И попкорн тоже любил именно такой.
– С желтой пачкой M&M's?
– Только с ней.
Каллум улыбнулся. На этот раз теплее.
– Знаешь, слушая тебя, можно подумать, что твой отец все еще жив.
– Но он мертв, – отрезала я и тут же осеклась.
– В твоих словах об отце сквозит жизнь, Элли, – мягко заметил Каллум. – А вот о брате ты говоришь иначе.
И тут Каллум протянул ко мне руку.
Отстраниться или нет?
Его ладонь замерла возле моей щеки, и я заметила едва зажившие синяки и царапины на его коже. Каллум заметил мой взгляд. Уголок его губ дрогнул и рука опустилась ниже, ловким движением выхватив у меня пластиковый стаканчик. Необъяснимое разочарование растеклось в животе. Но я подавила и это чувство, прикусив щеку изнутри.
– Жив или мертв, твой отец все еще рядом с тобой, – сказал Каллум тихо и вновь сделал глоток молочного чая, глядя мне прямо в глаза. – Возможно, он ближе, чем ты думаешь. Наблюдает за тобой – все в таком духе.
– Звучит невероятно глупо.
– Знаю.
Мы повернулись друг к другу. Каллум отпил чай, затем протянул напиток мне и приставил трубочку к моим губам.
– В глупости легче поверить. – Каллум пожал плечами.
Я сделала глоток, пока стакан оставался в его руках. И ухмыльнулась этим словам. Верно подмечено.
– Теперь твоя очередь, расскажи-ка о своих предках, – настойчиво предложила я и снова прислонилась к стене.
– Рассказать о Хитори?
– Нет. О настоящих родителях.
Каллум отвел взгляд:
– Я их почти не помню.
– Но что-то ведь осталось в памяти.
– Там пустота. – Его челюсть напряглась.
– Ты врешь.
Каллум коротко усмехнулся и вновь повернулся ко мне:
– И с каких пор ты знаешь, вру я или нет?
– С тех пор, как мне понравилось узнавать о тебе чуточку больше.
Одна его бровь поползла наверх. А я прикусила губу и отвернулась, вдруг осознав, что я сказала.
Ну надо же было сморозить такую глупость! Каллум молчал. И мне не хватало смелости взглянуть на него, чтобы узнать причину. Увидеть, что же написано на его таинственном и притягательном лице.
Осенний ветер свистел, играясь с нашими волосами. Если бы не сила бойца, я бы продрогла до самых костей. Но сейчас… мой организм адаптировался, не впитал в себя холод степной земли, завывавшего ветра и пронзительной луны.
Неужели я больше никогда не буду мерзнуть? Забуду, каково это?
– Мои настоящие родители умерли. Тогда мне было не больше трех лет.
Я задержала дыхание. Но Каллум не обратил на это внимания. Он смотрел вдаль, в пустоту степи. Его глаза потускнели, а плечи напряглись, словно вобрав в себя всю тяжесть воспоминаний.
– Меня и моих родителей убили в тот момент, когда я попытался их защитить. Через несколько часов я проснулся уже бойцом, – продолжил он так, будто говорил сам с собой.
– Кто… кто убил?
Каллум ответил не сразу.
– Кто-то, кого изнутри съедала ненависть.
Я хотела узнать больше, но, взглянув на Каллума, поняла: сейчас не время.
– Как тебя нашла организация? – спросила я совсем тихо.
– В крохотной больнице у трехлетнего ребенка вновь забилось сердце после ножевого ранения и огромной потери крови. – Ответ вылетел из Каллума так быстро, словно он заучил его специально для подобных разговоров, чтобы избежать лишних эмоций. – Организация среагировала моментально, ведь именно такой новости они и ждали. Люди Хитори быстро замяли это до того, как информация попала в прессу. Они заплатили нужным людям и пригрозили не особо сговорчивым врачам. Так появление первого бойца и осталось в секрете.
Каллум приподнял подбородок к небу, полностью опершись о стену и прикрыв глаза. Он попытался казаться расслабленным.
– Думаю, Хитори испытал жалость, когда впервые увидел меня и узнал, кто я такой. И в итоге официально усыновил меня. Стал моим приемным отцом.
– Каково это было? Жить с Хитори?
Глаза Каллума оставались закрытыми.
– Не знаю, я особо и не жил с ним. Вначале Хитори разместил меня у себя дома. Выделил комнату, купил одежду. Игрушки. Даже заставил одного из наемников стать моей сиделкой. – На этих словах Каллум жестко усмехнулся. – Но моя сила выходила из-под контроля. Ребенком я не умел себя сдерживать и очень хотел побыстрее научиться различным техникам боя. У Хитори не осталось другого выбора – он был вынужден согласиться переместить меня в штаб, туда, где никто из обычного мира не увидел бы силы первого бойца.
Глаза Каллума распахнулись, и яркий изумруд его взгляда пронзил глухую тьму.
– С четырех лет я тренировался каждый день. Смерть родителей проложила путь в самую мрачную часть моей сущности. Я никогда не забуду ту слабость, которая помешала мне спасти их. – Его кулаки крепко сжались. – «Фантомы должны умереть». Именно с этой мыслью я просыпался каждое утро и отправлялся на занятия. Поначалу наемники отказывались тренировать ребенка. Мне приходилось наблюдать за ними и повторять каждый прием самому. И только когда один за другим появились Кристина, Луис и Ян, я перестал существовать ради мести. Я смог выбрать сторону, за которую хочу воевать. Центральный штаб стал мне домом, а наемники – старшими братьями и сестрами.
Я не совсем поняла смысл его слов. Невозможно было представить Каллума мстительным, кровожадным ребенком, тренирующимся каждый день до потери пульса. Ведь сейчас он – полная противоположность того образа опасного мальчика, который сложился у меня в голове. Сейчас Каллум сдержанный, тихий и спокойный. Точно не импульсивный или жаждущий мести.
– Я принадлежу организации дольше, чем кто-либо из бойцов, но… – он покачал головой и продолжил, его голос зазвучал жестче: – даже мне трудно убить фантома один на один. Поэтому мы и работаем в командах.
Принадлежу? Каллум говорил так, словно он их собственность. Неужели он не понимал, что может принадлежать только самому себе?
– Мне очень жаль, Каллум, – искренне произнесла я. – Я понимаю, что ты чувствуешь.
– Нет. Это не то, что я пытаюсь сказать.
Каллум поставил стакан с молочным чаем на землю. Его спина распрямилась, а руки опустились по бокам. Кажется, кое-кто приготовился прочитать мне очередную лекцию.