Взвыв волком, Элрик ухватился за канат — часть такелажа черно-золотой триремы — и перепрыгнул на палубу вражеского корабля.
— За мной! — закричал Элрик,— Это наш единственный шанс. Галера обречена!
Кормовая и носовая палубы триремы были приподняты. На носу стоял капитан в великолепных ало-голубых одеяниях, его лицо при таком неожиданном повороте событий исказил ужас. Он рассчитывал без особых усилий завладеть неплохой добычей, а теперь, похоже, добычей становился он сам.
Элрик продвигался на нос триремы, а Буревестник пел свою заунывную песню, в которой торжество мешалось с восторгом. Оставшиеся воины больше не бросались на него — они сосредоточились на Мунгламе, возглавлявшем команду таркешитов. Путь Элрика к капитану был свободен.
Капитан, принадлежавший к теократии Пан-Танга, судя по всему, был крепким орешком. Элрик, приближаясь к капитану, увидел, что от доспехов противника исходит какое-то особое сияние — знак того, что они заколдованы.
Внешность у капитана была типично пан-тангская — коренастый, с густой бородой и злобными глазами над мощным крючковатым носом. Губы у него были красные и толстые, и их перекосило подобие улыбки, когда он, сжимая в одной руке меч, а в другой — боевой топор, приготовился встретить Элрика, взбегавшего по трапу наверх.
Элрик перехватил Буревестник двумя руками и сделал выпад, направляя меч в живот капитану, однако тот отошел в
Эфрону и отразил удар своим мечом, а другой рукой нанес удар, целясь топором в незащищенную голову Элрика. Альбиносy пришлось резко отклониться, он споткнулся и упал на палубу, и тут же сделал переворот, избегая удара меча, вонзившегося в палубу в том месте, где только что находилось его плечо. Буревестник словно бы сам отразил следующий удар топора, а потом резким движением отсек топорище от рукояти.
Капитан выругался и, отбросив бесполезную рукоять, обеими руками поднял свой палаш. И снова Буревестник опередил собственную реакцию Элрика — клинок направился прямо в сердце врага. На мгновение заговоренный доспех остановил меч, но тут Буревестник издал душераздирающий вопль, задрожал, словно набираясь сил, и снова попытался вонзиться в доспех. На этот раз магическая броня раскололась, как скорлупа ореха, и грудь капитана, руки которого оставались поднятыми в готовности нанести удар, оказалась незащищенной.
Глаза капитана расширились. Он отпрянул назад, забыв о своем палаше, не в силах оторвать взгляда от смертоносного рунного меча, который нанес ему удар ниже грудной кости. Лицо капитана исказила гримаса, он закричал и уронил свой палаш, ухватившись руками за клинок, который пил его душу.
— Чардрос, помилуй и спаси... Нет!..
Он умер, понимая, что и душа его не спасется от рунного меча в руках альбиноса с волчьим лицом.
Элрик вытащил Буревестник из мертвого тела, чувствуя прилив сил — меч передавал ему похищенную энергию. Элрик предпочитал не думать о том, что чем чаще он пользуется мечом, тем в большую зависимость от него попадает.
На триреме в живых остались только рабы-гребцы. Пиратский корабль сильно накренился, потому что все еще был связан с тонущей галерой вонзившимся в нее тараном и абордажными крючьями.
— Руби канаты и задний ход — быстро! — закричал Элрик.
Моряки, поняв, что происходит, кинулись выполнять команду. Гребцы дали задний ход, и таран вышел из пробоины — раздался стон ломающегося дерева. Канаты абордажных крючьев были перерублены, и обреченная галера отчалила от триремы.
Элрик пересчитал оставшихся в живых. На ногах оставалась половина команды, а их капитан погиб в самом начале схватки. Элрик обратился к рабам:
— Если хотите получить свободу, гребите что есть сил на Дхакос.
Солнце уже заходило за горизонт, но Элрик, приняв командование кораблем, решил плыть и ночью, ориентируясь по звездам.
Мунглам недоуменно спросил:
— Зачем ты предлагаешь им свободу? Мы могли бы продать их в Дхакосе и таким образом получить вознаграждение за сегодняшние труды!
Элрик пожал плечами.
— Я предлагаю им свободу, потому что так решил, Мунглам.
Рыжеволосый отвернулся и отправился руководить очисткой палубы — мертвые тела нужно было сбросить за борт. Он решил, что никогда не сможет понять альбиноса. Ну что ж, подумал он, может, это и к лучшему.
Из-за произошедших событий приход Элрика в Дхакос не остался незамеченным, и надежда на то, что он проникнет в город неузнанным, растаяла.
Предоставив Мунгламу вести переговоры о продаже триремы и дележке денег между членами команды — о себе Мунглам тоже не забыл,— Элрик накинул на голову капюшон и, протиснувшись сквозь собравшуюся толпу, направился в знакомую ему гостиницу у западных ворот города.
Глава втораяПОСЛАНИЕ БЕЛОМУ ВОЛКУ
Тем же вечером, но позднее, когда Мунглам улегся спать, Элрик спустился в таверну внизу и расположился там за кубком вина. Даже самые завзятые ночные гуляки предпочли поискать другое место, когда увидели, кто оказался в таверне. Элрик сидел один в помещении, которое освещалось чадящим тростниковым факелом над входной дверью.
Внезапно дверь открылась, и в проеме появился богато одетый молодой человек. Он заглянул внутрь.
— Я ищу Белого Волка,— сказал вошедший, напряженно всматриваясь в фигуру мелнибонийца. Из-за темноты он плохо видел, с кем говорит.
— В этих краях меня иногда называют таким именем,— спокойно сказал Элрик.— Ты ищешь Элрика из Мелнибонэ?
— Да. У меня к нему послание,— Молодой человек вошел в помещение, кутаясь в плащ. В таверне было холодно, хотя Элрик и не замечал этого.
— Меня зовут граф Йолан, я заместитель командира городской стражи,— высокомерно сказал молодой человек, подходя к столу, за которым сидел Элрик, и откровенно разглядывая его.— Ты храбр, если не таясь являешься сюда. Неужели ты думаешь, у народа Джаркора такая короткая память и они могут забыть, что именно ты заманил их короля в ловушку не далее как два года назад?
Элрик отхлебнул вина и сказал, не отрывая кубка от губ:
— Это только слова, граф Йолан. В чем твое послание?
Уверенность оставила Йолана. Он слабо возразил:
— Может быть, для тебя это одни слова, но что касается меня, то я в этом не сомневаюсь. Разве король Дхармит не был бы здесь сегодня, если бы ты не бежал с поля боя — того боя, который подорвал мощь морских владык и твоего собственного народа? Разве ты не воспользовался колдовством, чтобы спастись самому, вместо того чтобы помочь людям, которые считали тебя своим товарищем?
Элрик вздохнул.
— Я знаю, ты пришел сюда не для того, чтобы куражиться передо мной. Дхармит погиб на борту своего флагманского корабля во время начала атаки на Имррир в лабиринте, а не в последовавшем затем сражении.
— Ты насмехаешься над моими вопросами, а потом предлагаешь в ответ неубедительную ложь, чтобы прикрыть собственный трусливый поступок,— горько ответил Йолан.— Моя бы воля, я прямо здесь угостил бы тебя твоим дьявольским мечом. Я знаю, как все было.
Элрик медленно поднялся.
— Твои колкости утомили меня. Когда ты созреешь, чтобы передать мне свое послание, оставь его у хозяина гостиницы.
Он обошел столик и направился к лестнице, но остановился, когда Йолан ухватил его за рукав.
Смертельно бледное лицо повернулось к графу. Алые глаза альбиноса опасно сверкнули.
— Я не привык к такой фамильярности, молодой человек.
Йолан убрал руку.
— Прости меня. Я забылся. Не следовало мне давать волю эмоциям. Я пришел по деликатному делу — принес послание королевы Йишаны. Она ищет твоей помощи.
— Я в такой же мере не склонен помогать другим, в какой не привык объяснять свои поступки,— нетерпеливо сказал Элрик.— В прошлом моя помощь не всегда приносила благо тем, кто за ней обращался. В этом убедился и Дхармит, единокровный брат твоей королевы.
Йолан с мрачным видом сказал:
— Ты повторяешь те самые слова, которыми я предостерегал королеву. И тем не менее она желает встретиться с тобой лично... сегодня.— Он нахмурился и отвел взгляд в сторону.— Должен сообщить, что я могу арестовать тебя, если ты откажешься.
— Попробуй,— Элрик снова двинулся к ступеням,— Скажи Йишане, что эту ночь я проведу здесь, а утром тронусь в путь. Она может посетить меня здесь, если ей так уж нужно.— Он стал подниматься по лестнице, оставив Йолана с открытым ртом в пустой таверне.
Телеб К’аарна нахмурился. Невзирая на всю свою искушенность в черной магии, в любви он был полным профаном, и Йишана, возлежавшая на своем меховом ложе, знала об этом. Ей доставляло удовольствие иметь в своей власти человека, который мог уничтожить ее одним-единственным заклинанием если бы не его слабинка в вопросах любви. Хотя Телеб К’аарна занимал высокое положение в иерархии Пан-Танга, она прекрасно понимала, что для нее чародей не представляет никакой опасности. Напротив, интуиция говорила ей, что этот человек, который любит повелевать другими, сам жаждет повиноваться. И она не без удовольствия удовлетворяла эту его потребность.
Телеб К’аарна продолжал хмуриться, глядя на нее.
— Как же тебе поможет этот никчемный заклинатель, если этого не могу сделать я? — пробормотал он, присаживаясь на ложе и поглаживая ее украшенную драгоценностями ногу.
Йишана была уже немолодой женщиной и к тому же далеко не красавицей. Однако ее высокая, пухлая фигура, густые черные волосы и все ее чувственное лицо обладали какой-то гипнотической притягательностью. Не многие мужчины, которых она выбирала для своего услаждения, могли противиться ее чарам.
Среди ее качеств не было ни добродушия, ни справедливости, ни мудрости или самопожертвования. Историки не сопроводят ее имя никаким благородным эпитетом. И тем не менее в ней была такая самодостаточность, нечто, отрицающее обычные стандарты, по которым можно судить о человеке, что все знавшие королеву восхищались ею, и подданные любили ее, любили так, как любят капризного ребенка, но при этом искренне и преданно.