Элрик: Лунные дороги — страница 11 из 12

Сын Белого Волка

Высок и строен лорд Реньяр,

В шелках и кружевах.

Всегда учтив, умен, хитер,

С улыбкой на устах.

Полковник Хенти. Баллада о лорде Лисе; Баллады о любви и войне, 1892

Со всех сторон отважные герои,

Не знавшие тщеславья и корысти,

Сошлись во славном граде Миренбурге

И правосудие вершить собрались.

Хенше. Великая битва за Миренбург, 1605, в переводе Уэлдрейка, 1900

Глава шестнадцатая

По Серебряному мосту, что простирался на тридцать морских миль, пришли орды Темной Империи, свиньи и волки, стервятники и псы, богомолы и лягушки в странных доспехах и с богомерзким оружием. А в Шаре Терний в позе зародыша в жидкости, сохранявшей его бессмертие, плавал великий король-император Хуон, и его беспомощность отражала символичность ситуации. Лишь ненависть поддерживала его, когда он замышлял, как накажет тех, кто отказался принять дар его логики и совершенного правосудия. Но почему он не исхитрился управлять ими так, как управлял целым миром? Не помогала ли им некая противодействующая сила? Возможно, она контролировала их так, как не удалось ему? С последней мыслью могущественный король-император мириться отказывался.

«Возвышенная история Рунного посоха» (в переводе Глогёра)

Пробуждение мое было ужасно: очнувшись, я поняла, что нахожусь на борту летательного аппарата Темной Империи. Все тряслось и гремело, когда металлические крылья били по воздуху, а роторы трудились, чтобы держать нас в небе. Внутри орнитоптера шум был гораздо громче, чем снаружи, а вонь от каких-то химикатов, которые сжигали котлы, казалась невыносимой. Я обнаружила, что не связана, просто мышцы немного затекли от того, что лежала я в узком пространстве за креслами пилотов. Кабину делили двое пилотов, а также, насколько я поняла, пулеметчик и навигатор. Когда «навигатор» без маски обернулся и взглянул на меня, я даже не удивилась, узнав в нем Клостергейма.

Он выглядел как человек, чьи планы и замыслы наконец-то принесли плоды. Как сильно в последнее время они с Гейнором влияли на наши поступки? И не только на наши, но и многих других участников игры. Наверное, гораздо сильнее, чем мы думаем. Клостергейм и Гейнор обманом заставили месье Зодиака броситься за ними в погоню. Они избавились от него хотя бы на время и позволили нам сбежать из безопасного Миренбурга, а затем напали. Вряд ли князь Ярослав вступил с ними в сговор, и все же здесь явно попахивало предательством.

Где мои друзья? Неужели их убили? В кабине орнитоптера места было очень мало. Лейтенант Фроменталь вообще бы тут не поместился.

Меня затошнило.

Я чувствовала себя ужасно. И не только физически, из-за тесноты и испарений, но и морально. Меня почти выворачивало наизнанку, но я понимала: если это случится, меня вытошнит прямо на похитителей. Я ничего не сказала, боялась, что голос прозвучит слишком слабо, но взглянула Клостергейму в глаза – и ощутила бесконечную пустоту, словно в этом изможденном, несчастном существе был заключен весь вакуум мультивселенной. Странно, но мне даже стало его жалко. Каково это – жить, будучи настолько опустошенным?

Мои друзья уже успели немного рассказать о нем. Даже если Клостергейм и не бессмертный, то он прожил очень долго и несколько раз переживал смерть, если, конечно, другие его воплощения в разных мирах мультивселенной, зная, что происходит, не продолжали дело его умерших «я», как предполагал князь Лобковиц. Неужели бессмертие выглядит так? Не одно тело, живущее вечно, а одна личность, которая живет в сотнях и миллионах версий одного и того же тела? Герр Клостергейм видел, как проваливается один его замысел за другим. Он много раз терпел поражение от тех, кого князь Лобковиц называл «нашими». На самом деле все, что он испытывал, это поражение в той или иной форме. Но почему он не сдался?

Наверное, он что-то прочитал в моих глазах, потому что отвернулся и буркнул что-то себе под нос. Орнитоптер сильно накренился, и я даже подумала, что не смогу сдержаться и меня сейчас вырвет. А затем снова потеряла сознание.

Когда я очнулась в очередной раз, мы уже приземлились. Я была одна. Двигатели не работали. Слышались далекие голоса, я подняла голову и увидела, как на меня смотрит человек в маске ворона. Взгляда я не отвела. Попыталась услышать, что происходит снаружи кабины.

Клостергейм разговаривал с кем-то на смеси французского и английского, издавая горловые звуки, присущие гранбретанцам. Может, в какой-то момент истории Франция захватила Англию и оставила свой язык как наследство? Или же это вариация норманнского английского из мира, где язык Вильгельма Завоевателя победил англо-саксонский, а не пошел с ним на компромисс?

Клостергейм и остальные вернулись обратно в орнитоптер. Я решила, что мы остановились на дозаправку.

– Что вы сделали с моими друзьями? – спросила я. Голос охрип. Глаза до сих пор горели. Кажется, Клостергейм даже не понял моих слов. Он уселся, колпак закрылся, и пилот начал разводить пары. Роторы завращались, крылья захлопали, и мы неуклюже поднялись в воздух.

После нескольких минут полета орнитоптер неожиданно наклонился, тяжело маша крыльями, и я заметила проблеск моря и широкую серебристую арку – наверное, мост. Светало. Как только стало светлее, глаза мои разболелись еще сильнее. Чем бы они нас ни отравили, вещество подействовало очень сильно.

Кажется, головокружение зависело от высоты, потому что вскоре я снова потеряла сознание, меня все еще тошнило, и я решила, что если меня вырвет, то пусть на герра Клостергейма.

Если это его последний шанс заполучить то, чего он так хочет, то он заслужил такое отношение, особенно если учесть, как умно он нас обхитрил. Не стоит даже упоминать, что его успех не предвещал мне ничего хорошего.

По моим ощущениям, летели мы больше суток. Я приходила в себя и снова теряла сознание. И даже немного порадовалась, когда меня все-таки вырвало на чьи-то сапоги – судя по их тусклой, растрескавшейся черной коже, принадлежали они герру Клостергейму. Разумеется, учитывая его историю, это не самое худшее, что с ним произошло.

Когда я очнулась в последний раз, кто-то вытаскивал меня из узкого пространства за сиденьями пилотов. Свежий воздух ударил в лицо. Я открыла глаза и помотала головой, словно только что вынырнула из воды. Было темно, но эта темнота сильно отличалась от прежней. Она окутывала меня со всех сторон, беспокойная и наползающая. Краем глаза я видела скользкие зеленовато-коричневые, охряные и грязно-голубые тени, в них прятались жестокие, безумные глаза, полные скрытой радости. Мне показалось, что это пламя и клубы черно-серого дыма над ним. Неожиданно что-то взревело, и свет снова ослепил меня, хотя теперь пламя было ярко-красное и желтое, в сравнении с предыдущим почти нормальное.

Снова слышались голоса со странным акцентом. Клостергейм отвечал им на том же диалекте. Кругом хрюкало, сопело, лаяло и рычало, словно мы очутились в зверинце. Я поняла, что эти животные звуки издают при взгляде на меня люди вокруг, одетые в разнообразные маски. Чья-то рука коснулась моего тела, и я вздрогнула.

Заговорил волк с блестящей головой. Голос показался знакомым.

– Ее нельзя обижать.

По крайней мере, это меня ободрило.

– Пока время не придет, – добавил тот же волк, – она должна остаться нетронутой, иначе пользы от нее никакой. Камень у нас. Наш друг принес нам чаши как знак своей доброй воли. Она достанет Меч, а мальчишка – Посох. Но лишь в том случае, если мы аккуратно исполним все аспекты ритуала. Кровь за кровь, чаша за чашу. Подобное за подобное…

– Чушь! Это просто предрассудки. Она годится лишь как наживка для альбиноса и его своры, – раздался высокий незнакомый голос. Этот человек говорил на более понятном английском.

– Они не клюнут на эту наживку, – это сказал Гейнор фон Минкт. Я хорошо знала его голос. – Они догадаются, что мы задумали. – Циничный, жесткий и мрачный тон – он явно издевался над своими спутниками. – Нет, в ребенке гораздо больше силы.

– Давайте сначала проверим, привлечет ли червь рыбу, – еще один голос, который я не узнала, похожий на резкий шелест высохших листьев. – А не привлечет, тогда и будем изучать природу этого червяка.

– Делайте как хотите.

Голос приблизился. Я открыла глаза и посмотрела в лицо огромной кобры с открытой пастью, готовой напасть, – зубы не меньше фута, хрустальные глаза мигают и блестят во тьме, металлическая чешуя сверкает ярко-зеленым и красным.

– Проснулся, червячок?

Последние слова относились ко мне.

– Отвали! – прокричала я. Это было самое грубое слово, которое я тогда знала. – Вы меня не тронете…

– Но можем, червячок. – Кобра отстранилась, словно собиралась броситься. – Мы можем. Лишь наша сдержанность спасает тебя от сладостной изысканной боли. Ибо ты попала в столицу мировой боли, в землю бесконечных мук, где подобным тебе выпадает редкая привилегия познать всю полноту агонии. Наши мастера превращают боль в удовольствие, а удовольствие в боль. И твоя смелость превратится в самую презренную трусость, уж поверь мне.

Змей пытался напугать меня, хотя это не требовалось: я и без того уже была так испугана, что меня охватило ложное спокойствие. Я выглядела смелее, чем была, потому что смеялась. Кобра снова отодвинулась, занесла было руку в зеленой латной перчатке, но затем вдруг безвольно опустила ее.

– Мы не должны обижать ее, – настойчиво повторил Клостергейм, – пока что. Пока что.

– Тоже мне развлечение – пугать детей, – сказал женский голос. Я посмотрела на говорящую. Птица из стали и золота, украшенная редкими самоцветами. Стилизованная цапля. – Ваше ликование неуместно, господа.

– Миледи, – обернулась кобра. – Разумеется, мы все ваши слуги в этом деле. Ее оставят под вашим присмотром, как и приказал барон Мелиадус. Однако если она не сможет достать для нас добычу, то станет нашей собственностью, вы же понимаете…

– Естественно. Уверяю вас, у меня гораздо больше рабов ее возраста и пола, чем я могу себе позволить. Нам всем приходится идти на жертвы ради военных нужд.

– Жертвы, – повторила кобра. Я ждала, что сейчас из открытого рта появится раздвоенный язык. Змей смаковал слово.

– В такие дни, дорогой барон Боус-Юнге, мы обязаны принести их столько, сколько сможем, – сказала женщина. Голос у нее был довольно молодой. Прохладный, с насмешливыми нотками. Кажется, она пугала меня больше остальных.

Да и они все, насколько я поняла, ее опасались. Видимо, она была сильнее. Скорее всего, я очутилась в Гранбретани, но тогда я еще не разбиралась в их социальной структуре. Слышала лишь, что король Хуон омерзителен, а барон Мелиадус, его советник, жесток и амбициозен. Барон Боус-Юнге – что-то вроде придворного алхимика. На континенте мало знали об их жизни. Лишь немногим из таких, как мы, удавалось пересечь Серебряный мост, протянувшийся от Кале до города, что назывался Ду-Верр, и еще реже они возвращались, чтобы рассказать, что они там увидели.

Умом я все это понимала, конечно, но, кажется, дошла до той точки, когда просто перестала ощущать страх, хотя бояться здесь было чего.

Глаза привыкли к сумеркам. Комната была низкой, с куполом вместо крыши, в углах пахло гнилью. В жаровне, спускавшейся с потолка на медных цепях, тускло светились благовония. Судя по затхлому воздуху, зажгли их совсем недавно. Силуэты людей в доспехах и звериных шлемах двигались вдоль стен и теснились у двери. Стены из стекла отбрасывали разноцветные завитки. Привыкнув к полумраку, я поняла, что мы находимся внутри аквариума. А то, что я вижу за стеклом, – это вода и тени водных тварей. Мне показалось, что мимо промелькнула русалка – или, скорее, акула с руками. Результат генетического эксперимента или неудачного опыта с клонированием? Чего я не осознала, так это того, что нахожусь в тюремной камере!

Фон Минкт и остальные начали переговариваться. Они говорили так тихо, что я не могла их расслышать. Кажется, использовали секретный язык. Но почему они делают это здесь, в столице своего государства?

Интересно, сколько мудреных заговоров зарождается сейчас в Лондре? Мне показалось, что они наслаждались, несмотря на риск. Бывают же такие люди. Я этого совершенно не понимаю. Мне нравилось, когда все прямо и открыто, но ради выживания приходилось быстро учиться хитростям. Я думала, что осталась совсем одна, ведь вряд ли Клостергейм со своей компанией оставили бы в живых Уну, Лобковица, лорда Реньяра и других. Месье Зодиак пропал, отправившись по ложному следу, а остальные слишком заняты своими битвами, так что им не до меня.

Я удивлялась, что не горюю о потере друзей. В прошлом я расстроилась бы намного сильнее. Подозреваю, когда твоя жизнь висит на волоске, ты уже не можешь позволить себе всплесков эмоций.

Мне не хотелось больше разглядывать аквариум. Я уснула, а когда проснулась, глаза мои настолько привыкли к темноте, что я могла сидеть в середине комнаты с куполом и смотреть, как кружится и бурлит вода, когда мимо проплывает водяной с рыбьим хвостом вместо ног. Он время от времени приникал странным серо-зеленым лицом к стеклу и не мигая смотрел на меня безо всякого выражения, даже не пытаясь общаться. Когда я встала и подошла, он отпрянул. Вместо него тут же возникло нечто с огромными зубами и блестящими глазами, и я отскочила. Решила, что лучше сидеть посередине и просто смотреть. Я опустилась на пол, хотя здесь хватало стульев. Они изображали еще более карикатурных тварей, чем те, что я увидела в аквариуме. На полу было как-то спокойнее. А еще мне показалось, что за мной наблюдает не только водяной, хотя я понятия не имела, что эти люди хотят узнать!

Я проголодалась и подумала: они хотят морить меня голодом, пока я не ослабею настолько, что не смогу бежать. Впрочем, даже если бы удалось сбежать отсюда, я не знала бы, куда идти дальше!

Как только я подумала о еде, что-то шевельнулось, и позади меня с подносом в руках появилась девушка в красном шерстяном комбинезоне и простой маске, с самоцветами, вживленными в бритую голову. Она прошла сквозь стенку аквариума. Наверное, там была дверь, но я ее не заметила.

– Это лучшая тюрьма из всех, где я бывала, – сказала я, когда она опустила поднос на маленький столик около стула. Разумеется, раньше я никогда не попадала в тюрьму. – Как тебя зовут? Когда я напишу мемуары, хочу поблагодарить всех поименно.

Сейчас это звучит дико, но я точно помню, что сказала именно так. Бравада? Или, скорее, чистый ужас.

– Почему бы тебе не снять маску и не поужинать со мной? Или это завтрак?

Я заставила себя замолчать, потому что была на грани истерики. Девушка поклонилась. Затем стенка отодвинулась, одна секция аквариума зашла за другую. Девушка снова поклонилась и шагнула в проем. Вода засветилась, и она исчезла.

Еда оказалась вкусной, и не только потому, что я проголодалась. Но, наверное, даже будь она не такой, я бы все равно ее съела. И лишь покончив с едой, я подумала, что она, возможно, отравлена. Разумеется, как только я отложила ложку, расправившись со сладким десертом, я снова начала клевать носом.

Когда я проснулась в следующий раз, то находилась уже не в аквариуме. В глаза бил белый свет, такой яркий, что чуть не ослепил меня. За кругом света я ничего не видела, пока глаза пытались приспособиться, но было ясно: за мной опять наблюдают. Мне вновь показалось, что вокруг стоят призрачные звериные маски и идет тихая беседа. Я вскочила на ноги и обнаружила, что на мне тонкое шелковое платьице. А еще чистая пара белья и толстые колготки. Все зеленоватого цвета. Очевидно, кто-то искупал меня, пока я спала, потому что волосы были чистыми. Затем крупный мужчина вошел в круг света и взвалил меня на плечи, прежде чем я успела возразить.

Очевидно, в еду подмешали успокоительное. Либо так, либо я впала в полное отрицание судьбы своих друзей и того факта, что, скорее всего, больше никогда не увижу родителей.

Человек, который меня тащил, был в доспехах. Казалось, будто меня несет дроид из «Звездных войн». Легкая одежда почти не согревала, и я дрожала от прикосновения металла, покрывавшего его тело. Он прошел по короткому коридору и вынес меня на улицу; там высокая машина на колесах ждала нас, шипела и плевалась паром. Она походила на животное размером с двухэтажный автобус, одно большое колесо располагалось впереди и несколько маленьких по бокам и сзади. На водительском сиденье позади машины, наверху, сидел человек в доспехах и ливрее такой же расцветки, что и повозка. Голову его покрывал шлем в виде лошадиной головы с острыми, как у динозавра, зубами. Водитель сидел в башне с крышей из меди, бронзы и стекла. Все это больше напоминало мобильную обсерваторию с телескопом!

Водитель подал знак несшему меня человеку. В боку машины без окон открылась дверь, и меня довольно аккуратно посадили внутрь, а затем дверь закрылась на защелку.

Газовые фонари давали тусклый свет. Я услышала тихое шипение. Там, где я оказалась, по обе стороны располагались сиденья. В центре на полу лежал круг света, и в нем я видела оживленную улицу, людей на лошадях и даже что-то вроде огромных мотоциклов. Они казались крошечными по сравнению с громадными зданиями, возведенными в виде сидящих на корточках уродливых человекообразных фигур со звериными головами. Все это напоминало мне египетскую Книгу Мертвых, которую я когда-то видела.

Потом я обнаружила, что, поворачивая колесико рядом с кругом света, можно наблюдать то, что происходит не только поблизости, но и на расстоянии. Это была мобильная камера-обскура! Что-то подобное я видела в Оксфорде, когда гостила у дяди Дэйва, а также в Бате, где жила одна из сестер моей мамы. Но те камеры не двигались. Довольно специфический способ достичь уединения, которого гранбретанцы так жаждали, впрочем, и другие изобретения Темной Империи были не менее странными. Очевидно, наука здесь пошла другим путем со времен эпохи, которую люди называли Трагическим тысячелетием. Для начала, их экономика очень сильно отличалась от нашей; предполагаю, если ты постоянно грабишь чужие земли, то тебе нет необходимости беспокоиться об экономичности.

Пока мы ехали, я то и дело крутила колесико, пытаясь как следует разглядеть город. Я была уверена, что это Лондон, который здесь назывался Лондрой, хотя не увидела ни одного знакомого здания или улицы. Многолюдный вычурный город, где все предстает в человеческом или зверином обличье. Обнаженные рабы в масках бежали по своим делам. На витринах магазинов лежали товары, большинство из них довольно богато украшенные, а многие не поддавались идентификации. Отряды солдат шагали по узким улочкам, над которыми нависали гротескные здания. Автобус был звукоизолированный, так что до меня почти не доносился уличный шум.

Вскоре нас окружил эскадрон конных солдат в ливреях и масках – как я поняла, из Ордена Пса. Они были хорошо вооружены, хотя я вряд ли могла сбежать, так как выйти можно было лишь через дверь, если в тебе роста больше, чем в мыши.

Впереди меня стояла невероятная статуя размером с Эмпайр-стейт, судя по окнам, дверям и маленьким фигуркам, приникшим к балконам и мосткам, в ней жили люди. Здание впечатляло, рядом с ним остальные, даже самые высокие, постройки казались карликовыми, оно возвышалось над городом своими башнями, зиккуратами и куполами с безумными украшениями из кварца, обсидиана, мрамора и черного дерева. Это мог быть только дворец Хуона. Повозка въехала в закрытый двор, освещенный факелами, и я увидела ряды солдат в масках богомолов, они держали флаги с символикой короля-императора. Я узнала их, потому что князь Ярослав украсил военными трофеями свой дворец. Доспехи и маски сильно напоминали хитиновый покров насекомых.

Хотя двор был огромен, я ощутила приступ клаустрофобии. Один из военачальников шагнул вперед. Дверь открылась, и в ней появился он, такой же, как в камере-обскуре, даже чуть больше. Он протянул руку и подал мне знак подойти. Как только я встала, он вытащил меня наружу и поднес к четырехколесной коляске, которую толкали рабы. Он усадил меня внутрь, встал на место, и в окружении полка солдат мы отправились во дворец короля Хуона. Наконец мы подошли к дверям, очень высоким, украшенным самоцветами, барельефами и расписными панелями, на которых были изображены сцены из мистической истории Гранбретани и ее недавних завоеваний. Стражники распахнули половинки дверей, а за ними открылся еще более фантастический вид.

В этом зале можно было разместить небольшой город, да еще с запасом. С высокого сводчатого потолка спускались тканые полотна, вышитые прекрасными и ужасающими узорами. Судя по изображенным на них животным, это были знамена владычествующих кланов Гранбретани, они перемежались символикой побежденных государств.

У богато украшенных стен перешептывались воины и придворные, живо заинтересованные моей персоной. Я сделала вид, что не замечаю их. Лучше уж выказать пренебрежение, чем развлекать их, чего я делать не собиралась.

Потребовалось не меньше получаса, чтобы добраться до другого конца зала. А там в воздухе висел огромный шар, похожий на елочную игрушку, внутри него переливалась мутная жидкость с золотыми, серебристыми и изумрудными искрами. Я вдруг заметила, что оттуда на меня кто-то смотрит. Таких холодных, жестоких, отвратительных глаз я прежде не видела, в них горели злоба и алчность, накопившиеся за десять тысяч лет.

Мы подошли к ступенькам под шаром. Один из охранников-богомолов с оглушающим грохотом пал ниц. Я огляделась и увидела, что все замерли в таком же положении. А я сидела в коляске, не желая уподобляться им, и смотрела, как содержимое шара начинает вращаться, клубиться и принимать форму. Сначала я решила, что эти люди и впрямь напоминают насекомых даже больше, чем воины, потому что увидела нечто вроде яйца, а внутри него – старого сморщенного гомункула, того, кому и принадлежали жуткие глаза. Из беззубого отвратительного рта высунулся длинный язык, который коснулся чего-то внутри шара.

Обворожительный, приятный голос донесся изнутри шара с плавающим существом:

– Доброе утро, дитя. Немногие подобные тебе удостоились такой чести. Ты знаешь, кто я?

– Ты – король Хуон, – ответила я. Вести себя вежливо с этой отвратительной тварью не имело смысла. – И ты привык думать, что можешь завоевать весь мир.

Шепоток и цоканье прокатились по залу. Все тут же утихло, вероятно, капитан Хуона дал знак замолчать. Почти весело король проговорил:

– Видимо, ты осознаешь, насколько важна для нас, мелкое создание. Или сошла с ума, как и многие из тех, кого мы пленили?

– Возможно, и то и другое, – ответила я. – Я знаю, что для тебя я – наживка для капкана, который ты собираешься поставить, а еще знаю, что ты пытаешься вернуть власть, которую потерял.

В тронном зале повисла гробовая тишина.

Придворные ждали, как отреагирует король.

Из тронного шара раздался неприятный смешок.

– Ты приведешь нас к Рунному посоху. По крайней мере, ты осознаешь, что сама стоишь не больше червя на рыболовном крючке. Или же ты надеешься обмануть Хуона, который все видит и знает?

Язык снова мелькнул, справа раздвинулся занавес, представив на обозрение человека, распятого на доске. Кожа висела клочьями, словно на иллюстрации из учебника анатомии. И лишь лицо в маске не походило на кровавую карту. Из-под шлема с мордой росомахи донесся жалобный стон.

Злорадствующий, жадный, полный злобной радости король Хуон, ужаснее которого я ничего не видела, прошептал:

– Это один из наших самых любимых подданных, который прибыл сюда, чтобы предупредить о восстании. Его зовут лорд Олин Деслёр. Это его награда.

Занавес закрылся.

– К нашим врагам мы не так добры, – сказал он.

В животе все перевернулось. При всем желании я не могла забыть то, что увидела. Я попыталась восстановить дыхание и не показывать ужаса и жалости, которую испытывала к распятому.

Король-император Хуон продолжал веселиться:

– Как я понимаю, ты встретила своего брата, юного Джека Д’Акре, совсем недавно. Мы с интересом ожидаем его прибытия. Да-да, наши слуги нашли его. Не бойся, дорогуша. Вскоре ты снова увидишься с ним. И когда это случится, мы завоюем не только один континент, и даже не один мир. Когда это произойдет, вся мультивселенная станет нашей.

Я была в полном недоумении. Такого я ждала меньше всего.

– Кто вообще такой этот Джек Д’Акре? – спросила я.

Глава семнадцатая

Король-император Хуон не ответил. Его язык насекомого снова мелькнул и коснулся чего-то, должно быть, панели управления. Шар потемнел, будто наполнился грязной кровью, и король исчез. Стража вывезла меня из тронного зала. На этот раз, добравшись до первой приемной, мы повернули в другом направлении, и меня повезли по незнакомым коридорам и залам.

Неужели у меня в самом деле есть брат, о котором я ничего не знала? Темный секрет моей мамы? Невозможно. Мама не настолько загадочная. Они с папой познакомились в университете и начали встречаться, затем ненадолго расстались, когда папа получил стипендию Меллона и продолжил учебу в Йеле, и у мамы появлялись другие парни, да и у него тоже были другие девушки, но они всегда утверждали, что созданы друг для друга, и так хорошо ладили. И кто такой этот Д’Акре? Точно не мой брат! У Джека должен быть другой отец.

Не стоит и упоминать, что стражники в масках не отвечали на мои вопросы. И хотя я напустила на себя отважный вид, меня начинал охватывать страх. Планировалось что-то отвратительное. К счастью, у меня не хватало фантазии, чтобы вообразить, что именно. Даже вид несчастного умирающего лорда Олина Деслёра вызвал у меня жалость и ужас, а не страх.

Может быть, я втайне надеялась, что армии из Европы перейдут по Серебряному мосту и спасут меня? Хотя они и побеждают, вряд ли знаменитый герой Хоукмун прибудет вовремя, чтобы меня спасти, да и на то, чтобы Гранбретань пала, потребуется немало времени. Они будут сражаться до смерти, защищая столицу. И вообще есть вероятность, что Гранбретань уже запланировала контратаку. Я подозревала, что меня тоже включили в этот план. Возможно, даже в виде заложницы.

Странная маленькая четырехколесная коляска катилась и подпрыгивала, прокладывая путь по туннелям с низкими потолками. Здесь было сыро; сильный запах благовоний не мог скрыть вони плесени. Сразу вспомнились ароматические свечки, которые продают в туристических местах. Вместо факелов и других источников света здесь горели большие толстые алые свечи, они оплывали, и горячий ветер дул по тоннелям. На стенах вместо барельефов и резных узоров красовались выцветшие иероглифы, и я снова подумала о Египте, единственной культуре, в мифологии которой было так много звероголовых людей и бессмертных. Но как эта мифология добралась до Британии? В каком-то смысле маски и одержимость личной неприкосновенностью, пусть и пугающие, были понятны, а вот все остальное – не очень. Мрачные, замкнутые, подавленные и агрессивные, эти люди напоминали скорее нацистов двадцатого века, чем британцев двадцать первого. Мгновение я поразмышляла о футбольных фанатах, которые одеваются в цвета любимой команды, разрисовывают лица и болеют за «Волков» или «Львов». Но мне все еще не верилось, что я в Лондоне. Может быть, Англию захватили инопланетяне, а мой народ уничтожили?!

Наконец мы остановились, и я качнулась вперед. Сквозь окошко разглядела, что мы стоим перед дверью, сделанной из кусков блестящего гранита и сланца. Она заскрипела, засвистела и медленно открылась, впуская коляску. Охранники-богомолы вытянулись по стойке смирно, а другие, в масках и капюшонах, похожих на поднявшихся на дыбы кобр, взяли меня под свою защиту. Голые рабы затащили кресло через проход, и дверь за нами закрылась.

Коридоры здесь, еще более темные, освещались лишь тусклыми красными шарами. Я никак не могла понять, за счет чего они горят. Чувствовалось причудливое смешение передовой науки и отсталого средневековья, столь характерное для Гранбретани.

Теперь мы очутились в чем-то вроде ангара, полного весьма странных на вид машин. Многие из них выглядели чудовищно, с соплами, циферблатами, рукоятками, рычагами, колесами, шестеренками и двигателями, которых я прежде не видела. Некоторые слабо светились, другие пульсировали разными цветами через толстый слой пыли. Место напоминало скорее музей, чем завод. Возможно, некоторые из этих машин обнаружили в конце Трагического тысячелетия, но никто так и не понял, как их использовать. Прийти к такому выводу оказалось нетрудно: ведь если бы они знали, как их использовать, то наверняка бы использовали. Я бы увидела их на улице. А те, что выглядели как оружие, непременно применили бы против континентальной армии Хоукмуна.

Пока мы катили мимо, я хорошенько их разглядела. Металл странных цветов – ярко-синего, раскаленно-красного, сочно-зеленого. Пахло тут горелой проводкой, и так сильно, что от запаха першило в горле и щипало глаза. Я закашляла. Звук эхом разнесся под сводчатыми потолками и отразился от металлических чудовищ по обе стороны от меня.

Коляска остановилась, я снова выглянула. В конце ангара в тени стояла группа мужчин. На всех были плащи из змеиной кожи, пятнистые, сухие, натянутые с головы до ног. Глубокие капюшоны скрывали лица, но я заметила блеск глаз и очертания масок из тусклого темного металла.

Прозвучала резкая команда, и рабы бросились прочь; я осталась сидеть в коляске, гадая, что произойдет дальше.

Дверь открылась. Один мужчина в капюшоне протянул тощую старую руку, покрытую пергаментной желтой кожей, и подал мне знак выйти. Я повиновалась. Колени у меня дрожали. Мужчины в капюшонах окружили меня и провели через несколько дверей, пока мы не оказались в лаборатории со столами, ретортами и дымящимися пробирками очень необычной формы. По длинным изгибающимся трубкам бежала жидкость зловещего цвета, от которой исходил густой зловонный пар.

Затем мы прошли в комнату поменьше, дверь снова закрылась за нами. Один человек сидел на дальнем конце рабочего стола; он знаком приказал мне сесть на трехногий стул с толстыми мягкими подлокотниками.

– Добрый день, дорогуша, – произнес тот, кто проявлял ко мне наибольший интерес. – Надеюсь, тебе нравится у нас в гостях.

Я саркастически хмыкнула. Он усмехнулся.

– Я барон Боус-Юнге из Осфода. Ты, несомненно, слышала обо мне. Я возглавляю гранбретанских ученых.

Первым в голову пришло слово «вивисекция»! Они меня вскроют!

Он подошел ближе, плащ зашелестел, змеиная морда высунулась из-под капюшона, змеиные глаза заблестели.

– Мы должны сделать несколько анализов, но ты выглядишь очень здоровой. Ты крепкая маленькая девочка?

– Крепче, чем ты думаешь, – отозвалась я. – Я и дня в жизни не болела.

Это даже близко не походило на правду. Я переболела дюжиной обычных болезней, от ветрянки до гриппа.

Он отчего-то развеселился.

– Нам сказали, что ты весьма своевольное дитя. Ты понимаешь, почему наш великий король-император так снисходительно отнесся к твоей грубости, девчонка?

– Потому что я вам нужна, – резко ответила я.

– А кто-нибудь объяснил тебе, зачем ты нужна?

– Судя по тому, что здесь находится, вам понадобилось мягкое мясо для жаркого. Я не заглядывала за маски, которые скрывают ваши трусливые лица, но начинаю подозревать, что вы подпиливаете зубы.

Наступила тишина. Должно быть, барон Боус-Юнге старался взять себя в руки. Неужели я попала в точку?

– Ты знаешь, где находишься? – спросил он и тут же сам ответил на свой вопрос: – Ты в моих владениях. Здесь мы проводим самые важные эксперименты. И многие из них – на живых заключенных, от младенцев до стариков. Выживают немногие, очень немногие, как это ни печально. Все во имя науки. Они с радостью делают свой вклад в развитие человеческого знания, без которого мы никогда бы не возвысились над животными.

Я чуть не расхохоталась.

– Да вы, наоборот, даже до животных не дотягиваете. Одеваетесь как они, а ведете себя гораздо хуже. Вам никто не говорил, как по-идиотски вы выглядите во всей этой снаряге? – я шмыгнула. – Неудивительно, что от вас так воняет.

Рука его дернулась, словно он еле сдержался, чтобы не ударить меня. По крайней мере, это доказывало, что пока я в безопасности. Либо для ритуала я нужна им в целом виде, либо что-то другое не давало им поступить со мной так, как они разделались бы с любым другим наглецом. Из-под маски послышался мерзкий жиденький смешок.

– Сомневаюсь, не совершили ли мы ошибки. Наслышан о вашем фамильном высокомерии. От вас, германьянцев, всегда одни проблемы, как от герцога Дориана и остальных. Я почувствую облегчение, когда доведу дело до конца, хотя твои эскапады мне еще не надоели. Полагаю, твою бабку и ее отца уже нейтрализовали. Тем лучше. Тем лучше. Так или иначе, они осквернились. Остались лишь ты и твой брат. Кровь сильна и чиста, она подойдет для наших целей.

– Так вы и правда кучка кровососов-вампиров?

С чего он вдруг решил, что я из Германии? Они, должно быть, собрали неверную информацию! И я могу умереть из-за этой ошибки.

– Не знаю такого слова. Но звучит грубо. Ты поела?

– Слопала столько вашей вонючей еды, сколько в живот поместилось!

– Ступай в ту дверь.

Он поднял руку. Люди в капюшонах разделились. Я знала, что они смогут насильно затащить меня туда, если захотят, с каждой закрывавшейся за спиной дверью исчезали мои шансы на побег, так что я прошла вперед со всем достоинством, на какое была способна.

Комната по другую сторону двери меня удивила, она походила на кабинет старого профессора. Всевозможные картины на стенах, камин с каминной полкой, большой деревянный письменный стол, деревянные же книжные полки, и все это покрыто вырезанными карикатурными лицами и существами. На всех поверхностях лежали книги, записи, обрывки бумаги, свитки. Даже глиняные таблички с иероглифами, очень похожими на те, что украшали стены. А еще два больших удобных кресла и прочее, вроде сосуда с чем-то вроде табака, трубка с длинным черенком (должно быть, чтобы можно было курить через маску), несколько почти одинаковых плащей на крючках, дополнительные маски, высокая коническая шляпа с широкими полями, как у старомодных колдунов… С крючка на потолке свисали крысиные тушки, они медленно вращались над очагом, который нещадно дымил и нагрел комнату почти до невыносимой температуры. Барон дал знак, чтобы я села, а затем, к моему удивлению, поднес руки к маске и снял ее.

Я увидела бледное, не совсем здоровое лицо. Он оказался моложе, чем можно было судить по рукам. Под глазами набрякли вены, губы были странного синеватого цвета, словно он ел чернику. Белая борода спускалась почти до груди, наверное, он подворачивал ее под маску; седые волосы лежали на плечах. Лицо, как ни странно, выглядело довольно добрым, а вокруг глаз лучились морщинки, словно он часто смеялся. Когда он улыбнулся, глаза блеснули, и я чуть не отпрыгнула. Даже в самых обычных жестах мне уже виделись угрозы.

– А у тебя дети есть? – слова вырвались сами собой, я даже подумать не успела.

– А! – протянул он, откидываясь в кресло. – Дети. Тут вот какое дело. Прошло уже века два с тех пор, как умер мой последний ребенок, юная леди.

– Значит, ты старше, чем выглядишь.

– Ну, если тебе так угодно. Так на сколько лет я выгляжу?

– Примерно на шестьдесят, – сказала я.

Он фыркнул, будто кот.

– Шестьдесят? Тебе, должно быть, кажется, что это очень много.

Вообще-то нет, учитывая возраст бабушки, но я не собиралась ему отвечать.

– И от чего умерли твои дети?

– Ну… – протянул он. – В основном от старости. Видишь ли, им не хватало генов.

– Почему это?

– Потому что они требовались мне. Мы заботимся о себе, насколько это возможно. Поэтому многие заводят детей. Они помогают сохранить молодость. Несколько сот лет они давали мне возможность остаться молодым. Но, к сожалению, пришло время, когда даже гены моих потомков не могли мне помочь. Полагаю, пора уже смириться с собственной смертью.

– Хорошая мысль, – одобрила я. – Мои друзья все равно не хотят видеть тебя в живых по разным причинам.

Он усмехнулся.

– Сомневаюсь, сомневаюсь… У меня столько премудрости, которой они могли бы воспользоваться. Хотя я и не дам им такой возможности. Я верен королю и моей стране.

Я ему не поверила, но ничего не сказала. Барон Боус-Юнге взял со стола колокольчик и позвонил два раза. Тут же в комнату вошла обнаженная рабыня. Красивая женщина, которая не смотрела на наши лица – ее научили избегать зрительного контакта. Он что-то сказал ей, и вскоре еще две рабыни, несомненно, состоявшие в родстве с первой, принесли подносы. Они поставили их на специальный столик и налили что-то в два лабораторных стакана, разложили на тарелках неправильной формы нечто вроде маленьких пирожных и больших жирных пышек. Пахло очень вкусно, словно мы собрались пить чай у нас дома. Рот наполнился слюной, а на глаза навернулись слезы. Но я не собиралась показывать ему, что плачу. Я вдруг опять сильно затосковала по родителям, чего мне совсем не хотелось – это делало меня беззащитной. Я изо всех сил пыталась остановить слезы.

Почти сочувственно он передал мне тарелку с выпечкой и стакан, в котором, готова поклясться, был самый обычный чай. Но в тот момент я не могла ни есть, ни пить.

– Они не отравлены, – сказал он.

– С чего бы им такими быть, – буркнула я в ответ. – Тебе или кому-нибудь из твоих солдат и так легко меня убить.

Ответ ему, похоже, понравился.

– Твой дух как раз таков, как я и ожидал. Ты истинная дочь своей матери. И так же умна. Твой народ должен гордиться тобой.

Самым умным в нашей семье был Альфи.

– Вы еще с моим братом не встречались, – сказала я. И начала есть, хотя бы для того, чтобы скрыть свое состояние.

– Надеюсь скоро встретиться. Наши союзники его сейчас разыскивают. Мы уверены, что он в здании.

От этих слов я вздрогнула. А затем вспомнила достаточно, чтобы помалкивать. Может, это тот «брат», о котором упоминал Хуон? Джек Д’Акре? Смешное имя. Я еще не видела, как оно пишется. Кажется, Хуон произнес его как «Жак Дакрэ». По-французски. Но, с другой стороны, тут все звучит немного по-французски. Мне очень хотелось выяснить, что они (как им кажется) знают. Я и так выдала слишком много информации в тронном зале и не могла упустить единственный шанс направить их по ложному пути.

– Значит, моего брата еще не нашли?

– Возможно, ты знаешь, где он прячется. Ему может понадобиться твоя помощь. Эти гололицые бездари выследили его в Миренбурге, как я слышал. И не один раз. Но он снова сбежал. Так что вряд ли он далеко. Нужно торопиться, учитывая состояние дел в мультивселенной.

Альфи никогда не был в Миренбурге и вряд ли туда попадет в ближайшем будущем. Боус-Юнге определенно говорил о таинственном Джеке Д’Акре. Но как они могли перепутать? Неужели все происходит из-за чьей-то чудовищной ошибки? Неужели в Инглетоне они надеялись найти этого Джека? А теперь собираются обменять меня на него?

– Он не станет сотрудничать с вами, так же как и я.

Барон Боус-Юнге усмехнулся.

– Это вообще не проблема. Все начинают сотрудничать, когда мы их убеждаем. Проблема в том, что он неуловим. Учитывая то, какой он необычный паренек, думаю, твоему двойняшке помогала не ты одна.

Только тут до меня дошло, что они и впрямь считают этого Джека моим братом-близнецом. Осознав, как сильно они ошибаются и какую это может дать мне власть, я заулыбалась, но затем вновь одернула себя.

– Кто, например? – спросила я.

– Думаю, ты знаешь, дорогуша. Твоя бабушка, твой прадед, не сомневаюсь, что и твой отец. Целый клан таких, как ты, которые никогда раньше не пробирались в Гранбретань. Австрияки, франконианцы… Мы схватили заложников. Они с радостью рассказали нам все, что знают. Барон Мелиадус позаботился о них и применил свои особые умения, чтобы добыть из них эту информацию. Не сомневаюсь, что король Хуон, в свою очередь, убедит его поделиться с нами.

Это меня еще больше насторожило. Итак, здесь есть соперники. Разные фракции. Это я поняла по его голосу.

– А-а-а… барон Мелиадус все еще в Европе?

– Руководит нашими силами, которые вскоре одержат победу. Хоукмун застал нас врасплох. Мы не знали, что он узнал секрет путешествий по разным измерениям.

Так дело в этом? Они просто пытаются понять, как мы перемещаемся из одного «царства» мультивселенной в другое? Ну конечно! Если они получат такую власть, то задумаются о бесконечных завоеваниях, объединят силы со своими альтер-эго в других мирах и станут угрозой для всей структуры мироздания. Они узнали, что некоторые из нас обладают способностью взывать к силам Порядка и Хаоса. Вероятно, они считают, что мой брат тоже умеет это. По всей видимости, они не в курсе, что я сама ничего подобного не могу и мне требуется посторонняя помощь.

– И есть еще один альбинос, Зодиак. Очевидно, тоже родственник? Он мог бы нам помочь. Гадание по многомерному шару предсказаний сообщило мне, что его можно убедить объединиться с нами. Это было бы идеально. И могло бы спасти жизнь твоему брату и тебе.

– Его не заставить вам помогать, – ответила я.

– Думаю, это немного слишком оптимистично с твоей стороны. Его интересы связаны с нашими так же, как и с твоими. Мы понимаем, как можно объединить мечи. Мы обнаружили изумрудный камень. Мы знаем, как разделить чаши. Наша наука во всем разобралась. И все, что нам нужно, – это средство, которое свяжет их и заставит изменить форму. После этого мы сможем управлять мирозданием.

– Я думала, на такое только Бог способен.

Он снова засмеялся, его круглое веселое лицо просветлело.

– Ах, дорогуша! С чего ты взяла, что у Бога вообще есть власть? Или у Люцифера, если уж на то пошло? Прошло слишком много времени с тех пор, как эти две силы могли навязывать свою волю Темной Империи. Видишь ли, они погибли, как и многие другие, во время Трагического тысячелетия. Некоторые верят, что Тысячелетия вообще не произошло бы, если бы не их гибель. Придется вам, юная леди, принять, что теперь король-император Ху он – величайшая сила во Вселенной!

Непонятно отчего, но это угнетало меня. Официальной религией я никогда не увлекалась. И всегда думала о Боге и Люцифере как об абстрактных идеях, представляющих определенные человеческие и духовные качества, а не как о реальных сущностях. Если я вообще о них думала, то лишь время от времени, когда в аэропорту или на вокзале ко мне подходили самовлюбленные и беспокойные евангелисты и спрашивали, «знаю ли я Иисуса». Эти несчастные отчаявшиеся люди причинили столько вреда моему миру. Фундаменталисты, преисполненные подозрительности, сентиментальности, тревоги и предубеждений, они постоянно благодарят Бога за то, что тот помог им выиграть золотой диск или золотую медаль (видимо, считали, что именно Бог предпочел их другим конкурсантам). Все это казалось мне полной противоположностью той неукоснительной самоотверженности, что ассоциировалась у меня с моей семьей. Мои предки в Германии руководствовались девизом «Исполняй свое дьявольское дело», который имел какое-то отношение к защите фамильных реликвий, утраченных, насколько я поняла, во время Второй мировой войны, а затем найденных и отправленных на хранение в Америку. Дедушка продолжал что-то хранить в лондонской квартире, но я этого никогда не видела. Понятно, что на протяжении нескольких последних поколений мы не относились к традиции слишком серьезно, скорее как к забавной байке вроде «Кольца нибелунгов» Вагнера. Но теперь я ощущала, что прикоснулась к чему-то великому и важному, мне открылось состояние человечества, его взаимоотношения со сверхъестественным и то, что повлияет не только на честь и выживание моей семьи, но и всех людей и на все другое, что мне дорого. Я испытала пусть и не религиозный экстаз, но нечто по-настоящему мистическое. Может быть, именно так и ощущают себя истинно верующие?

Я не сомневалась, что Темная Империя – воплощение чистого зла. Только вот точно не знала, является ли наша сторона воплощением чистого добра! Но было понятно, что эти силы будут бороться друг с другом.

– Как только моя семья узнает, где я, у вас не будет вообще никаких шансов, – сказала я с вызовом.

Это развеселило его еще больше.

– Милое дитя! Милое дитя! Неужели ты в самом деле ждешь, что месье Зодиак ворвется сюда, чтобы спасти тебя с помощью могучего черного клинка?

– Не исключено, – отозвалась я.

– Едва ли! – засмеялся он. – Насколько я понимаю, без помощи меча месье Зодиак не сможет даже пересечь комнату.

– Это ничего не значит. – Я поставила на стол стакан и доела пирожное. Кажется, я поняла, чего они боятся. – Потому что он владеет мечом.

– А-а-а! Значит, ты еще не слышала? – Глаза его блеснули.

– О чем?

– Альбинос больше не владеет мечом. Он оставил его, когда пошел искать тебя.

– Ему не составит труда за ним вернуться.

– Уверен, что он опытный путешественник по разным мирам, дорогуша, но, видишь ли, Клостергейм и фон Минкт уже забрали меч. Потому они и смогли прийти сюда и договориться с нами. Они расплатились мечом за нашу помощь и те особые способности, которыми мы наделили их.

– Так он у Клостергейма?

– Не совсем. Теперь Черный меч хранится у нас. Думаю, вряд ли твой прадед захочет так рискнуть.

Во мне вдруг вспыхнули эмоции.

– Он вернет его. Он покажет вам, что его не так просто обмануть. Он придет сюда!

– Ах, бедняжка. Разумеется, он придет сюда. И попытается помочь тебе. Поэтому мы пустили слух о том, где ты. Но без своего адского клинка, боюсь, он не принесет тебе большой пользы.

Наконец-то я поняла, кто на самом деле этот белобородый чародей – коварный, жестокий, отвратительный тип.

Наши взгляды встретились. Он увидел, что я о нем думаю. Откинул голову и от души расхохотался.

– Он придет, дорогуша. Придет. Но успеет ли он вовремя, чтобы найти тебя еще живой? Очень сомневаюсь. Видишь ли, мечу требуется особая пища, чтобы он стал полезным. Особая пища… – В его взгляде сквозило непонятное вожделение. – Юная и свежая.

Пока его плечи дрожали от смеха, я поняла, что мои друзья и семья потерпели полнейшее поражение благодаря хитрости Клостергейма и этого типа.

Я запустила в него тарелкой и стаканом. И снова была готова разрыдаться, но обратила свой страх в ярость.

– Мерзкий, грязный старикашка!

Напиток из стакана окропил белоснежную бороду, и теперь казалось, будто по подбородку и груди барона стекает кровь. Глаза его на мгновение застыли, но он тут же снова расхохотался.

– Должен признаться, – сказал он, вытираясь салфеткой, – это одна из самых сложных и успешных ловушек, которые мне удалось расставить за многие столетия. Мы поймали тебя. У нас есть меч. Теперь нам нужен еще лишь юный Джек. Я уверен, вскоре и он к нам присоединится.

Он бросил на меня оценивающий взгляд и опять начал подмигивать и хихикать, как добродушный дядюшка.

– Ты – бойкое дитя, дорогуша, за тобой глаз да глаз, как я вижу. Мы и это продумали. Ты будешь находиться под присмотром Фланы Микошевар, графини Кэнберийской. Она происходит из королевского рода, является претенденткой на трон и вдовой Асровака Микошевара – он геройски погиб от руки Дориана Хоукмуна в первой битве при Камарге. Она сменила двенадцать мужей, и многие из них обрели ужасный конец, но не всегда на войне; одним из них был барон Мелиадус, канцлер короля. Она терпеть не может жителей материка, хотя и оставила фамилию печально известного московитского ренегата, своего последнего супруга. С ней лучше прикуси язычок, ибо ей позволено наказывать тебя так, как никому из нас. Но не надейся на ее снисходительность лишь потому, что вы одного пола. Всем известно, что графиня Флана наслаждается, причиняя боль другим людям.

Барон Боус-Юнге мерзко ухмыльнулся, а затем надел маску и позвал рабов. Из-под маски послышался вздох, словно кто-то выпустил пар, – видимо, он уже предвкушал, как отомстит мне.

Он позвонил в старомодный колокольчик, призывая рабов, и повернулся ко мне спиной, листая древние книги, словно уже забыл обо мне.

Это был мой шанс на побег, но я опоздала. Рабы уже окружили меня. Они проводили меня обратно к коляске; выбора не оставалось, пришлось забраться внутрь.

После невероятно долгого путешествия по коридорам, залам, тоннелям, аркадам и крытым улицам мы наконец прибыли во Дворец Цапли, где жила Флана Микошевар, графиня Кэнберийская, моя тюремщица. Дворец Цапли был возведен вокруг красивого внутреннего дворика. Непривычно для вкусов жителей Темной Империи он находился под открытым небом. Его водный садик поил зеленые лужайки и благоухающие клумбы, полные прекрасных цветов, каких я прежде не видела, и таких же роз, гортензий и люпинов, как у нас дома. В саду было уютно, несмотря на странные цветы (учитывая полное отсутствие насекомых и птиц, наверняка плотоядные).

Меня оставили в комнате ожидания, я смотрела на сад и с интересом разглядывала цветы, так как не нашла другого способа успокоиться. И хотя окна были распахнуты, сетка на них намекала: сбежать отсюда невозможно.

Казалось, прошло несколько часов, и наконец в комнату в окружении свиты вошла графиня Флана. Она была высокая и стройная. Голову закрывала искусная маска цапли из серебра и черного дерева, с длинным острым клювом и хохолком на голове. Из-под маски на меня обратили непроницаемый взор два холодных золотистых глаза.

– Я слышала, у вас на все имеется свое мнение, мадемуазель фон Бек, – проговорила она насмешливым мелодичным голосом. Если бы не предостережение барона Боус-Юнге, я бы решила, что найду здесь участие. Я промолчала. Все еще планировала сбежать. Я обязательно должна была попытаться, раз столько значу для Темной Империи в вопросе покорения мультивселенной.

Конечно, их планы я не восприняла всерьез, но даже повторное завоевание континента само по себе уже плохо. Если я сбегу, может, получится хоть что-то остановить.

Я решила сделать вид, что поддалась чарам графини Фланы; она отослала рабов из комнаты и встала надо мной, я же сидела на неудобной асимметричной кушетке лицом к окну.

– Тебе нравится мой маленький сад, девочка?

– Очень, – произнесла я как можно невинней. – Вы сами его возделываете?

Мои слова вызвали нежный смех.

– Бывает и так, когда я одна. Впрочем, это случается очень редко.

Рука с тонкими пальцами сняла элегантную маску, и за ней оказалась самая прекрасная женщина из всех, что я видела, на экране или в жизни.

Белая сияющая кожа, платиновые волосы и темно-красные губы. В ней было что-то удивительное, мечтательное, когда она обратила на меня свои глаза цвета подсолнухов. Она оказалась более светлокожей, чем я ждала, и румянец не сразу сходил с щек. Очень сложно не доверять той, кто выглядит такой прекрасной и уязвимой. Как она справилась с дюжиной мужей? Дюжиной! Кажется, она попала не в тот орден. Может, существует Орден Паука? Ее внешность противоречила всему, что я о ней знала. Интересно, сколько такие живут? Выглядела она на двадцать пять, хотя ей запросто могло быть больше сотни лет.

При всей ее репутации я почувствовала к ней расположение, особенно когда она отодвинула сетку на стеклянной двери и вывела меня в безмятежность сада. По небу быстро проносились темные облака, бросая тени на черные башни и купола. Один раз над городом пролетел большой черный орнитоптер, его двигатель грохотал, оставляя за машиной след из дыма и искр.

– Значит, ты сестра Джека Д’Акре? – Мы шли среди цветочных клумб и ручьев. – Вы не очень похожи.

– Согласна. И не подумаешь, что мы родственники.

Она нахмурилась.

– О, нет, думаю, пророчество точно. Я скучаю по маленькому Джеку. Знаешь, он жил здесь со мной. Несомненно, довольно странный опыт для нас обоих.

Она посмотрела на фонтан: стайка стилизованных бронзовых русалок расселась на скалах, и струи воды били из их металлических ртов. Русалки катались на дельфинах, держали в руках трезубцы и сети, но, при всем своем классическом происхождении, выглядели определенно по-гранбретански – немного гротескными, немного агрессивными и, возможно, живыми. Говорила Флана рассеянно, словно вспоминала что-то. Она подняла голову и посмотрела вслед орнитоптеру, пролетающему между двумя башнями.

– А потом он сбежал.

Если бы я не знала, о чем речь, то решила бы, что она вспомнила о возлюбленном, который ее бросил.

– Но теперь у меня есть ты, – сказала она. Протянула руку и погладила меня по волосам. – Бедный Джек. Бедный слепой Джек.

– Это вы его ослепили?

– Он так прекрасно пел. И предсказывал будущее. Он был провидцем, как тебе известно, моя милая. И, я уверена, ты осознаёшь, какая судьба ждет таких людей?

Я не смогла сдержаться и спросила:

– Как его ослепили?

– Светом. Видишь ли, они хотели, чтобы он слышал демонов в стали, – голос ее сделался едва слышим. – Они не понимали его истинной ценности. И забрали его в Миренбург. Мои информаторы сообщили, что там пытались выковать особый меч. – Вероятно, она вспоминала то время, когда это случилось. Я не была уверена. Я никогда не общалась с такими таинственными личностями, которых невозможно прочитать. – Видишь ли, у Тарагорма были эти машины… Но изначально я купила его из-за голоса.

– Купили его?

Она озадаченно нахмурилась.

– А Тарагорм решил использовать его в совершенно других целях, не понимая его талантов. Один из моих мужей выложил за него целое состояние, – нежно засмеялась она. – Но он того стоил. Пока не сбежал, – вздохнула она. – Разумеется, по королевскому приказу. А теперь… Уверена, рано или поздно его найдут. Но на этот раз – если повезет – ему вырвут язык. А скорее всего, уничтожат.

Секунду или две я даже на что-то надеялась.

– Не думаю, что можно сбежать из Лондры.

– Нет, он сбежал не из города, – ответила она. – Он все еще здесь, где-то здесь. Должен быть. Я почти чувствую его запах. В конце концов он же не может вернуться в Миренбург, правда? Мне сказали, он обязательно появится, как только узнает, что его сестра у нас в руках. Как ты думаешь?

– Думаю, он будет идиотом, если рискнет, – сказала я.

Ей это показалось забавным. Она улыбнулась и вновь протянула ко мне руку. Я позволила ей погладить меня по шее и плечам, но она поняла, как я напряжена, и отдернула руку.

– Я скучаю по нему. Полагаю, и ты тоже.

– Не так сильно, как вы.

Отчего-то она посмотрела на меня с благодарностью. Мне было трудно поверить, что она убивала мужей, но ведь я знала ее лишь с одной стороны. А может, все аристократы Гранбретани такие. Казалось, добрая половина из них с трудом сдерживает истерику. Их увлечение масками и закрытыми помещениями у меня ассоциировалось с безумием. Раньше, читая слова «кровь похолодела», я даже не задумывалась, что они значат. А теперь поняла. Несмотря на теплую погоду, я дрожала, когда она вела меня по вымощенной разномастными камнями дорожке, задумчиво вглядываясь в яркие мясистые цветы и притворяясь, как я полагала, что пытается найти формулировки поточнее.

– Ты не знала его так, как я. – Она глубоко вздохнула и засмеялась. – Да и кто бы мог?

– Вы действительно думаете, что он к вам вернется, потому что я здесь?

– О, нет, милая, он вернется ко мне не из-за тебя. На самом деле из-за тебя он, скорее всего, будет держаться как можно дальше. – Она посмотрела на меня безо всякого выражения и сразу отвернулась. – Это абсурд. Я усыновила Джека. Хотела, чтобы когда-нибудь он стал королем-императором.

– Но разве король Хуон не бессмертный?

Она посмотрела на меня удивленно, словно я подслушала ее разговор с собой.

– Ну, конечно.

Она улыбнулась и остановилась у клумбы с невероятным сортом лилий: пурпурные шапочки, неотличимые от смертоносного паслена.

Мы вернулись к дверям, а затем она удивила меня вопросом:

– У тебя есть предпочтения насчет ужина? Из-за войны ощущается определенный дефицит, но я могу приготовить для тебя почти все, что захочешь.

Я покачала головой.

Голос ее смягчился:

– Тебе не нравится здесь, в Лондре? Почему?

– Я скучаю по маме с папой.

– Это они сдали тебя?

– Нет. Это Клостергейм и его друг гнались за мной повсюду. Под землей. По всем измерениям. Через пол-Европы. И в результате я потеряла связь с родителями.

– А где они сейчас? Еще живы?

– В Англии, – сказала я. – В Йоркшире.

– О! – воскликнула она, просветлев лицом. – Какое совпадение. Здесь, в Гранбретани, тоже есть провинция с похожим названием.

– Неудивительно.

Я зевнула. У меня был долгий, очень долгий день. Солнце клонилось к земле и освещало крыши и купола беспокойным красноватым светом. Может, эта женщина нравится мне потому, что она нестабильна? Была в ней какая-то незащищенность.

– Как долго меня собираются здесь держать?

– Недолго, насколько я понимаю. У них есть Меч, у них есть Чаша, у них есть Камень. А теперь им нужны Кровь и Посох, чтобы совершить ритуал. И вы с Джеком дадите им все необходимое.

– Почему?

Ответ я вряд ли хотела услышать.

– Им нужны мужская и женская жидкости, разумеется, из ваших вен. Вы ведь исконные хранители Грааля. Хранители Камня, как они говорят.

Кровь должна принадлежать близнецам из древнего рода фон Бек. Это рассказал мне Тарагорм, все еще мой добрый друг, хотя мы когда-то и были женаты. Чтобы получить контроль над Равновесием, необходимо пролить и смешать чистую кровь близнецов Грааля, и тогда мужская и женская сущности сольются в ритуальном кровопускании…

– Ритуальном кровопускании? – У меня начала складываться четкая картина. Не очень приятная. Я вздрогнула.

– Да, из вас обоих. Это очень важно. Уверена, ты понимаешь, потому что в тебе течет эта кровь. Для меня-то все это в новинку. Видишь ли, я никогда не изучала магию и почти не знаю тех, кто изучал. С Тарагормом говорят его механизмы. Они довольно ясно описали, что делать. Подобное к подобному. Одинаковое к одинаковому. Форма к форме. Кровь к крови. Это краеугольный камень их науки, магии и медицины. Мы следуем тому же принципу схожести. Это принцип самого Равновесия. Противоположности уравновешивают друг друга. На этих принципах основана вся жизнь. Но Тарагорм объяснил мне все это, и не сомневаюсь, что и тебе объяснит.

– Тарагорм?

Я хотела узнать о нем побольше.

– Он хозяин Дворца Времени. Говорят, он может путешествовать во времени. Как минимум может видеть прошлое и будущее. Он величайший ученый в мире, знаток Учения об отличительных характеристиках. Наши предки называли это «Сигнатура рарум». Похожее влияет на похожее. Это основы науки. Он исследует измерения, двигаясь взад и вперед по истории, пытается восстановить знания, которые мы утратили, когда наступило Трагическое тысячелетие.

– И что привело к этой катастрофе?

– Кто знает, детка? Возможно, схожая цепочка событий. То, что происходит в одно время в одном месте, начинает повторяться и повторяться, но с каждым повторением накапливаются незаметные изменения. Существует легенда о Мече, Камне и Чаше – она появилась, вне всяких сомнений, в тот же период. Было бы довольно нелепо, если бы мы повторяли те же самые ошибки, что навлекли на нас темные времена, из которых мы едва только вышли. – Она засмеялась мило и легко, но в смехе ее чувствовалась усталость. – Как же будет скучно, если это окажется правдой.

Должна признать, вся эта магическая дребедень не укладывалась у меня в голове. Графиня Флана, кажется, этого не замечала.

– И когда будет проведен ритуал?

Логично ведь, что я интересуюсь их планами относительно моей смерти.

– Когда все миры соединятся в Стечении, – ответила она. – Небольшие стечения случаются довольно часто. В сотнях сфер, в миллионах.

За последние два-три столетия такое происходило несколько раз. Все повторяется. И при каждом повторении, как сказал Тарагорм, возможности были упущены. Сейчас они намерены преуспеть. Они сохранят Равновесие и начнут им управлять. – Она почти нежно улыбнулась мне и снова протянула руку. Но на этот раз я уклонилась. – Они хотят взять под контроль и Порядок, и Хаос.

– Не слишком ли амбициозно?

– Выглядит именно так, правда, милая? И отчего это мужчины всегда стремятся всем управлять? – Она расправила платье. – Они говорят, что Хоукмуну – или одному из его воплощений – суждено разрушить Равновесие. Но если они возьмут его под свой контроль, то завладеют и Серыми Пределами…

– «ДНК мультивселенной»?

Кажется, кто-то так их называл. Я едва понимала, о чем она говорит.

– А ты хорошо образована. Они верят, что смогут воссоздать такую мультивселенную, какую им захочется. Когда эти, с континента, Клостергейм и фон Минкт, пришли со своим планом, к ним сначала отнеслись скептически. Однако они смогли всех убедить, отчасти благодаря тому, с какой легкостью эти двое перемещаются по разным мирам мультивселенной. У наших людей очень расплывчатые представления о прочих мирах, хотя уже какое-то время они пытались найти способ проникнуть туда. В «Сигнатуре рарум» имеются свидетельства о том, что наши предки имели такую силу, но утратили ее. Если Гранбретань сможет легко перемещаться из одного мира в другой, мы найдем и убьем всех, кто замышляет против нас. Но до сих пор путешествовать между измерениями по собственной воле умели не мы, а другие люди. Поэтому ты и твой брат так ценны, разумеется, как и твои прадед и бабушка. Не только потому, что ваша кровь обладает магическими свойствами, которые нужны для проведения ритуала, а и потому, что если вы будете у нас, то и другие придут к нам в нужное время. Они раскроют все свои секреты, и мы сможем провести эксперимент при оптимальных условиях.

Что-то смутно меня тревожило. В ее логике имелся какой-то изъян.

– Значит, вы хотите собрать здесь половину моей семьи. И мы все умрем?

– Вы истечете кровью, но это не означает смерть в общепринятом смысле. Хотя, конечно, приятно не будет. И мне даже почти жаль тебя.

Мне вдруг вспомнилось, как миссис Акройд, жена фермера из Чапелле-Дейла, подвесила свинью и перерезала ей горло, чтобы сделать черный пудинг. Бедное животное ужасно визжало, пока его кровь стекала в большое ведро. Я вспомнила, как фермерша опускала в ведро руки, размешивала кровь и очищала ее от примесей. Даже мои подруги, дочки Акройдов, считали, что это мерзко. Я тогда убежала. Не стала ждать, пока меня отвезут домой. Пробежала почти три мили без остановки и в ужасном состоянии добралась до Тауэр-хауса. Мама с папой пришли в ярость, когда узнали, что я это увидела. После этого они даже хотели мне запретить общаться с Акройдами.

Я представила, что вишу, как свинья миссис Акройд, и мне стало плохо. Я спросила, где здесь туалет. Одна из рабынь отвела меня в комнатку, похожую на уборную в Миренбурге, и меня вырвало желчью, хотя я вовсе не была больна. Я посидела там еще немного, чтобы собраться и поразмыслить, как отсюда можно сбежать. Может, это и глупо, но до сих пор до меня не доходило, что я нахожусь в смертельной опасности. Воспоминание о свинье помогло это понять.

Я открыла решетку на двери и выглянула наружу. Юные рабыни все еще ждали меня. Возможности побега я пока не видела, но кое-какая идея меня посетила – учитывая психологию здешних жителей. Таинственный Джек все-таки улизнул. Наверное, он очень умный, раз сделал это, несмотря даже на то, что его ослепили. Либо у него имелись друзья среди лакеев короля-императора.

Я решила возвратиться, пока не разузнаю больше об окружающем и не придумаю, как сбежать. Когда я вернулась во двор, графиня Флана уже надела маску цапли из серебра, золота и платины. К ней пришел гость. Человек стоял спиной ко мне, но он был без маски. Я сразу же узнала его.

Флана сказала:

– Мальчишка снова пропал. Может быть, девочка знает, где он? Если так…

Я услышала, как он ответил:

– Именно об этом я и пришел вас предупредить. По возможности постарайтесь не повредить даже ее кожу. Она должна остаться нетронутой, иначе от ее крови не будет никакого толку. Если повезет, альбинос и его стервозная девка приведут нас к мальчишке. Мальчишка принесет Посох. Без него остальные объекты бесполезны.

Он повернулся, когда я вошла. Глаза его сузились и посуровели.

Я смотрела на красивое лицо человека, которого считала нашим другом, который вел себя так очаровательно и мило, когда мы познакомились. Который привез Элрика в Инглетон и наслаждался нашим гостеприимством. Человека, который мне очень нравился, которому я доверяла. Воздухоплаватель поклонился с преувеличенным старанием, а его улыбка была само лицемерие.

– Добрый день, юная мадемуазель. Рад снова вас видеть, – сказал шевалье Сент-Одран и снял свою замысловатую шотландскую шапочку.

Глава восемнадцатая

Хоукмун, граф Брасс и его дочь Исселъда, Оладан из Булгарских гор, все в зеркальных доспехах, вновь повели свои армии против войск Мелиадуса и его баронов. Мелиадус был в ярости. Какой силой бунтовщики обладают, что могут появляться и исчезать по собственной воле, выбирая место и время для самых важных битв?..

Тем временем, пока лорд Тарагорм и барон Боус-Юнге размышляли о ритуале, который привел бы к ужасной гибели Унны, Элрик обыскал множество миров на лунных дорогах и понял, что Клостергейм и фон Минкт перехитрили его. Он вернулся в мир, где Темная Империя оказалась загнана в угол, и от Ярослава Стредика узнал, что сюда прибыла его дочь вместе с друзьями и что они направились в Мюнхейн. Элрик добрался до руин у озера и обнаружил своих друзей через пару часов после того, как улетел гранбретанский орнитоптер.

Зловоние все еще висело в воздухе. На отряд сбросили бомбы с ядовитым газом. Элрик узнал его. Испуганным лошадям удалось избежать отравления. Теперь они паслись неподалеку от руин, брошенные кареты стояли тут же. Исчезли двое – Уна и Унна. Прочих оставили умирать. Элрик применил свои чародейские умения, быстро помог своим друзьям и узнал от них о судьбе остальных.

Сильнее всех тревожился лорд Реньяр. Он винил себя в том, что случилось. Элрик подбодрил его:

– Замыслы и контрзамыслы, лорд Реньяр, естественная часть этой игры, в ней испытывается верность наших ближайших друзей. Эта парочка и их союзники смогли нас всех обвести вокруг пальца. Насколько я понимаю, Бастейбл пытался связаться с вами, но ему не удалось. Все это усложняет игру. В настоящее время все миры мультивселенной начинают соединяться, так что, предполагаю, гранбретанцы планируют провести свой кровавый ритуал очень скоро.

Огромный лис почесал за левым ухом.

– Почему они считают это настолько важным? Они служат Хаосу или Порядку? Чего они хотят?

– Думаю, ставки у них высоки. На кону нечто большее, чем Хаос или Порядок.

– Что может быть больше?

Элрик обернулся к своему другу князю Лобковицу за помощью, тот счищал с одежды пыль и морщился от неприятного запаха.

– Есть кое-что превыше. Они ждут, что благодаря «кровному каналу» соберутся вместе все разрозненные воплощения самого Равновесия.

– Космического Равновесия? Оно нарушено?

Лис нашел шляпу и облизывал пыльный фетр, пока не решил, что она достаточно чиста, чтобы водрузить ее на голову.

– Космическое Равновесие нельзя нарушить, хотя, вероятно, можно уничтожить. Это же идея. Но элементы, представляющие ее, редко сходятся вместе. И очень часто принимают незнакомые формы.

Князь Лобковиц смотрел, как какатанава неумело собирают лошадей и лейтенант Фроменталь помогает запрягать их в кареты.

– Разумеется, само Равновесие – лишь символ тех сил, что контролируют мультивселенную, но символ весьма полезный и действенный. Многие верят, что, получив власть над символом, можно начать управлять и Порядком, и Хаосом. Поскольку разумные люди никогда не желали получить такую власть, а неразумные ее достичь неспособны, все это лишь теория, которую еще требуется проверить.

– Ее никогда не проверяли? Никогда? Тогда что такое Равновесие? Из чего оно состоит? – Лорд Реньяр напряженно наблюдал, как Элрик осматривает руины там, где приземлился орнитоптер, в надежде найти подсказки, куда увезли его дочь и правнучку. Было очевидно, что увезли их в Гранбретань. Возможно, в Лондру. Не многим удавалось сбежать с острова. Он мрачно склонил голову набок, чтобы услышать ответ князя Лобковица.

– Весы Равновесия состоят из основы, перекладины и двух чаш, подвешенных к ней на золотых цепях. В них заключена суть и Порядка, и Хаоса. Основа укоренена в огромном камне, его чаще всего называют Твердыней вечности. Другие зовут его просто «Камнем». В некоторых частях мультивселенной каждый из этих элементов почитают по отдельности и даже поклоняются им. Об одном элементе рассказывается в известной легенде о мече короля Артура, там он зовется Экскалибуром, что оставался вонзенным в камень, пока кто-нибудь не сумеет его вытащить. Другие мифы говорят о Камне как о Граале, гигантском изумруде, который обладает силой исцелять боль мира – так что это не обязательно чаша. Некоторые считают его тем же, что и Рунный посох – он обладает свойствами Грааля и тоже способен принимать разные формы.

Пасть лиса растянулась в озадаченной ухмылке.

– Боюсь, сударь, я как рациональное существо не могу понять столь странную логику.

Князь Лобковиц медленно кивнул, глядя на остальных, и потер шею. Он, как и они все, сильно потел, должно быть, из-за колдовства Элрика.

– По всей мультивселенной разумные существа, обладающие воображением, приписывают разные свойства и формы этим символам, – сказал он. – Чаши, мечи, камни – это лишь более знакомые образы, которые мы выбираем. Например, манипулирование посредством представления – задача любого алхимика. С помощью этой особой логики мы контролируем стихии, а некоторые ее осуждают как чародейство. В виде элементалей – разумных существ с энергией урагана или лесного пожара, землетрясения или бури – эти силы гораздо могущественнее, чем всё, что мы можем изобрести или чем надеемся управлять. А над элементалями стоят Владыки Высших Миров, они представляют наши пороки и добродетели, наши устремления, темперамент, интеллект, отвагу и даже нравственные устои, и они тоже не станут бросать вызов власти Равновесия. Они тоже понимают, что Хаос и Порядок должны постоянно бороться друг с другом ради поддержания жизни в мультивселенной, чтобы она и не завяла, и не слишком разрослась. Потому что любая крайность угрожает нашему существованию. Более того, мы и сами – воплощения этих положений. Возможно, именно поэтому мы и продолжаем жить. Своими историями, сотканными из наших желаний и страхов, мы создаем Порядок и обеспечиваем свое существование. Мультивселенная сама заботится о своей безопасности, ее непрерывный рост создают силы, которые и поддерживают ее стабильность. Мы представляем эти силы в виде символов. Их мы используем для объяснения и организации небольших частей мультивселенной, в которых обитаем и которые понимаем.

Элрик вернулся, так ничего и не найдя.

– А еще, – расширил он объяснение князя Лобковица, – существуют Серые Пределы.

Он позволил себе легкую улыбку, и Лобковиц на нее тут же ответил.

– Считается, что Серые Пределы – это первичная материя, она может принимать любую форму в ответ на наши мысли и желания, – отозвался он. – Те, кто изучал чародейские искусства, уверены: контроль над всеми другими элементами – ничто, если ты контролируешь Серые Пределы. Весы Равновесия – это регулятор. Разрушьте его, и вы сами станете регулятором, способным управлять мирозданием.

– Ага! – Лиса наконец озарило. – Вы становитесь Богом!

– Мы убеждены, что именно этой мерзости и добиваются Темная Империя и ее союзники, в том числе фон Минкт и Клостергейм. Они считают, что Бог и Сатана, если примирятся, больше не будут иметь власти над мирозданием, да и не захотят преобразовывать и контролировать его.

Это лорд Реньяр понял легко. Он пробормотал что-то насчет эпикурейцев и стоиков.

– Всегда будут те, кто, затевая конфликт, получают преимущества при любом раскладе.

– Это началось несколько веков назад, – добавил князь Лобковиц, – когда Сатана повелел дальнему родственнику князя Элрика, Улрику фон Беку, найти Святой Грааль и исцелить мировую боль. Ваш друг Манфред фон Бек присоединился к заговору герцогини Критской и ее сообщников, которые хотели обрести окончательную алхимическую власть над природой и, разумеется, получить способность управлять стихиями, превращать свинец в золото и тому подобное. Намного позже старому графу Улрику удалось разрушить план нацистов по обретению этой власти. Но Клостергейм и Гейнор благодаря своим экспериментам и способностям не могут просто так умереть и продолжают поиски Грааля. Они думают, что именно этим сейчас и занимаются, но я подозреваю, что у Боус-Юнге, Тарагорма и всех прочих блестящих, но ядовитых умов Гранбретани планы гораздо более амбициозные.

– Если они получат контроль…

– Тогда, боюсь, мы все перестанем существовать. Однако они, скорее всего, потерпят поражение, и катастрофа падет на их головы. Но даже такая перспектива не слишком беспокоит нашего приятеля Клостергейма. Подозреваю, он жаждет небытия и надеется таким способом обрести его. Аннигиляция. Даже Гейнор решил, что лучше погибнет, чем потеряет шанс обрести контроль над жизненной сутью всего сущего. Хотя он не до конца понимает, что означает для него смерть – вечная агония мига перед наступлением смерти. Ведь если он отменит время, то отменит и все, что делает нас живыми существами, а не просто атомными частицами, у которых нет истории и они лишь воссоздаются снова и снова.

Князь Лобковиц меланхолично вздохнул. Он понял, что не все присутствующие восприняли его отсылку к физике. Но, по крайней мере, экспедиция возобновилась. Он взглянул на Элрика:

– И что теперь, мой старый друг?

Элрик был встревожен:

– Очевидно, наши враги нас обыграли. Гранбретань и ее союзники владеют как минимум двумя элементами и сделают все, чтобы добыть остальные. Даже Черный меч может угодить в их руки. Мы поставили на кон всё, как, подозреваю, и они.

– И время почти истекло, – сказал князь Лобковиц. – Теперь все Рыцари Равновесия во всех воплощениях нашего мира сходятся, чтобы победить алчные объединенные силы Темной Империи, Клостергейма, Гейнора и прочих. Мы должны перехитрить их точно так же, как они перехитрили нас. Они привыкли ловчить, а у большинства из нас таких способностей нет. Благополучие маленькой девочки и сама ее жизнь зависят от того, как мы дальше поступим.

– Я бы отдал свою жизнь ради ребенка, – просто отозвался лорд Реньяр.

– Как и мы все, – согласился Лобковиц. – Но мы не желаем, чтобы, к примеру, свою жизнь отдал князь Элрик, поскольку это означало бы, что он не исполнит своей судьбы в другом мире. Видите ли, дорогой лорд Реньяр, мы действуем по необходимости, а не из сентиментальных соображений, не всегда порядочно, не всегда отважно, поскольку вовлечены в сложный конфликт, полный незаметных атак и контратак. Представьте себе большой оркестр: там каждый инструмент должен быть идеально настроен, чтобы сыграть музыкальное произведение, и вступить он должен в определенный момент. Но при этом музыканты оркестра разделены тысячами миль и даже тысячами лет, они разбросаны по всей мультивселенной, которая не является бесконечной, хотя и кажется такой. Если хоть один из наших героев не поступит как должно, если события не произойдут так, как должны произойти, если Элрик и его воплощения не сделают в точности того, что должны сделать в нужный момент, ни для кого из нас надежды не останется. Жизнь погаснет. Мультивселенная превратится в бесформенную первичную материю, и в этот раз не будет больше разума, который смог бы придать ему форму.

– Вы имеете в виду гибель Бога. Смерть идеи. Даже если так, требуется большая смелость, чтобы продолжать жить в таких обстоятельствах. – Открытое дружелюбное лицо лейтенанта Фроменталя выглядело мрачнее обычного. – Любой глупец может поднять руку, зажав в кулаке меч, и прокричать: «Свобода или смерть!», но требуется героизм, когда ты знаешь, что не сможешь выбрать ни время собственной смерти, ни свое оружие. Думаю, вы это понимаете, мой старый друг. – Он подошел к остальным, отряхивая пыльные руки, и сочувственно улыбнулся Элрику. – Но вот что любопытно: кто же нас предал? Слишком часто мне казалось, что наши враги предугадывают следующий шаг, знают, куда мы направляемся и что планируем.

Элрик взъерошил рукой молочно-белые волосы:

– Точно. Среди нас как будто есть шпион. Хотя идея эта мне ненавистна. Все, что мы делаем и говорим, основано на взаимном доверии и ненависти к общему врагу. У кого есть мотив или возможность предать нас? – альбинос замолчал и пожал плечами, потер подбородок. – Я пришел из мира, где предательство и ложь повсеместны, где что-то говорят и как-то поступают лишь ради победы любой ценой, где люди привыкли к лицемерию и обману, считают их естественными и вполне законными методами в торговле, политике или повседневных делах. Там не умеют отличать истину ото лжи. Они принимают сентиментальную ложь с таким же энтузиазмом, с каким другие принимают религию. И в самом деле, привычка мыслить именно так становится их религией. И всё же мы все, что так недавно собрались вместе, чтобы предотвратить этот заговор, мы враги Гейнора, Клостергейма и им подобных. Мы должны отвергнуть Князя лжи. В наших интересах хранить верность друг другу, – он вздохнул. – Сейчас не остается ничего другого, как отправиться в Гранбретань и попытаться найти детей, прежде чем эти твари окропят святыни их кровью.

– Кровью детей! – воскликнул потрясенный лис. – Они приносят в жертву детей? Отвратительное варварство! Но зачем?

– Извращенный чародейский обычай, – ответил князь Лобковиц. – Вы начинаете с веры в то, что подобное влияет на подобное. Что подобное становится подобным. Следовательно, подобное управляет подобным. Они надеются, что непорочная кровь почти бессмертных сможет создать новую реальность. Когда мультивселенная расплавится и превратится в бесформенную бесконтрольную первооснову, они примут кровь, превратят ее в свою, и это даст им возможность выжить и воссоздать мультивселенную по собственному замыслу. Даже если они потерпят неудачу, а я полагаю, что так и случится, будет уничтожено все, что регулирует мультивселенную. И многие герои погибнут зря, веря, что умирают за правое дело, умирают, приводя в равновесие стихии и защищая самого Бога. Все воплощения Вечного Воителя сгинут.

– Гибель Рыцарей Равновесия, – пробормотал лейтенант Фроменталь. – Даже Сатана к такому не стремился. – Он говорил с чувством, словно когда-то уже пережил подобное. – Мы должны пойти туда. Должны спасти нашу маленькую мадемуазель.

Князь Лобковиц сдвинул седеющие брови:

– Но как нам незаметно добраться до Гранбретани?

– Это не самая главная проблема, – сказал Элрик. – Маски заберем у погибших, которых оставил герцог Дориан. Мне сообщили, что войска Темной Империи отошли к Серебряному мосту между Кале и Ду-Верр. Даже если полковнику Бастейблу не удастся нам помочь – а я думаю, он попытается, – мы сможем влиться в толпу беженцев. Гораздо сложнее будет отыскать и спасти юную Унну и мою дочь.

Лорд Реньяр пребывал в замешательстве:

– Я должен отправиться с вами, господа. Но как мне скрыть свою наружность?

Сзади раздался чей-то голос:

– Наконец-то! Слава Господу, мы все-таки синхронизировались. Я бы появился раньше, но у меня была проблема с временным устройством. Прошу прощения, что не прибыл на встречу в Миренбурге, месье Зодиак. В тот момент я просто не мог бросить работу. В этом необычном мире лишь здесь есть мастерские и заводы, где имеются инженеры и умельцы, которые мне нужны. И, как обычно, они не вписались в график. Так или иначе, теперь устройство работает. Полагаю, вы получили мое сообщение?

Элрик обернулся, узнав голос, но князь Лобковиц и лейтенант Фроменталь первыми хором произнесли:

– Добрый день, полковник.

Открытое сильное лицо прибывшего осветила улыбка.

– И вам добрый день, джентльмены!

Он шагнул вперед, обнял князя Лобковица и пожал руки остальным Рыцарям Равновесия. Очки-консервы сидели поверх военной фуражки, полковник был одет в что-то вроде формы светло-голубого и алого цветов. Другими словами, выглядел он как работник Имперской торговой авиаслужбы его величества.

Полковник Освальд Бастейбл радовался встрече со старыми друзьями. Он коротко рассказал им о времени, проведенном в Миренбурге, и о том, что решил не раскрывать остальным своего присутствия, поскольку тоже видел Клостергейма и Гейнора во дворце.

– Я решил, пусть они сфокусируются на вас, джентльмены, раз они вас и так уже обнаружили. Таким образом я выиграл время, чтобы закончить свою «адскую машину». Разумеется, без помощи князя Ярослава это мне не удалось бы. Ваше имя, месье Зодиак, очень помогло в общении с ним. Я пытался сказать графине фон Бек, чтобы вы подождали, пока я не подготовлю лучший способ путешествия, но она уехала очень неожиданно, когда я находился на заводе, дорабатывая детали аппарата. Юная Унна едва не узнала меня, когда я на короткое время присоединился к вам за ужином на приеме князя Ярослава. Князь пообещал хранить тайну, но я не мог отказать себе в том, чтобы увидеться с вами. Как видите, все получилось довольно скомканно. Я бы мог рассказать ей о себе, но старина Клостергейм и его шайка могли догадаться, что я собираюсь сделать. Так что я решил сохранить свою личность в тайне, хотя рисковал, что ваш отряд, князь Лобковиц, уйдет до того, как я успею с вами связаться. Именно это и случилось. Услышав, что вы уехали, я побежал за вами, но вы были уже довольно далеко от Миренбурга. Похоже, я немного опоздал. Я догадывался, что они нападут, когда вы покинете город. Пытался предупредить вас, но, к сожалению, вы меня неправильно поняли. В любом случае машина готова и находится в вашем распоряжении. Тяжелее всего было обучить команду. У них здесь другая теория аэронавтики. Видите ли, они не британцы. Однако…

Легким движением руки в перчатке полковник Бастейбл вернул фуражку на место, обернулся и указал на невысокие холмы у них за спиной.

Оттуда появился изящный летательный аппарат, он летел низко, отбрасывая на землю длинную тень, двигатель мягко рокотал, новенькая обшивка, свежий металл и краска блестели, по обе стороны кормы красовался развевающийся британский «Юнион Джек», стеклянные иллюминаторы бронированной гондолы подмигивали, словно круглые невинные глаза.

– Джентльмены, позвольте представить «Викторию», воздушное судно ее величества. Это всего лишь прототип. Удобный маленький автобус, так я его сам называю. Однако на борту имеется довольно мощная артиллерия. Думаю, сегодня ночью мы сможем перелететь через пролив и сделать то, что необходимо.

Князь Лобковиц мрачно кивнул и пристально посмотрел в лицо полковнику Бастейблу.

– Полагаю, сэр, у вас имеется собственная программа.

Бастейбл ответил на его взгляд широко распахнутыми глазами.

– Намерен защищать благополучие этого мира, сэр. Как вам такое?

Элрик не смог понять смысл их реплик, он нетерпеливо повернул назад и повел отряд к воздушному судну, которое начало снижаться и остановилось в нескольких футах над землей.

Глава девятнадцатая

При виде шотландца-аэронавта я почувствовала себя совсем больной и беспомощной. Кривая улыбка Сент-Одрана рассказала мне все. Он предал нас. Можно считать, что мы проиграли. Я помнила, как месье Зодиак доверял ему, даже оставил в руках изменника свой меч!

– Мерзкий… – я не могла подобрать подходящего ругательства. Слезы застилали взор.

Графиня нашла себя занятие получше. Я ей уже наскучила. Она предложила шевалье присесть, позвала рабов и приказала им вывезти меня из ее маленького святилища. Я не успела взять себя в руки, как очутилась в покоях, по словам рабов, приготовленных для меня.

Похоже, мои похитители давно готовились к этому моменту. Несколько перемен одежды моего размера, аккуратная кровать с пушистым одеялом, все, что нужно для человека моего роста. Все, кроме дверей и окон. Они были огромные – и все заперты на неприметные замки и засовы. Окна располагались так высоко, что я не могла выглянуть наружу. И лишь взобравшись на какой-то асимметричный предмет обстановки (смутно напоминавший гиппопотама), я разглядела несколько крыш и странных труб на фоне черно-алого неба, где все непрерывно двигалось и перемещалось, а клубы дыма скручивались в зловещие непонятные фигуры. Стекло оказалось очень толстым и прочным. Из-за него вид за окном делался еще более зловещим. Я была даже рада спуститься и осмотрела свою камеру.

Для тюрьмы тут было просто роскошно. Небольшая гостиная с забавными креслами, рядом странный гранбретанский туалет. В шкафах нашлась еще одежда, и весьма красивая, пара простых масок, которые пришлись мне по размеру, несколько книг из какого-то легкого серебристого материала, не похожего ни на бумагу, ни на пластик. Иллюстрации в книгах словно бы двигались. Язык текста я едва понимала. Попыталась почитать, но это требовало слишком больших усилий.

Через некоторое время рабыня принесла мне ужин. Он состоял из чашки соленого супа, тонких полосок разной рыбы, разложенных на тарелке рядами, какого-то фрукта и очень сладкого напитка, похожего на абрикосовый нектар. Мама нам никогда не позволила бы пить такой, говорила, там столько сахара, что от него не только зубы испортятся, но и кости сгниют.

Поев, я почувствовала себя намного лучше. Готова была встретиться если не с самым страшным, что собиралась мне устроить Гранбретань, но хотя бы с чем-то похожим. Они не зря показали мне того несчастного избитого человека, с чьего тела кожа свисала клочьями, надеялись, я буду сидеть и думать, что меня ждет похожая судьба, но, несмотря на все доказательства, я отказывалась верить, что со мной поступят так же жестоко.

Думаю, я была в шоке или в отрицании, потому что утратила всякие эмоции, хотя и знала об их намерениях. Я больше не плакала. Испытывала лишь холодную ненависть к Сент-Одрану. Решила, что обязана сбежать и испортить, насколько это возможно, их планы. Чтобы поупражняться, я побегала вокруг комнаты, напевая популярные песни, затем начала прыгать на кровати, потом решила попробовать позы йоги и тай-чи, которыми занималась мама. В конце концов я ужасно вымоталась и упала на удобный перьевой тюфяк, тяжело дыша и разглядывая узоры на потолке – оказалось, там были изображены обнаженные люди в масках, они занимались чем-то не столько непристойным или сексуальным, сколько не поддающимся пониманию, что, вероятно, было и к лучшему. Стены тоже украшали росписи. По нарисованному лесу шагала процессия людей и чудовищ. Все в обычных темно-зеленых, коричневых, красных и фиолетовых тонах, довольно угнетающих.

Рассматривая комнату, я задремала, хотя решила бодрствовать и обдумывать сложившуюся ситуацию. Но вскоре я крепко уснула, и мне снились коровы с головами разных животных, лорд Реньяр, одетый как старомодная нянюшка викторианской эпохи, Элрик, он же месье Зодиак, который нес огромный Черный меч. Сначала мне показалось, что с него стекает кровь, но затем я заметила на металле светящиеся выгравированные буквы, такие же красные, как и глаза альбиноса. Затем ко мне пришла бабушка Уна с луком и стрелами, она пускала одну стрелу за другой в огромного чудовищного волка, а тот рыскал вокруг моей постели и грыз ее края, готовый напасть.

В комнате было уже очень темно, когда я услышала, что в дверь кто-то скребется. Она распахнулась, и я пробормотала приветствие. Я не видела, чтобы кто-то вошел, пока рядом со мной не появилась огромная морда с зеленовато-желтыми глазами. Из звериного горла раздалось урчание, и я тут же узнала черную пантеру. Затем дверь снова открылась. Теперь там стояла рабыня, она держала поднос с дымящимся кубком с чем-то похожим на томатный сок. Рабыня была в маске, но без одежды, как и все здешние рабы. У нее было прекрасное тело с округлыми изгибами мышц, мягкая кожа светилась неестественно-розовым цветом в тусклом свете, проникающем сквозь высокие окна. Я вдруг поняла, что не знаю, как включить в комнате освещение, и удивилась, заметив, как ее медленно наполняет мягкий свет.

Рабыня не пыталась предложить мне кубок, просто поставила поднос на ближайший стол и направилась к двери. Может, хотела проверить, не шел ли кто-то следом? Пантера тем временем села между нами. Я ощутила облегчение и благодарность – и не особенно удивилась, когда ее спутница сняла маску. Под ней оказалась Уна – в облегающем костюме телесного цвета, как я поняла потом. Она, очевидно, надела его, чтобы скрыть свою фарфоровую кожу, которую было бы легко заметить даже в полутемных коридорах, освещенных пламенеющими факелами.

– Я думала, что ты погибла, – прошептала я. – Или что они оставили тебя там. Как ты добралась сюда?

Бабушка улыбнулась.

– На орнитоптере, как и ты. Я не вдохнула много отравляющего газа, который отключил вас всех. Смогла задержать дыхание и сделать вид, что потеряла сознание. Оба имперских судна поднялись в воздух одновременно. На одном летел фон Минкт, а на другом – ты. Но они забыли о нашем судне, которое вернулось и нашло нас. Я дала ему сигнал спуститься и уговорила пилота отвезти меня в Карлай, там как раз проходила серьезная битва. В этой неразберихе я надела маску и присоединилась к отрядам, переходившим по Серебряному мосту. На другой стороне тоже царил хаос, солдаты и летающие машины повсюду, так что я легко добралась до Лондры. – Она усмехнулась. – Они не ожидали, что на гранбретанцев нападут побежденные народы, и города их почти не защищены. Мне немного помогли, и я проскользнула в ворота и добралась до дворца.

– Но у тебя же нет ключей… – Я посмотрела на дверь, в которую она вошла.

– Пришлось прибегнуть к старым трюкам. – Она протянула руку и погладила пантеру. И вновь из горла огромной кошки вырвалось урчание, когда она посмотрела на мою бабушку, та что-то шепнула ей, и пантера дружелюбно прикрыла глаза.

– Откуда она пришла? – спросила я. Пантеры с нами не было, когда мы сбежали из Миренбурга.

– Она всегда знает, где меня найти, – улыбнулась моя прекрасная бабушка. – Между нами отличное взаимопонимание. Иногда мы почти единое существо. Вставай и быстро одевайся. Я забираю тебя отсюда.

– Побег! – обрадовалась я. Может, именно поэтому я и не испытывала ужаса, даже услышав о планах Темной Империи. Наверное, всегда чувствовала, что она придет за мной. – А ты знаешь о предателе Сент-Одране?

– Да. Я знаю все о Сент-Одране.

Она замолчала, словно все это было слишком противно.

Дворец Цапли ожил, наполнился шумом. Неужели на нас напали? Само здание стонало и выло, из-за трепета пламени факелов над головой казалось, будто коридоры ожили. Уна с пантерой быстро бежали вперед по неровным каменным плитам, я держалась между ними. Мы прошли мимо дверей, за которыми слышались звуки, издаваемые животными, – видимо, здесь располагался личный зоопарк графини. И пахло тут тоже как в зоопарке. Я спросила шепотом, бабушка в ответ показала мне большой палец, подтверждая, что я не ошиблась.

Как только появилась возможность, она сказала мне на ухо:

– Это зверинец Асровака Микошевара. Он был страстным коллекционером. Здесь многие могущественные люди держат такие.

– Я привыкла, что в зоопарках клетки с решетками. Или, по крайней мере, рвы и стекло!

– Этот зверинец не для публики, а для личного удовольствия, – шепнула она.

Прежде чем она успела что-нибудь добавить, я почувствовала дуновение теплого ночного воздуха на лице и запах гари, горящего метала и угля, как пахло повсюду в городе.

– Этим путем мы доберемся до реки, как раз туда, куда нам надо.

– Они не станут искать меня? Ты еще можешь выдать себя за солдата, но я‑то совсем на него не похожа! Даже на маленького гурка.

Она улыбнулась:

– Мы вернемся другой дорогой. Надеюсь, у нас получится пройти путем Клостергейма и фон Минкта. Я обнаружила их пленника.

– Мальчика? Джека?

– Да.

– Как они привезли Джека сюда? В Миренбурге его с ними не было.

– Они умеют путешествовать между Миренбургом и Лондрой, – ответила она. – Но я не могу использовать этот способ. Колесо. В любом случае в данный момент Джеку ничего не грозит.

Мы шептались, торопливо идя по коридорам. Лишь один раз путь оказался перекрыт парой рабов в масках, они посмотрели на нас с любопытством, но ни в чем не заподозрили. Уна отреагировала быстро: взяла их за шиворот и ударила лбами друг о друга так, что они сползли на пол. Это меня весьма впечатлило.

– Ты должна показать мне, как это делается, ба. – Я испытывала извращенное удовольствие, называя привлекательную молодую женщину этим словом, но ведь она и в самом деле была моей бабушкой!

– Позже, – отмахнулась она. – Как только будем в безопасности, в Инглетоне, там я тебе много чего покажу. Опыт и знания необходимо передавать.

Я уже не была так уверена, что мы когда-нибудь опять окажемся в Западном Йоркшире, но ее обещание успокаивало, хоть я и подозревала, что она лишь пыталась ободрить меня. В галереях появлялось все больше народу, рабы сновали взад-вперед и таскали все подряд, от еды на подносах до мебели. Я удивилась, что они даже не замечают пантеру, но, оглянувшись, увидела, что она исчезла.

– А где мы? – спросила я во время краткой остановки.

– Мы вышли из дворца Микошевара и теперь приближаемся к жилью Тарагорма, хозяина Дворца Времени.

– Разве он не злейший наш враг?

– Именно поэтому мы и пошли этим путем, а не другим, – кивнула она. – Предполагаю, когда утром обнаружат, что ты исчезла, в первую очередь они обыщут улицы вокруг дворца Фланы.

– А куда делась пантера?

– Не беспокойся, она просто с кем-то слилась.

Только это она и сказала. Я и вообразить не могла, как много магии вокруг. Я ощутила явный запах одновременно электрического разряда и серы, словно кто-то чиркнул спичкой по коробку. Почему-то мне казалось, что именно так пахнет магия.

По ступеням и склонам мы спускались в глубины дворца, все ниже и ниже. Место выглядело заброшенным. Уна открыла маленькую дверцу на стене узкого прохода, и даже мне пришлось пригнуться, чтобы войти. Затем она аккуратно прикрыла ее за нами. Вытянула руки в темноте, пытаясь что-то нащупать. Я услышала какой-то шорох и испугалась. Прильнула к бабушке.

– Что это?

Чиркнула зажигалка. Загорелась коническая желтая свеча, распространяя запах жареной рыбы.

Постепенно я разглядела маленькую комнату, скорее даже кладовку. В дальнем углу кто-то пошевелился.

Человек зевнул и повернулся на темно-сером матрасе, моргая, словно только что проснулся.

Этого парня я видела и раньше – и безуспешно пыталась догнать в Механическом саду Миренбурга. Теперь я смогла как следует разглядеть его лицо. Высокие скулы, миндалевидные глаза, крепкий подбородок, волевой рот, слегка заостренные уши, как у Уны и моего прадеда. Юный альбинос повернул голову в нашу сторону.

– Джек, – пробормотала Уна. – Я нашла ее. Вы должны затаиться здесь на день-другой. И тогда мы попытаемся сбежать.

Он кивнул. Словно его совершенно не интересовало то, что она сказала.

– Мой отец… – начал он, но замолчал и нахмурился. – Кто ты такая, девочка?

– Меня зовут Унна. А ты Джек Д’Акре?

– Почти, – отозвался он. – Так меня зовут дома. Я знаю твой голос. Ты та девочка с завода…

– Правильно.

Я гадала, где находится его дом, и уже собиралась спросить, но Уна меня опередила:

– Джек из Лондона. Не Лондры. Он жил в Клапхэме, пока о нем не узнали Клостергейм и фон Минкт. – Она вернулась к двери. – Я должна найти какую-нибудь одежду и маску получше, иначе никому не смогу помочь. Я приду, как только смогу. Если что-то случится, и я не появлюсь… Позвольте вам кое-что показать.

Она подошла к дальней стене, отодвинула коробки и мешки и показала маленькую дверцу.

– Тебе придется отвести Джека в безопасное место, Унна. Если станет опасно, уходите через эту дверь. Она приведет вас к реке, там, я думаю, вы найдете лодку. Пантера вам поможет. Сейчас только этим путем можно сбежать из города.

И она ушла. Взглянув на дверь, я увидела, что ее охраняет пантера, глаза ее были прикрыты, голова склонилась, словно она спала сидя.

– Ты та самая женская составляющая, о которой они говорили? – Мальчик встал и подошел ко мне. Он споткнулся и чуть не упал, хватаясь руками за воздух.

Невидящие красные глаза были устремлены на меня. Я вспомнила предсказание миссис Дом: «Ты находилась в опасности с того самого дня, когда родилась!» Это был тот же мальчишка, что и в Миренбурге. Я ворошила память, пытаясь вспомнить еще какие-нибудь слова миссис Дом. «Кровь, – сказала она. – У тебя есть Кровь». Графиня Флана тоже говорила об этом, что бы это ни значило!

Я не совсем понимала, что такое женская составляющая.

– Это я говорила с тобой на заводе. А позже видела на ярмарке. Разве они тебя больше не ищут? Что случилось?

Я подошла к нему и взяла за руку. Его мягкие нежные пальцы ощупали мое лицо.

– Ты совсем юная, – сказал он. – Моложе меня. Ты та, что помогла мне. Я слышал, как Клостергейм назвал тебя «женской составляющей». Кажется, они боятся нас.

– Я им ничего не сказала. А ты?

– Нет, – помотал он головой. – Но у меня и нет тайн. Клостергейм с Гейнором какое-то время держали меня в заключении. Нашли в Лондоне, а после привезли сюда. Это случилось давным-давно. Потом они отвезли меня в Миренбург, где колесо – с помощью него можно попадать в разные варианты нашего мира. Именно так мы и убежали от потопа. Тебя они тоже привезли в Миренбург?

– Нет, – ответила я. – Думаю, они использовали тебя, чтобы поймать меня и месье Зодиака. После того как мы поговорили на заводе, я видела тебя еще пару раз в других местах. Однажды они едва не схватили меня, но Уна спасла.

– Она святая, эта женщина, – вздохнул он. – А ты тоже состояла в банде Макталбейна?

– Это имя мне незнакомо.

– Он худший ублюдок на улице. Дерет плату даже за картонную коробку, в которой ты живешь.

– Ты был бездомным?

– Я же сказал, что дом у меня был. Коробка вполне приличных размеров. – Джек усмехнулся и наощупь добрался до небольшого сундука, стоящего у стены. – Хочешь есть?

– Нет, спасибо.

Он открыл сундук, вытащил что-то вроде пирога из зеленого теста и откусил кусок.

– Эти вкусные. С мясом. Уверена, что не хочешь?

– Может, позже. Я не голодная. Так когда они тебя в первый раз схватили?

– В первый? Давно. Точно не знаю. Макталбейн отправлял нас в западную часть города. Я отвлекал внимание, потому что слепой да и выгляжу странновато. Этим и занимался. Я заходил в «Маркс и Спенсер» и устраивал там сцену, остальные тем временем обчищали стеллажи у дверей. Мы проделывали такое сотни раз. А потом меня вдруг схватили. Думал, это Старый Билл, полицейский, но оказалось, что это Клостергейм и его грязный подручный фон Минкт. Они притворились, что из полиции. И лишь когда затащили меня в машину, я понял, что они гонят. Потом меня отвезли к реке, а после на другую сторону моста, и не успел я опомниться, как услышал: «Три билета на Лондонское колесо, пожалуйста».

– Так ты катался на нем?

– Только в тот раз. В моем случае это лишняя трата денег. А потом я оказался в Миренбурге. Странное место, правда? А ты тоже из Лондона?

Его рассказ меня поразил.

– Угу, – торопливо ответила я. – Ты хочешь сказать, Лондонское колесо перенесло тебя в Миренбург?

– Да, так они путешествуют. А ты в каком районе Лондона жила?

– Родилась в Ноттинг-дейле, но потом мы переехали на Тафнелл-хилл. Около старой ветряной мельницы.

– А, знаю это место. Макталбейн возил нас туда по дороге в Хампстед. Мы были там на ярмарке. Должно быть, это последняя работающая мельница в Лондоне. Ею владеют какие-то отшельники. Я знаю, что Макталбейн положил глаз на это место, но его спугнули, когда он попытался туда забраться…

Было очень странно болтать со слепым парнем-альбиносом, который так сильно походил на моих дедушку с бабушкой и месье Зодиака. Пантера все еще спала у двери.

– А ты знаешь, кто твои родители? – спросила я.

– Мне сказали, что мой отец – Элрик, а мама – крадущая сны. А еще у меня есть сестра.

– Они думают, что это я.

Его рука снова ощупала мое лицо.

– О нет! – воскликнул он. – Мы же совсем не похожи.

– Значит, они ошиблись? Потому что у нас все-таки есть общие родственники.

Он покачал головой.

– Не спрашивай меня. Эта парочка мне ничего не рассказывала. Почти все, что я знаю, мне рассказала Уна. Да и то не много! Вы друг другу родные?

– Уна, – сказала я, – моя бабушка.

– Уна? – расхохотался он. – Уна? Ты имеешь в виду ту женщину, которая привела тебя сюда, верно?

– Верно.

Его реакция меня немного огорчила.

– Ну, не знаю, что она тебе сказала или что говорили другие. Но у нас с ней не может быть такая разница в возрасте, – сказал он грубо, даже слегка вызывающе. Я подумала, что он на что-то обиделся. Наверное, ему с самого детства пришлось несладко.

– Что?

– Уна просто не может быть твоей бабкой, – сказал Джек Д’Акре. – Она слишком молодая для. этого.

– Это ты так думаешь…

– Не думаю, а знаю. Слишком молодая. Ты все перепутала. Уна – моя сестра. – Он прикрыл рот ладонью. – Ой! Я не должен был никому об этом говорить. Не болтай, ладно? Иначе мы попадем в беду.

Глава двадцатая

Я решила, что потрясения несколько повредили мозг Джека, и давить не стала. Чуть позже ненадолго вернулась бабушка и предупредила, чтобы мы и впредь не высовывались.

– Хоукмуну удалось прорваться далеко вперед. Говорят, он прибег к сверхъестественной помощи. Использовал кристалл, грани которого отражают саму мультивселенную, а свет представляет лунные дороги. Он может быстро перебросить армию во времени и пространстве. Его армия исчезает ненадолго, а затем появляется в ста милях, в глубоком тылу противника. Между тем империя задалась целью найти вас двоих. Хуон предложил за вашу поимку награду, а виновных решил наказать. Казни уже начались. Кажется, сама Флана попала под подозрение.

Король Хуон приказал отыскать нас со слепым мальчиком. Такой масштабной операции Уна прежде не видела. Наши поиски стали для Темной Империи важнее защиты города. Я попыталась спросить, каким образом Джек Д’Акре может быть ее братом-близнецом, но у бабушки не было времени на подробные объяснения.

– Это связано с отношениями миров в мультивселенной. Чем сильнее их Стечение, тем ближе их временные линии. Мы начинаем привыкать к этим различиям, когда путешествуем по лунным дорогам. Полагаю, в том же заключается и тайна Хоукмуна. Клостергейм, кажется, что-то знает об источнике его силы. Империя хочет найти любого, кто способен к таким путешествиям, в частности вас с Джеком.

По крайней мере, теперь я поняла, почему она выглядит почти ровесницей своего отца. Значит, такое действительно возможно, хотя бы для некоторых, они могут вернуться в прошлое и познакомиться с собственными родителями еще до своего рождения! Значит ли это, что можно управлять событиями? Менять ход истории? Из того, что сказала Уна, я поняла: подобную власть могут обрести лишь избранные, например, такие как Элрик, воплощение героя по прозвищу Вечный Воитель.

Уна ушла разведать, каким путем лучше бежать. Пантеру она взяла с собой. А мне было о чем подумать.

Теперь стало понятно многое из того, что раньше казалось загадочным. Я решила, что если когда-нибудь вернусь обратно в школу и сдам экзамены второго уровня, то в университете стану специализироваться на мифологии и антропологии. Затем меня снова охватила тревога. А вдруг летние каникулы уже закончились? Скучают ли по мне в школе «Годолфин и Латимер»? Глупо, конечно, думать о таком, когда тебя могут подвесить вниз головой, чтобы ты истекла кровью, как свинья!

Настоящее имя брата Уны, конечно же, не Джек Д’Акре. Он был бездомным, шлялся по Ковент-Гарден и улице Лонг-Акр, и его дружки стали так называть его в шутку, потому что считали его акцент французским. Джек и сам не знал, откуда он родом, и едва помнил время до того, как ослеп. Ему снилось, что он жил в домике в сельской местности, а вокруг рос лес. Он сказал, что помнил лишь «некую сверкающую тьму». Он жил там с сестрой Уной, и в то время они были ровесниками.

Странно разговаривать с двоюродным дедушкой, который старше тебя всего лет на пять. Он казался мне скорее братом. Беспокойный, с мальчишескими замашками, с коротко стриженными белыми волосами и в темных очках, скрывающих глаза, он был невероятно похож на Элрика и Уну.

– В Миренбурге меня называли Онриком, – сказал он. – Странное имя. Джек мне больше нравится, а тебе?

– Запомнить проще. У меня мало опыта в путешествиях между мирами. Не уверена, что я смогла бы сама что-то сделать без помощи. А как ты ослеп? Ты всегда жил один?

– Уна сказала, что это случилось во время первых экспериментов империи. Я был тогда совсем малышом. Видимо, какие-то агенты Тарагорма нашли меня на лунной дороге. Наверное, меня там бросили. После этого я почти никогда не оставался один. Даже не знаю, как я сбежал от Боус-Юнге. Кто-то всегда предлагал свою помощь, если я был полезен. Один тип из Оксфорда водил меня с собой и выдавал за прокаженного, – он засмеялся. – Мы заработали кучу денег, которые нам бросали издали. Макталбейн был далеко не первым. Я делал вещи и похуже, чем он заставлял меня. По крайней мере, у меня всегда была еда и своя коробка.

Он опять засмеялся, лицо его казалось мне открытым и честным, но в то же время печальным. Он снова ушел в себя.

– Мне достаточно было оставаться собой, чтобы отвлечь внимание, куда бы мы ни пошли. Иногда на улицах, иногда в магазинах. Чаще всего мы грабили разные заведения и большие магазины, там, где это несильно скажется, но все равно мне никогда это не нравилось. А потом меня нашел ублюдок Клостергейм и снова привел к Боус-Юнге, как я уже и говорил. После меня отправили в Миренбург, где они пытались выковать этот меч. А потом опять сюда. Они умеют ходить по лунным дорогам, но это дается им нелегко. Клостергейм сказал, что знал моих маму и папу. Он заявил, что обязательно сведет нас вместе. Я думаю, они выкупили меня у Макталбейна. Подозреваю, заплатили ему, потому что чуть позже услышал, как они говорят. У меня очень чуткий слух. Кажется, это стоило им пятьсот фунтов. Через пару часов мы сели на колесо обозрения и оказались уже не в Лондоне, а в другом месте, как я и рассказывал. Этот тип Гейнор встретил нас в Миренбурге. Какое-то время они держали меня на ярмарке. Видимо, прятали на случай, если кто-то станет искать. В конце концов было не так уж и плохо. Но они начали запрещать мне все больше и больше. Не позволяли выходить без двух надсмотрщиков и не отпускали далеко. Я слышал, о чем они говорили. Темная Империя хотела узнать, как пользоваться лунными дорогами. Клостергейм и Гейнор разрешили им обратиться ко мне – я слушал клинки для мечей. Они хотели, чтобы меня увидел еще один тип, называли его «наш общий друг». Имя его так и не сказали. Заставляли меня работать, проверять резонанс мечей. Хотели сделать какой-то особенный клинок. Для особого покупателя, которого надеялись обмануть. По крайней мере, так я догадался. Короче, мы некоторое время провели в этом странно пахнущем городе, а потом они вернули меня сюда и заперли в какой-то грязной кладовке. Кажется, это был склад. Выбраться наружу я не мог. Они хотели использовать меня как наживку для ловушки… Тогда я еще не знал, что случилось с моей сестрой, и, конечно же, не знал ни о тебе, ни о своем отце. А затем мы встретились, и я догадался, что теперь они гоняются за тобой.

– А ты не знаешь почему?

– Какой-то большой военный или научный проект? А ты как думаешь? Хотят сделать из нас бомбы? Недавно я слышал, что империя каждый день теряет завоеванные земли. Они слишком уверовали в свое превосходство и не ожидали, что рабы восстанут. И уж совсем не ожидали, что бунт сможет придать сил Хоукмуну и остальным. Я слышал, Клостергейм говорил об этом, как раз перед тем как Уна нашла меня. Думаю, у Хоукмуна есть секретное оружие. Этот кристалл, который упомянула моя сестра. Последнее, что я слышал – армии ведут бой прямо на мосту через пролив. Чего бы они от нас ни хотели, хочется им этого очень сильно.

– Они хотят убить нас ради нашей крови, – отозвалась я. – По крайней мере, хотят убить меня. Может быть, тебя оставят в живых, я не уверена. Чем больше битв они проигрывают, тем сильнее полагаются на колдовство. Им нужны не бомбы, а человеческие жертвоприношения. Хотя, если подумать, это, в общем-то, одно и то же. И окончательно проигрывать они не планируют.

Джек кивнул.

– Смысл в этом есть. Их подвело все это новое оружие, которое они производили в Восточной Европе. Спроектировали они его сами, но оказались слишком заняты и консервативны, чтобы создать его на заводах в своей стране, где до сих пор выпускались старые модели. Они не оснащены для этого. А когда Хоукмун вновь объявился живым, он придал духу миллионам. Он, должно быть, невероятный человек. Все считают его крутым, кроме империи. Но даже Мелиадус его боится.

У Джека было все написано на лице. Он научился ненавидеть и контролировать ненависть так, как я не умела.

– До того как сестра забрала меня, я слышал, что Хоукмун вывел их из равновесия. И они все еще пытаются отдышаться. Год назад они никогда бы не поверили, что им стоит беспокоиться о повстанцах, которые сбиваются в отряды и собираются воевать против них. До сих пор они всегда успешно применяли политику «разделяй и властвуй».

– Откуда ты все это знаешь? Просто подслушивал?

– Я же сказал, у меня острый слух. И повезло мне больше, чем тебе. Я ведь слепой, поэтому даже Клостергейм, фон Минкт и Тарагорм не стесняются говорить в моем присутствии. Они, наверное, думают, что я еще и глухой, – он ухмыльнулся. – Но они ничего не говорили о том, чтобы принести нас в жертву своим богам, если они собираются это сделать. Смешно. Я думал, они атеисты.

Не было никакого смысла делиться с ним тем, что я знала. По крайней мере, пока. Зачем его пугать? Но мрачная правда не раз готова была сорваться у меня с языка. И, конечно, я тоже не могла понять их мотивов.

– В любом случае, – сказала я, – мы для них важны. Они могли бы убить нас когда угодно. А как ты сбежал?

– Меня нашла Уна и привела сюда. «Лондонский глаз» – это секрет, ну ладно. Не думаю, что теперь захочу еще раз покататься на чертовом колесе. Долго ждешь, чтобы на него попасть, а потом ничего особенного – просто поднимаешься и опускаешься. А после выходишь… и оказываешься в Миренбурге, или здесь, или еще где-то. Полагаю, это дешевле, чем путешествовать на личном самолете. Хотел бы я выяснить, как это все происходит.

– Ну-у, – несколько грубовато протянула я. – Скоро, возможно, узнаем. Они беспощадные и жестокие. Не успеешь глазом моргнуть, они убьют нас, как только захотят, но сейчас мы нужны им больше, чем они нам.

– Интересно, зачем? Я мало на что гожусь, если не считать сцен в магазинах на Оксфорд-стрит и слушать голоса клинков, – он улыбнулся в пустоту. – Они же не думают, что у меня королевская кровь? Зачем им приносить нас в жертву? Мы не особенно важные. Кроме Уны, у меня и семьи-то нет. Всех моих друзей убили. И только сестра приглядывает за мной, – он опять засмеялся. – Клостергейм не ожидал, что Уна снова появится. Думал, она умерла. Наверное, она идет по его следу. Что ж, дождемся и поступим так, как она скажет. Если кто и сможет их победить, то только Уна. Похоже, она ведет хитрую игру.

– И они тоже. Уна – отважная женщина.

– Натуральный бриллиант, – согласился он.

После этого ни один из нас не мог точно сказать, сколько времени прошло. Проголодавшись, мы подкреплялись едой и водой, которые оставила нам Уна. Спали на тюках старой ткани и рассказывали о своей жизни. Джек сказал, что Уна назвала его Онриком, когда впервые узнала его. Их мать исчезла, когда они были еще маленькими, незадолго до того, как он ослеп, хотя Джек точно не знал, почему это случилось и куда она пропала. Он думал, что произошел какой-то взрыв. Помнил лишь тьму и полную неразбериху.

– Меня словно выбросило взрывом из одного мира в другой. Из одного времени в другое.

Может быть, отец спас его… После этого он оказался в Бристоле, и его усыновила наркоманка по имени Рейчел Экер, которая считала его чем-то вроде талисмана. Она утверждала, что он ее сын. Они оба знали, что она лжет, но Рейчел обеспечивала его едой и жильем, а себя – героином. Джек сказал, она была к нему добра, когда не кололась. А потом их нашла служба социальной защиты, его хотели забрать, и Рейчел сбежала вместе с ним, сначала в Оксфорд, затем в Лондон. Они вместе разработали скромный, но вполне осуществимый план воровства в магазинах, благодаря которому и жили, но затем Рейчел исчезла, видимо, где-то окочурилась от передоза. И тогда Макталбейн взял его в банду.

Я спросила, как он чувствовал себя в банде, которой руководил современный Феджин[14]. Джек рассмеялся:

– Всё лучше, чем оказаться в приюте, где тебя бьют. Мне рассказывали о подобных местах, и я знаю, что там вытворяют с детьми. А так я был сам себе хозяин. Ну, частично. Важно, когда ты можешь делать то, что захочешь. Макталбейн говорил, что в этом, в нашей предпринимательской жилке, и заключается секрет Британской империи. – Джек тряхнул головой. – А ты как думаешь? Тут… – Он поднял голову и помахал руками, видимо, имея в виду всю Гранбретань. – В общем, это самая лучшая версия Британии?

Похоже, он много об этом размышлял. И его не заботило, что я не могу придумать ответ.

– Не волнуйся, малышка, – сказал он, опустив руки. – Я не спятил. Просто мне ужасно скучно в этой вонючей дыре. Думаешь, Уну поймали, и она больше не вернется?

Надо признаться, я опасалась худшего. Свечки заканчивались. Оставшаяся еда имела отвратительный вкус, но, что еще хуже, воды на следующий раз уже не хватило бы.

– Кажется, прошла уже пара дней, – сказала я. – Может, нам нужно поступить, как она сказала, пойти к реке? Уна, видно, считала, что мы сообразим, что делать. Но тут вроде как нет колеса обозрения?

– Не уверен. Может быть, у Уны есть друзья, которые узнают нас. – Джек на ощупь подошел к дальней стене и поднял голову, прислушиваясь, пока я оттаскивала вещи от маленькой потайной дверцы. – Куда она ведет?

– В место получше этого, – отозвалась я. – Хуже уже вряд ли будет. Я не собираюсь тут умирать от голода, а ты?

Он с энтузиазмом согласился. Так как мы не знали, где взять еду и воду на следующий раз, мы решили дождаться, пока закончатся здешние запасы.

– Судя по тому, что я слышал, у реки у нас появится шанс, – сказал он. – Там собираются сбежавшие рабы, преступники и старые мошенники, но, готов поспорить, там совсем не то, к чему я привык…

– Картонных коробок нет? – с издевкой спросила я. Он засмеялся.

Я взяла его за руку.

Я все больше убеждалась в том, что мою бабушку схватили или она задержалась из-за какой-то опасности. И когда я окончательно поверила, что она уже не придет за нами, кто-то постучал во входную дверь. Никто не вошел, но мы услышали гортанные голоса и звяканье оружия. Поисковый отряд! Большие собаки шумно нюхали воздух. Снова постучали. Стражники начали совещаться. Они собирались найти ключ и вернуться. Выбора не оставалось.

Я взяла с полки две оставшиеся свечи. Джек держал их, пока я обматывала его и себя тряпьем, чтобы не замерзнуть. Затем открыла маленькую заднюю дверцу, толкнула в нее Джека и вошла следом, закрыв ее за собой. Я надеялась, что поисковики не сразу догадаются, что мы здесь были.

Проход резко уводил вниз. Было сыро и сильно пахло стоячей водой. По свежим царапинам на стенах и полу я предположила, что раньше здесь проходила моя бабушка. Пол был настолько склизкий, что мы едва не падали, да к тому же коридор резко изгибался. Кажется, это был старый желоб для помоев, и в нем до сих пор пахло тем, что сюда сливали.

Мы спустились далеко вниз, когда наверху послышались голоса. Они приближались. Крики мужчин перекрывали угрожающее рычание собак.

Наконец мы выскочили на свежий воздух и, глотнув его, задрожали. Мы стояли на каменных плитах. Над головой нависали беспокойные облака, которые постоянно сидели над башнями Лондры. Перед нами расстилался лабиринт переулков, часть из них перекрывали ржавые решетки, впрочем, они легко открывались.

Джек дрожал, кутаясь в тряпье, он слушал и водил по сторонам невидящими глазами, пока я пинала ящики, чтобы преследователи не сразу поняли, в какую сторону мы пошли. Собаки, по всей видимости, хорошо знали свое дело.

Я опять схватила Джека за руку и потянула его в ближайший проулок, мне казалось, что я уже чувствую запах реки. Но лабиринт длился бесконечно, улицы изгибались и возвращались в исходную точку, хотя несколько раз река, наверняка Темза, была лишь в паре ярдов от нас! Часто слышались далекие взрывы, целые эскадрильи огромных старинных орнитоптеров пролетали над нами.

Я смутно понимала: где-то, но не над нами, идет бой. Слух у Джека оказался невероятно острый. Он различал голоса двигателей и описывал воздушную битву, которая, по его словам, происходила на «стороне Сюррея», то есть на южном берегу реки. Может быть, кланы Темной Империи рассорились из-за угрозы и теперь воюют между собой? Неужели мы стали свидетелями разразившейся гражданской войны?

Империя, должно быть, прогнила насквозь, раз так скоро пала. Либо она слишком быстро растратила свои силы и лишь поддерживала иллюзию власти, пока ее жертвы, привыкшие к подобному состоянию дел, не осознали, что превышают врага числом?

Мы наконец выбрались к небольшому причалу, у него стояла на приколе пара старых грязных лодок. Все выглядело так, словно ими не пользовались годами. Темза тоже была грязнее, чем я когда-либо видела, по ней плавали уродливые куски какого-то мусора. Вода, отражавшая свет и далекие взрывы, казалась мутно-красной.

Я затащила Джека на скользкую пристань, и из одной лодчонки поднялась тень. Это была наша черная пантера! Теперь я знала, в какую лодку нужно сесть.

– Хорошая девочка! – прошептала я и погладила ее широкий лоб, усевшись рядом. Пантера посмотрела на дальний берег реки. Может быть, оттуда мы смогли бы достичь побережья, надеясь, что армия Дориана Хоукмуна уже перебралась на остров.

Обо всем этом я почти ничего не знала, но и Джек не мог поверить в то, что рассказала Уна.

– Что моя сестра сказала про кристалл, который им помогает?

– Она не объяснила. А что это вообще за кристалл?

– Я знаю лишь то, о чем говорили Клостергейм с Гейнором. Существует некий обломок кристалла, который позволяет тебе перемещать себя, а иногда и целое здание, в другие измерения. Для чего это делается, я не знаю. Большинству из них, кажется, не нужен кристалл, чтобы попасть из одного мира в другой. Возможно, он позволяет переносить с собой что-нибудь и побольше. Например, армию. Ну, ты знаешь, танки и самолеты, или дома, или еще что-нибудь.

Теперь я понимала, как подобное устройство могло бы помочь делу Хоукмуна, пусть и ненамного. Если мою бабушку схватили или убили, нам придется радоваться любому преимуществу. Если мы хотя бы недолго продержимся подальше от врагов, то, может быть, Хоукмун спасет нас. Я обследовала лодку, простучала веслом дно, чтобы проверить, годится ли она еще. Пантера переместилась на корму.

Лодка оказалась крепче, чем я думала. Наконец мне пригодились годы гребли в Грасмере! Я помогла Джеку сесть, закрепила весла на уключинах и попыталась вывести лодку по каналу, полному грязного вонючего мусора и нечистот, мы отплывали, прячась в тени длинного деревянного причала. От речной вони меня замутило.

Джек держался за тросы румпеля, дергая то влево, то вправо по моей команде, и получалось у нас довольно хорошо. Мы проплыли под несколькими причалами, стараясь не производить лишнего шума. Быстро стемнело, лишь небо на берегу Суррея светилось красным да изредка взвивалось ввысь пламя или раздавались взрывы. Небо заполнили стаи летательных аппаратов, они гремели металлическими крыльями и растопыренными когтистыми шасси, словно собирались схватить добычу, но настоящего боя мы так и не увидели. Сложилось впечатление, что во время него что-то изменилось. Вероятно, люди Хоукмуна вынужденно отступили, когда империя собралась с силами.

Наконец я решила, что уже можно выбраться на середину реки, и попыталась пересечь ее. Поднимался ужасный туман, но я заранее наметила место предполагаемой высадки, у причала на другой стороне. Когда я переплыву, течение снесет меня вниз, и, если повезет, мы окажемся именно там, где нужно. Мы приближались к противоположному берегу, когда все неожиданно осветилось ярким белым светом. Я подумала, что теперь-то нас точно заметили, но стрелять в нас никто не стал.

Мы причалили к берегу и вышли из лодки, пригибаясь, выбрались на низкий и узкий причал, поднялись по ступенькам на пристань. Пантера шла впереди, я подталкивала Джека, который хватался за поручни. Узкая улочка пробегала между двух рядов высоких складов – они выглядели так, будто готовы были упасть, и опирались друг на друга, словно старые выпивохи.

Пантера снова исчезла! Вокруг нас возвышались заводские трубы, как в Миренбурге, и запах стоял отвратительный. Мы двигались между гниющими постройками, и никто даже не обращал на нас внимания. Обмотанные тряпьем, мы не отличались от всех остальных жителей на этой стороне. Должно быть, именно здесь обитали трутни человейника Темной Империи, все они были без масок, а судя по их лицам – и без надежды.

Я вела Джека вглубь скопления трущоб и гремящих фабрик. Его белое, как слоновая кость, лицо поднялось к небу, в красных глазах и на щеках отражались отблески пламени. Волосы цвета сливок, глаза – цвета крови. В этом странном мелькающем освещении он выглядел словно вспыхнувший факел. Он, будто по запаху, находил дорогу между качающимися домами, шел, высоко подняв голову и прислушиваясь к угрожающим звукам, но когда опасность в самом деле настигла нас, он ее не заметил.

Джек вдруг остановился.

– Солдаты! – прошипел он.

Но было слишком поздно.

– Черт побери!

Мы машинально обернулись. За нами стояли с полдюжины воинов в ощерившихся шлемах Ордена Стервятников, личного легиона Асровака Микошевара.

Впереди послышался топот. Из-за угла выворачивала стая преследователей с пламенными копьями. Их возглавлял шевалье Сент-Одран в неизменном причудливом шотландском наряде. Я бросилась в переулок, волоча за собой Джека, но бежать было некуда.

Они, похоже, точно знали, где лучше всего нас схватить. Сент-Одран узнал нас обоих. Перехитрить их не удастся. Мы попали в ловушку. Угодили в руки врагов, которые собирались убить нас самым отвратительным и болезненным способом.

Уна наверняка погибла или попала в плен! А я привела ее брата в ловушку! Все наши усилия оказались бесполезны. Я поняла, что заслуживаю того, что они собирались сделать со мной, я предала своих друзей самым ужасным образом.

Джек вскрикнул, предупредив, чтобы они не приближались.

Сент-Одран протянул ко мне руку.

Но вместо того чтобы схватить меня – толкнул!

И вдруг мы с Джеком начали падать.

Глава двадцать первая

Мы медленно пролетели милю или даже чуть больше. Я видела, как белые волосы Джека поднимаются торчком, когда он в замедленном движении пролетал подо мной. Один раз он перевернулся и посмотрел вверх. Слепые глаза излучали невероятное наслаждение.

В других обстоятельствах я бы, может, тоже порадовалась подобным ощущениям, мягкое падение в невесомости напоминало полет на воздушном шаре.

Невозможно было определить, как долго это продолжалось. Казалось, мы падали несколько часов. Во рту у меня пересохло. Сердце перестало бешено колотиться от ужаса, как в тот миг, когда мы встретили Сент-Одрана. И я старательно пыталась взять себя в руки.

Кто-нибудь обязательно должен знать, где мы оказались. Неужели предатель специально подстроил все так, чтобы сбросить нас в бездонную пропасть? Но кто предупредил его? Пантера?

Я услышала, как Джек приземлился первым, и сделала глубокий вдох. Он удивленно хмыкнул, распластавшись на спине.

– Черт побери! А мне понравилось. Что произошло?

Я рухнула рядом с ним. Земля поддалась под ногами, словно губка. Но упали мы не на траву. Скорее, в густой мох. Я вскочила и помогла Джеку подняться на ноги. Зловоние города исчезло. Воздух стал чистым, резким и даже слегка горьковатым. Я захлебывалась им, как тонущий человек – водой. Чувствовала его вкус на языке. После всех отвратительных, мерзких запахов города этот воздух приносил долгожданное облегчение.

В кармане все еще лежала свеча. Я решила рискнуть и зажгла ее.

– Как здорово! – восторженно воскликнул Джек, стоявший рядом. Я увидела его бледную кожу в трепещущем желтом пламени. – Гораздо лучше, чем на Лондонском колесе! Я не против повторить.

Он отнесся к случившемуся как к катанию на аттракционе в парке. Но Джек не видел Сент-Одрана. Он даже не знал, что нас предали. И мне не хотелось портить его впечатление. Даже если я взорвусь, лучше ему от этого не станет. Хотелось пить. Я слышала, как где-то поблизости течет вода. Свеча освещала нечто вроде вентиляционной трубы, а может, в прежние времена это был грузовой желоб, и через него сбрасывали товары для живущих здесь, внизу. Кажется, нечто похожее было в «Машине времени». Что-то вроде гравитационного регулятора. Конечно, в душе я надеялась, что мы случайно вернулись в землю добродушных, учтивых офф-му, которые точно знают, как нам помочь. Но Сент-Одран не стал бы отправлять нас в руки наших союзников.

Я подняла свечу как можно выше. В воздухе висела блестящая пыль. Магическая? Следы древней науки, как считала Флана и ей подобные? Еще одно изобретение времен Трагического тысячелетия? Стены вокруг, как и пол, тоже состояли из мягкого, словно губка, розовато-красного камня. Твердые и одновременно упругие, такого материала я прежде не встречала. Немного пахло сыростью. Запах отчего-то был мне знаком. Рыбный, но приятный. Я положила ладонь на стену, а потом поднесла ее к носу. Что же так пахло? Кожа? Волосы после душа? Что-то определенно живое.

– Сюда, – сказал Джек. – Тут воздух другой.

Впереди я увидела небольшой проход, который сворачивал в сторону, и сунула туда свечу, чтобы посмотреть, куда он ведет. Что-то блеснуло, отразив свет, но я так и не поняла, уходит ли он куда-то или же перегорожен.

– Не уверена, – нервно начала я. – Если мы там застрянем…

– Не застрянем, – с полной уверенностью отозвался Джек. Он двинулся вперед. Все лучше, чем сидеть на одном месте, решила я и пошла за ним. Я попросила его предупредить, если вдруг понадобятся мои глаза, и, задув свечу, начала протискиваться между поддающимися каменными стенками узкого прохода. А затем с облегчением выдохнула: мы оказались в большой пещере, полной тонких заостренных сталактитов и сталагмитов; красивым мягким пастельным светом их освещал лишайник, который тут рос везде; стало видно все вокруг и на довольно большое расстояние. Странно знакомое место. Может, это путь в Му-Урию? Или этот мир полностью завоевала Гранбретань, так что и Пограничные земли теперь тоже принадлежат им? Нет. Пограничные земли – по определению общая территория. Попав туда, мы станем свободными.

Я описала Джеку все, что вижу, и он кивнул.

– Кажется, я уже бывал в подобном месте. Боже, как же чисто тут пахнет после того жуткого мусора!

Я подумала, что просто «чистоты» недостаточно для счастья, учитывая, что Сент-Одран сознательно столкнул нас сюда, да и длинных дружелюбных лиц офф-му здесь тоже не видно. Похоже, мы остались совсем одни.

– Мы от них оторвались? – спросил Джек.

– Сомневаюсь, – сказала я.

Сент-Одран наверняка знает, куда он нас столкнул. Интересно, где конкретно мы оказались?

Я взяла Джека за руку. Пол пещеры казался необычно гладким. Когда-то тут пролегало русло подземной реки. Глаза мои привыкли к мягкому свечению, и я увидела, что стены поднимаются террасами и уступами вверх. Пещера образовывала естественный амфитеатр, а ее террасы – сиденья и проходы. Идеальное место для человеческого жертвоприношения. Темная Империя явно тут побывала. Песчаник украшала резьба в их типичном стиле, с мордами животных и карикатурными фигурами полулюдей и полузверей. Меня окружали зрители-горгульи, каменные глаза их горели, каменные губы изгибались в жестоких победных ухмылках. Я не могла поверить, что мы попали сюда случайно, а не угодили в специально расставленную ловушку.

Пальцы невольно сжались, и это встревожило Джека. Он поглядел на меня невидящими глазами.

– Что случилось? Я больше никого не слышу.

– Мы все еще на территории империи, – сказала я. – И у меня ужасное чувство, что именно сюда они и хотели нас заманить. Это какой-то театр или церемониальный храм.

Дальше я объяснять не стала.

– И что, мы выходим на сцену в первом акте? – попытался он разрядить ситуацию, но тут до него дошло, что сбежать не удастся. – Или за нами грандиозный финал?

– Помнишь, им нужна была наша кровь? Полная ахинея, конечно, вот только нам от этого не легче!

– Ну, если это стаканчик-другой, то я не против. Сделаем переливание и отправимся домой. Очень уж хочется большую порцию дуврской камбалы с жареной картошкой. А тебе?

Джек вдруг сделался необычайно говорливым.

Я по природе не способна шутить, когда над головой нависает топор, но и злиться на него я не могла. Понимала, почему он это говорит. Я и сама сильно нервничала. Думала, что единственная надежда выбраться из этой пещеры живыми – это рвануть прямо сейчас, пока люди, гнавшиеся за нами, не поняли, что мы здесь, внизу. И я снова поразилась, когда мы опять пошли по руслу древней реки. Все эти стершиеся и рассыпавшиеся изображения напоминали мне то, что я видела во время путешествия с родителями, дедушкой и бабушкой в Египет. Странно, но я отчего-то задумалась: а не находимся ли мы в пирамиде? Стены тут явно слегка наклонялись внутрь и исчезали в полумраке над головой. На нас сверху вниз смотрели головы птиц и рыб, рептилий и млекопитающих. Но им не хватало особой целостности египетских божеств. Возможно, их создатели черпали идеи из более варварского источника. Воплощенная история, плоды человеческого воображения – вероятно, все это придумали, развив идеи футбольных болельщиков, которые, как я упоминала выше, бродили когда-то по городам Англии и континента в поисках неприятностей.

Мне пришла в голову еще одна мысль. А что, если это просто древняя спортивная арена? Может, нас заставят драться с настоящими львами или гладиаторами? Или она предназначена исключительно для футбольных матчей, только с нашими головами вместо мячей?

– Нам стоит затаиться? – прошептал мне на ухо Джек.

Я шепотом поделилась с ним своими мыслями.

– Не понимаю, как они могли бы ошибиться, ведь Сент-Одран сознательно столкнул нас сюда.

– Кто такой Сент-Одран?

– Он был моим другом, – вздохнула я. – А оказался худшим злодеем из всех.

– Этот шотландский тип?

– Ну да!

– Он давно ошивался поблизости. Кажется, это он нашел для меня ту работу – прослушивать выкованные мечи. Может, он и есть «наш общий друг»? Я слышал, как он говорил с Клостергеймом, прежде чем Уна забрала меня оттуда. Сейчас можно подумать, что речь шла о мече! Кажется, они торговались. И я тоже был частью сделки, хотя тогда и не был уверен, что они говорили именно обо мне. А что такое Камень?

– Я тоже слышала, что они его упоминали. Наверное, какой-то религиозный предмет. С кучей самоцветов, поэтому такой ценный. А про Рунный посох ты что-нибудь знаешь?

– Это слово я тоже слышал. Только мне казалось, что они говорят «Лунный посох». Они, видно, его потеряли и отчего-то думали, что я смогу найти.

Я объяснила то немногое, что знала сама. Все это время, пока мы говорили, я оглядывалась, пытаясь понять, нет ли тут кого-нибудь еще. В этой части амфитеатра камень походил скорее на вулканическую лаву, которая текла по террасам, а потом застыла. Он блестел, отражая гротескные головы, и я вспомнила, какое первое впечатление произвел на меня Нижний мир. Может, мы находимся не просто под землей, а в странном зеркальном отражении Верхнего мира? Мы явно шли по руслу реки. Или даже древнему дну озера. Неужели наши преследователи собираются затопить и это место, как затопили Миренбург? Даже для причудливых вкусов Гранбретани такой план выглядел чересчур сложным.

Я отчаянно пыталась отыскать другой тоннель, вроде того, по которому мы пришли сюда, но то, что находилось ближе к земле, разглядеть было сложно. Со временем я просто сдалась и начала рассматривать террасы. Похоже, человеку, находящемуся на арене, невозможно было бы вскарабкаться наверх, где размещались сиденья. Нам, несомненно, отводилась роль актеров, а не зрителей.

Не было смысла даже пробовать вернуться. Я решила подойти к гладкой стенке, чтобы в тени нас сложнее было заметить. В этот момент я гораздо сильнее жалела Джека Д’Акре, чем себя. По крайней мере, я не провела большую часть жизни слепой.

– А-а-аххх! – донесся сверху удовлетворенный вздох.

Я взглянула, но никого не увидела. Остановилась. И хотя точнее определить я не смогла, мне показалось, что мы добрались примерно до центра амфитеатра. Там, прямо посередине, стоял огромный куб из зеленого камня выше моего роста. Возможно даже, чудовищных размеров изумруд. Чуть мутноватый, он отражал пастельный свет лишайников, растущих пятнами вдоль восходящих ярусов этого перевернутого конуса. А потом я заметила и блеск глаз. Не очень много. Пара глаз здесь. Пара там.

Кто-то шмыгнул, кто-то хрюкнул, кто-то заскулил. Стало по-настоящему жутко, словно нас двоих кинули сюда развлекать кучку пускающих слюни зверей. Они хлюпали и чавкали. Хихикали и каркали. Настоящие звери таких звуков не издают, в этих все еще оставалось что-то человеческое.

Может быть, театр заполнен аристократами Темной Империи? Я все еще не видела людей. Я потащила Джека за собой к стене, пытаясь спрятаться в тени. Пристально всматривалась в ряды застывшей лавы, чтобы разглядеть гранбретанцев со звериными головами, но лишь странные тени сливались с резными фигурами – они могли оказаться местными домашними божками, могли быть или вообще не быть людьми.

Звучный голос, отраженный эхом, подтвердил мои худшие опасения.

– Не надо стесняться, мои дорогие. Все, что мы искали, наконец на месте, не хватает лишь Рунного посоха. Но вскоре появится и он. Подобное отвечает подобному. Ребенок отвечает ребенку. Кровь отвечает крови. Вы принесете его нам. Посох не может оставаться сокрытым, как не смогли скрыться и вы. Мы все это знаем. Мы ждали этого момента, и ожидание тянулось веками. Теперь Родство доказано. Смотрите!

Желтый свет заиграл на огромном изумрудном кубе. На нем, будто на алтаре, стояли две неглубокие золотые чаши. А еще, я не сразу это заметила, светящийся зеленый камень слева направо пронзал огромный черный меч с широким клинком. На клинке, возле рукояти, дрожали и изгибались, горели жутким неоновым светом алые символы. Как дым в закрытой банке. Все переливалось невероятно яркими цветами, словно предметы не только ожили, но и обладали душой.

Вокруг, прямо над головой, раздавались хруст, звяканье и сдавленный кашель. Сомнений не осталось: за нами наблюдали зрители, пусть их было и немного.

Джек втянул носом воздух.

– Уф! Тут Боус-Юнге.

– Мы чувствуем ваш запах, мистер Боус-Юнге, – сказала я. Удар ниже пояса, но я и не планировала ничего хорошего.

– А это еще один. Я его тоже унюхал. Как же его звали? Готов поспорить, они жирдяи, эти двое, – с усилием проговорил Джек – у него пересохло во рту. – Один не лучше другого.

Но короля Хуона здесь нет, подумала я. И барона Мелиадуса тоже? А графиня Флана, неужели она до сих пор в тюрьме? И что насчет Сент-Одрана? Разве он не должен наслаждаться своим триумфом?

Что-то просвистело. Я посмотрела вниз и увидела, что из моей руки торчит дротик. Снова просвистело; теперь дротик попал в Джека. Я быстро вытащила эту штуку из своей руки, а затем и из руки Джека. Но голова уже закружилась. Я прислонилась к стене, пытаясь удержаться на ногах. Трусы! Отстреливают нас, как бродячих котов!

– Черт побери! – сказал Джек. – Эти звери в нас стреляют.

И он рухнул на твердую, гладкую, блестящую поверхность амфитеатра.

Спустя пару мгновений я тоже упала.

Мне приснилось, или неприятное хихиканье Боус-Юнге заполняло арену, пока в этом звуке не потонуло все остальное, в том числе и мое сознание?

Когда я пришла в себя, мне показалось, что я до сих пор слышу, как этот голос дребезжит, а потом затихает. Но я догадалась, что с того момента прошло несколько больше времени: меня распластанную успели привязать на одной грани камня. Джека, должно быть, привязали с другой стороны. Рука сильно болела, но не в том месте, куда попал дротик.

Барон Боус-Юнге был без маски. Его круглое лукавое лицо улыбалось мне, в руках он держал два стеклянных флакона с чем-то красным.

С кровью! И я точно знала, кому она принадлежала.

– Мы вовремя! Мы вовремя! – раздался незнакомый голос.

Позади Боус-Юнге я увидела очень странную шарообразную маску с четырьмя разными циферблатами, один как на Биг-Бене, знаменитой достопримечательности Лондона. Оттуда над телом человека свисал широкий маятник, он раскачивался взад и вперед так ритмично, что я даже подумала, что нас пытаются загипнотизировать. Из-за него были видны тощие морщинистые руки в коричневых пятнах, как у древнего старика.

Барон Боус-Юнге захихикал.

– Что? Я вижу это в твоих глазах, детка. Ты думала, мы потратим твою кровь зря? То, что течет в твоих венах, делает тебя такой, какими мы мечтаем стать. Когда твоя кровь потечет в наших венах, мы станем такими же, как ты. Мы получим твою унаследованную силу. Мы станем хранителями Посоха. Сначала мы испытаем его, не убивая тебя. Мы призовем Посох. Мы прочитали все надлежащие книги. Посох исцеляет любые раны и даже воскрешает мертвых. Поэтому придется держать тебя свеженькой. С тебя еще пару стаканов можно нацедить.

– Это говорит вонючий ублюдок, – раздался голос Джека с другой стороны. – Но кто тот второй, тикающий ублюдок?

– Он имеет в виду меня, – голос был на удивление блеклый, без единого оттенка. – Я Тарагорм. Мы ведь спасли тебя на лунных дорогах, да? Онрик, не так ли? Или ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Джеком?

– Я тебя не помню!

– Ты видел меня лишь один раз, Джек. Всего лишь раз.

– Так ты тот ублюдок, что ослепил меня!

Тарагорм промолчал, не отрицая обвинения.

– Зачем ты это сделал? – спросил Джек. Его голос оставался спокойным. Он просто хотел знать.

– Нам нужна была возможность найти тебя, – отозвался Тарагорм. – Если б ты и сбежал, то слепым вряд ли смог бы уйти далеко. Мы совершили ошибку. Не подумали, сколько у тебя умных друзей! А вот наконец и наши умные коллеги.

Раздался тихий удар, словно часы отбили определенный час.

Чуть позади него я увидела Клостергейма. Рядом со своим крупным спутником, Гейнором фон Минктом, он выглядел невероятно худым.

– Вы опоздали, князь Гейнор, – неодобрительно проговорил Боус-Юнге. – Час близок. Нельзя терять ни секунды. Мы должны испытать Камень и Меч. Затем наполнить чаши, одну мужской кровью, другую – женской. Все противоположности готовы к Равновесию. Интеллектуал, – поклонился он Клостергейму, – и практичное животное. – Он снова поклонился. – Приветствую вас, князь Гейнор Проклятый.

– Я не всегда был таким уж животным, – проворчал Гейнор.

Мне показалось, что он сожалеет о каком-то другом времени, когда благородно сражался на нашей стороне, а не против нас. Переметнувшийся Рыцарь Равновесия взглянул на меня. Что-то неясное мелькнуло в его взгляде. Он вздохнул:

– Я только что пришел с поверхности. Это было нелегко. Думаю, мы будем в безопасности довольно долгое время. А затем легко восстановим наши потери.

– Потери? – поднял брови Боус-Юнге. – Они уже перешли по мосту через пролив. Они что, уже в столице? Тогда нет сомнений, что им помогает кристалл. А я‑то думал, что он разбит…

– У них есть осколок. Им хватит и одного осколка. Часть так же велика, как и целое, помните? Хоукмун погиб или тяжело ранен. Он исчез, но граф Брасс захватил Лондру, – ответил Клостергейм. – Они призывают армии из ниоткуда. И многие из ваших уже перешли на их сторону! Король Хуон уничтожен. Мелиадус примерно полчаса назад провозгласил себя королем. Мелкий рыжий дикарь Оладан покончил с собой. Последнее, что я слышал – они пытались найти, в какую тюрьму вы бросили Флану. Хотели сделать ее королевой.

– Эта предательница не станет королевой. Ее маска висит на пике у речных ворот, а голову бросили на растерзание зверям ее мертвого супруга.

– Тогда кто… – начал Тарагорм.

– Мы создадим республику, – перебил его Боус-Юнге. – И будем править без ответственности…

Князь Гейнор Проклятый издал презрительный смешок.

– Ну да. Королей и королев всегда обвиняют во всех несправедливостях.

– Графу Брассу недолго радоваться победам, – оскалился Боус-Юнге. – Через час мы станем хозяевами мультивселенной. Одной лишь мыслью любой из нас сможет разрушать целые миры и создавать новые. Каждый получит четвертую часть мироздания и будет править ей по соглашению с другими. И этим соглашением мы пообещаем, что никто из нас не вступит и не попытается влиять на части, принадлежащие другим. Так мы сохраним равновесие, не нуждаясь в этой штуке…

Он указал на меня. Очевидно, имел в виду камень, на котором мы с Джеком висели, как чересседельные сумки.

Изумрудный куб стал заметно теплее; я могла поклясться, что слышала, как он издал слабый стон. На ощупь он казался живой плотью. Порой он дрожал, когда меч вибрировал в его зеленом чреве.

Клостергейм подошел и посмотрел на меня, холодные глаза его наполнились непостижимым отчаянием. Он тяжело вздохнул.

– Вы до сих пор считаете, что мой коллега ошибался, отказываясь согласиться с примирением Небес и Ада? Смотрите, что из этого вышло. Истерия самопознания, монотонное копание в себе, рефлексия распространяется, как заразная болезнь. Что все это такое, как не зараза, которая передается через неочищенные грани смерти? Никогда и не предполагалось, что духи мира смертных будут так мирно соседствовать с духами других существ. Я сделал для вас все что мог. Вы использовали мои знания, чтобы обеспечить смерть не только Бога, но и Люцифера. Так тому и быть.

Князь Гейнор взревел от нетерпения и потянулся к рукояти Черного меча, которую я видела лишь краем глаза. Но не успел он за нее схватиться, как барон Боус-Юнге сжал его кисть.

– Вы же знаете, только обладатель Крови может справиться с этими проклятыми клинками. Сначала вы должны стать одним из них. Именно поэтому так важно испить их кровь. Дождитесь момента.

На арену бодро спустился Сент-Одран. При всем своем вероломстве он оставался весьма привлекательным.

– Вы хотели лишь обмануть альбиноса. Привести его под землю, – губы Сент-Одрана сложились в насмешливую кривую улыбку. – Вы получили почти все, что искали.

– И мы благодарны вам, сударь, – ответил Клостергейм.

– Ты получишь хорошую награду, шотландец, – отозвался князь Гейнор, по его широкому лицу пробегали другие мысли. – Но не пятую часть власти – ее мы разделим между собой. Мы с самого начала продумали весь этот план – Клостергейм, Боус-Юнге, Тарагорм и я. Это заняло годы. Мы знали, что произойдет Стечение стечений. Мы знали, что сможем собрать вместе все необходимые элементы Равновесия. Мы обнаружили Камень, что некоторые зовут Граалем, выкрали его из квартиры фон Беков в Лондоне и принесли сюда. Мы долго ждали. Ты, Сент-Одран, принес Меч. Вы, господа, две золотые чаши. Дети отдадут свою кровь бессмертных близнецов, и она станет символом всех противоположных и взаимосвязанных элементов мира, Порядка и Хаоса. Кровь, что надлежит взять у близнецов, имеющих предков-чародеев. Но нам не хватает Посоха. В глубине души я знаю: Посох непременно притянется ко всем остальным элементам, ибо не может существовать без них. Он проявится как результат нашего ритуала. Но пока неизвестно, какую форму он примет.

– Он появится. Мы пустим кровь близнецам, и тогда он придет. Его привлечет необходимость исцелить его защитников.

– Близнецам? – спросила я. – А почему вы вообще решили, что мы близнецы?

Они просто остолбенели! Кажется, впервые они осознали, насколько мы с Джеком непохожи. Не близнецы. Даже не ровесники. Как они это себе объясняли? И тогда я вспомнила о бабушке. В самом ли деле Джек – ее брат-близнец и сын Зодиака? Учитывая все хитросплетения мультивселенной, наверное, это возможно…

Покачав головой, словно уже было слишком поздно об этом думать, Боус-Юнге вынул длинный кинжал и шагнул ко мне. Я совершила серьезную ошибку, заговорив. И заставила его изменить решение. Я поняла, что сейчас он перережет мне горло, позволит крови окропить камень и проверит ее свойства.

Я закрыла глаза, призывая всю свою смелость.

– Вы совершили такую восхитительную ошибку, господа, – раздался новый голос, полный иронии. Я тут же узнала его и попыталась увидеть, откуда он исходит. – Я почти готов был позволить вам доиграть этот фарс до конца, но, к сожалению, вы угрожаете жизни ребенка, а это значит, что на кону стоит слишком много, чтобы разрешить вам безнаказанно продолжать. Прежде всего: барон Боус-Юнге, вы меня крайне обяжете, если сейчас же развяжете девочку и моего сына. Если вы исполните мою просьбу быстро, то я отнесусь к вам чуть более снисходительно.

Я пыталась вглядеться в тень, в которой скрывались нижние ряды амфитеатра. Там, расслабленный и почти веселый, с искрящимся взглядом, весьма довольный собой, стоял дед моей мамы, месье Зодиак, также известный как Элрик-альбинос.

– Будь ты проклят, Среброкожий!

Забыв о ритуале, Гейнор опрокинул склянку с моей кровью себе в рот, проглотил содержимое и бросился к Черному мечу, что продолжал вибрировать в камне. Его торжествующий вопль эхом заметался по пещере. Уши заложило. Я ничего не хотела так сильно, как увидеть, что случится дальше, но, как ни старалась, не смогла остаться в сознании.

Гейнор протянул руку к рукояти меча. Крик усилился, и меня накрыло обмороком.

Глава двадцать вторая

Сознание вернулось довольно скоро – когда я очнулась, Гейнор все еще кричал. Звучание меча сливалось с его голосом. Он смотрел на свою правую ладонь – там красовался свежий багровый ожог, словно он схватился за раскаленный добела металл.

Гейнор выглядел совершенно сбитым с толку.

– Но как же Кровь… – пробормотал он.

Элрик вынул из ножен такой же меч и поднял его обеими руками. Клинок застонал, запел, алые письмена загорелись на черной стали, отражаясь в коже цвета слоновой кости и в безумных смеющихся глазах. Длинные белые волосы взлетели и туманным ореолом парили вокруг его головы. Теперь-то я поняла, почему его все боялись. Я и сама испугалась, а ведь я была на его стороне.

Гейнор выхватил из рук Боус-Юнге второй флакон. Барон изо всех сил пытался удержать его. Позабыв о кинжале в своей руке, он смотрел на Элрика и его Черный меч. Его заворожил образ, о котором он, вероятно, лишь слышал в легендах. Двое гранбретанцев, как и Клостергейм, тоже взирали на него с изумлением. Они никогда раньше не встречались с Элриком или ему подобными и, вне всякого сомнения, понимали: поражение неминуемо – этот смеющийся призрак с его воющим оружием угрожает отобрать у них все, что они уже считали своим. Они так торжествовали, они были так уверены, что в своей великой игре уже сыграли и победили. А теперь стало очевидно: Элрик и его друзья переиграли их. Я увидела, как Сент-Одран шагнул назад, к альбиносу. Я все еще не доверяла ему. Неужели он начнет изворачиваться и утверждать, будто не виновен в том, что нас схватили?

Гейнор сузил глаза, собрался и выхватил свой меч – длинный серебристый клинок с простой рукоятью. Он заставил себя сжать его раненой рукой.

– Ты знаешь и этот клинок тоже, не так ли, лорд Элрик? Мирин, меч Порядка. Он принадлежал повелителю Аркину. Я заплатил этому шотландскому предателю высокую цену, чтобы завладеть им. Тарагорм помог мне вернуться в прошлое. Все это я сделал, чтобы победить тебя и завладеть Равновесием. Они оба станут моими, как только я разберусь с тобой. Один из клинков – подделка, выкованная в Миренбурге. Полагаю, это тот, что у тебя в руках, – ведь другой, принесенный Сент-Одраном, пронзил Камень.

Он обхватил рукоять обеими руками и бросился к моему предку, а тот спрыгнул на арену, готовый встретиться с ним в бою.

– Меч Порядка против меча Хаоса! – проверещал барон Боус-Юнге едва ли не с радостью. – Я так давно мечтал это увидеть! Истинное совершенство. Равновесие воплощено, да еще и дважды. И мы заставим его служить нам!

Он приблизился с длинным кинжалом в опущенной руке. Обо мне он не забыл. Собирался снова пустить мне кровь, даже если это меня убьет. Кровь должна впитаться в Камень, если его колдовство сработает. Даже я понимала это. Тарагорма мне видно не было. Я предполагала, что он готовится пустить кровь Джеку.

Гейнор с видимым наслаждением проглотил содержимое второй склянки. Тыльной стороной ладони вытер губы и удовлетворенно посмотрел на нее. Рана его затянулась.

– Ах! – вздохнул он. – Какая же чистая на вкус.

Он бросил лукавый взгляд в сторону Джека.

Элрик кинулся на него. Черный меч взвыл, заверещал пронзительно, словно был живым существом. Гейнор отразил удар. Еще один выпад. Он снова парировал и сам нанес ответный удар, отбросив более слабого физически Элрика назад. Белый меч не имел голоса, лишь голубовато светился. Синие буквы, начертанные на том же языке, заблестели по всей длине клинка. Гейнор размахнулся и нанес мощный удар, Элрик поднял Черный меч, чтобы отразить его.

– Аргх! – прорычал здоровяк и выругался, когда белая сталь осколками разлетелась по всей арене.

– Подделка! Даже цвет не такой, – ухмыльнулся Элрик в перекошенное лицо Гейнора; тот бросил остатки клинка через плечо.

– У одного из них та самая кровь. Что может быть проще, чем магия крови?..

Жестокий рыцарь шагнул назад к изумруду и вновь потянулся к Черному мечу, вонзенному в камень. Он вцепился в рукоять, и на этот раз, хотя лицо его и искривилось от боли, ему хватило сил вытянуть клинок.

– Ха! Теперь у нас равные силы, Элрик. Я знаю это оружие. Это брат Черного меча, Ворон-меч!

Гейнор вытащил меч из камня. Обхватил рукоять обеими ладонями, сжав зубы.

– Я называю его Скорбным. – Губы Элрика все еще кривились в ужасающей полуулыбке. Глаза сверкали, как раскаленные. – Они не впервые дерутся друг с другом, хотя ты смог завладеть клинком лишь благодаря позаимствованной крови. Поспешите, князь Гейнор, эти мечи мне понадобятся в другом бою, и я не хочу его пропустить.

Надеюсь больше никогда не услышать безумный смех моего прадеда. Так мог веселиться только человек, которому нравилось отбирать чужие жизни, рискуя своей. Словно риск и балансирование на грани смерти были единственным его удовольствием.

Гейнор зарычал и взвесил меч в руках, глядя, как алые письмена бегут вверх и вниз по черной стали.

А затем его клинок тоже застонал и закричал, как живое существо. Два черных меча, воюющие друг с другом! Что это значит?

Гейнор возобновил атаку. Оттуда, где я беспомощно висела привязанная к камню, мне было видно, как двое мужчин перескакивали через барьеры, наступали, отпрыгивали, поднимались и опускались по ярусам амфитеатра, иногда выходили на свет, порой терялись в тени. И мне порой казалось, что дерутся между собой именно мечи, а люди к ним просто прилагаются. Я наблюдала одновременно за четырьмя разумными существами.

И не только меня заворожил этот бой. Все взгляды устремились на них. Воины в звериных масках на верхних ярусах над дерущимися напряженно следили за ними.

Элрик упал, и Гейнор воспользовался своим преимуществом. Буреносец вылетел из руки хозяина.

Гейнор стоял над поверженным противником.

– А вот и кровь для Камня! – прорычал он. – Ее хватит на дюжину ритуалов!

Он поднял вопящий меч, чтобы обрушить его на альбиноса, и прокричал:

– Миггея!

Он разрубил бы Элрика пополам, если бы удар достиг цели, но альбинос откатился, успел схватить Буреносец и вскочить на ноги, пока Гейнор приходил в себя.

Элрик начал выкрикивать странные слова на языке, звучанием похожем на хинди. Я догадалась, что именно они записаны буквами на лезвии клинка.

Гейнор огляделся, ожидая нападения. Он неуклюже наступал на альбиноса, за Скорбным мечом тянулись в воздухе черные и алые светящиеся дуги. Крики двух воинов почти сливались.

Я услышала, как Гейнор говорит:

– Неужели ты хочешь, чтобы Равновесие разрушилось, Элрик? Предпочитаешь полное отсутствие контроля? Хочешь, чтобы остались лишь Серые Пределы, время исчезло, пространство уничтожилось?

Элрик все еще улыбался.

– Не должно нам использовать Равновесие, мы лишь служим ему, князь Гейнор Проклятый, и ты это прекрасно знаешь. Это лишь идея, и ее невозможно разрушить по-настоящему. Любой, кто попытается силой овладеть его составляющими, обречен на провал. Он окажется в окончательном аду, неспособный освободиться от самого себя и собственной неудовлетворенности. Опусти меч, Гейнор. Я требую, чтобы ты подчинился мне. Ты лишь на время обманул его. Думаешь, он не осознает этого? Но очень скоро он приведет тебя к судьбе, которой ты заслуживаешь.

Гейнор захохотал.

– Слабак! Ты предаешь всех и вся. Ты предал даже то, что сделало тебя сильным. Ты, Элрик из Мелнибонэ, Измена во плоти.

Выражение лица Элрика изменилось, он ринулся в атаку, на что и рассчитывал Гейнор.

Но Элрик устал. Он потратил много сил, чтобы добраться сюда вовремя, бросить им вызов и попытаться спасти нас. Тем не менее он пришел сюда спасти меня, я знала это наверняка. Если он проиграет этот бой, что бы ни случилось с ним в другом мире, мне точно придет конец. В этом мире. А может, и во всех остальных.

А потом я увидела другого человека, намного старше. Он стоял над Элриком. Другой альбинос. И это фамильное сходство… Он мог бы быть моим дедом. Неужели это Элрик из другого времени? Невозможно.

И вдруг я поняла, что это и впрямь мой дедушка. Улрик фон Бек вытянул руку и коснулся Элрика, когда тот отступал от беспощадного Гейнора. А потом дедушка исчез. На миг мне показалось, что в тени я увидела еще чье-то белое лицо. Но и оно тоже исчезло.

У Элрика прибавилось сил. Я поняла, что старик поделился с ним своей энергией. Элрик воспользовался этим преимуществом. Гейнор отпрянул под ослепительной бурей ударов клинка. Невероятная скорость! О фехтовании я знала лишь то, чему нас учили в школе. Их стиль напоминал фехтование на клейморах, тяжелых палашах с широким клинком – такими сражались шотландцы. Как им удавалось двигаться так быстро? Чтобы с такой легкостью управляться с тяжеленным стальным мечом, нужны не только хорошие рефлексы, но и сила! Я прониклась еще большим уважением к обоим противникам. Их бой разительно отличался от средневекового размахивания мечами.

При этом совершенно не слышалось лязга металла, лишь воздух тошнотворно дрожал и раздавались стоны и крики разумной живой стали.

Противники в очередной раз разошлись в стороны; они тяжело дышали и не отрывали друг от друга глаз, опершись клинками на гладкую поверхность сидений. Они переговаривались, но я не могла расслышать их тихих голосов, поэтому и подалась вперед.

Внезапно Боус-Юнге Осфодский упал на колени; он корчился на полу амфитеатра, пытаясь дотянуться до спины и выронив длинный зеленоватый кинжал, которым собирался меня убить. Между его лопатками торчало оперенное древко стрелы. Я посмотрела в ту сторону, откуда прилетела стрела. Уна, моя бабушка, стояла в тени на одном из рядов амфитеатра, кожа ее выглядела скорее сероватой, чем белой, а взгляд оставался твердым только благодаря усилию воли. Она улыбнулась мне, выронила лук и сползла на скользкий камень. Она предвидела намерение Боус-Юнге бросить кинжал в спину Элрика и убила его первой. Но это явно дорого ей обошлось.

Мне хотелось броситься с ней. Я попыталась освободиться от пут.

– Уна! – крикнула я, но, разумеется, все еще оставалась связанной и ничего не смогла сделать.

А затем увидела, как ко мне идет шевалье Сент-Одран – с клинком в руке и странной улыбкой на лице.

В панике я начала озираться, ища, кто бы смог помочь мне. Закричала. Никогда прежде и никогда после я так не кричала. Сент-Одран подошел, занес нож и разрезал путы. Я вздохнула свободно и рухнула вниз, но он поддержал меня. Мое тело оцепенело и ослабло, но я знала, что это скоро пройдет, я ведь не была ранена. Сент-Одран оставил меня восстанавливаться и обошел камень, чтобы освободить Джека.

В этот момент Клостергейм зашипел от ненависти и злости и, видя мою беспомощность и беззащитность, выхватил свой клинок.

– Твоя кровь должна напоить Камень, девчонка. Мы все еще можем достичь успеха. Видишь, они слабеют с каждой секундой.

Он был в двух шагах от меня, когда вернулся Сент-Одран. Клостергейм взглянул на шотландца, процедил что-то оскорбительное и бросился прочь, перескочив через барьер и теряясь в темноте верхних рядов. Сент-Одран даже не попытался догнать его. Может, хотел дать немцу шанс скрыться?

Клостергейм ошибался. Бойцы вовсе не выглядели ослабевшими!

Элрик и Гейнор снова сцепились. Мускулы против мускулов, плоть против плоти. Я чувствовала такой же запах, какой издают хищники, смешанный с чем-то другим, менее знакомым.

Гейнор упал, но перекатился, чтобы избежать рунного меча, и смог отбить удар, который чуть не разрубил его тело пополам. Он снова вскочил, его меч взвизгнул и обрушился на незащищенную голову Элрика. Он скользнул по касательной – альбинос успел уклониться. Уцелевший Элрик набросился на нападающего и заставил его отступить. Гейнор рычал и ругался, но усмехнулся, оценив мастерство Элрика, так же как и тот улыбался, уважая искусство противника. Оба так хорошо знали близость смерти или чего-то худшего, чем смерть, что получали от этого наслаждение. Единственной альтернативой был страх, но страха они не ведали.

Я бы остановила эту жуткую игру, если бы могла, но радость на лицах противников, вопли клинков и высокие ставки, ради которых они бились, пересилили мое отвращение. Их бой увлек меня.

Бах! Бах! Их тела походили на стенобитные орудия в обычной одежде. Доспехов не было ни на одном, ни на другом.

Рыча, тяжело дыша и хватая воздух ртом, они снова разошлись, чтобы передохнуть, и опять сцепились.

Гейнор поднял голову и отступил назад.

Элрик нахмурился и пошатнулся.

Это вмешался Тарагорм! Я видела, как это случилось. Внутри него, из-под маски, похожей на башню, звенели колокольчики, но совсем не гармонично. Словно прекрасно поставленный балет под какофонию, когда один элемент совершенно не согласуется с другим. Странные звуки отвлекли Элрика и Гейнора ровно настолько, чтобы вырос риск, что один убьет другого. Но Гейнор был к этому готов. Левой рукой он сунул что-то в уши и отступил. Он предвидел, что это случится.

Звуки, раздававшиеся из-под шлема с часами, становились все более резкими и нестройными. Тарагорм применил заранее продуманную стратегию для того, чтобы помочь Гейнору в бою. Воздух вокруг него то вспыхивал, то угасал, и я поняла, что в действие вступила магия.

Движения Элрика стали более беспорядочными, но он еще мог удержать меч в руках. Его взгляд на Тарагорма подсказал мне: он знает, что с ним происходит. Я пыталась подняться, кричала, что сейчас приду на помощь. Но кровообращение в руках и ногах до сих пор не восстановилось. В то же самое время я все еще боялась, что Сент-Одран может навредить мне. Я смотрела, словно загипнотизированная крыса, как Тарагорм исчез за Камнем – видимо, собирался избавиться от Джека.

Элрик споткнулся.

Сент-Одран поднял меня и поставил на ноги, поймал, когда я чуть не упала, и снова усадил – скорее, бросил – на землю, да так резко, что у меня дух перехватило.

– Сиди здесь, – строго сказал он. – Если хочешь выжить, не двигайся!

Молоточки Биг-Бена снова застучали по колоколам. Бум! Бум! Бум! Бум! Знакомая мелодия Вестминстера, только исполнена ужасно фальшиво. Это какое-то безумие! Элрик закачался и упал, и Гейнор, по-прежнему с улыбкой, тут же подбежал и занес над его головой Клинок скорби. В этот раз Гейнора ничто не отвлечет, а я все так же не могла сдвинуться с места.

Элрик перекатился на спину. Он так и держал Буреносец в левой руке, пока правой пытался найти опору на гладком камне, чтобы встать. Гейнор медленно шагнул вперед, из его огромной пасти раздался радостный рык.

Элрик вытянул вперед правую руку, и из нее вырвались лучи света. Зеленые, красные, фиолетовые, темно-синие. Свет лился с его губ и срывался с кончиков пальцев. Рот его кривился и скалился, изрыгая неизъяснимые слова. Жуткая тень окутала его.

Гейнор не скрывал своего презрения.

– Проделки чародея, владыка Элрик, и ничего больше. Ты не сможешь меня отвлечь, как своих прежних врагов. Они не могли защититься от тебя. А я против твоих чар применю свои, король-чародей!

Неуверенная улыбка Элрика стала шире. Он поднял голову и что-то произнес на своем языке. Воззвал к древним богам своего народа, чтобы они спасли его душу.

Раздался звук взрывающегося камня – это Элрик перебирал пальцами воздух, будто струны музыкального инструмента. Красное свечение окружило его. Голубой огонь продолжал вырываться из его рта. В ответ на его заклинание перед ним появлялся клинок за клинком. Черные, с пульсирующими рунами, в точности похожие на те, что сжимали в руках оба бойца. Но даже на фоне такого множества одинаковых разумных клинков Буреносец и Скорбный слегка отличались, казались чуть могущественнее. У Буреносца было еще одно свойство; я не могла дать ему название, хотя понимала: он – единственный истинный Похититель душ.

Теперь Гейнора окружал целый лес мечей. Сотни шелестящих и звенящих клинков, готовых напасть на бывшего Рыцаря Равновесия.

У Гейнора не было никаких сомнений в том, что происходило. С угрюмым пониманием в глазах он сплюнул себе под ноги, глядя, как Элрик стоит, сложив руки на груди, по другую сторону леса мечей.

– Что ж, думал, ты обойдешься без своих особых сил, Элрик, – он рассмеялся над собственной глупостью. – Неужели ты всю эту тысячу лет отдыхал на диване только для того, чтобы выучить пару чародейских трюков, что годятся лишь для провинциальной сцены? Я был о тебе лучшего мнения. Даже если один символ погибнет, другой займет его место. И ты тоже погибнешь, Элрик, пусть и не от моей руки. Смерть настигнет тебя.

– И я приветствую ее, – альбинос все еще глотал воздух, – но предпочитаю выбирать, когда она пожалует и какую цену придется за это заплатить.

Черные мечи взмыли в воздух и окружили Гейнора. Сначала клинки лишь наносили ему мелкие царапины, пока он пытался отбиться от них, как от роя назойливых насекомых. Затем царапины превратились в глубокие раны, и из них потекла кровь. Его одежда мелкими лохмотьями осыпалась с тела. Даже сапоги развалились на части, нагое тело омылось кровью с головы до ног, но в безумных глазах все еще горел вызов. Клинки начали свежевать его, рассекая кожу и мышцы, голову оставив напоследок. Он видел, как тело его шинкуют, разрезают на мелкие кусочки, и теперь в криках его был слышен не вызов, а ужас; в отчаянии он взывал к Элрику, моля о пощаде.

Но Элрик не знал пощады.

Вероятно, лишь он один понимал, что ничего еще не закончилось. Черные мечи отсекали от Гейнора очередной кусок плоти – и перед нашими глазами вставал новый Гейнор. Один за другим Гейноры взмахивали клинками, нападая на Элрика. Целая армия призрачных Гейноров. Каждого нового было видно хуже прежнего, но они все сражались и сражались с альбиносом и его армией сверхъестественных мечей.

Легкая улыбка играла на красивых губах Элрика; он продолжал драться – так спокойно и размеренно, словно просто прогуливался, хотя и понимал, что Гейнор еще не побежден окончательно.

Я с облегчением смотрела, как одного за другим побеждает Элрик своих призрачных врагов, которые все еще полагались на истощающиеся ресурсы мультивселенной. С каждым ударом клинок Элрика поглощал маленькую часть врага, кусочек души Гейнора. Первоначальный Гейнор быстро старел и слабел, хотя множество его воплощений продолжали биться. Элрик медленно продвигался вперед, пока не предстал перед высокомерным бунтарем, этим ренегатом, бывшим Рыцарем Равновесия, губы его шевелились беззвучно, словно он не мог подыскать подходящих слов. Буреносец рванулся и пронзил честолюбивое сердце Гейнора, тот уронил меч и схватился за черную сталь, вошедшую в его тело. Он бросил последний испуганный взгляд на Элрика и издал последний стон. Огромное тело его рассыпалось и исчезло. Все остальные Гейноры схлопнулись, присоединились к нему и отдали свою суть алчному пирующему Буреносцу.

Я была в ужасе. Элрик прямо на глазах расцветал и становился сильнее.

Когда Гейнор исчез окончательно, Клинок скорби слился с мечом Элрика. Все мечи и все души, похищенные ими, соединились с оригиналом, Буреносец взвыл, затянув дикую триумфальную песнь, алые глаза Элрика загорелись, а на лице вспыхнула широчайшая торжествующая улыбка.

– Буреносец! – вскричал он.

И вдруг стало очень тихо.

Я заметила, как по верхнему ярусу пробежала тень. Клостергейм! Я открыла рот, чтобы предупредить всех о побеге, но затем закрыла его. Воины сбросили звериные маски… Под ними прятались индейцы какатанава, которые прибыли сюда вместе с Элриком! Они молча окружили Клостергейма, и тот умер, не издав ни звука.

Все остальные не двинулись с места. Через мгновение по полу пещеры, вынырнув из невидимых дыр в скалах, забегали мелкие зверьки. Грызуны размером с мышь пищали у наших ног, не замечая нас, их носы-бусинки дергались, чуя запах крови. Что же тут происходило раньше – и как долго, если здесь завелись те, кто питается кровью и плотью людей, принесенных в жертву? Они жадно вынюхивали и пищали, подбирая клочки плоти Гейнора, которые никогда уже не станут единым целым, по крайней мере, пока мультивселенная не перевернется, превратившись в зеркальное изображение самой себя. Зверьки шуршали, визжали и дрались за кусочки мяса и костей, своего долгожданного пира. Еще час или два назад угощением для этих маленьких падальщиков могли стать мы с Джеком.

Тарагорм, хозяин Дворца Времени, лежал распростертый на теле своего коллеги, вместе с которым задумал захватить власть Бога. Тут его и нашли грызуны. Маска с него упала, открыв лицо старика. Сломанная башня Биг-Бена валялась на полу амфитеатра. Вероятно, Сент-Одран решил искупить свои грехи, лично убив Тарагорма.

Словно герой из «Макбета», шотландец стоял, уронив окровавленный нож и опираясь спиной на изумрудный камень, внутри которого всё так же переливался свет. Джек Д’Акре стоял рядом. Сент-Одран одной рукой обхватил его за плечи.

– Камень мог бы вернуть их к жизни, если бы не шичи, – сказал он. – Теперь мы никогда не увидим этого чуда. Полагаю, именно потому они и выбрали это место.

Воздухоплаватель предал и убил своих компаньонов, а теперь пытается делать вид, будто с самого начала был на нашей стороне? Я не собиралась забывать о том, что слышала у графини Фланы, и о том, что он сделал после, в том переулке. Столкнул нас вниз, чтобы нас принесли в жертву! И лишь после появления Элрика Сент-Одран увидел, как все обернулось, и переметнулся.

Я посмотрела на него сердито, чтобы он понял: я все знаю.

Он взглянул на меня в ответ, усмехнулся и поклонился – без малейшего раскаяния. Я решила больше не глядеть на него и Джека и побежала в другую сторону, туда, где упала моя бабушка, чтобы помочь ей.

Оказалось, она не ранена, просто ослабела. Ее морили голодом, поймав на пути к нам. Собирались пытать, но Элрик прилетел на воздушном судне Бастейбла вместе с какатанава, нашел и освободил ее, пока искал нас. Она привела его в амфитеатр и, в свою очередь, сделала все возможное, чтобы ему помочь, несмотря на свое ослабленное состояние.

Альбинос бросил на нас быстрый взгляд. Он возвращался в амфитеатр, к изумрудному кубу, все еще с мечом в руке. И по его виду я поняла, что он собирается сделать нечто для себя неприятное. Сент-Одран продолжал стоять, прислонившись спиной к камню, и с унылым видом наблюдал за Элриком; рука его все так же поддерживала худощавое тело Джека.

С криком и рычанием Элрик подпрыгнул в воздух и вонзил меч прямо в вершину камня, погрузив клинок в толщу изумруда примерно на фут. Буреносец завибрировал – теперь благодарно – и запел, но эта песня отличалась от той, что он пел в руках Элрика. Альбинос отпустил рукоять и рухнул на пол, совершенно обессиленный.

Уна же, напротив, поднялась, словно набравшись сил, и направилась к нему.

– Остальное довершите сами, – прохрипел Элрик. – Я сделал что должно, и Меч еще послужит мне, не бойтесь. Таков наш с ним договор. Но я буду пытаться разрушить Равновесие. Эрикёзе… Хоукмун… все, что я есть, был или буду…

Это были последние слова, которые я от него услышала.

Уна коснулась изумрудного куба. Она взяла первую чашу, затем вторую и подвесила их на цепях, закрепив на гарде Буреносца. Они пребывали в идеальном равновесии. Уна улыбнулась, кожу ее омыл свет, исходящий ото всех элементов. Она посмотрела на отца.

На наших глазах Элрик упал навзничь в кольцо из хрустальных колонн; их верхушки вытягивались сосульками, они бежали перед ним, пока он падал в бесконечно растущую круглую пропасть, чьи склоны становились все круче, а их белый цвет наливался темно-синим, пульсировал зеленым. Мне самой отчаянно захотелось броситься за ним, в его исчезающий сон. Но он погас и растворился, словно никогда и не существовал.

Я неуверенно шагнула вперед. На мое плечо легла рука. Уна удержала меня, не дав последовать за ним.

– Пусть они идут, – сказала она.

– Они?

Я посмотрела на нее. Лицо ее превратилось в маску скорби. Затем горе сменилось тревогой. И решимостью. Я проследила за ее взглядом.

Неизвестно откуда появились еще двое. Они стояли по разные стороны весов Равновесия. Один черный, красивый, крупный. Другой белый, худой и мрачный. Но выглядели они как братья, даже близнецы! Может, это и правда братья, фон Минкт и Клостергейм все-таки нашли их с помощью своих чар? Оба держали огромные Черные мечи, как у Элрика. Во лбу белого человека пульсировал черный драгоценный камень. Медленно они повернулись и посмотрели на Равновесие. А затем, словно впервые, заметили друг друга!

С жутким воплем черный человек поднял меч. Но не против белого, а против Равновесия!

– Нет! – вскрикнула Уна. – Эрикёзе! Еще не время! – Бросившись к призрачной паре, она воздела руки. – Нет. Равновесие необходимо. Без него Элрик погибнет зря!

На мгновение черный человек обернулся, нахмурился.

У белого появился шанс. Он вонзил свой клинок глубоко в сердце черного. Эрикёзе охнул. Попытался вытащить меч из тела. Камень во лбу белого вспыхнул темным огнем в тот миг, когда черный погиб. Но на лице победителя не отразилось ни радости, ни торжества. Наоборот, он зарыдал. И Уна зарыдала вместе с ним.

Она тяжело, но с явным облегчением облокотилась на стену амфитеатра. Я зачарованно следила за тем, как черный человек втягивался в длинный клинок врага, втягивался в металл, пока от его тела совсем ничего не осталось. После этого белый рухнул оземь, и камень в его лбу потускнел, словно умер вместе с ним.

Сент-Одран медленно и напряженно приблизился, взглянул на тело. Он склонил колени и потянулся к сжатой в кулак левой руке белого. Раскрыл его пальцы и что-то взял. Что бы там ни было, он сунул это в карман. Обокрал мертвеца, подумала я. Это было уже слишком.

– Свершилось, – произнес Сент-Одран. – Сейчас – свершилось.

– Кто он? – прошептала я. – Что он такое?

– Просто еще один фрагмент целого, – тяжело вздохнул Сент-Одран, качая ладонь мертвеца в своих руках. – Он отслужил свое. Как и большинство из нас. – Он посмотрел на покойного. – Так ведь, Хоукмун, дружище?

И тогда, к моему удивлению, белый человек начал таять; он растворялся и гас, пока в руках Сент-Одрана совсем ничего не осталось. Я почувствовала, что так никогда до конца и не пойму, что здесь произошло. Весы Равновесия пульсировали, словно ожили благодаря душам тех, кто погиб ради его восстановления.

Сент-Одран встал и подошел к Джеку. В глазах его читалась жалость.

Отвернувшись от Равновесия, Уна подвела меня к ним. Мы все страшно устали, у меня ужасно все болело. Уна взяла Сент-Одрана за руку.

Он поклонился и поцеловал ее пальцы.

– Мадам.

Словно у них был какой-то общий секрет.

– В чем дело? – спросила я. В такие неловкие моменты я всегда проявляла «свое обычное нетерпение», как называли это родители.

– Простите, маленькая мадемуазель, если я разочаровал вас, – Сент-Одран вздохнул и улыбнулся, как всегда очаровательно и солнечно. – Кажется, мы объясняли вам, что каждый из нас должен сыграть свою роль, если мы хотим восстановить Равновесие и победить тех, кто желал использовать его во зло. Я решил обмануть наших противников, сделав вид, что сотворил подделку, похожую на клинок Элрика – ибо в их уравнении требовался меч. Но Черный меч, что я принес сюда, оказался двойником Буреносца по прозвищу Скорбный. А другой, белый, как раз и был подделкой. Мы должны были заставить их думать, что они выигрывают, иначе эти четверо никогда не собрались бы в этом месте для своей церемонии. И тогда мы не смогли бы остановить их, как нам все-таки удалось. Разумеется, это было рискованно, но нам пришлось на это пойти. Все было тщательно просчитано, все риски были учтены. Я не мог посвятить вас в замысел, иначе вы не смогли бы отреагировать так искренне, как требовалось. Не случилось ничего, чего можно было избежать, не произошло ничего, что не было бы запланировано либо их стороной, либо нашей, мы ничего не упустили. Единственное, что нас огорчало: мы рисковали жизнями наших детей, хотя и старались защитить вас все это время. И это решение далось нам очень тяжело. Мы участвуем в судьбоносной войне, и это была самая тонкая часть нашей стратегии. Нужно было заставить их стать самоуверенными и позабыть об осторожности, поверить, что в руках у них реальная власть, перед тем как мы сможем нанести одновременный удар. Прорыв Хоукмуна, воздушное путешествие полковника Бастейбла, ваш плен, наше прибытие вовремя – все это было запланировано. Все, кроме последней сцены. Эти люди…

Но я не хотела, чтобы он рассказывал дальше. Я больше не могла воспринимать.

– Я сказала им, что мы с Джеком не близнецы, – неловко перебила я. Мне было не очень приятно услышать, что меня использовали как наживку.

– Все правильно, ты не его сестра, – отозвалась бабушка. – Это мы с ним близнецы. Но эти глупцы так никогда и не поняли истинную природу времени. Они бы нанесли невосполнимый ущерб. Разумеется, я не родная мать твоему отцу, и тебе это, без сомнения, известно. Мы его усыновили, и остальных детей тоже. Мы с твоим дедом хотели жить как обычные люди. Но я почти бессмертна, а твой дедушка – нет. Однако он один из самых отважных и разумных людей из всех, что я знала. И я горжусь твоей матерью. Мы с самого начала решили, что не будем иметь своих детей – надеялись, так нам удастся снять семейное проклятье.

– И у вас получилось?

– Не совсем, – печально сказала она и обняла Джека. – Ты – мой брат, Джек, как уже знаешь. Почти бессмертный, как и наши с тобой родители. Со временем никто не сможет определить наш возраст. Искривленные лунные дороги, по которым мы прошли, вывели нас из того времени и места, где мы родились, места на краю Серых Пределов.

Ослепшие глаза Джека наполнились слезами. Меня это так тронуло, что я и не заметила, как начала в него влюбляться.

– Душа Гейнора теперь заперта в Черном мече, – сказал Сент-Одран. – Клинок стал еще могущественнее, он готов исполнить необходимое в мире Элрика. Остатки плоти Гейнора развеяны и преображены. Но нужно понимать: со временем он снова появится, сначала в роли идеалиста-воителя, который будет бороться на нашей стороне, а затем в роли отступника, готового совершить любую дичь, любую жестокость и предательство, чтобы получить власть над тем, чему когда-то служил. Но на данный момент дело наше завершено. Теперь Элрик существует лишь в своем мире, и там он призывает свой меч в последний раз, чтобы сразиться с превосходящими силами Хаоса и с помощью Рога Судьбы возвестить о рассвете новой эры.

Я все еще опасалась Сент-Одрана. Обычно я обиды не таю, но у меня обостренное чувство справедливости, особенно когда кто-то плохо поступил со мной.

– Вы меня толкнули, – сказала я. – Дважды.

Он покачал головой и выпрямился.

– Бог любит нас, мадемуазель, но я рассчитывал, что вы останетесь на месте. Поэтому мне пришлось отправиться на поиски, чтобы найти вас раньше, чем это сделает кто-то другой. Но когда я обнаружил вас у старой шахты лифта, которая сейчас используется для вентиляции, вокруг меня стоял целый отряд воинов, да и Тарагорм наблюдал издалека. Все, что я мог сделать, – это столкнуть вас в шахту, так я, по крайней мере, знал бы, где вас найти. Я лишь пытался выиграть время. Не думал, что вы сбежите из города и пересечете реку, которая сейчас течет у нас над головой. Но вы оба проявили гораздо больше упорства и отваги, чем я ожидал. Намного больше.

– Это правда, – подтвердила Уна. Она улыбалась, но все еще выглядела печальной. Должно быть, грустила об отце. – Мы действовали вместе. Именно так я и смогла спасти Джека и тайком пробираться во дворец Фланы и выходить из него.

– А почему Флана была в заговоре с Клостергеймом и остальными?

– Из-за желания стать королевой, но в основном от скуки. В интригах она находила утешение, какого не получала в общении с людьми. Она дорого заплатила за это. Не грусти о ней, детка. Она никогда не знала любви, и двенадцать мужей ее приходили и уходили. Некоторые мучительно и не по своему желанию. Уверена, она никогда так и не узнала бы, что такое любить. – Уна подняла глаза и повела плечами. – Возможно, она восприняла собственную смерть как очередное приключение.

Звучало мрачновато. Мне понравилась бедная графиня Флана, хоть она и держала меня в заключении.

Из теней выступила знакомая, долгожданная фигура. Лорд Реньяр выглядел взволнованным, но весьма довольным. Сунув тросточку под мышку, он обнял меня обеими лапами, несколько неловко, но крепко и очень ласково. Однако настроение его изменилось, когда он обратился к остальным и торопливо заговорил.

– Нам пора убираться отсюда. В лучшем случае у нас всего несколько часов.

– Но Лондра побеждена, – сказала я. – Разве нет?

Лорд Реньяр покачал мохнатой головой.

– Далеко не побеждена. Пока мы были заняты здесь, войска Лондры получили возможность перегруппироваться. Они отвлеклись на поиски вас, поэтому я так не хотел, чтобы вас нашли. Но смерть этих господ и короля Хуона позволила солдатам собраться под началом новых полководцев. Лобковиц и Фроменталь исчезли из мира, который сами помогли сотворить. Мы можем лишь надеяться, что они в безопасности. Хоукмун погиб, а кристалл, помогающий перемещаться между измерениями, пропал. Граф Брасс тяжело ранен и отошел на другую сторону Серебряного моста. Темная Империя снова контролирует город и поразит нас, если мы не дадим Равновесию времени на восстановление. Хуон, может, и умер, но Мелиадус, кажется, просто исчез. Некоторые верят, что он вернется и постарается захватить трон. Граф Брасс готов заключить перемирие и покинуть империю, если она останется в пределах острова. Как большинство старых солдат, он хочет, насколько возможно, обойтись без кровопролития. Он всегда считал, что империя несет порядок и справедливость разрозненным народам.

– Но это же ошибка, – сказала я.

– Полковник Бастейбл тоже так думает, – нахмурился лорд Реньяр.

– Он все еще собирается бомбить город? – быстро спросил Сент-Одран.

– Кажется, так, сударь. Поэтому он высадил меня и индейцев какатанава с судна. Чтобы мы все вам рассказали и при необходимости увели. Замечу, машина у него адски могучая.

– Действительно могучая, – снова встревожилась Уна. – Он собирался сбросить на Лондру атомную бомбу.

– Должен быть какой-то способ остановить его, – произнесла я; мысли мои путались. Чародейство – и атомные бомбы? Как они смогли принять все это одновременно? – А нельзя поднять в воздух орнитоптер, чтобы подать сигнал полковнику Бастейблу?

– Это слишком долго, – ответила Уна. – Кроме того, они будут лететь гораздо выше, чем может подняться орнитоптер, – нахмурилась она. – Значит, вот что он строил в Миренбурге на случай, если наши планы провалятся! Поскольку граф Брасс отступает, полковник решил, что мы потерпели поражение. Мы не можем связаться с его аппаратом…

– С «Викторией», воздушным судном ее величества, – тихо сказал Сент-Одран и покачал головой.

– Ядерный взрыв остановит их навсегда, – прошептала я в ужасе.

– Сомневаюсь, – отозвался Сент-Одран, – но, по логике Бастейбла, это даст Европе время на восстановление, и Темная Империя еще несколько веков не сможет угрожать другим странам. Вы помните, что привело к Трагическому тысячелетию? И именно после этого возникла империя…

– Идемте, друзья. Полковник Бастейбл непреклонен. Нужно уходить, – встревоженно протявкал лорд Реньяр. – Он говорил, что взрыва мы не переживем. Даже если с нами ничего не случится, воды реки хлынут вниз и потопят нас. Поторапливайтесь, друзья! Поторапливайтесь!

– А как же Равновесие? – спросила я. – Кто за ним присмотрит?

– Все элементы Равновесия в сборе, – сказала Уна. – В любом случае это прежде всего символы. Взрыв лишь увеличит его восстановительные силы. Он прав, детка, нам пора уходить.

– Нет, в сборе еще не все элементы, – заметила я. – Правильную пару близнецов они так и не нашли, а еще ведь должен быть Рунный посох!

Неужели только я об этом помню? А как же кровь? Тарагорм и Боус-Юнге победили бы, если бы у них имелось все необходимое.

– Сомневаюсь, милая. – Уна вздохнула и коснулась моего плеча. – Видишь ли, Рунного посоха не существует. Это всего лишь миф. Распространенный в тех мирах, на которые влияла Темная Империя. Просто еще один образ и слово, чтобы описать Грааль, принимающий разные формы. Мы надеялись, что сможем отложить ритуал ненадолго, если заставим их поверить, будто им нужен Посох, но, мне кажется, они интуитивно догадывались, что могут обойтись и без него. – Бабушка улыбнулась. – Ты находилась в гораздо большей опасности, чем думала! Как и многие из нас.

– Смотрите, – пробормотал Сент-Одран. – Вы это видите?

Космическое Равновесие росло у нас на глазах – меч, вонзенный в огромный изумруд, чаши, подвешенные к широкой гарде, – и вокруг него мерцал бледный голубовато-зеленый огонь. Зрелище столь необычное, такое прекрасное, что мне захотелось упасть перед ним на колени, словно в церкви.

Но Уна помешала.

– Быстрей, – сказала она. – Обещаю, Равновесию теперь ничто не повредит. Мы сделали свое дело. Идемте.

Джек и Уна повели нас назад тем же путем, которым она привела сюда Элрика, – по извивающимся тоннелям под Лондрой. Но в Лондру мы не вернулись. Через некоторое время мы оказались в другой системе пещер, не тронутых мрачным искусством Темной Империи, стены здесь освещал мох и тонкие струйки фосфоресцирующей воды, бегущие между высокими берегами. Джек чувствовал, куда идти, он прислушивался и вел нас вперед. На далеком своде сияли лоскутки светящегося мха, похожие на древние звезды.

Вскоре жуткий амфитеатр остался далеко позади. И я с облегчением думала о том, что его собираются уничтожить.

– Знакомые места, – заметила я, когда мы остановились отдохнуть и подкрепиться.

Уна кивнула.

– Ты ведь и раньше бывала в Му-Урии? Мы подошли к границам их страны. Они не единственные, кто живет под землей, но с другими обитателями они сосуществуют по большей части мирно. Они находят, что именно мир способствует их долгожительству. В целом вполне логично: те, кто живет мечом, обычно от меча и погибают, – она вздохнула, словно припомнила былую печаль.

Лорд Реньяр не заметил смены ее настроения. Он подошел и встал неподалеку, рассматривая жутковатые долины невероятно прекрасного ночного пейзажа.

– Отсюда уже я вас поведу, – сказал он и указал вперед тростью. – В этой стороне лежит Миренбург; там я когда-то изучал французский, а теперь он покоится на дне ртутного озера. – Он указал тростью в другую сторону. – А там дорога, по ней я еще лисенком пошел, когда искал путь в Париж, где надеялся встретиться со своими героями. А вон там… – он указал тростью еще раз, – находится Инглетон.

Итак, я шла домой. Наконец-то! Я боялась в это поверить. И, если честно, еще долго не верила в это до конца.

Пока я бормотала благодарности лорду Реньяру и Джеку, один из индейцев какатанава, Анайанка, шагнул вперед и заговорил с Уной. Очевидно, они решили покинуть нас.

– Они знают, как отсюда добраться домой, – объяснила она.

После благородного и сердечного прощания какатанава перешли через светящееся поле, покрытое мхом, и растворились во тьме.

Чуть позже мы увидели стадо белых бизонов; их преследовали такие же белые пантеры. Мне показалось, Уна смотрела им вслед, сожалея, что она не с ними. А что случилось с ее пантерой? Неужели осталась в Лондре? Я спросила.

– Нет, – улыбнулась Уна. – Она в полной безопасности.

Ведомые лордом Реньяром и Джеком, который хорошо ориентировался в Нижнем мире, мы шли не меньше двух дней, пока большая пещера вдруг не затряслась и не задрожала. Я испугалась, что это очередное землетрясение. Неужели я так никогда и не попаду в Инглетон?

Сверху откололся острый камень и, просвистев шрапнелью, упал впереди нас. От удара посыпались и другие камни. Мы ныряли в любые укрытия, которые только могли найти. Рухнул еще один огромный осколок, за ним другой, но не слишком близко к нам. Я вздохнула с облегчением, когда тряска закончилась.

– Черт побери! – воскликнул Джек. – Что это было?

– Бомба Бастейбла, – ответила Уна. – Значит, он все-таки ее сбросил! Нацелился на столицу Империи и разнес ее в клочья. Выжил он или нет, полагаю, мы узнаем позже.

– Что ты имеешь в виду? Разве такой взрыв не должен просто уничтожить судно? – спросил Джек.

– Нет, если ты Бастейбл, – таинственно ответила она. – У него есть привычка смываться от последствий своих поступков.

Услышав это, Сент-Одран улыбнулся, но мы с Джеком только еще сильнее озадачились.

– Он не впервые такое проделывает, – заметил шотландский воздухоплаватель.

Лорд Реньяр снова поторапливал нас. Мы останавливались на отдых еще не раз, я пыталась посчитать, сколько дней прошло в моем мире, но все время путалась.

Наконец Джек поднял голову, услышав то, чего остальные пока не слышали, и указал вперед. Вскоре мы снова увидели восхитительный неземной город жителей Му-Урии, его бледные острые башни возвышались в пещерном полумраке. Здесь нас встретили как давно потерянных друзей и угостили всем самым лучшим, что было у этих странных существ, в том числе и учеными беседами. Мы рассказали им о своих приключениях, и они слушали с трепетом и благоговением. А затем лорд Реньяр объявил, что собирается провести с этим добродушным народом остаток своих дней.

– Надеюсь, вы не сочтете меня неблагодарным за все ваши предложения. Но мне кажется, что будет лучше, если я останусь с теми, кто не относится ко мне как к примеру экзотической мутации, а считает последним представителем своей расы.

Офф-му сильно взволновал рассказ о воздушной бомбардировке Лондры, но они сообщили, что предвидели это неизъяснимое зло. Как странно, сказали они, что столько энергии тратится впустую на войны, когда, потратив столько же сил, можно было бы заключить мир и получить от этого намного больше пользы. Они скорбели обо всех невинно погибших в Лондре.

Воодушевленные чистотой офф-му, мы распрощались с ними. Их мир казался нам всем очень привлекательным. Он предлагал умиротворение без отказа от интеллектуальных стимулов, умиротворение, которого невозможно достичь нигде больше. Лорд Реньяр заверил нас, что очень рад остаться с давними друзьями. Он пообещал довести нас до поверхности и лишь потом, после того как мы окажемся на земле, в безопасности, вернуться в город.

В последнем нашем путешествии мы прошли по подземным холмам и долинам, омываемым странным серебристым светом. Иногда вдалеке мы видели стада животных, бледных потомков тех созданий, что когда-то забрели сюда с поверхности.

Меньше чем через день Джек снова поднял голову, принюхался и начал подниматься по крутому склону. Я надеялась, что мы выйдем прямо рядом с нашим Тауэр-хаусом, на общинных землях Инглетона, ведь именно там я попала в Нижний мир, но эта дорога оказалась закрытой. Все те пещеры, что ненадолго открывались, снова завалило. Наконец мы протиснулись в проход старой шахты и выползли через заброшенную каменоломню, которую после взрывов признали опасной и закрыли.

В конце концов мы выбрались на поверхность и очутились на полях мистера Капстика, к раздраженному удивлению его овцы. Я забыла о собственном счастье, когда посмотрела на лицо Джека. Никогда не видела, чтобы человек так открыто выражал радость. Он глубоко вдохнул сладкий воздух долин и спросил:

– Мы дома?

Я сморгнула слезы.

– Похоже на то, – ответила я.

А затем я попрощалась с лордом Реньяром. Мне не хотелось, чтобы он уходил. Он тоже был расстроен и дал мне множество советов, в основном о том, что нужно читать Руссо и энциклопедистов, а затем ушел, вернувшись во тьму Пограничных земель, чтобы жить в одиночестве среди существ еще более странных, чем он сам. Больше я его никогда не видела.

Мы вышли из-под земли в идеальное утро, яркое, свежее и ясное. Как же приятно было вдыхать здоровый северный воздух!

– Идемте, – бодро сказала бабушка и сняла с себя оружие и часть одежды; теперь казалось, что на ней просто оригинальный спортивный костюм. – Давайте поскорее спустимся. Твои родители, наверное, заждались.

Пройдя примерно милю вниз по склону, мы заметили серую гранитную башню нашего дома. Мама с папой ждали нас с очень плохими новостями.

Глава двадцать третья

Прошлой ночью мой дедушка умер. Родители рассказали, что он ждал в Лондоне и пытался хоть как-нибудь помочь, но сердце не выдержало стольких тревог.

Как ни странно, когда его обнаружили, он выглядел умиротворенным, а в блокноте нашли записку, которую он, видимо, написал, чтобы ободрить себя: «Она в безопасности». Никто не был точно уверен, кого он имел в виду. Дедушка поставил точку в своей долгой замечательной жизни.

Бабушка, разумеется, сразу же поехала в город. Ей было очень грустно, но она стойко держалась и решила сама распорядиться насчет похорон. На церемонию прощания со старым графом Улриком пришло поразительное количество народу. Фотография с похорон обошла почти все газеты, ее показали в новостях. Ба не вернулась в Йоркшир. Ей надо было уладить кое-какие семейные дела в Миренбурге. Она сказала, чтобы мы не беспокоились, если от нее долго не будет вестей.

Джек Д’Акре стал жить с нами. Уна попросила маму с папой, чтобы они приняли его в семью. Она предоставила мне сообщить им подробности, какие я сочту нужным, но они были рады принять Джека. Родители решили, что он бездомный сирота, сын каких-то наших дальних родственников. Сказали, что видят в нем фамильные черты. Альфи и Герти вернулись из Лондона вместе с нами. С Джеком они быстро поладили.

Полковник Бастейбл похороны пропустил. Но позже он позвонил из Лондона, а на следующий день и приехал. Папа встретил его на станции. Большой «бентли» Бастейбла все еще стоял на общественной парковке под брезентовым чехлом. С покрасневшими глазами, немногословный, полковник спросил, можно ли ему переночевать у нас, чтобы утром уехать – после того как он поможет Сент-Одрану наполнить воздушный шар газом и взлететь. Он сказал, что нуждается в передышке. Родители опекали обоих, пока они у нас гостили, словно понимали, как много Бастейбл и Сент-Одран сделали для моего спасения, когда я заблудилась под землей.

Родители очень жалели, что не встретились с месье Зодиаком, у которого, по словам Сент-Одрана, были срочные дела, и он искренне извинялся, что не смог прибыть. Они страшно обрадовались, когда узнали, что Клостергейм и Гейнор нас больше не потревожат. Эти двое явно использовали динамит, прокладывая новые пути под землей.

В глубине души я очень скучала по лорду Реньяру, но считала, что он все-таки прав. Мои родители, пусть и утонченные и с широкими взглядами, все же не были готовы встретиться с говорящим лисом ростом с человека, да еще получившим образование в восемнадцатом веке.

Полковник Бастейбл извинился и от лица Лобковица и Фроменталя. Он сказал, что им пришлось уехать по срочному государственному делу.

Я поговорила с Сент-Одраном в последний раз. Мы пошли прогуляться по тихим холмам за домом. Мне хотелось узнать немного больше о Равновесии.

– Равновесие было уничтожено. У обеих сторон имелись личные причины, чтобы его восстановить, – сказал он и посмотрел на меня сверху вниз. Его глаза, которым однажды удалось обмануть меня, теперь были откровенными и серьезными.

– А кто уничтожил его?

Он иронично улыбнулся, посмотрел вдоль склона и сказал:

– Воитель.

– И тот же самый Воитель его восстановил?

– Выглядело именно так, не правда ли?

– Ничто не постоянно? Даже Космическое Равновесие? А я‑то думала, это механизм, управляющий мультивселенной.

– Это символ, – ответил он. – Полезный, но всего лишь символ. Иногда мы боремся за то, чтобы восстановить Равновесие, иногда за то, чтобы поддержать, и очень редко за то, чтобы его уничтожить.

– И какой в этом смысл? Где логика?

– Логика в контексте, – просто ответил он. – Контекст, вот что важно. Взгляды, вера, идея в одно время могут быть полезными и благими, а в другое – угрожать нашему существованию. Вечный Воитель борется за то, чтобы сохранить баланс между Хаосом и Порядком. Но его борьба не всегда однозначна. И далеко не у всех вызывает сочувствие.

Прощаясь, Сент-Одран держался так же приятно, как и всегда. Небольшая толпа местных жителей и туристов собралась вокруг шара. Он улетел, когда солнце поднялось высоко, и рассыпал на ликующую толпу нечто вроде золотистого конфетти. Оказалось, это пригоршни маленьких фальшивых золотых монеток, которыми в Египте осыпают на свадьбах женихов и невест. Через несколько часов полковник Бастейбл тоже простился с нами. Он сказал, что ему нужно успеть на встречу. Его «бентли» взревел мотором и умчал его. И остались лишь мы. Семья. Думаю, мы все были рады снова остаться наедине друг с другом.

Назавтра был канун Иванова дня, Сент-Одран сказал нам ожидать великой битвы: Порядок и Хаос сражаются за Равновесие во всех измерениях мультивселенной.

С нашей башни в Инглетоне мы наблюдали за Войной между ангелами – так в нашей части мира называют грозу. Мы все сгрудились в маленькой комнатке с окнами во все стороны, откуда могли увидеть всю землю до Инглеборо и холмы до самого берега залива Морком. Сияющее серебристо-черное море освещали мощнейшие разряды молний, я видела такие лишь в Техасе и тропиках. На их фоне вырисовывались силуэты ангелов (хотя некоторые считали их просто черными тучами необычной формы).

Но то были не привычные христианские ангелы, а Владыки и Владычицы Высших Миров, они вступили в решительную битву Порядка против Хаоса; где-то далеко эта битва эхом отражалась в мире Элрика, где он пытался провозгласить наступление нового Рассвета. Владыка Ариох, герцог Хаоса, и Владычица Инальд, надменная графиня Порядка, вели свои войска друг на друга через границу Срединного края и пытались захватить власть над Равновесием.

Я видела кавалерию Порядка и кавалерию Хаоса – они столкнулись в ту летнюю ночь во время страшнейшей летней грозы в Англии: она продолжалась целые сутки, и ее сравнивали с самыми ужасными штормами по всему миру.

В «Крейвен Геральд» появилась (без указания авторства) довольно претенциозная заметка, позднее ее часто цитировали. В ней описывались крылатые всадники, вооруженные огненными мечами, которые сражались в небесах: одна сторона – безудержный Хаос, а другая – суровый и безжалостный Закон.

Ангелы бились друг с другом и погибали, а я пыталась разглядеть их истинный облик. Владыка Аркин указывал вперед своим белым мечом Мирином. Владычица Ксиомбарг, изрыгая черную кровь и синий огонь, бросала ему вызов, потрясая тяжелым топором с двумя лезвиями.

Самым сильным воспоминанием Джека, по его словам, был звук падения крылатого тела весом со слона, что ударилось о плиты песчаника над Чапел-ле-Дейл. Это рухнула Владычица с’Рашди, когда ей отрубили половину левого крыла. В скале до сих пор видна трещина. Теперь из нее растут большие деревья. Местные называют это место Тротуаром дьявола.

В Америке друзья моих родителей, двое врачей, живущие в Инвернессе, штат Калифорния, сообщили о невероятном видении над мрачными болотами залива Томалес. Вечером они сидели на веранде дома, наслаждаясь ясной погодой, но вдруг вдалеке послышался гром, и на фоне медленно темнеющего неба целая вереница серых облаков сложилась в весьма подробные очертания двенадцати америндских воинов. Это были индейцы не с запада, а с северо-востока, все с разными лицами и в разной одежде, они возникли из закатного неба и направились вглубь континента.

Я также слышала, как жители Марациона, маленького порта напротив горы Святого Михаила, наблюдали гигантскую фигуру всадника в черно-золотых доспехах верхом на боевой лошади, он проехал над замком с горящим факелом в правой руке и сверкающим осколком кристалла в левой. Конь его поднялся на дыбы, а затем поклонился с торжеством и благодарностью, перед тем как поскакать над водой в сторону Франции.

Я знаю, что все это правда: то, чего не видела сама, я услышала от Юны Перссон, как себя теперь называет эта таинственная искательница приключений, что проводит так много времени в Восточной Европе и, кажется, никогда не стареет.

Иногда я думаю о том, чтобы из всех этих рассказов составить книгу, но, вероятнее всего, больше я ничего не напишу. Если честно, мне хватило сверхъестественных приключений в других мирах, и моему мужу тоже. У нас двое детей. Мы решили жить как обычные люди и позволить фантастическому прошлому стать не более чем невероятным сном, когда мы сделаемся просто парой старичков, мистером и миссис Джон Дейкер.

Мама с папой теперь все время живут в Инглетоне, где открыли компьютерную компанию. Мы с Джеком думаем переехать туда, чтобы дать детям приличное образование и возможность находиться на свежем воздухе. Лондон меняется быстрее, чем я могу принять, да и цены на жилье тут просто возмутительные.

Когда я раздражаюсь и начинаю думать, что в мире живет слишком много народу, то сразу вспоминаю, сколько созданий обитает в безграничной мультивселенной. В ней ничто не умирает на самом деле, а если и умирает, то, пока первоначальная вселенная жива, где-то всегда существует другая версия нас с вами. Все сразу встает на свои места, и я снова радуюсь жизни.

Однако я предпочитаю не думать об этом слишком много. Стараюсь заботиться о себе и обо всех, кто входит в мою огромную семью, – тех, кто знает, что может стать кем угодно, но помнит лучше, чем кто-либо другой: бесплатных пирожных не бывает. В любом месте в мультивселенной за все приходится платить, и очень часто тяжелым трудом.

В последнее время Джеку часто снятся кошмары. Полагаю, это из-за стресса. Я начинаю думать, что на рынке ценных бумаг слишком мало таких принципиальных бойцов, как он. Его тошнит от лжи и обмана, на которых стоит современный деловой мир. Да и в общественной жизни стоило бы проявлять побольше отваги и решимости вместо всего этого политиканства в голливудском стиле, на которое попадаются слишком многие. Люди не желают нести ответственности за себя и свои поступки.

Конечно, и у нас бывали взлеты и падения. Джек утверждает, что гораздо чаще вспоминает свою бродячую жизнь, чем наши приключения в Мультивселенной. Он считает, что это к лучшему. Некоторые из нас могут переварить подобную информацию, другие же – нет. Лично я понимаю, почему он склонен жить в отрицании, и стараюсь как можно реже упоминать прошлое.

Я с нетерпением жду переезда. После возвращения в Тауэр-хаус мы в первое же утро отправимся гулять по траве, мягкой от свежего летнего дождя, и я покажу Джеку Дейкеру реальный мир, который операция на глазах снова позволила ему увидеть: сверкает прекрасное золотое солнце, на фоне нежно-голубого неба темнеет хвоя… Я притворюсь, что это тот самый день начала моих приключений, до того как я пошла искать раков в ручье и встретила самого злого человека во всей мультивселенной. Теперь все это кажется сном. Как я часто говорю Джеку, требуется много мужества и отваги, чтобы просто столкнуться лицом к лицу с ужасами и тревогами воспитания детей в современном мире. Реалии сегодняшнего дня уже достаточно жестоки и фантастичны для нас! Он искренне соглашается.

Эпилог