Элрик: Лунные дороги — страница 3 из 12

В далекий мир за грань миров,

За моря синь, где нет морей,

Найти жену средь мертвецов

Уходит с братьями Орфей.

Лобковиц. Орфей в Освенциме, 1949

Глава восьмаяВ объятиях Морфея

В тот миг, когда Клостергейм нажал на спусковой крючок, я вдруг окончательно осознал, что оставил позади знакомый мне мир и попал туда, где правит сверхъестественное. Пистолет щелкнул, но эха не последовало, словно звук растворился в воздухе. А затем я увидел, как пуля остановилась в нескольких дюймах от ствола… и просто испарилась.

С выражением угрюмой обреченности на лице Клостергейм опустил руку и сунул бесполезное оружие в кобуру. Затем со значением глянул на своего хозяина.

Гейнор выругался.

– Проклятье! Мы в Срединном крае!

Клостергейм его понял. И я тоже. Вспомнил о чем-то столь же древнем и таинственном, как и наш род.

Окружающий ландшафт, хоть и казался чужеродным, был слишком реален, чтобы поверить, что все это мне только снится. Эта мысль уже некоторое время маячила на границе моего сознания. Столь же логичная, сколь и абсурдная.

Как догадался и Гейнор, мы попали в мистический Миттельмарх – пограничные земли между миром людей и миром духов. Если верить старинным легендам, мои предки время от времени бывали здесь. Я всегда полагал это место не более реальным, чем волшебные миры в сказках братьев Гримм, но теперь начал думать, что сказочники, должно быть, просто записали рассказы о месте, где я сейчас находился. А может, мифы о Гадесе, Нижнем мире и прочих мирах – тоже правда? Неужели Му-Урия является прообразом Альвхейма? Или Тролльхейма? Или пещер, где гномы куют волшебные мечи?

Все эти образы и мысли проносились в моей голове, пока я наблюдал за странной сценой, что разворачивалась прямо передо мной. По всей видимости, время в этом сумеречном царстве обладало совершенно другими, неописуемыми свойствами. Воспринималось оно как нечто инородное, густое и слегка нестабильное. Я чувствовал, что и сам уже существую одновременно с разными скоростями и некоторыми могу управлять. Что-то подобное мне недавно снилось, но сейчас я ощущал себя таким бодрым и проснувшимся, как никогда раньше. Начинал воспринимать мультивселенную во всем ее разнообразии.

Окончательно осознав, где очутился, Клостергейм расслабился больше, чем все остальные.

– Я всегда предпочитал ночь, – пробормотал он. – Моя естественная среда. Ночью чувствую себя лучше всего, как хищник.

Он облизнул тонкие губы длинным пересохшим языком.

Ученый Фи мрачно улыбнулся.

– Вы, конечно, можете попытаться убить меня еще каким-нибудь способом, но я могу себя защитить. Довольно глупо упорствовать и продолжать вести себя столь агрессивно. Мы и раньше сталкивались с насилием и противостояли ему. Мы научились уважать всех, кто уважает жизнь. Но не можем относиться с таким же уважением к тем, кто хочет ее разрушить и унести с собой в небытие, которого так жаждет.

Я бросил взгляд на нацистских штурмовиков – понимают ли они хоть слово на греческом, как их командиры? Но было ясно, что слышат они лишь угрозы на чуждом языке. Мое внимание привлек один, стоявший позади справа, у высокого сталагмита, похожего на стопку огромных тарелок. Лицо его закрывал хитроумный шлем, а тело – медные доспехи, тускло блестевшие в полутьме. Вычурные доспехи выглядели почти как театральный костюм, словно их придумал Бакст для фантастической музыкальной фантасмагории Дягилева. Я будто смотрел сцену из оперы «Оберон в стране эльфов». Я обернулся к Фроменталю, чтобы спросить, видит ли и он этого человека, но француз не отрываясь глядел на Гейнора.

Мой кузен почти не слушал ученого Фи. Он вынул из ножен на поясе узорчатый нацистский кинжал. Бледная сталь, тусклые блики на отполированной рукояти из черного дерева. Лезвие же сверкало так ярко, что отблески пронзали воздух, бросая вызов природе вокруг.

Гейнор подержал кинжал на ладони, а затем резко отвел ее в сторону. Наши взгляды пересеклись. Не поворачивая головы, он обратился на немецком к тому, кто стоял сзади:

– Лейтенант Люкенбах, прошу вас.

Гордый признанием командира, высоченный детина в черной эсэсовской форме шагнул вперед и с каким-то извращенным сладострастием схватил рукоять кинжала. Он ждал приказа с нетерпением гончей.

– Раз вам хватает безрассудства, чтобы говорить об агрессии, – Гейнор вынул сигарету из портсигара, – то вы должны понимать, что бросаете вызов авторитету Рейха. Осознаёте вы это или нет, мой худосочный друг, но вы все теперь граждане Великой Германии и связаны законами Фатерлянда.

Прикурить он так и не смог, что несколько подпортило речь. Гейнор бросил зажигалку с сигаретой на землю и с иронией добавил:

– А еще какими-то собственными законами…

С восхитившим меня хладнокровием – или это была скорее глупость? – он подал сигнал лейтенанту Люкенбаху.

– Покажите этому типу, как остра бывает наша старая добрая рурская сталь.

Я очень испугался за ученого Фи, которому не хватило бы сил защититься от нациста. Фроменталь тоже забеспокоился, но удержал меня на месте. Он полагался на инстинкт самосохранения офф-му.

Пока ученый наблюдал за разворачивающейся драмой, ни выражение лица его, ни поза не поменялись. Он не двинулся с места, лишь что-то бормотал на греческом, пока эсэсовец приближался к нему.

Мне, чтобы испугаться, хватило бы одного взгляда Люкенбаха. Глаза его мечтательно застыли – нечто подобное я видел много раз за последние месяцы: взгляд садиста, твари, которой позволено воплотить все свои самые жестокие желания во имя высшей власти. Что пробудили нацисты в нашем мире? Человеческой совести нет места между релятивизмом и фанатизмом. А если совести нет, думал я, то остаются лишь неуемные потребности и окончательное забвение – вечность неоформленного Хаоса и окаменевшего Порядка, которые нашли свое выражение в безумии коммунизма и фашизма, чьи неумолимые упрощения приводят к бесплодности и смерти; впрочем, и политика невмешательства капиталистов в конце концов завела бы нас туда же. Жизнь процветает лишь там, где силы находятся в равновесии. Нацистский «порядок» оказался фальшивым балансом, наложением упрощенной схемы на сложный мир; подобные действия всегда приводили к самым большим разрушениям. Основополагающий принцип действия и противодействия.

И вот я становился свидетелем очередного примера разрушительной силы, пока эсэсовец медленно наступал на нас. В глазах Люкенбаха читалось предвкушение бойни. Он взмахнул рукой и, ухмыляясь, бросился вперед, чтобы уничтожить ученого Фи.

Жизнь офф-му была в опасности, и я, не в силах сдержаться, рванулся к ним, пренебрегая предостережениями Фроменталя и ученого. Но не успел я добежать до Люкенбаха, как передо мной появился другой.

С головы до ног облаченный в вычурные доспехи, как и тот, кого я видел прежде, но эти были угольно-черными. Доспехи я не узнал, зато лицо оказалось очень знакомым. Худощавое, белое, с горящими рубиновыми глазами. Такими же, как мои. Мой двойник, которого я видел во снах, а затем и в концлагере.

Это настолько потрясло меня, что я остановился на месте, уже не успевая остановить нациста.

– Кто ты? – воскликнул я.

Двойник приготовился ответить. Губы шевельнулись, произнося слова, но я ничего не услышал. Затем он двинулся в сторону. Я попытался проследить, куда, но он исчез.

Люкенбах почти добрался до своей жертвы. А я уже не мог ему помешать.

Ученый Фи медленно поднял длинную тонкую руку, словно пытался предупредить нападавшего. Люкенбах не остановился, бежал, как зачарованный. Он крепче сжал кинжал со свастикой и уже занес руку для первого удара.

На этот раз мы с Фроменталем оба бессознательно двинулись вперед, пытаясь защитить ученого, но тот жестом остановил нас. Когда же Люкенбах приблизился достаточно близко, чтобы ударить, офф-му раскрыл рот так широко, как могут только змеи, и пронзительно вскрикнул.

Вопль получился одновременно жутким и гармоничным. Он струился, омывал задрожавшие сталактиты на своде пещеры, угрожал в любой миг обрушить их на нас. Но мне показалось, что звук был целенаправленным, тщательно выверенным. Кристаллы над головой зазвенели и зашелестели в ответ. Но ни один из них не упал.

Вой не заканчивался; он был мелодичным и, кажется, хорошо управляемым. Высоко над нами кристаллы продолжали издавать звон и шелест, они сложились в невероятно сладкий аккорд, который внезапно, на удивление резко, завершился неожиданным треском.

Одна тонкая пика отделилась от других сталактитов, словно офф-му специально выбрал ее, и понеслась к нацисту – предвкушая наслаждение, тот все еще ухмылялся от уха до уха. Он явно полагал, что ученый Фи кричит от страха.

Хрустальная пика застыла в воздухе, в нескольких дюймах от головы Люкенбаха. Офф-му контролировал ее одним только голосом.

Крик прервался. Ученый Фи шевельнул губами. По этой команде хрустальное копье изменило угол и скорость падения. А затем ученый сделал осторожный жест. Сталактит описал плавную дугу – и почти элегантно вонзился глубоко в сердце нациста.

Эхо разнесло мучительный вопль по бесконечным пещерам, когда Люкенбах забился в предсмертных конвульсиях.

Он затих на каменистой почве, кровь бурлила под хрустальным копьем, толчками вытекая из груди. Его смерть настолько же потрясла нас с Фроменталем, насколько обрадовала. Гейнор явно пересматривал свою стратегию.

Кузен наклонился и вытащил свой кинжал из холодеющих пальцев Люкенбаха. С некоторым отвращением отступил, выпрямился и посмотрел мне в глаза.

– Я понял, что тебя нельзя недооценивать, кузен. Ни тебя, ни твоих товарищей. Ты уверен, что не хочешь связать свою судьбу с нами? Если уж на то пошло, просто отдай мне Ворон-меч, и я обещаю, что больше не стану тебя преследовать.

Я позволил себе улыбнуться подобной наглости, Фроменталь же произнес:

– Вы не в том положении, чтобы торговаться, мой друг.

– Положение всегда может измениться к лучшему, – Гейнор все еще глядел на меня. – Что скажешь, кузен? Оставайся здесь со своими новыми друзьями, а я верну меч в реальный мир, чтобы бороться с силами Хаоса.

– Да разве ты сам не силы Хаоса? – усмехнулся я.

– Именно с ними я и сражаюсь. Потому мне и нужен Черный меч. Если вернешься со мной, тебя ждут почести и власть – власть принести в мир справедливость, о которой он умоляет! Гитлер всего лишь средство, поверь мне.

– Гейнор, – сказал я, – ты служишь Зверю. Ты принесешь в этот мир только Хаос, и ничего другого.

Настала очередь кузена расхохотаться мне в лицо.

– Глупец! Да ты понятия не имеешь, насколько не прав. Тебя одурачили, раз ты веришь, что я служу Хаосу. Закон – мой господин, и так будет всегда! Все, что я делаю, я делаю лишь для того, чтобы приблизить лучшее, стабильное и предсказуемое будущее. Если ты веришь в такое будущее, переходи на нашу сторону, пока можешь, Улрик. Поверь мне, это ты состоишь на службе Хаоса.

– Подобные софизмы недостойны миренбуржца, – ответил я. – Ты доказал свою преданность злу. Ты любишь лишь самого себя, я слишком часто видел примеры жестокости и бессердечия, чтобы поверить в твою искренность. Ты искренен лишь в одном – хочешь сожрать нас всех до одного. Твоя любовь к Порядку сродни одержимости чистотой у безумца, Гейнор. Но это не гармония, не настоящий Порядок.

Странное выражение скользнуло по красивому лицу Гейнора, словно он вспомнил лучшие времена.

– Ах, кузен. Ну что ж!

– Этих простофиль ничем не убедить, мой господин, – неожиданно вставил встревоженный Клостергейм.

– А вы, герр Клостергейм, тоже считаете себя доблестным слугой Порядка? – спросил Фроменталь.

Клостергейм в упор посмотрел на француза. Мрачно улыбнулся.

– Я служу лишь своему хозяину. И Граалю, чьим хранителем вскоре снова стану. Мы с вами еще встретимся. Как я уже сказал, я попал в свою среду. Этого места я не боюсь и рано или поздно захвачу его, – он помолчал и радостно огляделся. – Как часто я ждал наступления ночи и огорчался приходу дня! Восход солнца – мой враг. А здесь я как дома. Вы меня не победили.

Даже Гейнор удивился его признанию.

– Довольно старомодные взгляды, – сказал я. – Вы, герр капитан, похоже, начитались поэтов-романтиков.

Он смерил меня горящим взглядом и ответил монотонным, будто припорошенным ядовитой пылью, голосом:

– А я вообще старомодный человек, жестокий и мстительный.

– Вам пора уходить, – неожиданно произнес ученый Фи. – Если наши стражи найдут вас в свете, то они вас убьют.

– Уходить? Но куда? И какие еще стражи?

– Уходите во тьму. За пределы света. У нас много стражей, – он обвел рукой заостренные камни, что нас окружали, и показалось, что они немного сдвинулись. И на каждом мне виделось лицо офф-му.

– Время не властвует над нами так, как над вами, князь Гейнор.

Гейнор и Клостергейм нас явно недооценивали. А мы оценивали их объективно. Гейнор фон Минкт стал очаровательной, осторожной гадюкой.

– Если мы сейчас уйдем, то вернемся с армией.

– Здесь пропала не одна армия, – буднично отозвался ученый. – Кроме того, вы вряд ли вернетесь туда, откуда пришли, и вряд ли снова сможете найти вход в наш мир. Нет, вы будете бродить во тьме за рекой и научитесь там выживать… или погибнете, это уж как судьба решит. Там много таких, как вы. Остатки тех самых армий. Целые племена и народы. Вы весьма находчивы, так что сможете выжить без проблем, а может, даже преуспеете.

Гейнор взглянул на него с презрительным недоверием.

– Целые народы? Да чем они там питаются?

Ученый Фи отвернулся от него и пошел в сторону поселения. Терпение его закончилось.

– Насколько понимаю, они главным образом людоеды, – бросил он на ходу.

Затем остановился, чтобы подождать нас. Обернулся. Гейнор и нацисты не сдвинулись с места.

– Уходите! – махнул он рукой.

Гейнор не подчинился.

Ученый Фи снова раскрыл рот, но на этот раз лишь что-то прошептал. С десяток хрустальных копий рухнули у ног нацистов. Мы стояли и смотрели, как Гейнор отдает команды; постепенно отряд исчез в темноте.

– Скорее всего, больше мы их не увидим, – сказал офф-му. – Им придется защищать свою жизнь, так что времени на нападение не останется.

Наши с Фроменталем взгляды встретились. Как и я, он не разделял уверенности ученого.

– Вероятно, и нам пора отправиться в Му-Урию, – произнес он. – Как минимум рассказать о том, что случилось.

– Соглашусь с вами, – отозвался ученый. – И считаю, что из-за сложившихся обстоятельств вам лучше взять волок, а не идти пешком. Мы точно не знаем, как близко сходятся временные потоки в этом сезоне, так что следует действовать осторожно.

Я не заметил в его словах беспокойства, лишь здравый смысл. Фроменталь кивнул и сказал:

– Это должно быть интересно.

– А что такое волок? – спросил я, когда мы распрощались с ученым Фи.

– Не знаю, никогда его не видел.

Когда мы вернулись в мои покои, Равенбранд меня уже ждал. Видимо, офф-му, принимавшие меня, считали, что мне стоит готовиться к худшему.

Я погрузился в беспокойный сон и проспал несколько часов. Снилось мне что-то странное. Белый заяц бежал по подземному ландшафту среди острых скал и нависающих со сводов колонн к башням Му-Урии, его преследовала черная пантера с красным языком. Двое всадников скакали через замерзшее озеро. Доспехи первого, из посеребренной меди, сияли в лучах света, льющегося с бледно-голубого неба. Второй, его противник, был облачен в броню из черного железа, причудливой формы, а шлем его походил на дракона, взмывающего в воздух. Всадник в черном выглядел как мой близнец. Лица первого я не разглядел, но решил, что это Гейнор – вероятно, потому, что только что с ним встретился. Я просыпался и снова засыпал, думая о двойнике, который явно не хотел, чтобы я вмешался и защитил офф-му.

Может, я брежу? Неужели его вижу лишь я один? Есть ли какое-то фрейдистское объяснение моим снам и видениям? А если то, что я видел, реально, – то как это возможно? Я утешал себя мыслью, что в Му-Урии мне удастся узнать хоть какую-то правду. Уна, например, с радостью мне все объясняла. И я решил попросить там помочь мне вернуться в родную Германию, чтобы вступить в борьбу со злом, грозящим поглотить не только Европу, но и весь мир.

Я только проснулся, когда меня позвал Фроменталь. Я очень удивился, увидев на его поясе меч, а за спиной лук и колчан со стрелами.

– Думаете, на нас нападут? – спросил я.

– Лучше подготовиться к неожиданностям. Но, полагаю, у нас есть причины доверять оптимизму ученого Фи. Вашему кузену и его отряду будет чем заняться в Земле за пределами света.

– А почему вы направляетесь в Му-Урию? – спросил я его.

– Надеюсь встретиться с друзьями лорда Реньяра, – отозвался он.

Я не стал его больше ни о чем расспрашивать, завернул меч в холстину и обвязал так, чтобы перекинуть через плечо. Сложил в котомку припасы и перемену одежды, надел привычный охотничий костюм с кепкой, которая здесь выглядела еще более нелепой, чем кепи Фроменталя.

Мы подкрепились чашкой пресноватого бульона, и француз повел меня по кривым улочкам, пока мы не очутились на пологом берегу реки, где вода текла чуть тише. Ученый Фи и несколько офф-му ожидали нас в бухте, оживленно беседуя.

Но внимание мое привлекло судно, стоявшее на приколе. Сначала я подумал, что это живое существо, и лишь затем сообразил, что оно ловко сформировано из какого-то кристаллического камня, в темно-бордовых и малиновых оттенках. Судно казалось вырезанным из цельного рубина, правда, легкого, как стекло, и свободно держалось на воде. Волок напоминал мифическое морское чудовище, которое вынырнуло из морских глубин и окаменело. Когда я рассматривал его морду, одновременно рыбью и рептилью, трепетные ноздри, крепкие челюсти и завитки усов, мне вдруг показалось, что он смотрит на меня. Может, он живой? Какое-то смутное воспоминание не давало мне покоя…

На «спине» волока располагалась большая палуба с огромными седлами, на громадном плоту могли с легкостью уместиться пятнадцать или даже двадцать пассажиров, а управлялся он двумя массивными веслами по бокам.

Меня поразили его размер и искусство резчика, я поделился своим восхищением с Фроменталем, когда мы по сходням взошли на корабль следом за командой, а офф-му заняли свои места у весел.

Француза мои слова позабавили.

– Это чудовище сотворили не офф-му, а сама природа. Они подняли его со дна озера и лишь слегка изменили, чтобы использовать как плот. Разумеется, они сплавляются на нем очень редко – назад его приходится тащить вверх по течению. Тем, что позволили нам воспользоваться волоком, они показывают, что ситуация сложилась серьезная.

– Они опасаются, что Гейнор снова нападет, хотя так легко могут за себя постоять? Может, они и будущее предвидят?

– Миллионы разных вариантов будущего. А это почти то же самое, что не предвидеть вообще ничего. Думаю, они доверяют своим инстинктам и хорошо знают таких, как Гейнор. Они понимают: он ни есть, ни спать не будет, пока не отомстит за то, что здесь случилось. Офф-му до сих пор живы, друг мой, потому что умеют предвидеть опасность и готовы отразить ее. Они не станут недооценивать Гейнора и подобных ему. То, что обитает в Землях за пределами света, должно быть очень опасно, судя по тому, что мне говорили. Но офф-му знают: время от времени эти твари объединяются и пытаются напасть на Му-Урию. Они понимают: Гейнор и Клостергейм достаточно умны и настойчивы, поэтому вполне могут преуспеть и войти в союз с темноземельными племенами. Те ненавидят Му-Урию – когда-то офф-му приняли их с распростертыми объятиями, а затем изгнали во внешнюю тьму.

– Нас тоже когда-нибудь выгонят?

– Ни в коем случае. Погодите, пока доберетесь до Му-Урии! – Фроменталь похлопал меня по спине, предвкушая все те чудеса, которые скоро мне покажет.

Когда мы уселись на местах в середине плота, к нам подошел ученый Фи. Он был очень любезен. Выразил надежду, что мы скоро вернемся и расскажем о своем путешествии. Затем он сошел на берег. Сходни убрали, и худощавые офф-му в кивающих конических капюшонах и струящихся бесцветных одеждах умело навалились на весла; судно вошло по спокойной воде в черное, усеянное водными искрами русло главной реки.

Течение тут же подхватило нас. Команде почти не пришлось ничего делать, лишь направлять чудовище-судно по нужному курсу. Мы двигались с пугающей скоростью, иногда проплывая по порогам, когда река сужалась, нас обступали высокие берега, и вода неслась еще ниже в самые глубины планеты.

Мы, конечно же, понимали, что находимся уже где-то в другом месте, а не на нашей планете. Это Миттельмарх, где действуют законы Страны эльфов.

Темные воды были на удивление прозрачны – настолько, что порой я видел дно с круглыми, обточенными водой камнями. Я бы не удивился, если бы узнал, что мы движемся по каналу, созданному руками людей. Свет становился всё ярче по мере того, как мы приближались к озеру; теплело, что свидетельствовало о том, что внутреннее море является источником цивилизации офф-му. Для них оно имело такое же значение, как для египтян солнце и Нил.

Хотя почти постоянно я мог видеть оба берега, тени и странной формы скалы, свет, исходивший из воды, непрерывно менялся, и казалось, что река населена разнообразными чудовищами. Постепенно я привык к фантасмагории постоянно меняющегося ландшафта. Через некоторое время, залюбовавшись зарослями тонких сталагмитов, что росли на кромке воды, как земной камыш, я вдруг заметил какое-то животное. И немаленькое. Глаза его светились во тьме изумрудно-зеленым и смотрели прямо на меня. Я повернулся к Фроменталю и спросил, что это за тварь. Он удивился. Обычно животные, превосходящие по размеру самих офф-му, тут не встречались. Чуть позже, когда свет стал ярче, я снова разглядел зверя на берегу.

Я уже видел его раньше. Во сне. Огромная кошка, гораздо крупнее самого большого тигра, угольно-черная, с красным языком, свисавшим из пасти, полной острых белых зубов. С двумя огромными изогнутыми клыками. Саблезубая пантера с длинным хвостом, которым она размахивала в разные стороны, пытаясь догнать нас. Тварь из моих кошмаров. Она бежала по берегу рядом с плотом, туда, куда несло нас течение, в столицу офф-му! Теперь и Фроменталь разглядел зверя. Он его узнал.

– Эти кошки раньше никогда не подходили так близко к реке, они боятся ее. Охотятся только в Землях за пределами света. Как правило, их жертвами становятся людоеды. Их очень боятся – они видят во тьме, хоть и не в привычном смысле этого слова. Вам лишь кажется, что они смотрят на вас, на самом деле эти звери абсолютно слепы.

– Как же они охотятся? Как этот зверь может преследовать нас?

– Офф-му говорили, что они воспринимают тепло. Их глаза видят тепло, а не свет. И обоняние у них превосходное. Они могут учуять запах даже на расстоянии мили, а то и больше. Темноземельцы живут из-за них в страхе. Офф-му верят, что кошки – лучшая защита от людоедов.

– А людоеды не охотятся на пантер?

– Они и защититься-то от них едва могут. Предрассудки и огонь – вот все, чем они защищаются, ибо в большинстве своем тоже слепы. Эти твари вызывают в них инстинктивный страх, потому что охотятся на них.

Офф-му тоже встревожились, увидев кошку. Они заговорили по-гречески высокими голосами так, что я почти перестал их понимать.

Фроменталь сказал, что они расценили зверя как знак, как предзнаменование опасности, поэтому так встревожились. Но почему кошка подошла так близко к воде?

– Вероятно, просто из любопытства, – предположил мой друг.

Он помахал рукой ученому Брему, своему знакомому, и пошел поговорить с ним. Вернулся весьма озабоченный.

– Они опасаются, что какая-то сила могла выгнать кошек из привычных охотничьих угодий. Однако есть вероятность, что это просто молодой самец в поисках самки.

Больше черного саблезуба я не видел. Мы стали двигаться медленнее – река влилась в сияющее озеро, чьи берега терялись в угольной тьме.

Постепенно, словно въехав на поезде в большой город, мы стали замечать, как скалы уступают место тонким живым башням офф-му. В этих башнях отражались мягкие оттенки, чистейшие волны цвета, что добавляло им таинственной красоты. Любопытные офф-му выходили на берег или на балконы и наблюдали, как наши гребцы управляются с веслами, держась в потоке, что понес нас в гавань, где уже пришвартовалось несколько окаменевших морских чудовищ, подобных нашему.

С огромным мастерством гребцы провели наш плот вдоль причала, искусно вырубленного в скале. На пристани уже собралась небольшая толпа, чтобы приветствовать нас. В основном здесь были офф-му в разнообразных треугольных колпаках, но затем я узнал невысокую фигурку, что стояла сбоку, и испытал такую радость и облегчение, что сам удивился этому приливу чувств. Уна стала мне очень дорога. Ее бледная красота казалась еще более нереальной в этом мире, чем в моем собственном. Но не из-за этого я так возрадовался душой. А от чего-то неуловимого и тонкого. Возможно, из-за чувства узнавания? Я торопливо спустился с чудного плота на базальтовую пристань, бросился к ней, чтобы поприветствовать, обнять, ощутить тепло и присутствие близкого человека.

– Я рада, что вы здесь, – промурлыкала она и обняла Фроменталя. – Вы прибыли как раз вовремя, чтобы встретиться с друзьями лорда Реньяра. Они принесли неутешительные новости. Как мы и предполагали, наш враг напал по крайней мере на три мира, и все они стратегически важные. Ваш собственный мир находится в смертельной опасности. Даже Танелорн в осаде, на этот раз из-за Порядка, и может пасть в любой момент. А теперь, похоже, и Му-Урии грозит опасность. Это все не случайно, друзья. У нас очень могущественный враг.

Она повела нас из гавани по узким петляющим улицам.

– Но Танелорн не может пасть, – возразил Фроменталь. – Танелорн вечен.

Уна обернулась и очень серьезно посмотрела на него.

– Сама вечность, как мы ее понимаем, в опасности. Все, к чему мы относились как к должному. Все, что постоянно и неизменно. Все подвергается нападению. Амбиции Гейнора могут привести к уничтожению всех разумных существ. К окончанию разумной жизни. К нашему вымиранию. А возможно, даже к уничтожению самой мультивселенной.

– Вероятно, нам следовало убить его, когда он начал угрожать, – вздохнул Фроменталь.

Юная охотница пожала плечами и повела нас к ближайшему узкому зданию.

– Вы бы не смогли убить его, – сказала она. – Это невозможно, с моральной точки зрения.

– Как это? – спросил я.

Она ответила скучным тоном, словно я не мог понять самого очевидного:

– Потому что в тот момент общей истории наших миров он еще не совершил своего самого главного преступления.

Глава девятаяСовещание сфер

Представления о времени в Миттельмархе весьма сложно понять. Это выглядело так: нам суждено прожить много жизней в миллионах альтернативных миров и каждый раз пытаться изменить свою историю, что удается очень редко. Лишь иногда один из нас преуспевает, и именно усилия, направленные на изменения, каким-то невероятным образом поддерживают Вселенную в равновесии. Вернее, множество альтернативных вселенных, которое Уна называла мультивселенной, – в них и проигрывались различные варианты истории нашей жизни.

Уна проявила огромное терпение, объясняя мне все это, но, будучи человеком весьма прозаичным, я никак не мог принять их точку зрения, которая, казалось, противоречила здравому смыслу. Постепенно я начал видеть более широкую картину, и это помогло понять, что наши сны – лишь отголоски других жизней, их наиболее драматичных моментов, а также то, что некоторые из нас могут перемещаться между этими снами и разными жизнями, а иногда даже менять их.

Уна рассказала обо всем этом после того, как отвела в комнату и позволила освежиться. Когда же я набрался сил, она повела меня по извилистым улицам Му-Урии, оживленного, многолюдного города, куда более многонационального, чем я ожидал. Во тьму явно изгнали не всех. Люди всевозможных рас и вероисповеданий занимали целые кварталы – наглядное свидетельство смешения разных культур, в том числе и офф-му. Мы шагали мимо уличных ярмарок, столь популярных в современном Кёльне, мимо домов, которые органично смотрелись бы в городах средневековой Франции. Стало очевидно, что офф-му издавна начали привечать беженцев с поверхности, все они жили сообща мирно и счастливо, сохраняя традиции и обычаи своих народов. Город казался знакомым и в то же самое время экзотичным. Уна вела меня мимо зеркальных базальтовых террас, заросших бледным мхом и лишайниками, резных балконов из белого камня – на них стояли местные жители, почти не отличимые от каменных изваяний. Вечная, сверкающая огнями ночь обладала притягательной красотой. Я теперь понимал, почему многие остались тут навсегда. Пусть они никогда не увидят солнечного света и цветущих весенних лугов, зато и не познают войн, что в любой момент могут лишить тебя и того и другого.

Я вполне разделял чувства людей, решивших жить здесь, но не мог дождаться, когда снова увижу знакомые лица пышущих здоровьем краснощеких крестьян Бека.

Местные жители казались не совсем живыми, хотя очевидно наслаждались жизнью и сумели создать высокоразвитую цивилизацию, в то время как над их головами нависала многотонная толща, их страну окружали темные границы, все звуки были приглушены, а обращение здесь царило несколько преувеличенно вежливое, какое в многолюдных мегаполисах обычно не встречается. Я восхищался их достижениями, но сам по доброй воле ни за что не согласился бы поселиться здесь навсегда. Смогу ли я когда-нибудь вернуться на родину?

Меня снова переполняли отчаяние и разочарование. Я любил свою страну и свой мир. Мечтал о возможности сражаться за все хорошее и честное, что еще не исчезло в них. Я хотел занять свое место среди тех, кто противился трусливому злу. Среди тех, кто встал на пути жестоких сил, стремящихся уничтожить все ценное в нашей культуре. Я сказал об этом Уне, пока мы шли по петляющим каньонам города, восхищаясь садами и архитектурой и приветствуя прохожих.

– Поверьте, граф Улрик, – заверила она, – если у нас все получится, то вам представится возможность снова сразиться с нацистами. Но для этого нужно еще очень многое сделать. Линия фронта на данный момент проходит по крайней мере по трем мирам, и наш враг с каждым днем становится лишь сильнее.

– То есть вы имеете в виду, что я буду бороться за то же дело, если приму участие в вашей борьбе?

– Я имею в виду, что дело у нас общее. А как вы послужите ему, решать вам. Но ваше решение одновременно повлияет и на другие.

Она улыбнулась и взяла меня за руку, ведя по огромной естественной котловине, расположенной в самом центре города. Сталагмиты здесь не росли, а сталактиты на своде скрывала густая тень, падавшая от яркого свечения озера.

Сначала мне показалось, что это большая арена, но зрителей я не заметил. Через котловину проходила широкая дорога, которая, по всей видимости, вела прямо к озеру. Если бы офф-му не так сильно отличались от людей, я бы предположил, что это место создано для проведения военных парадов: торжествующие моряки могли бы пройти здесь победным маршем под ликование зрителей, сидящих с обеих сторон.

Уну рассмешили это мое неловкое предположение и замечания, что дорога такая гладкая потому, что по ней прошли тысячи ног, и что в этом месте пахнет чем-то очень знакомым.

– Скорее всего, вы это место больше не увидите, – сказала она, – если вернется его обитатель.

– Обитатель?

– Конечно. Он жил здесь с офф-му с самого начала времен. Некоторые считают, что они вместе пришли в этот мир, да и город построили вокруг него. Он очень стар и почти всегда спит здесь. Однако порой – видимо, когда проголодается, – он просыпается и направляется туда, – она ткнула пальцем в широкую дорогу. – К озеру. Исчезает на неопределенное время, но всегда возвращается.

Я огляделся в поисках признаков жилья.

– Он живет прямо здесь? Без мебели и без какого-нибудь укрытия? Уна веселилась, видя, как я озадачен.

– Это гигантский змей. Выглядит как волок, но намного крупнее. Он спит здесь и никогда не причинял вреда офф-му. А в прошлом даже защищал их. Они считают, что он уползает на охоту. Странное существо, по бокам у него длинные плавники, почти как крылья у ската, но он все-таки рептилия. Некоторые верят, что у него есть рудиментарные конечности и на самом деле он скорее ящер, нежели змей. Что-то вроде тех выловленных со дна выползин, которые используют вместо плотов, только, разумеется, намного больше.

– Мировой Змей? – спросил я полушутя-полусерьезно, имея в виду Уробороса, который, как считали наши предки, охранял корни Мирового Древа.

Она ответила на удивление строго:

– Возможно.

Затем снова развеселилась и взяла меня за руку.

Я вдруг понял, что перешел границу дозволенного, и обрадовался, что она снова засмеялась и повела меня по извилистым тропинкам – продемонстрировать утонченную красоту водных садов, созданных из натурального камня и искусственно выращенных лишайников. Блестящие брызги света, дымкой висящие над миниатюрным водопадом, отражали нежные оттенки причудливой подземной флоры. Моя провожатая, увидев, насколько я заворожен этим зрелищем, гордилась, будто полноправная хозяйка чудес Му-Урии.

– Разве можно не любить это место? – спросила она, взяв меня под локоть.

Такого дружеского расположения и уютной близости я не испытывал ни с одной женщиной. Совсем размяк и ответил:

– Я уже полюбил его. И считаю офф-му цивилизованным и культурным народом. Достойным подражания. Я мог бы прожить тут целый год, но так и не исследовать все здешние уголки. Но я, фройляйн Уна, не привык отдыхать в экзотических местах, пока моему народу угрожает чудовище гораздо более страшное, чем ручной змей!

Она пробормотала, что разделяет мои чувства и постарается сделать для меня все, что в ее силах. Я спросил о капитане Бастейбле, таинственном англичанине, но она лишь покачала головой.

– Похоже, он отправился в другие края.

– А вы выведете меня отсюда, если, как и он, можете уходить и возвращаться по собственному желанию?

– Существуют дороги сна, – сказала она. – Найти их нетрудно. Но вот вернуться туда, откуда вы пришли, практически невозможно. – Уна подняла руку, предвидя, что я могу рассердиться. – Я обещала, что вы получите шанс сразиться с врагом. Вы же хотите преуспеть в этом деле, насколько возможно?

– То есть вы советуете проявить терпение. А что еще мне остается?

Я понимал, что она говорит искренне, и с чувством сжал ее руку. Казалось, будто я знал ее всю жизнь. Словно она была моей симпатичной родственницей, например племянницей. Когда мы только познакомились, она, как это ни странно, ожидала, что я ее узнаю. Теперь я ее понимал: с точки зрения различных потоков времени мультивселенной мы вполне можем быть одновременно знакомыми и чужими. Она явно приняла меня за кого-то другого, за одну из бесчисленных версий меня самого, которые, если верить ей и офф-му, существовали в постоянно ответвляющихся мирах мультивселенной.

Ее уверенность в том, что у меня не один двойник, а бесконечное множество, не утешала. Подумав об этом, я вспомнил, что хотел спросить ее о двух странных рыцарях, которых недавно увидел. Один из них явно был моим двойником.

Эта новость ее не удивила, а скорее встревожила. Она начала детально расспрашивать меня, я отвечал как мог. Уна покачала головой:

– Я даже не знала, что в действие приведены такие силы. Такие мощные силы. Нужно молиться, чтобы хоть некоторые из них перешли на нашу сторону. Возможно, я неверно поняла или неправильно применила навыки моей матери.

– А кем были эти рыцари в доспехах?

– Один из них Гейнор, судя по тому, как вы описали доспехи. Другой – его смертельный враг, один из ваших величайших аватаров, кому суждено изменить саму природу мультивселенной.

– Значит, он не предок мне, а альтер эго?

– Можно считать и так. Вы сказали, он о чем-то вас просил?

– Я просто предположил.

– Он в отчаянии, – она говорила с чувством, словно о близком друге. – А что увидел Фроменталь?

– Ничего. Это были скорее отблески, а не иллюзия, насколько я понял.

– Не иллюзия, – согласилась она. – Идемте, надо побеседовать с Фроменталем и его друзьями. Они уже нас заждались.

По узким мосткам мы перешли через несколько каналов, похожих на венецианские; они проходили по естественным углублениям и трещинам и снабжали город водой. Меня поразило, как хорошо офф-му приспособились к природным пещерам. Даже Гёте поразился бы, увидев, с каким уважением они относятся к окружающему. Как ни странно, в моем мире описание этой природы, скорее всего, приняли бы за опиумные фантазии Кольриджа или Эдгара Аллана По. Все из-за склонности большинства отвергать любую истину, как бы важна та ни была, если она выходит за узкие рамки их восприятия.

Спустя какое-то время мы вышли на небольшую площадь, и Уна провела меня через арку, по изогнутой асимметричной лестнице мы поднялись в просторную комнату, по меркам офф-му на удивление широкую. Здесь стояла более привычная для людей мебель, большие диваны и удобные кресла, длинный стол, заставленный едой и вином. Фроменталь вел беседу с лордом Реньяром и тремя незнакомцами; как только мы вошли, они поднялись из-за стола, чтобы нас поприветствовать.

Таких расфуфыренных чудаков я видел лишь в операх-буфф. Лорд Реньяр был разодет, как щеголь середины семнадцатого века, весь в кружевах и шитье, и для пущей устойчивости опирался на резную тросточку. На красной шелковой ленте, надетой через плечо, висели ножны со шпагой. Как только он узнал нас, прищуренные глаза его радостно засветились.

– Мои дорогие друзья, добро пожаловать. – Он с неуклюжей грацией поклонился. – Позвольте представить вам моих соотечественников из Танелорна. Лорд Блэр, лорд Брэгг и лорд Брэй. Они хотят вступить в наши ряды, чтобы бороться с общим врагом.

Эти трое были облачены в парадную форму офицеров наполеоновской кавалерии. Лорд Блэр отличался пышными бакенбардами и широкой, почти лошадиной, улыбкой, демонстрирующей крупные неровные зубы. Лорд Брэгг напоминал напыщенного задиристого петуха с бородкой и ярким гребешком, а в широком лице лорда Брэя проглядывало нечто печально-ослиное. Они, конечно, не настолько походили на животных, как лорд Реньяр, тем не менее от них явственно попахивало хлевом. Впрочем, вели они себя весьма дружелюбно.

– Им пришлось пойти тяжелым кружным путем, чтобы добраться до нас, – пояснил Фроменталь. – Они прошли по лунной дороге между мирами.

– Прошли…? – удивился я, решив, что не так понял его.

– Не многие обладают этой способностью, – резко пролаял лорд Реньяр. Его литературный французский был превосходен, но ему приходилось как-то по-особенному кривить рот и напрягать голосовые связки, чтобы произносить слова. – Те же, кто научился этому, не станут путешествовать по-другому. Это мои близкие друзья. Когда мы поняли, какая опасность грозит, то вместе ушли из Танелорна. Нашего Танелорна, разумеется. К сожалению, мы потеряли друг друга во время неприятного приключения. Но наконец-то они добрались сюда и принесли свежие новости о бедственном положении Танелорна.

– Город в осаде, – сказал Фроменталь. – Гейнор, в другой ипостаси, напал на него. Высшие миры на его стороне. Мы боимся, что город скоро падет.

– Если Танелорн падет, то падут и все остальные, – Уна нервно зашагала по комнате. Она не ожидала таких страшных новостей. – Мультивселенная погибнет.

– Без помощи Танелорн, несомненно, ждет беда, – подтвердил лорд Брэгг, в холодном голосе его не осталось даже проблеска надежды. – Почти весь наш мир уже захвачен. Теперь там правит Гейнор от имени Порядка. Его покровительница – леди Миггея Безумная. Он черпает силы у других своих аватаров.

– Мы пришли сюда, – произнес лорд Брэй, – чтобы найти этих аватаров и предотвратить их слияние. В нашем мире это уже произошло. А здесь Гейнор лишь начинает пробовать свои силы.

Я ничего не понял. Уна пояснила:

– Иногда так бывает: с помощью бессмертных инкарнации одного и того же человека могут сливаться. Таким образом они обретают огромную силу, но теряют рассудок. Подобное слияние противно естественному ходу вещей и угрожает стабильности всей мультивселенной! Тот, кто вычерпывает души других своих воплощений, идет на огромный риск и может дорого заплатить за это.

Она так посмотрела на меня, что я отчего-то вздрогнул. Холодок побежал по спине, и внутри все заледенело.

– Мы не можем позволить, чтобы на Му-Урию напали из-за нас, – сказал я. – Давайте организуем экспедицию в Темные земли и первыми нанесем удар. Гейнору придется много месяцев снова набираться сил.

Уна мрачно улыбнулась:

– Мы не можем предвидеть, с какой скоростью время течет для него.

– Но мы же знаем, что можем победить его.

– Это от многого зависит, – перебил меня лорд Реньяр, извинившись. – От чего?

– От того, чьей поддержкой мы сможем заручиться. Позвольте напомнить вам, дорогой граф фон Бек: в нашем мире непобежденным остался лишь Танелорн. У Гейнора могучие союзники. Ему помогает как минимум одна богиня.

– И как же Танелорну удалось до сих пор выстоять? – спросил я.

– Потому что это Танелорн. Вечная святыня. До сих пор ни Хаос, ни Закон не осмеливались нападать на него. Он – воплощение Серых Пределов.

Уна пришла мне на помощь:

– Серые Пределы – это то, благодаря чему существует жизнь в мультивселенной, другими словами, жилы, мышцы, кости и кровь ее, первичная материя, из которой произошло все остальное. Колыбель Святого Грааля. Любые существа могут находиться и общаться внутри Серых Пределов, даже жить там, если им так угодно, но любой конфликт или нападение на них в Пределах бросает вызов самой сути мироздания. Некоторые считают, что это вызов самому Богу. Другие же думают, что если Богом не является мультивселенная, то уж точно Серые Пределы и есть Бог. Я предпочитаю более прозаичный взгляд. Если мультивселенная – это огромное, вечнорастущее древо и оно отращивает ветви, распространяет свои корни и крону во всех направлениях, то каждый корень и ветвь являются новой реальностью, новой историей, а Пределы – это скорее душа этого самого древа. Как бы важна ни была наша борьба, нельзя нападать на Серые Пределы.

– А нападение на Танелорн приравнивается к нападению на Серые Пределы? – спросил я.

– Будем считать, что это тревожный прецедент, – ответил лорд Брэй с иронией, какой я от него даже не ожидал.

– Выходит, Гейнор угрожает существованию первичной материи. И что случится, если он преуспеет?

– Небытие. Конец разумной жизни.

– Но как он может преуспеть?

Моя способность думать логически и стратегически наконец-то взяла верх. Старик фон Аш научил меня рассуждать.

– Прибегнув к помощи могущественного владыки Закона и Порядка. И в том, и в другом лагере есть личности, которые верят: если они возьмут все под свой контроль, то мультивселенная станет лишь лучше – естественно, в соответствии с их представлениями и желаниями. Жизнь богов циклична, время от времени здравый смысл и ответственность уступают место слабоумию и мракобесию. Именно это и произошло с союзником Гейнора в нашем мире.

– Вы сказали «богов»?

– В данном случае богини, – лорд Блэр издал непроизвольный смешок.

– Знаменитая герцогиня Миггея из Долвика. Древний аристократический род Закона.

– Закона? Разве Закон не должен противостоять несправедливости?

– Агрессивное слабоумие – не единственный признак того, что Хаос находится в упадке. Обе силы подчиняются законам мультивселенной. Растут, укрепляются, а затем приходят в упадок и умирают. Находясь при смерти, они отчаянно цепляются за жизнь. Любой ценой. Все прежние связи и понятия исчезают, не остается ничего, кроме растущих аппетитов, они охотятся на живых, чтобы поддержать свои испорченные души. Даже самые благородные владыки и владычицы Порядка порой подвержены разложению, и чаще всего это происходит, когда Хаос находится на подъеме и наиболее активен.

– Не совершайте моей ошибки, – пробормотал Фроменталь. – Не путайте Закон и Хаос с Добром и Злом. И у того, и у другого есть свои хорошие и плохие стороны, свои герои и злодеи. Они скорее олицетворяют противостоящие друг другу нравы человечества в наивысшем своем развитии, когда добродетели обеих сторон сливаются в одном человеке.

– И такие люди существуют?

– Даже несколько, – ответил лорд Брэй. – Они появляются именно тогда, когда это необходимо.

– Надеюсь, Гейнор не один из них?

– Как раз наоборот! – возмущенно протявкал лорд Реньяр. – В нем воедино слились все пороки. Он проклят, обречен на вечное отчаяние и ненависть. Но по своей натуре верит, что поступает так лишь по необходимости.

– И он заручился сверхъестественной помощью?

– В нашем мире – да, – длинное лицо лорда Брэгга ненадолго оживилось. – Владычица Миггея – его правая рука. В распоряжении герцогини Порядка огромные силы, которые действуют по ее велению. Она может уничтожать целые планеты по собственному желанию. Рука Порядка убийственна, когда служит бездумному разрушению, а не справедливости и созиданию. Мы надеялись, что лорд Элрик…

Лорд Блэр начал мерять шагами комнату. Голубые глаза метали молнии, шпоры звенели, бряцала пряжка ремня.

– Как бы мне ни нравилось чесать языком, господа, осмелюсь напомнить, что все мы в опасности и прибыли сюда просить помощи у Серых Владык. Как я понимаю, эти офф-му именно они и есть.

– Думаю, они вряд ли смогут оказать нам реальную помощь. Гейнор угрожает и вашему миру, – лорд Брэгг задумчиво потеребил бакенбарды. – Значит, спасение нужно искать в другом месте.

– И куда вы пойдете? – спросил Фроменталь.

– Туда, куда приведет нас лунная дорога. Это единственный для нас способ путешествовать между мирами, – лорд Брэй почти извинялся. – Раз уж даже Элрика обвели вокруг пальца и опутали чарами…

– Вы научите меня ходить по лунной дороге, чтобы я мог пойти с вами? – тихо спросил Фроменталь.

– Конечно, друг мой! – радостно затявкал лорд Реньяр и хлопнул лапой по широкой ладони Фроменталя. – Для меня большая честь отправиться в путь с соотечественником-французом!

– Тогда я с вами, монсеньор!

Легионер поправил фуражку и отдал честь. Затем повернулся ко мне:

– Надеюсь, мой друг, вы не считаете, что я вас бросаю. Я всю жизнь стремился в Танелорн. Возможно, во время путешествия я смогу отыскать то, что поможет вам бороться с Гейнором. Будьте уверены, друг мой: если вы попадете в беду, я помогу вам всем, чем смогу.

Я заверил его, что сделаю то же самое. Мы пожали друг другу руки.

– Я бы и сам пошел с вами, – вздохнул я. – Но поклялся вернуться домой, как только представится возможность. Сейчас очень многое стоит на кону.

– Судьба ведет нас в разные стороны, – лорд Реньяр словно пытался нас утешить. – Но все мы – разные нити одного и того же ковра. Так что, возможно, когда-нибудь встретимся снова. И, может, даже при более счастливых обстоятельствах.

– Офф-му – народ многочисленный и весьма находчивый, даже если им приходится бороться со сверхъестественными силами, – Уна вклинилась в разговор звероподобных воинственных щеголей, тоже желая сказать напоследок пару слов. – Лучше всего мы с вами сможем послужить Равновесию в наших родных мирах.

Она тоже пожала руку Фроменталю.

– Думаете, Гейнор нападет на город? – спросил грузный легионер.

– Это его история, – туманно ответила она. – Его сон. Не удивлюсь, если он уже выступил в свой величайший поход. Благодаря ему он и получит свое знаменитое прозвище.

– Какое же? – попытался улыбнуться Фроменталь.

– Проклятый.

Когда мы расстались с танелорнцами, которых я про себя назвал «тремя гусарами», я спросил Уну, откуда она так много знает.

Она улыбнулась и еще теснее прижалась ко мне, пока мы шли по сумеречным каньонам, где жизнь текла своим чередом.

– Я дочь крадущей сны, – сказала она. – Моя мать очень известна. Она похищала самые могучие сны.

– А как можно украсть сон?

– Об этом знают лишь крадущие. И только они могут без особых проблем перенести один сон в другой. Или использовать один против другого. Именно так разбогатела моя мать.

– Вы можете украсть сон, где я император, и перенести меня в другой, где я нищий?

– Как понимаю, все несколько сложнее. Но я не получила такого образования, как мама. Главную школу в Каире закрыли, когда я находилась в городе. Кроме того, мне недостает терпения.

Она посмотрела на меня в упор рубиновыми глазами. Я улыбнулся, она тоже ответила улыбкой, но, кажется, слегка расстроилась.

– Значит, вы – не крадущая сны, как ваша матушка?

– Я вообще не говорила, что я крадущая. Я унаследовала ее способности, а не ремесло.

– А ваш отец?

Она вздохнула и рассмеялась, глядя на наши тени на зеленой дороге, словно выложенной из нефрита.

– Ах, мой отец!

Больше она ничего не сказала, так что я решил расспросить о путешествиях между мирами.

– По сравнению с мамой я путешествовала не очень много, – сказала она. – Провела какое-то время в Англии и Германии, но не в вашей истории. Должна признаться, меня завораживают миры, с которыми вы лучше всего знакомы, возможно, потому что мама их очень любила. А вы, граф фон Бек, скучаете по своей семье?

– Матушка моя умерла родами. Я был ее последним ребенком, родить меня оказалось труднее всего.

– А ваш отец?

– Ученый. Ученик Кьеркегора. Думаю, он винил меня в смерти матушки. Почти все дни проводил в старой башне в нашем имении. У него была огромная библиотека. Он погиб во время пожара, который уничтожил ее. Говорят, у него были признаки помешательства или чего-то еще хуже. Я тогда жил в закрытой школе, но о той ночи и о том, что видели жители Бека, ходят странные слухи. Рассказывают всякие небылицы – якобы мой отец разорвал семейную «сделку с дьяволом» и потерял некую реликвию, которую ему доверили.

Я рассмеялся, но вовсе не так беззаботно, как моя спутница. Скорбеть о человеке, так отдалившемся от меня, было не очень сложно; полагаю, что и он не слишком горевал бы, если бы это я погиб в том пожаре. Сын-альбинос вызывал у него отвращение. Или как минимум неприязнь. Но как ни пытался я отдалиться от родителей и их проблем, мне это не удавалось. Отец ожидал, что я исполню семейный долг, хоть и не любил меня так, как любил моих братьев.

Уна не стала расспрашивать меня дальше. Я всегда поражался тому, какую бурю чувств вызывали во мне воспоминания о детстве.

– У нас обоих сложная семейная история, – с сочувствием промурлыкала она.

– Но, несмотря на это, я все еще намереваюсь вернуться в Бек, – настоял я. – Неужели нет возможности отправить меня домой как можно скорее?

Она с сожалением покачала головой.

– Я путешествую между снами. Я живу в историях, которые, как считают, способствуют росту и восстановлению мультивселенной. Некоторые верят, что посредством снов мы можем попасть в другую реальность. Что мы – это совокупность и воплощение всех наших мечтаний, желаний, идеалов и потребностей. По другой теории, мы лишь сон мультивселенной. А по третьей, мультивселенная снится нам. А у вас есть какая-нибудь теория, граф фон Бек?

– Боюсь, все эти идеи слишком новы для меня. Мне даже сложно поверить в то, на чем они основаны. – Я обнял ее за плечи, чувствуя, что она почти отчаялась, слушая меня. – Если я во что и верю, то в человечество. В нашу способность вытащить себя из болота необузданной алчности и бездумной жестокости. В наши благие стремления, которые создадут гармонию, и никакие враги не смогут ее разрушить.

Уна пожала плечами.

– Беспокойные псы набивают брюхо до отказа, – сказала она. – А затем блюют.

– Вы настолько циничны?

– Нет. Но нам, Рыцарям Равновесия, предстоит долгая битва, чтобы достичь этой гармонии.

Я и раньше слышал подобную фразу и спросил ее, что это значит.

– Некоторые используют этот термин, чтобы описать нас, тех, кто трудится ради справедливости и равенства во всем мире, – пояснила она.

– А я тоже один из этих рыцарей?

– Думаю, вы и сами это знаете.

После этих слов Уна сменила тему и начала рассказывать о луноцветах (так она их назвала), которые каскадами ниспадали по узким террасам со шпилей Му-Урии.

Несмотря на все опасности и открывшиеся мне тайны, я понимал: увидеть такую красоту дано не многим. Она превзошла все мои ожидания, обладала такой силой и осязаемой реальностью, какие не могли привидеться даже курильщику опиума. Я понимал, что это не сон. Невозможно было не осознать реальности этого мрачного каменного мира.

Уна четко дала понять, что больше не станет отвечать на мои вопросы, и некоторое время мы просто молчали, восхищаясь талантом архитекторов офф-му: они смогли вписать свои творения в окружающую природу, придав городу настолько естественную целостность, какой я прежде не видел в подобных поселениях.

Когда мы наконец оторвались от созерцания волнистой завесы из прозрачного камня, что будто колыхалась в сиянии озера, я заметил человека; он стоял шагах в четырех от меня. И тут же замолчал, потому что смутился: это вновь был мой двойник, в вычурных черных доспехах, невероятно похожий на меня. Высокие скулы, чуть изогнутые брови, горящие красные глаза, кожа цвета чистой слоновой кости. Он кричал, обращаясь ко мне. Кричал, а я не слышал ни одного слова.

Уна тоже увидела его и узнала. Попробовала было подойти, но он зашагал по дороге, жестами приказывая следовать за ним. Он шел все быстрее, и нам пришлось бежать, чтобы не отстать. Мы петляли по узким туннелям, поворачивали, спускались вниз, сбегали по ступеням, проходили по мостам, следуя за рыцарем до самой окраины города, пока не добрались до отдаленного острова. Все это время он шел впереди, направляясь к берегу реки. Иногда исчезал в тенях и появлялся вновь в мигающем серебристом свете. Иногда поглядывал назад, и на лице в черном шлеме читалась тревога. Я был уверен: он хотел, чтобы мы шли за ним. От яркой вспышки я на мгновение ослеп и потерял его из виду. Уна обогнала меня. Кажется, она все еще его видела. Я бросился вдогонку.

А затем впереди раздался внезапный мучительный крик, вопль скорби и ужаса. Я поспешил туда и увидел: девушка упала на колени рядом с мертвым телом, которое я сперва принял за незнакомца в черных доспехах.

Но незнакомец исчез. На земле лежало тело огромной саблезубой пантеры, той самой, что бежала за плотом, пока мы плыли в город.

Уна подняла заплаканные глаза.

– Это наверняка сделал Гейнор, – сказала она. – Убил ради удовольствия.

Я огляделся, все еще надеясь увидеть незнакомца и гадая, не он ли убил кошку. Мне показалось, что я заметил серебристо-медный отблеск и услышал издевательские нотки в журчании реки, но двойника не увидел.

– Вам знаком этот зверь? – спросил я Уну, которая, стоя на коленях, обнимала огромное кошачье тело.

– Знаком? – Худенькое тело Уны дрожало от безутешных рыданий. – Да, граф фон Бек, я ее знала. – Она замолчала, пытаясь справиться с чувствами. – Мы были ближе, чем сестры.

Слезы снова покатились градом, сверкая серебром на ее белоснежных щеках. Я решил, что ослышался.

– Только Гейнор, – прошептала она, вставая с колен и озираясь вокруг. – Только он настолько жесток, решителен и хитер, чтобы первым напасть на наших пантер. Они – главная защита Му-Урии.

– Вы сказали, она была вашей сестрой? – Я удивленно смотрел на крупную черную кошку с изогнутыми белыми клыками размером с кинжал. – Эта пантера?

– Знаете ли, – сказала она рассеянно, все еще пытаясь прийти в себя, – я ведь все-таки дочь крадущей сны. Так что могу выбирать.

А затем из-за ближайшей колонны вышел Гейнор в эсэсовской форме. В одной руке он держал короткий костяной лук, другой натягивал тетиву. Тонкая серебряная стрела целилась прямо в сердце Уны.

Она потянулась к своему оружию, но замерла, поняв, что преимущество на стороне Гейнора.

– Мне тут довелось пережить много интересного и кое с кем познакомиться, кузен, – сказал он. – А еще я усвоил несколько полезных уроков. В общем, время пролетело незаметно. А как твои дела?

Глава десятаяСкладки времени

Мой Ворон-меч остался в комнате, где я остановился. Уна не могла выстрелить из лука, а другого оружия у нее не было. Гейнор выбирал, кого из нас прикончить. Рука его дрожала, но он стоял слишком далеко, так что я не мог наброситься на него.

Здравый смысл подсказывал мне, что убивать нас ему невыгодно. Ему нужен мой меч. Кроме того, он, похоже, уже забыл о существовании неподвижных и неторопливых стражей офф-му.

– Ты помнишь, кузен, что не всех стражей города можно сразу заметить? – сказал я. Он презрительно улыбнулся.

– Они для меня не опасны. С последней нашей встречи я через многое прошел и повидал все и вся. И обрел могущественных помощников, кузен. Сверхъестественных помощников. Мы уже начали осаду Танелорна. По сравнению с ним защита офф-му довольно наивна. Это прекрасное царство, если понимаешь, как тут нужно действовать. Я научился многому, что пригодится мне, когда я заполучу Грааль.

– Думаешь, ты так легко сможешь вернуться?

– Да, кузен, для меня это несложно. Понимаешь ли, я приобрел несколько новых друзей с тех пор, как мы с тобой так нехорошо расстались. Когда ты с ними познакомишься, то сразу начнешь самозабвенно просить у меня прощения. С радостью побежишь домой, чтобы принести мне Ворон-меч, пока я тут развлекаю твою милую молоденькую подружку.

Говорил он с показной бравадой, да и глаза у него бегали. Я презрительно бросил:

– Если бы меч был со мной, ты бы вел себя гораздо приличнее. Опусти лук. Это ты убил пантеру?

– Вот уж нет, кузен, лук будет натянут во избежание… А что, большая кошка сдохла? Должно быть, какая-то эпидемия. Нечто вроде страшной чумы, которая поражает кошачьих.

Стрела все еще смотрела мне прямо в сердце, но словесные шпильки явно предназначались Уне. Она молчала. Слова произвели обратный эффект: вместо того чтобы прийти в бешенство, она лишь взяла себя в руки.

– Ваши заявления беспочвенны, князь Гейнор. А цинизм лишь приведет к поражению. В будущем вас ждет вечное отчаяние.

Он совсем развеселился. Потом нахмурился и вернулся к делу.

– Действительно, я надеялся, что обнаружу тебя здесь с мечом, Улрик. Давай договоримся: принеси клинок, и я пощажу девчонку.

– Я отвечаю за меч. И отдать его не могу. Моя честь зависит от того, как я распоряжусь им…

– Ха! Честь твоего отца тоже от этого зависела, и мы-то знаем, насколько хорошо он защищал то, что ему доверили!

Он открыто издевался.

– Что доверили?

– Идиот! Фон Беки держали в руках самые могущественные мистические артефакты во всей мультивселенной. Твой отец-слабак бормотал заклинания вуду и прибег к колдовству, поэтому тебе достался только один из них. Он, видите ли, боялся, что кто-нибудь их украдет! Твоя семья не заслуживает такой судьбы. Отныне я и мои наследники будем хранить эти объекты силы вместе. Навсегда.

Я оторопел. Он что, с ума сошел? Гейнор считал, что я понимаю, о чем он говорит, но я едва улавливал смысл его слов.

– Решайте, только быстро. – Он слегка натянул тетиву. – Кто из вас пойдет за мечом, а кто останется в заложниках?

Уна вдруг втянула голову в плечи и отшатнулась. Гейнор тут же нацелился на нее. Черное сверкающее тело, распростертое у ног Уны, неожиданно дрогнуло. Огромные мышцы напряглись. Хвост дернулся. Длинные усы зашевелились. Блеснули зеленые глаза. Большой черный нос втянул в себя воздух.

Уна оторопела, Гейнор же выругался, когда саблезубая кошка медленно поднялась на лапы; горящие глаза искали врага, в огромных желтоватых клыках отразился свет реки. А затем я увидел фигуру человека, стоявшего плечом к плечу рядом с гигантской кошкой. Моего двойника.

Неужели он смог оживить пантеру? Гейнор почти не скрывал страха. Уне хватило здравомыслия, чтобы вцепиться в мою руку, спрятаться за ближайшим сталагмитом и наблюдать из укрытия.

Альбинос-двойник что-то сказал Гейнору. И взмахнул рукой. Неожиданно и он, и пантера исчезли. Гейнор сунул стрелу за пояс и скрылся во тьме.

Произошедшее меня озадачило. Я попытался расспросить Уну, поняла ли она больше моего, но она помрачнела и заторопилась обратно в город.

– Нужно предупредить их о том, что произошло. На это уйдут все ресурсы.

– Но что это значит? Кто он, эта странная версия меня самого?

– Если быть точным, это вы – его версия, – ответила она. – Это Элрик из Мелнибонэ, он несет величайшее бремя ради нас всех.

– И он из… Откуда? Из альтернативной реальности?

– Некоторые называют это «ветками» или «бранами». А еще «королевствами» или «измерениями», но все это лишь различные версии нашей Вселенной.

Она настойчиво выбирала самые извилистые улочки Му-Урии, стремясь уйти как можно дальше в город.

– Мой двойник, как и вы, путешествует по разным мирам? Он вас знает?

– Только в своих снах, – отозвалась она.

Мы запыхались. Я понятия не имел, куда она меня ведет, но Уна не собиралась останавливаться.

Хотя я ощущал, что мы еще в опасности, голова разрывалась от тысячи неотвеченных вопросов. Их было так много, что я даже не мог подобрать слов. Мы прошли сквозь высокую арку, потом по длинному коридору, затем по короткому помосту поднялись в зал с низкими потолками и длинными каменными скамьями, стоящими вокруг огромного прозрачного круга.

Я сразу вспомнил о монастырских трапезных. Зал освещали высокие стаканы, наполненные водой. В воздухе разливалось спокойствие. Даже тени здесь были мягкими. Изредка по кругу в центре зала пробегала рябь, и из угольно-черных тени становились темно-серыми.

Уна усадила меня на скамью во втором ряду. И почти сразу же начали прибывать первые офф-му – мрачные выражения на длинных лицах, молчаливый вопрос в глазах. Я не заметил, чтобы девушка подавала какой-то сигнал. Наверное, одного нашего присутствия хватило, чтобы старейшины офф-му немедленно собрались. Некоторые выглядели так, словно их оторвали от чего-то важного. Очевидно, они считали, что дело серьезное. Но как она позвала их? Неужели мысленно связалась с коллективным разумом? Каким прекрасным и открытым было лицо ее, когда она общалась с местными жителями! Эти существа обладали какой-то нечеловеческой грацией, казалось, что я нахожусь рядом с ангелами. Пробормотав слова приветствия, они уселись у обсидианового круга и угрюмо выслушали все, что узнала и увидела Уна.

– Возможно, против Му-Урии вышла в поход уже целая армия, – неуверенно добавила она.

Офф-му выразили признательность и сосредоточились на зеркально блестящем каменном круге, у которого собрались. Что они надеялись увидеть в своей версии хрустального шара? Или это устройство позволяло им настроить коллективное сознание? Потом что-то сверкнуло, и я отшатнулся, прикрыв глаза руками. Подумал, что эта вспышка ослепила и офф-му, но они сидели всё так же спокойно. Защищая глаза руками, я нашел Уну. Она тоже прикрывала лицо.

– Что случилось? – спросил я.

– Похоже, они умеют искривлять свет, – прошептала она.

Затем ужасная золотисто-белая вспышка погасла, и глаза немного привыкли к остаточному свечению. Я разглядел источник света. В центре круга возник трехмерный и абсолютно реальный каменный куб, висящий в воздухе. От него исходила слабая и очень приятная на слух вибрация, она вызывала в памяти странные воспоминания, самые чистые и невинные моменты, когда мысли, дела и идеи находились в полной гармонии друг с другом. Казалось, перед кубом вот-вот появится сам честный рыцарь Парцифаль и преклонит перед ним колена.

Камень на глазах начал меняться.

В полном восхищении смотрел я на то, что всегда считал лишь прекрасной легендой. На величайшую золотую чашу, украшенную хрусталем и драгоценными камнями, наполненную густым красным вином, что переливалось через край. Свет впитывал рубиновые капли, наливаясь золотом, и весь зал, где совещались офф-му, словно ожил, наполнившись темными разноцветными завитками света.

Мои чувства не могли впитать все, что происходило. Я ослабел и желал лишь одного – воссоединиться с Ворон-мечом, хотя на то не было ни единой причины. Мне казалось: как только я притронусь к рукояти, черный клинок наполнит меня силой. Но меч лежал в моей комнате, а я не мог заставить себя покинуть зал, покинуть чудесную чашу. Грааль стал еще больше. Офф-му в треугольных капюшонах качали головами, кивали, словно даже им это зрелище казалось необычным. Угловатые тени смягчались, ложась рядом с округлым камнем.

Зазвучали голоса офф-му, одна-единственная нота превратилась в хорал, слово, мантру, казалось, что от нее сейчас завибрирует целый мир. Свет и тьма сотряслись и смешались. Чаша преобразилась, превратившись в золотой посох с каменьями; он медленно вращался в воздухе над обсидиановым кругом.

Напев изменился, и теперь посох начал расти и расширяться. На какой-то миг он принял вид младенца с круглым блаженным лицом. Затем снова стал посохом, но продолжал менять форму, пока не превратился в одну-единственную стрелу. Символ Закона. Затем в целый пучок стрел – они смотрели вверх, раскрывшись веером над блестящим кругом. Восемь золотых, украшенных каменьями стрел медленно вращались в воздухе. Символ Хаоса.

Офф-му сосредоточились на круге из сверкающего обсидиана. На нем начало быстро проявляться трехмерное изображение. Из камня прямо на нас выезжали всадники. Иллюзия казалась очень реалистичной, почти как в кино. Только все происходило в жуткой реальности. Гейнор в вычурных доспехах скакал на белом жеребце, чьи слепые глаза смотрели вверх, но поступь была легкой и уверенной. За ним, на бледных и тоже слепых лошадях, все еще в черной с серебром форме, двигался отряд эсэсовцев почти в полном составе. Их возглавлял Клостергейм. Все они были в плащах и с самым разнообразным древним оружием в руках. Следом неслась невообразимая толпа чудовищ и карикатурных существ – они будто сошли с полотна Босха. Вполне возможно, что художник не придумал их, а рисовал с натуры. Длиннорукие, длинноголовые, с огромными близорукими глазами. Их вытянутые сопящие рыла доказывали: нюхом они пользовались больше, чем зрением. Эти подвижные пародии были гораздо крупнее всадников, скачущих впереди; все вместе они выглядели игрушечными солдатиками из двух разных наборов. Дикари вооружились дубинками и топорами. В их рядах имелись также лучники и мечники. Разнузданная толпа, а не дисциплинированная армия. Сотни и тысячи дикарей.

– Труги, – сказала Уна.

Я начинал понимать, почему офф-му не опасались этих обитателей пограничных земель. Великанам не хватало ни ума, ни целеустремленности, чтобы вместе напасть на Му-Урию.

Один офф-му что-то пробормотал, и Уна кивнула.

– Все пантеры пропали, – сказала она. – Они больше не защищают нас от тругов. Мы не знаем, погибли ли кошки, околдованы или просто исчезли.

– Как они могли исчезнуть?

– Под действием могучего заклинания.

– Заклинания? – скептически переспросил я. – Вы сказали «заклинания», фройляйн? Неужели мы настолько отчаялись, что готовы прибегнуть к колдовству?

Она нетерпеливо перебила меня:

– Называйте это как хотите, граф фон Бек, но по-другому не скажешь. Они чувствуют Призыв. Существо, которое намного сильнее, чем все обитающее в этих пещерах. Возможно, Владыка Высших Миров. А это значит, что Гейнор каким-то образом вызвал его из другого мира и заключил союз. И если они способы привести с собой все силы, то их будет почти невозможно победить. Но некоторым из них требуются люди, вроде Гейнора и его армии.

– Эти «труги» такие огромные.

– Только здесь, – отозвалась она. – На некоторых ветвях они совсем крохотные. Они не из Высших сфер, но именно такие, какие есть, твари глубин. Пушечное мясо Гейнора. Если его колдовские чары окажутся достаточно сильными, они нас просто уничтожат.

– Похоже, вам довелось пережить подобное нападение в прошлом, – сказал я.

– И не один раз. Борьба идет постоянно, поверьте мне. Вы даже представить не можете, что начинается в вашем собственном мире.

Необходимость взять в руки Ворон-меч становилась все острее. Уна продолжала совещаться с офф-му, и я сказал им, что скоро вернусь.

Я бежал по змеящимся улицам в неверном свете реки, ориентируясь по приглушенным цветам и формам зданий, пока наконец не пришел к себе. Сразу же бросился в комнату, где оставил меч. К моему величайшему облегчению, тот все еще лежал в нише у моей постели. Я развернул ткань, чтобы убедиться, что это действительно мой любимый клинок. Темная вибрирующая сталь замурлыкала, признав меня.

Сунув Равенбранд в импровизированные ножны, я повесил его через плечо и пустился в обратный путь по узким петляющим улицам, замечая, как ложатся отблески серебристого света, как движутся тени и меняются цвета на стенах, на которых они разводили свои странные сады.

Я пересек центральную площадь и подходил уже к улице на другой стороне, когда услышал за спиной издевательский смешок. Обернувшись, я уперся взглядом в торжествующий взгляд кузена Гейнора. Он целился в меня из лука.

Я даже не предполагал, что ему хватит смелости проследить за нами до самого сердца Му-Урии. Не представлял, что можно сразу увидеть две версии одного и того же человека: первый вел жуткую армию на великий город, другой уже находился в нем.

Жестокая усмешка заиграла на губах Гейнора.

– Вижу, кузен, не ожидал. Мое альтер эго занято на другом фронте, так что я могу напасть с этого фланга. Это же мечта любого генерала, не так ли?

У него прямо слюна капала, когда он смотрел на меч.

Клинок зачаровал его, привел почти в полнейший экстаз.

Не раздумывая, я перехватил рукоять меча – направил острие вниз, чтобы при возможности без усилий выбить лук из рук Гейнора. Нужно было лишь заставить его подойти ближе. Но он осторожничал. Держался на расстоянии, со стрелой наготове. В стрельбе из лука он был несомненным новичком, но, похоже, уже успел многому научиться.

Ничего другого мне не оставалось. Лишь ждать, пока он приблизится.

Я начал постепенно, очень осторожно двигаться вперед, пытаясь сократить дистанцию между нами. Но Гейнор ухмылялся и качал головой.

– С чего это ты решил, кузен, что у меня есть хоть одна причина оставить тебя в живых? Ты владеешь тем, что нужно мне. Убью тебя и заберу клинок.

– Для этого ты мог бы застрелить меня и в спину, – сказал я, и в этот миг он выпустил стрелу. Она задела мое левое плечо. Я удивился, не почувствовав боли, и лишь потом сообразил: стрела застряла в плотной ткани моей твидовой куртки-норфолка. Кожу даже не оцарапало.

Прежде чем он успел вновь натянуть тетиву, я сделал несколько торопливых шагов и приставил острый, как игла, клинок к его горлу.

– Брось оружие, кузен, – потребовал я.

Бок кольнуло; я посмотрел вниз и увидел прижатое к моей груди лезвие нацистского кинжала. Поднял голову и посмотрел в безжизненные глаза худощавого Клостергейма.

– Значит, и у вас есть близнец, – вздрогнул я.

– Мы все такие, – пробормотал он. – Мы все. Нас миллионы.

Он был отстранен и взволнован. Даже нервничал.

Ситуация сложилась патовая – мой клинок у горла Гейнора, кинжал Клостергейма у моих ребер.

– Опустите меч, – сказал он. – И положите его на землю.

Я расхохотался ему в лицо.

– Клянусь, что лучше умру, чем отдам вам Равенбранд.

Гейнору не терпелось:

– Твой отец тоже поклялся, что умрет, защищая семейную реликвию. И умер. Улрик, кузен мой драгоценный. Отдай Черный меч, и я гарантирую, что тебе будет позволено и дальше жить в Беке со всей твоей деревенщиной, в замке, как ты и привык. Никто тебя больше не побеспокоит. Поверь мне, кузен, среди нас есть такие же идеалисты, как ты, готовые испачкать руки ради того, чтобы посадить райские семена. Не желаешь мараться – дело твое. Но я уже сделал свой выбор. Я готов принять необходимость ради установления порядка в мультивселенной. Понимаешь?

– Понимаю лишь одно: ты сошел с ума, – ответил я.

Он расхохотался.

– Сошел с ума? Да мы все такие, кузен. Мультивселенная свихнулась. Но мы вернем ей разум. Сделаем ее такой, какой захотим. Разве ты не чувствуешь, что и сам меняешься? Это единственный способ выжить. Именно так выжил я. Человеческий мозг не способен испытать такую интеллектуальную и эмоциональную перегрузку – и не измениться в корне. Неужели ты до сих пор считаешь себя тем же самым человеком, который сбежал из концлагеря?

Он говорил правду. Я не мог остаться таким, как прежде. И все же он пытался сбить меня с толку.

– Герру Клостергейму придется убить меня, – ответил я. – Потому что добровольно я не стану тебе служить и меч не отдам.

Ситуация стала совсем безнадежной. Я поднял взгляд. За спиной Гейнора через всю площадь мчалась к нам знакомая фигура. В черных узорчатых доспехах и мудреном шлеме. Красные глаза горели, бледная рука выхватила меч. Он пробежал прямо сквозь Гейнора, который ничего не заподозрил. Зеркальное привидение. От него исходило ужасное, отчаянное ожидание. Мне захотелось отпрянуть, но разум подсказывал, что надо держаться до последнего.

Фигура двигалась на огромной скорости. И я боялся, что двойник собьет меня с ног. Он не остановился, не пробежал сквозь меня. Вместо этого он влетел прямо в меня. Весь целиком, с доспехами и шлемом, проник в меня, одетого по моде двадцатого века, и впитался без остатка! Мгновением раньше я был один. Теперь раздвоился.

Нас стало двое в одном теле. Ни секунды я в этом не сомневался. Просто не мог. Неожиданно раздвоилась память. Появились две личности, отличные друг от друга. Два будущих. Чувства тоже раздвоились. Но и общее у нас с двойником тоже было. Усилилась ненависть к Гейнору, его жестокой своре и всему тому, что он представлял здесь и в моем мире. Решительность моего двойника только усилила мою и разожгла гнев. Я сразу понял, что этого он и добивался. Он сознательно сложил наши силы. И я мог полагаться на него, ведь во многом он был мной. Двойник не мог мне солгать. Только себе. Черный меч вдруг начал пульсировать и бормотать, красные руны побежали вверх и вниз по лезвию, словно вены. Я чувствовал, как клинок корчится в руке. Он ожил по собственной воле и поднялся вместе с рукой, до самого плеча. Я издал дикий боевой клич, меч наполнял тело волнующей силой, тысячами противоречащих друг другу мыслей и чувств, жестокостью, не знакомой мне прежде, и желанием убивать. Я ощутил вкус сладкой крови и горьких душ, которые вскоре поглотит мой меч. Облизнул губы. Я оживал!

Зверь вернется в нору, воробей в поля.

И клинки сойдутся, души исцеля.

Это произнес я. Мантру. Окончание длинного хорала. А может, заклинание. На языке, который одна половина меня вообще не понимала, а другая знала в совершенстве. Но ни один из нас на этом языке в обычной жизни не говорил. Я понимал свои мысли на обоих, они не особенно отличались, хотя другой, более древний язык, состоял из шипящих, щелкающих и горловых звуков, от которых перехватывало дыхание. Второй же, совсем древний, звучал намного мелодичнее. Но только он вообще не принадлежал людям. Его требовалось учить, каждый звук и значение слова.

Я промучился много лет, чтобы овладеть им.

Правосудия суть в двух чашах.

Гармонии – в двух мечах.

В лунном свете лежит путь владыки.

Победы суть в двойниках.

Близнецы управляют змеем.

Кровь течет, и течет вино.

Река несет воды и знаки.

И двое сольются в одно.

Мое альтер эго сосредоточилось на заклинании. Благодаря ему он мог совершать самые невообразимые чудеса. Конечно же, я сразу все понял, потому что мы стали единым целым. Две личности в одном теле – я вдруг осознал, что, вероятно, многие люди так и живут. Они в здравом уме, но в то же самое время совмещают несколько личностей. Столько решений, столько возможностей и препятствий! Чтобы понимать это, миллионам наших «я» приходится выбирать единственный путь из миллионов дорог, которые почти ничем не отличаются от первоначальной, или же, наоборот, отличаются радикально. Чтобы видеть мультивселенную как единое целое, чтобы не терять из виду ни один из миров, не отказываться от возможностей! Какой невероятный дар. Все, что нужно – найти дорогу. Теперь я понимал, насколько привлекательна такая жизнь и почему Уна и ее мать и бабушка неизменно выбирали ее.

Остроту момента не снизило то, что я осознал вечность. Теперь я мог защищаться, напасть на Гейнора, о чем давно мечтал, так как теперь наши с Элриком навыки сложились. Я знал, как действовать в бою и одновременно творить заклинание, ибо такие способности развивают в себе все чистокровные мелнибонийцы, а я стал одним из них. Наши древние предки вступали в союз с элементалями мультивселенной. С силами земли, воздуха, воды и огня.

Многие из этих союзов не распались до сих пор. Я мог призвать все силы природы, хотя и не всю природную силу. Управлять ветром, огнем, формой земли, течением воды, общаться с великими тотемными животными, от которых произошли все звери и которые могли по желанию повелевать целыми легионами. Все это было неописуемо и чудесно. Лишь некоторые из этих союзников желали чего-то большего, чем обычное удовлетворение потребностей, и начинали вмешиваться в дела людей и богов, несмотря на то, что пользовались уважением Владык Высших Миров. Лишь изредка элементали соглашались принять участие в войнах смертных, когда их призывали. Я мог воспользоваться этими силами, понимая, какую цену придется заплатить за это и что мне потребуется такая физическая и психологическая поддержка, какая никогда не требовалась в мире фон Бека. Реальность здесь напряженная, и на кону стоит намного больше, чем я мог себе когда-либо представить.

Требовалась энергия, чтобы задействовать мышцы и легкие, требовалась энергия для тела воина и разума колдуна. И есть лишь два источника такой энергии. Первый – сбор трав и других ингредиентов, позволяющих вести активную жизнь. Второй источник – меч. Осознав, что делает меч, я как обычный человек испытал отвращение. Но в то же время понимал: выжить смогу только с его помощью, и он не позволит мне действовать против своих же интересов. Моя любовь к Равенбранду не ослабла, но я стал относиться к нему с большим уважением. Мой меч явно мог выбирать, кому позволить им пользоваться.

Все мои упражнения с клинком всплыли в памяти, словно я готовился к битве. Драка меня не смущала. Я желал драться, хотел пустить кровь.

– Князь Гейнор, – на фоне аристократического высокомерия Элрика мои саксонские манеры выглядели развязными, – ваша смерть пришла за вами так рано?

Помятое лицо мадьяра вытянулось.

– Кто ты? Ты управляешь этим человеком?

– Вы ведете себя бесцеремонно, князь Гейнор. Ваши вопросы оскорбительны, а формулировки примитивны. Я потомок королевского рода Мелнибонэ, ваш властелин. Бросьте лук, или мой меч испьет вашу душу.

Гейнор испугался, увидев, как я изменился, хотя и догадался, почему.

К такому он готов не был. Кинжал Клостергейма больше не впивался мне в бок. Кажется, до мертвенно-бледного коллеги Гейнора что-то начало доходить. Он видел, как Элрик пробежал сквозь его хозяина и проник в мое тело.

Он знал, кто это был, – и испугался.

Меч жаждал поглотить их души. Я чувствовал, как его жажда через рукоять вливается в мою руку. Старался противиться как мог, но меч требовал все больше и больше.

– Ариох! – произнес я. – Ариох!

Имя ощущалось на губах, как самое драгоценное вино. Я слился воедино с существом, для которого слова имели вкус, а музыка – цвет.

– Здесь он не придаст тебе силы, – взял себя в руки Гейнор. И опустил лук. – В Му-Урии ты бессилен. Здесь правит Закон.

Я овладел дрожащим клинком. Сунул его в самодельные ножны. Гейнор раскрыл карты. Возможно, показал и свою слабую сторону. Может быть, его сверхъестественные союзники тоже не способны войти в Му-Урию сами по себе? Может, у города есть и другая, невидимая защита?

– Лишь до тех пор, пока город не падет, – ответил я неожиданно.

Только сейчас Гейнор понял, что раскрылся, и ухмыльнулся. Теперь мне стало ясно: он пробрался в город с несколькими верными людьми, но не смог воспользоваться силой союзников. Нужно отдать должное его отваге, раз он пришел за Ворон-мечом с одним лишь Клостергеймом.

– Ты многое понял о мультивселенной, кузен, – сказал Гейнор.

– Благодаря снам и занятиям, – ответил я. – Здесь я по просьбе своего родича. Иначе не стал бы вмешиваться.

– Родича?

Я насторожился. Теперь я знал то, чего раньше не знал Улрик.

Ощутил знакомые древние ароматы, различал оттенки запахов. Начал интересоваться тем, что меня окружало.

Заметив, что я отвлекся, Гейнор отступил на несколько шагов, чтобы я не смог его достать. Закричал, замахал руками. Клостергейм выхватил клинок и бросился к нему. Я заулыбался, предвкушая игру. Левой рукой прижал ножны к телу, чтобы при необходимости быстро выхватить клинок. Он запел и задрожал, чувствуя мое меняющееся настроение.

И слух мой стал острее, чем у фон Бека. Я услышал быстрое шуршание в тени. Может, могущественные союзники Гейнора ему тут и не помогут, но его банда уже рядом. Все-таки он не осмелился войти в город в компании одного Клостергейма. Когда кошек можно было больше не бояться, они набрались храбрости пойти за Гейнором, повиноваться ему. Карикатурные великаны, которых Уна называла тругами. Они принюхивались и урчали в ожидании кровавого пиршества. Я вспомнил, что офф-му назвал их каннибалами.

Я засмеялся.

– Какая ирония!

Одно незаметное движение, и меч вновь оказался на свободе. Алые руны побежали по клинку.

Сталь пульсировала и стонала. Я мягко, словно кот, двинулся к Гейнору и Клостергейму. Сделал несколько шагов, сокращая дистанцию. Темная сталь взмыла вверх. С мечом в руке и двойником во мне я ощущал безграничную силу. Эхо моего хохота заметалось по громадной пещере.

Гейнор вскричал, приказывая своим слугам перейти в наступление. Я начал защищаться от стальной бури. Дубинки и мечи мелькали со всех сторон. Полагаясь на свои сверхъестественные инстинкты и рефлексы, я уклонялся от ударов. Вскоре вокруг меня образовалось свободное пространство. Но они меня не боялись. Мой запах заставлял их ноздри трепетать. Они лишь ждали сигнала Гейнора, чтобы снова броситься в атаку. И казалось, что на этот раз они меня точно сомнут.

Черный клинок взвыл. Меч, который я называл Равенбрандом, а мой двойник – Буреносцем, не желал возвращаться в ножны, не искупавшись в крови. Песнь его слилась с нежным звоном хрусталя. Это была песня голода. В свое время он уничтожал целые армии – и теперь требовал продолжить пиршество.

Он стонал и жаждал удовлетворения.

Наконец-то он мог насладиться. Напиться от души. И дать мне сил, которые пригодятся мне во время следующего Призыва.

Глава одиннадцатаяСила двоих

Гейнор выкрикнул приказ, и чудовища бросились на меня. Через пару секунд атаковал и я. Меч ожил. Он обладал собственным разумом.

Рубил воздух, оставляя красный сияющий след, рассекал плоть, кости и жилы, пронзал тела и души, отбирая жизни. Каждая новая отнятая душа укрепляла мою собственную, порядком ослабевшую. Мой аппетит разыгрался. Я прорубал себе дорогу к Гейнору и Клостергейму а те, стоя на краю площади, понукали тругов и дикарей убить меня. Я расчищал путь к двум вождям, словно косарь, что шагает сквозь высокую траву. Меня начали бояться. Я привык к подобному страху. Другого и не ждал. Все люди боялись меня, и я презирал их за это. Кровь мелнибонийцев не заражена подобной дрянью, эта слабость нам не присуща. Мой народ правил миром десять тысяч лет. Они определяли историю Юных королевств, этих народов всего человечества. Моя раса древнее, мудрее, чем люди, и намного более жестокая. Нам не знакомы доброта и безыскусность существ, которых мы считали ненамного выше обезьян. Я презирал их до глубины души.

Я был мелнибонийским аристократом. Обучаясь чародейству и обретая колдовские силы, познал много ужасного, такого, что эти существа даже не способны почувствовать и испытать. Союз с элементалями и младшими Владыками Хаоса – моя заслуга. Я мог воскрешать мертвых. Мог повелевать всеми тварями и уничтожать врагов Черным рунным мечом.

Я был Элриком из Мелнибонэ, последним из рода императоров-чародеев, Князем руин, Владыкой погибших. Меня называли предателем и женоубийцей. Куда бы я ни направился, везде меня боялись и ублажали – даже те, кто ненавидел, ибо я обладал такой властью, с какой не смог бы управиться ни один человек.

Даже среди моего собственного народа у меня остался лишь один живой соперник. Мой род на протяжении тысячелетия удерживал власть, лелеял древние знания и заключал всё новые союзы с Хаосом. Нашими семейными богами были герцоги Ада. Нам покровительствовал Ариох, Владыка Хаоса, чьи владения распространялись на миллионы сверхъестественных миров. У него хватило бы сил уничтожить их все. Все мои кровные родственники были способны просить помощи у этих сил, но лишь немногие из нас смогли управлять миром на протяжении десяти тысяч лет. Мы бы и сейчас продолжали властвовать, если бы я не предал свой род и не был объявлен вне закона.

– Ариох!

Мои губы с готовностью произнесли это имя. Ариох, Владыка Хаоса, – мой покровитель, чьей силой пользовался Черный меч, – он тоже кормился душами, которые питали и нас с мечом. Мы стали одним целым. Клинок, бог и смертный объединились и достигли настоящего могущества. Думать о таком для мелнибонийца легко и естественно. Смертному подобные размышления о морали, о том, что хорошо, а что плохо, были не так хорошо знакомы, но теперь они захватили мой разум целиком, и казалось, что я считал так с самого детства.

Бремя на моих плечах, которое я так и не смог сбросить. Отец мой презирал меня за это. Остальные родственники стыдились. Многие поддержали моего кузена Йиркуна и хотели, чтобы он занял мое место.

– Ариох!

Но он не мог появиться здесь – или же не хотел.

Я слышал невнятный шепот у себя в голове, словно великий герцог Ада пытался связаться со мной, но шепот становился все тише.

Уверенность Гейнора укреплялась.

Он выкрикивал необдуманные приказы, бросал в атаку всех оставшихся воинов. У них были все шансы подмять меня, взять числом. Даже меч, что жил собственной жизнью, не мог убить всех. В моем уме с отчаянной четкостью начали появляться совсем другие мысли, словно растущие щупальца, они тянулись в сверхъестественные королевства, бесконечные миры, называемые офф-му мультивселенной.

Я не знал, получу ли ответ. Понимал лишь, что герцог Ариох мне не поможет. Нужно было взвесить все опасные последствия, с какими придется столкнуться, если я приму помощь крадущей сны. И хотя моему человеческому мозгу не хватало остроты ума, во всем остальном он был весьма хорош. Шансы добиться успеха были.

Я начал бормотать простое на первый взгляд заклинание, чтобы направить ум в нужное русло, задействовать сверхъестественное, заговорить на языке, который не может понять ни одно существо на Земле. Слова довольно простые. Они устанавливали связь между мной и элементалями сфер, где я мог, если мне повезет, обрести помощь и избегнуть нежелательной судьбы (а она становилась реальней с каждой секундой).

Я отразил одну волну нападавших, потом другую. Но вперед продвинуться не мог, теряя даже те последние метры, что отвоевал с самого начала. Груды тел превратились в преграду, и ее можно было использовать. Я ни на секунду не терял особой концентрации, касаясь щупальцами разума других веток мультивселенной, пока наконец не дотронулся до разума чужака. И он узнал меня.

Я тоже его узнал. Водный мир. Целую водную Вселенную. Обитаемая вода. Бурлящая и спокойная, необузданная и умиротворенная. Волны касались моего лица, пока толпа чудовищ падала под моим жаждущим крови клинком.

Я начал петь.

Владыка океанов, король водяной миров, Властитель темной глуби, тиши и жемчугов. Король костей омытых, утопших и забытых.

Хозяин всех, кто сгинул, с кем был ты так суров.

Припомни нашу дружбу и накажи врагов.

Пусть их поглотят волны, пусть их прервется путь.

Припомни уговор наш и жертвы не забудь.

Почти заветы древних, сбивай врагов, круши, Согни их в рог бараний. И в два узла свяжи.

Два мира и две раны. Победа лишь одна.

Сольются воедино и память, и судьба.

Вокруг меня вдруг закружилась волна, поднялась и опала. Я поискал глазами воду, но увидел лишь светящееся озеро вдали, от площади к нему тянулась длинная улица, по словам Уны, служившая логовом великому Мировому Змею. Я принял это как должное, ибо повидал и чудовищ, и чудес больше, чем все смертные вместе. Людоеды окружили меня и давили со всех сторон, я понимал, что погибну, если король Страаша, мой старый союзник, аватар всех водных богов мультивселенной, не смог или не пожелал меня услышать.

Гейнор увидел его первым. Обернулся, ткнул пальцем куда-то в сторону и показал Клостергейму: «Бежим!» Он не забыл о моих чародейских силах. Просто понадеялся, что я не смогу их здесь использовать.

За причалом, где стояли лодки, вспухла волна. Встала стеной, но не двигалась, как приливные воды, а лишь дрожала, готовая обрушиться в любой миг. Стена вырастала все выше и выше, угрожая затопить весь город.

Помощь, что я призвал, могла убить не только моих врагов, но и друзей. Какая ирония! Похоже, такова моя судьба.

Но все-таки я отчего-то верил, что офф-му не так уязвимы, как кажется. Они наверняка уже знают, что я сражаюсь с Гейнором и его подручными на площади. Может, они сбежали из города? Или готовятся защищать его?

Водная стена начала двигаться. Уплотняться. Обретать форму. И вскоре в блестящем силуэте я разглядел нескладную фигуру великана.

Зыбкая, сплошь из бледно-зеленых водоворотов, она колыхалась, подрагивала рябью. Голубые глаза оглядывали город, улицу за улицей, пока не нашли меня.

Подручные Гейнора отступили в ожидании приказа. Он понимал: не стоит сражаться с королем Страашей. Вода приближалась, забурлила под нашими ногами. Король двигался к нам. Огромное тело переливалось по улице шаг за шагом. Если оно потеряет форму, мы все утонем. Пока Гейнор думал, как поскорее отсюда убраться, человеческая фигурка появилась на другой стороне площади и бросилась ко мне.

Уна, дочь крадущей сны.

– Предупреди офф-му, – крикнул я. – Они в опасности.

– Они об этом знают.

– Тогда спасайся сама.

– Мне ничто не угрожает, владыка Элрик, – она назвала меня этим именем, словно давно его знала. – Вам нужно уходить. Вы достигли цели. Я и остальные закончим дело сами. По крайней мере, сейчас.

Я стал настаивать, что со мной она будет защищена, но в этот момент Клостергейм метнул кинжал. Он зазвенел, упав на каменную мостовую в нескольких метрах от меня, и я отвлекся. А когда обернулся, Уна уже исчезла.

Король Страаша все еще шагал ко мне. Движения давались ему с трудом, но выглядел он добродушным.

– Ну что, маленький смертный, я пришел, потому что никогда не нарушал заветов и всегда любил таких, как ты. Чего ты от меня хочешь? Может, разрушить этот город?

– Мне необходима ваша помощь, владыка. Я должен перенестись через водные миры и найти тот, откуда ушел. Мир, где я обитаю в смертном теле.

Он понял и проговорил:

– Вода к воде, огонь к огню. Во имя почестей, оказанных моему народу твоими предками, я исполню твое желание, принц Элрик.

Огромная водяная рука протянулась ко мне. Я набрал побольше воздуха, опасаясь захлебнуться в кулаке короля Страаши. Он мог убить меня по неосторожности.

Но я оказался в воздушном пузыре в гигантской ладони. Меня вдруг охватило чувство умиротворения, полной безопасности. Я был под защитой короля водных элементалей. Мы перелетели через скалы и пики Му-Урии, и теперь я мог разглядеть лишь сияющее озеро, окруженное вечной тьмой. Тот я, что был фон Беком, пребывал в полном изумлении, но другой, Элрик, и прежде встречался со сверхъестественным. Да, я испытывал нечто невероятное, но фон Бек, живущий во мне, поверил в реальность мира, где все есть Закон, если не считать редких случаев пробуждения Хаоса. Я же поверил в мультивселенную, где все является Хаосом, а Закон создан из его материи и поддерживается благодаря воле смертных и замыслу Владык Высших Миров. Хаос – сила, что господствует во всех мирах, естественных и сверхъестественных. Два диаметральных взгляда на бытие, которые тем не менее пребывают в гармонии в одном теле и разуме. Поистине, единство противоположностей!

Фон Бек не сопротивлялся, не сомневался в том, что я, Элрик, решил. Ибо я этот мир понимал, а для него он был полной загадкой. Конечно, он обладал теперь моей памятью, так же, как и я его. Но сейчас главным «я» был король-чародей, взывающий к элементалям, что не служили ни Порядку, ни Хаосу, и вообще никому, но жили для того, чтобы существовать и поддерживать в вечности существование всего остального.

Город пропал из виду. Король Страаша колебался, размышляя, что делать дальше. Мы сообщали друг другу то, что невозможно выразить словами. В отличие от большинства рас, способных к чародейству, мелнибонийцы сознательно развивали союзы с элементалями. С великими древними существами, воплощениями известных и неизвестных животных. С Миркларом, владыкой кошек, и даже Ап-исс-Аларой, владычицей свиней, которая, говаривали, продолжала отказывать всем смертным до тех пор, пока они не переставали есть свинину. Мелнибонийцы, принадлежащие к высшим кастам, ее не едят, поэтому мой народ смог первым договориться с королевой.

Жажда крови во мне угасала. Буреносец наконец утолил ее. Этой грубой энергии надолго не хватит, но она даст мне сил сделать то, что я должен. Мне было приятно знать, что замысел Гейнора удалось разрушить не в одном измерении, а в двух, а возможно, и больше.

Мы остановились посреди озера. На малый миг я взглянул на распростертую подо мной блестящую воду – прямо средиземноморская идиллия в лунном свете. Король Страаша взмахнул свободной рукой и рассмеялся. В ту же секунду я увидел, как раскрывается бушующее жерло водоворота. Пенные щупальца тянулись ко мне оттуда. Водоворот ревел, желая поглотить мою жизнь и душу. Он вращался и журчал, соблазняя спрыгнуть с защищающей руки прямо в раскрытый зев. Его зов – одновременно рев и шепот – завораживал меня, притягивал. Инстинкты приказывали сопротивляться, но я понимал, что не должен.

Окружающий меня пузырь лопнул. Я стоял на ладони короля океанов. Недолго думая, я прижал к себе рунный меч и нырнул в завывающую воронку.

Вода подхватила меня, как пылинку, и потянула все глубже и глубже в бесконечность. Я вполне мог погибнуть в водовороте, но не боялся этого.

Я знал, что делаю и куда направляюсь, так же, как и король Страаша. Была, конечно, опасность, что я заблужусь и меня вынесет к врагу. И Хаос, и Закон в этой битве играли по-крупному, поэтому, защищая себя, церемониться не стали бы.

Сквозь грохот водоворота я услышал ревущий голос короля океанов и сосредоточился на том, чтобы найти путь и добраться туда, куда мне нужно. Воздух закончился. Вода начала заполнять легкие. Сколько еще выдержу и как скоро утону? Меч шевельнулся на моем поясе. Я по какому-то наитию вынул его из ножен и позволил вытянуть меня из дикого потока. Сначала он потащил меня вверх, затем вниз и еще глубже к водяным стенам.

Целые города, континенты и народы мелькали вокруг. Все океаны всех миров слились разом. Я проносился сквозь водные вселенные. Плыл, повинуясь слепому инстинкту, меч же тянул меня как магнит, увлекая все глубже и глубже.

Ноги коснулись чего-то твердого. Я встал и выпрямился, хотя вокруг все еще струилась вода. Я чувствовал, как она давит на ноги и тело. Великий подземный океан успокоился. Над головой чернота, впереди – вода. Я стоял в ней по пояс.

Осторожно вложив меч в ножны, я двинулся вперед, ожидая, что в любой момент земля уйдет из-под ног. Наконец выкарабкался на мелкую гальку. Прохладный ветер коснулся щек. Где-то вдалеке тявкнула лисица.

Из Му-Урии я выбрался, но не знал, достиг ли цели. Вышел из воды и увидел знакомое небо и знакомые звезды.

Над самым горизонтом стоял тонкий серп луны. Привыкшие к полумраку глаза разглядели крыши и шпили, и я тут же понял, где нахожусь.

Тихое местечко, лишь несколько высоких зданий, никаких архитектурных шедевров. Обычный средневековый немецкий городок, вроде тех, что я повидал во время сумасшедшей поездки в Гамельн. Я очень надеялся, что вернулся в нужное время и в нужное место.

Широкий ров окружал остров, где возвышался город. Остров был там не всегда. Этот ров я сам приказал вырыть, когда пытался защитить город (теперь находился совсем не там, где застал его мой первый визит). Я использовал все известные мне виды чар, чтобы остановить захватчиков, но им удалось разрушить все мои заклинания. И победить меня.

Личность Элрика теперь главенствовала. Я выбрался на берег, надеясь, что никто не разгадал мою стратегию, хоть было ясно: Гейнор попробует появиться по крайней мере в трех различных измерениях, и поможет ему в этом его сверхъестественная госпожа. Миггея, герцогиня Порядка и Закона. Владычица Миггея.

В Му-Урию она прорваться не смогла, а здесь правила миром. И лишь на острове за рвом можно было спрятаться от ее ледяного, неустанного господства, хотя и этому убежищу она уже угрожала.

Я вымок насквозь и дрожал от холода. Одежда сковывала движения. Я стянул с себя кепку, выжал длинные волосы. Осторожно шагая по берегу, я оставался начеку, рука моя лежала на рукояти меча, готовая выхватить его в любой момент.

И лишь теперь я почувствовал, как сильно устал. Ноги, тяжелые, словно гири, едва передвигались. До сих пор я так и не понял, попал ли туда, куда хотел.

Все выглядело правильно. Но ведь суть работы фокусника как раз в том и состоит, чтобы все выглядело так, как надо…

Я слишком привык к обману. Сейчас я знал только то, что остался один в мире, населенном людьми и богами. Но вдруг тысячи глаз следят за мной из темноты?

Мне послышались шаги, и я остановился. Сложно было разглядеть хоть что-нибудь. Лишь силуэты кустов и деревьев да город впереди. Я инстинктивно выхватил меч. Вся энергия, что мы с ним украли, поглотив души, испарилась во время путешествия через воронку. Я снова ослабел. Да и голова кружилась.

Зазвучали голоса. Я приготовился к драке.

И, кажется, упал навзничь. Держался на краешке сознания. Увидел лица, склонившиеся надо мной. Услышал свое имя.

– Это не он. Нам же говорили, что никто не сможет разрушить заклятия. Посмотри на эту странную одежду. Это демон, оборотень. Нужно убить его.

Я попытался возразить, заверить их, что и в этой одежде я все тот же Элрик из Мелнибонэ, но потерял сознание. Провалился в сон, полный тревожных теней. Попытался выкарабкаться, но не смог. Слишком ослабел, чтобы драться или сбежать.

Кажется, я слышал издевательский смешок. Смех моих врагов.

Неужели меня схватили? И после всех усилий я так и не смогу вернуться в свой город?

Тьма окутала мозг. Я слышал шепот захватчиков. Сознание угасало.

Я понимал, что потерпел неудачу.

Попытался поднять меч. Меня начало куда-то затягивать.

Сны пробегали мимо. Важные сны. Сны, которые могли спасти меня. Белый заяц на белой дороге.

Я попытался пойти за ним. Проснулся в чистой постели, огляделся и увидел знакомую комнату. Передо мной стоял плотный рыжий парень с большим ртом и веснушками на носу, одетый в простую одежду в зеленокоричневых тонах.

– Мунглам?

– Ну что, принц Элрик, узнали меня?

– Было бы странно, если бы не узнал. – От облегчения я прослезился. Мне удалось вернуться! Здесь меня ждал Мунглам, разделивший со мной последние приключения! Как ни глупо, но верный мечник стал для меня чем-то большим, чем просто товарищ.

– Вроде это и правда вы, милорд, – он ухмыльнулся и наклонился ко мне, слегка озадаченный. – Но с какого диковинного создания вы сняли это тряпье?

– Это обычная одежда, – ответил фон Бек. – В моем времени. Точнее, в его времени.

Я прекрасно понимал, где нахожусь. В Башне Десницы в Танелорне. Танелорне, который непременно падет. А если погибнет он, то погибнет и все то, что он олицетворяет. Ради него я рискнул всем и согласился принять помощь крадущей сны. Нет, Уна настаивала на том, что она не крадущая. Всего лишь ее дочь.

– А мое тело? – спросил я, подымаясь.

Лицо его потемнело, в глазах появилось то самое выражение, что появлялось, когда он думал, что в деле замешано колдовство.

– Вроде на месте, – он ухмыльнулся, но отвел взгляд. – Спит. Дышит, – он запнулся. – Позвольте спросить, милорд: а где вы взяли это тело? Получили с помощью колдовства?

– Только с помощью снов, – ответил я и пообещал, что расскажу больше, когда сам это узнаю.

Он провел меня из этой спальни в другую. Там в темноте лежал спящий мужчина. Я не был готов увидеть свое собственное тело, распростертое передо мною же, с руками, сложенными на груди – она хотя медленно, но все же регулярно подымалась и опускалась. Мои глаза были открыты – два рубина, устремленные в пустоту. Я просто спал. Не умер. Но проснуться не мог. В конце концов, мне снился этот сон. Я протянул руку и закрыл себе глаза.

Гейнор призвал великую силу, чтобы восстать против меня. Я знал эти чары. Сам использовал их, притом не слишком успешно. И теперь они угрожали всему, что я любил.

Гейнор накопил сил, чтобы расправиться с нами. И если он покончит с Танелорном, то все миры во всех измерениях окажутся в опасности.

Я посмотрел на спящего себя. За окном поднималось солнце. Первые лучи позолотили горизонт. Я поднял руку к слабым лучам и сравнил ее с рукой спящего. По сути, мы были одним и тем же существом. Чтобы достичь этого, потребовались великое чародейство и талант крадущей сны, но теперь у меня наконец-то были и мое тело, и мой меч.

Возможно, у меня есть еще и время, чтобы спасти Танелорн.

Глава двенадцатаяСлово закона

Несколькими неделями раньше мы с Мунгламом спустились козьими тропами с холмов по другую сторону Кеша, отказавшись служить городу из-за вероломства его владыки. В награду за уничтожение небольшой потусторонней армии он пообещал нам кучу денег. Армию мы уничтожили, а «куча», как выяснилось, состояла из пары монет, причем одна из них оказалась фальшивой. Перед уходом я распял владыку Кеша на городских воротах – в назидание другим, чтобы не тратили зря наше время и не злоупотребляли нашим добрым отношением. Я ослаб и, когда мы уходили, не смог бы сразиться с отрядом бойцов, отправленным вдогонку родичами Кеша, дабы убить нас.

Из-за неточных карт мы заблудились в гористой местности, но хотя бы оторвались от преследователей. Разумеется, мы не ожидали, что вернемся в Танелорн так быстро – как только спустимся с холмов. Думали, придется пересечь пустыню, прежде чем обнаружатся хоть какие-то признаки цивилизации. Помнили, что время от времени город является в разных местах, а потому не уповали на удачу. Без колебаний повели мы усталых коней к городским стенам. Какая радость – увидать древние гостеприимные здания, сады с высокими деревьями, красный кирпич, черные балки и соломенные крыши, фруктовые деревья, фонтаны, переплетенные балки фронтонов!.. Я слишком устал от сверхъестественного, хотелось обыкновенного, привычного человеческого уюта.

Обычно, когда дороги приводили нас сюда, мы с Мунгламом отдыхали, пока не оказывались готовы отправиться дальше, на поиски новой работы и нового нанимателя. Жили, как обычные наемные мечники, и если денег нам порой не хватало, то без работы мы оставались очень редко. Утешались тем, что Танелорн воздаст нам по заслугам. Знакомства у нас в городе имелись. Иногда встречались и враги, но обходилось без драк.

Танелорн был тихой гаванью для всех усталых путников: тут можно было отдохнуть и на время позабыть о войнах между людьми и богами. Здесь при наличии необходимых мне снадобий я мог насладиться миром.

Я надеялся найти приют у старого друга Ракхира из Фума, Красного лучника, но тот отправился на поиски собственных приключений. А дом запер и наказал никого не пускать. Так что первым встреченным знакомым стал другой мой приятель, Брут из Лашмара, провоевавший большую часть жизни. Высокий, с коротко стриженными волосами и лицом приятным, но покрытым шрамами. На нем была темная одежда из полотна и шерсти, скорее напоминавшая сутану монаха, чем одеяние воина, – знак, что он отошел от дел. Выглядел он встревоженным. Не мастак говорить, он с трудом подбирал подходящие слова, чтобы выразить свои чувства. Брут привел нас в свою «берлогу», выделил комнаты (вернее, целое крыло дома) и вообще принял как желанных гостей. А пока мы ужинали, сообщил, что в воздухе «попахивает колдовством».

– Чародейство витает повсюду. Странная, мощная магия, друзья мои. Опасная магия.

Я попросил описать подробнее, но он не смог. Я объяснил, что всегда чувствую Хаос. Заверил, что тут им и не пахнет, если не считать моей скромной персоны. Он погрустнел и сказал, что город передвинулся. Обычно это происходило лишь в самых опасных случаях – Танелорн перемещался, чтобы спастись.

Я предположил, что он начал всего бояться, когда вышел в отставку. Город в безопасности. Мы боролись за него и раньше – и отстояли. Может быть, придется сделать это еще раз, ибо Танелорн, как и любую другую хрупкую идею, необходимо защищать постоянно. Но вряд ли Хаос осмелится напасть на него снова.

По правде говоря, сам я не был так уж убежден. Но Брута уверил, что ни одна тварь не может быть настолько глупа, чтобы рискнуть нарушить Равновесие. Однако в глубине души я понимал: такие идиоты всегда найдутся. Один раз уже пришлось драться с ними за город. Чистое безумие полагать, что Хаос нападет и во второй раз, вскоре после того, как мы отбили его атаку. Я отказывался беспокоиться по этому поводу. Собирался как можно лучше провести время и восстановиться.

По большей части мы вспоминали былое. Такова уж суть этого места. Обсуждали старые бои, старых врагов, легендарные битвы прошлого и размышляли о природе нашего убежища.

Однако не прошло и недели, как город вновь подвергся атаке. Разумеется, Хаоса я не почуял. Потому что на этот раз роль агрессора сыграл Порядок. В моем мире очень мало стабильности. Неужели все из-за того момента в моем прошлом, когда я убил единственную женщину, которую любил? Неужели эти события привел в движение я много лет тому назад?

Между тем Танелорн находился под угрозой. Порядок утратил рассудок. То, что силы, предпринявшие осаду, совсем сошли с рельсов, поскольку ими командует существо с невероятными амбициями, было слабым утешением. Подобная бездумность всегда наиболее разрушительна: ведь этому существу нечего терять, кроме возможности оказаться в полнейшем забвении.

Однажды днем я понял, что нам бросил вызов необычайно сильный чародей: я стоял на башне на старой стене и увидел, как пейзаж начал таять. Земля превратилась в долину горящего пепла с редкими, истонченными ветром скалами из песчаника, в мир кристальной белизны. Жители Танелорна пришли в ужас. Такое могли сделать лишь боги. Или демоны. Даже я не был способен на подобное чародейство.

Почему Владыки Высших Миров так заинтересовались Танелорном?

Окрестности города выцвели, будто высушенные ветрами кости. На этом пустынном фоне нежная зелень деревьев и красивые дома смотрелись почти вульгарно.

Наверное, так же выглядит луна, подумал я. Все выжжено. Неужели мы теперь там? Мудрецы Танелорна решили, что мы просто переместились в другой мир, ибо наш уже полностью завоеван.

Мне достало сил на последний Призыв. Я умолял земных элементалей вырыть защитный ров вокруг городских стен. Лишь на это меня хватило, а потом силы меня покинули.

Невозможно представить, насколько безумным должно быть существо, способное превратить целый мир в ужасную безжизненную пустыню.

В Танелорне проживало множество ученых. Я обратился к ним за советом. Спросил, кто мог переместить нас в это место.

– Миггея, владычица Закона, – ответили мне. – Это почти наверняка ее рук дело. Уже несколько миров она обрушила в небытие.

Миггея обладала сверхъестественными ресурсами, а повелевала еще большими. Я знал своих богов и богинь. Понимал, что и ей придают сил на Земле ее собственные легенды и мифы. Но нужны ей были и подручные среди смертных, иначе прорваться в эти сферы она не смогла бы. Здесь ей служил по крайней мере один человек.

Мой владыка Ариох, повелитель Хаоса, тоже был совершенно беспомощен без участия смертных. Но как бы импульсивен он ни был, мой покровитель никогда не пытался захватить Танелорн.

Первыми на нас напали пехотинцы в кирасах, похожие друг на друга, как близнецы. Они появлялись из ниоткуда и не останавливались, пока не дошли до рва, но и тогда не прекратили движение. Они шагали по спинам утонувших и так добрались до городских стен. Тысячами и тысячами бросались они в атаку каждый день, но были лишены собственной воли, и мы легко убивали их, почти без потерь с нашей стороны.

Воины нападали снова и снова. Мы защищали Танелорн. Обсуждали планы его спасения, хотя и не ведали, с кем сражаемся, кто наш истинный враг.

Никто не представлял, как далеко простирается выжженная пустыня. Кто опознал проявление владычицы Миггеи, тот подтвердил: она и в самом деле здесь и наблюдает издалека. По крайней мере, мне так сказали. Часть жителей переселились в город совсем недавно – бежали из других миров, где она уже правила и сеяла ужас. Но мы так пока и не знали имени того смертного, кто служил ей. И задавались вопросом, почему город не переместился подальше от опасности – ведь мы думали, что он может это сделать.

Шагающих прислужников Закона победить было нетрудно. Они не обладали волей, они будто находились под влиянием дурмана и действовали механически, предсказуемо. Использовали одну и ту же тактику в попытках захватить город. Мы убивали их сотнями, когда они толпой силились перебраться через ров или стену. Я начал думать, что они лишь отвлекают нас, пока где-то разворачивается настоящий план захвата.

Боевые действия в их самом скучном виде.

И тут к Танелорну явилась владычица Миггея собственной персоной.

Поначалу я даже не осознал важности этого визита.

Однажды утром я по обыкновению обошел стену и, к своему удивлению, узрел на горизонте знамена и копья огромной армии.

Их появление означало лишь одно – наше уничтожение. Это было уже не пушечное мясо Закона, а лучшие рыцари, собранные со всех уголков мультивселенной.

Я рукой прикрыл глаза от солнца – и увидел огромную волчицу, словно сотканную из дрожащего миража: с лошадь размером, украшенную шелками и бусами, под расписным кожаным седлом. Ее сбруя сияла медью, серебром и самоцветами. Таинственный взгляд глубоко посаженных глаз был устремлен вперед, когда она приближалась к городу во главе отряда рыцарей-людей. Волчица скалила белые клыки, словно учуяв добычу. Возможно, ее поймали в Мелнибонэ, подумал я, – она тоже была альбиноской. Красные глаза сияли на фоне белой шкуры, будто оставляя на ней горящий след.

Но ее всадник выглядел еще причудливее. Человек в доспехах, чье лицо скрывало сияющее серебряное забрало. Копье его тоже блестело, словно начищенное серебро. Поверх брони развевался шелковый плащ, а с ним – шарфы и ленты тысячи цветов.

Он поднялся в стременах и открыл забрало. Я услышал призывные звуки горна.

Рыцари неслись волна за волной. Тысячи белых коней и всадников в серебристых доспехах. Наверняка они собирались затоптать Танелорн.

А затем я увидел, кого преследовала волчица.

Зайца, белого, как снег.

Он несся по бледному пеплу впереди грохочущей армии. Пытался добраться до наших ворот. Тысячи копий старались пронзить его.

Слишком поздно.

Заяц добежал до рва и бросился в воду. Он подплыл к городским воротам, шмыгнул в узкую щель и тут же растворился среди улиц.

И как только зверек укрылся в городе, охота тут же прекратилась. Армия растеклась по обе стороны широкого рва, окружив Танелорн. Они потеряли добычу.

Звук далекого горна призвал их отступить.

Но мы были поражены их доспехами. Сияющей броней. Таинственными шлемами без лиц. И, разумеется, их числом.

Я знал, кто они такие. Рыцари Порядка, что служат святому делу. Призванные их госпожой, владычицей Миггеей. Я знал, что за нее они пойдут на смерть. Что они никогда не сомневаются в ней и не оспаривают ее приказов. Они обязаны служить Закону, и не важно, насколько порочным он стал. Подобно своей хозяйке, они держатся за одну мысль и не способны представить ничего другого, кроме единственного будущего, которое должны осуществить. Свою природную ненасытность они прячут, прикрываясь Законом.

Этим утром они хотели уничтожить зайца, а не нас. Конские копыта взрывали пепельную пустыню, а из огромной пасти белой волчицы раздался сердитый рык: она была недовольна, потеряв преследуемую жертву. Леденящий кровь рык.

И снова прогудел горн.

Рыцари-всадники перестроились, развернулись и двинулись к горизонту. Мунглам подошел и встал возле меня. Он командовал отрядом, защищавшим стену чуть поодаль.

– Что это с ними? – Он шмыгнул и потер рукав, словно хотел убрать пятно. – Неужто просто решили прокатиться? Вы видели их жертву, милорд? Зайчишка!

Видел – и думал, отчего он так важен для герцогини Закона.

Что остановило их? Почему они не ворвались за ним в город? Понимают ли они, что их присутствие в вечном Танелорне подорвет основы Равновесия во всех наших мирах?

То, что я увидел, казалось безумием. Не раз я наблюдал упадок и разложение Закона. Одного этого хватало, чтобы предпочесть дикость и неопределенность Хаоса. Когда Закон прогнивал насквозь, результат был намного более печальным. Хаос опирался лишь на темпераменты и чувства, не претендуя на логику.

Волчица обернулась и вновь бросилась в нашу сторону, неся на спине высокомерного наездника, который уже расслабился и закрепил копье в стремени.

Из-под шлема раздался голос. Он звал меня по имени.

– Принц Элрик, по прозвищу Предатель. Это ведь вы?

– Вы ставите меня в неловкое положение, милорд.

– Не беда, вскоре вы узнаете мое имя, не одно, так другое.

– Почему вы нападаете на наш Танелорн? – спросил я. – Что вам нужно?

– А что вы, милорд, защищаете? Сами-то хоть знаете? Неужели вы никогда не сомневались в своих действиях? На самом деле вы отстаиваете ничто. Наивную идею, а не реальность.

– Я не раз видел, как идеи становились реальностью, – ответил я. – Я буду защищать Танелорн – или разгромлю его, если потребуется. Мне все равно заняться нечем, милорд. Кроме того, хотелось бы воспользоваться шансом и убить вас.

Он засмеялся. Беззаботно. Смешок показался знакомым. Рыцарь не поддался на мою провокацию.

– Принц Элрик, давайте договоримся. Танелорн и все, кто в нем, спасутся, если вы отдадите мне свой меч. Даю слово, я уйду и оставлю вас в покое. Всех вас. В городе достаточно снадобий, чтобы сохранить ваши жизнь и здоровье. Цена справедливая, принц Элрик. Спасете своих товарищей и ничего не потеряете, кроме бесполезного меча.

– Меч мне дороже большинства моих товарищей, милорд. Так что ваше предложение мне не подходит. Добро пожаловать в город. Буду лишь рад убить стольких из вас, сколько потребуется. Если вы меня знаете, милорд, то знаете и то, что, убивая, я восполняю свои силы. Прошу простить меня за настойчивость, но вы согласны принять вызов? Я бы с удовольствием убил вас. И эту огромную зверюгу, которую вы оседлали.

Зверь тут же повернул голову, взгляд красных глаз уперся в меня. Волчица смотрела на меня с издевкой и угрозой.

– Вам будет довольно сложно убить владычицу Закона, принц Элрик, – произнесла она и ухмыльнулась. Бледный язык едва не свешивался меж острых желтых зубов.

Я посмотрел на нее в упор и сказал:

– Но волка может убить волк.

Она не ответила и убралась с быстротой, какой всадник даже не ожидал. Меня позабавило, что она решила показаться в теле зверя, да еще делала вид, что всадник является ее хозяином. Очередной признак ее чудовищного заблуждения. Я угодил в сверхъестественный мир, который управлялся подобной логикой. Нет ничего более отвратительного. Даже мелнибониец не может наслаждаться таким убожеством, какое создала Миггея. Ее наполовину спящий ум не осознавал последствий такого поведения. Она верила, что упорядочивает мир и защищает его, жертвует собой ради общего блага. А ее рыцари, разумеется, беспрекословно подчинялись ей. Долг и преданность важнее всего. Сами по себе добродетель. Они такие же безумцы, как и их госпожа.

Я начал думать, что, возможно, город и в самом деле не являлся их целью. Что, если им нужен лишь мой меч? Неужели они бросили все свои колдовские силы на Танелорн ради того, чтобы заключить со мной договор? Договор, от которого я отказался?

Они не заставят меня пойти на сделку с совестью. Я выстою. И в конце концов одолею их.

В течение следующих нескольких дней армия, осаждавшая город, ушла за горизонт. Жизнь в Танелорне вернулась в обычное русло. Ни один его житель не попытался уйти – идти было некуда. Армия Закона отступила, но ландшафт в нормальное состояние так и не вернулся. Повсюду, куда ни глянь, лежала мрачная пепельная равнина с редкими гротескными колоннами из белого известняка.

Пейзаж окаменевшей смерти. Сверкающая пустыня повергала меня в уныние все больше с каждым днем. Хотелось вскочить на коня и отправиться исследовать этот мир.

По ночам мне снились другие миры. Они разительно отличались от моего. Намного более ужасные или прекрасные, а порой и почти неотличимые. Мне снился Бек, хотя я не узнавал его. Снились люди в форме – они украли мой меч и пытали меня. Снилось, что я побеждал в битвах и терял любимых или, наоборот, завоевывал любовь и проигрывал в битвах. Мне снились ландшафты ужасающие – и такие чудесные, что дух захватывало. Снилось невозможное будущее и возможное прошлое. Снилась Симорил, моя убитая невеста, которая умоляла меня в тот самый миг, когда ее душа сливалась с моей. Я проснулся от собственных рыданий.

Мунглам, спавший в соседней комнате, намотал на голову одеяло, чтобы ничего не слышать.

А еще мне, разумеется, снились мое прошлое и ближайшее будущее. Мир, который я обязательно найду. Мир моих ночных кошмаров, ставших реальностью.

Должно быть, Закон решил взять паузу, чтобы наши враги могли набраться сил и окончательно разгромить нас. Мы обсуждали природу нашего затруднительного положения, но подобных прецедентов еще не случалось. Все попытки призвать на помощь сверхъестественные силы провалились.

Владычица Миггея, очевидно, уже контролировала почти все в этом мире. Мы были огорошены. Не понимали, как противостоять Закону. Хаос не раз пытался захватить Танелорн, но силы Порядка, насколько нам известно, никогда прежде не осмеливались на это.

Почему-то никто из нас не верил, что мы все погибнем. Возможно, потому, что однажды Танелорн уже продемонстрировал свою неуязвимость, когда Белая охота окружила город. Может быть, они просто не смогли войти. Им помешала какая-то другая сила. Или, как многим богам и элементалям, им требовалось, чтобы смертные пригласили их войти в свой мир? Ну и, строго говоря, Танелорн этому миру не принадлежал.

Все эти рассуждения ни к чему не приводили. Невозможно предугадать следующий ход Закона. Невозможно понять их намерения.

Мы попытались отыскать белого зайца, но он, вероятно, подождал, пока шум-гам затихнет, и вернулся к себе.

Я признался Мунгламу, что мне становится скучно. И что я планирую вылазку, если в ближайшее время никто не попытается напасть на город. В спутники он не набивался. Видимо, решил, что я собираюсь предать Танелорн.

Однажды днем, когда солнце залило пепельные равнины алым светом, всадник в доспехах спустился с холмов верхом на белой волчице и подъехал к стенам города. Он остановился у ворот и начал требовать, чтобы позвали меня.

Чванливый серебряный рыцарь украсил себя роскошными шелками еще пышнее, вопреки аскетичным вкусам Закона. Он горделиво восседал на волчице. В его доспехах отражалась вода нашего рва. Он был будто сделан из ртути.

Все еще безымянный.

Он признал меня, как только я появился из восточной башни и шагнул на стену. Отвесил мудреный витиеватый поклон. Такого приветствия я еще не видел.

– Доброе утро, принц Элрик.

– Доброе утро, милорд Безымянный.

Из-под шлема раздался беззаботный смех, словно я весьма удачно пошутил.

Рыцарь использовал все оружие, имевшееся в его арсенале, включая лесть и шарм.

Сегодня утром он вел себя как весьма здравомыслящее существо.

– Не буду зря тратить ваше время, милорд, – изрек он. – Как Рыцарь Равновесия и слуга Порядка я приехал, чтобы бросить вам вызов. На поединок, как вы сами сказали. И более того, я предлагаю вам заключить сделку.

Говорил он слегка задиристо, словно торговец или соискатель на важную должность. Эти вечно пытаются втюхать вам то, в чем вы не нуждаетесь.

– Что-то вы противоречите сами себе, – спокойно ответил я. Меня, конечно, обрадовала возможность сразиться с ним, но я тут же начал сомневаться в его мотивах. – Рыцарь Равновесия служит лишь Равновесию.

– Ну да, – почти нетерпеливо произнес он. – Это устаревшая точка зрения. Но Хаос продолжает угрожать и поглотит нас всех, если мы не противостанем ему.

– Что ж, – отозвался я, – как один из служителей Хаоса могу говорить лишь за себя. Поглощать никого и ничего я не собираюсь.

– Тогда вы или лжец, или жертва обмана, милорд.

– Я тоже часто размышляю об этом, – признался я. Он пытался вывести меня, но мало кто может тягаться с изощренным остроумием обычного мелнибонийского аристократа. – Так что вы хотите мне продать этим утром?

– Если вы окажете мне гостеприимство, я расскажу обо всем за завтраком. Не привык обсуждать личные материи так… публично.

– У нас в Танелорне не бывает личных материй, милорд. Тут все общее. Нам нет дела ни до чужих тайн, ни до чужих неудач. Так уж мы тут живем.

– Не собираюсь нарушать ваш уклад, милорд. – Волчица дернулась, словно протестуя. – Можете и дальше наслаждаться своей безмятежностью. Я ведь пришел принять ваш вызов. Дуэль. Один на один. Чтобы решить наше дело. Или же, если вы больше не считаете это делом чести, меня устроит и обычный сувенир. Мне нужен всего лишь ваш старый меч. Отдайте рунный клинок, и я уведу людей. Вы же видели, какую армию мы можем выставить против вас. И понимаете, что мы раздавим вас за час. Сотрем с лица земли. Останется лишь забытый шепот древнего ветра. Отдайте меч, и вы все достигнете бессмертия. Иначе Танелорн станет лишь смутным воспоминанием.

– Метафизические угрозы, – хмыкнул я. – Я слышал их от людей в стальных шлемах всю свою жизнь, милорд. И все обещают апокалипсис. Только вот ни подтвердить, ни обосновать свои угрозы не могут…

– Мои угрозы вполне реальны, милорд, – отозвался Рыцарь Равновесия, нетерпеливо поднимаясь в седле и почти нервно теребя свои спутанные шелка. – Никакой необоснованности. Подтверждением тому сотни тысяч копьеносцев.

– И ни один из них не может войти в город без приглашения, так? – Я собрался уходить. – Вам нечего предложить мне, милорд, кроме скуки, а от нее я и без вас не могу избавиться. Даже ваша отвратительная, почти безумная хозяйка Миггея не войдет в Танелорн незваной. Смертных воинов, с которыми мы сражались, вы набрали здесь. Большинство из них уже мертвы. Сущностям сверхъестественным приходится умолять, чтобы их пригласили. Вы же, милорд, уже продемонстрировали свою воинственность. Кроме того, я не верю, что вы собираетесь драться со мной честно.

– Я взял неверный тон, признаюсь в этом, принц Элрик. Но сегодня вы встретитесь с более благоразумным единоборцем Закона, если согласитесь на поединок. Вот что я вам предлагаю. За меч я буду драться честно. Если вы победите меня, все силы Порядка покинут Танелорн, и вы вернетесь в свой мир, город не пострадает. Если же победа будет за мной, я заберу меч. И оставлю вас защищаться как получится.

– Мой меч и я – единое целое, – просто ответил я. – Мы суть одно. Если вы попытаетесь взять меч, он уничтожит вас. И через какое-то время вернется ко мне. Поверьте, милорд Таинственный, будь моя воля, я бы на это не пошел. Но все обстоит именно так. И сейчас мы с мечом полны энергии. Как следует подкрепились вашим войском. Вы придали нам сил.

– Так давайте проверим вашу силу. Терять вам нечего. Впустите меня, и мы будем драться у всех на виду, на городской площади.

– Драки в Танелорне запрещены.

Он это знал и произнес с издевкой:

– Какие силы запрещают вам драться? – Рыцарь открыто бросал мне вызов. – Какие силы нянькаются с целым метрополисом? Вы же не позволите каким-то бессмысленным традициям помыкать вами? Никто не может запретить свободному человеку защищать свою жизнь, с гордостью носить оружие и пускать его в ход, когда вздумается. Мы, служители Закона, думаем именно так. Мы отвергли тяжкий груз ритуалов и с надеждой смотрим в чистое, свежее, юное будущее. Ваши традиции – лишь свод древних правил, давно утративших смысл. Они больше не связаны с жестокой реальностью выживания. Сегодня битва принадлежит сильнейшим. Хитрым. Те же, кто не противостанет Хаосу, обречены и будут им уничтожены.

– Что будет, когда вы уничтожите Хаос? – поинтересовался я.

– Тогда Порядок станет контролировать все сущее. Все непредсказуемое будет запрещено. Непостижимая воля прекратит существование. Мы создадим упорядоченный мир, все и вся будет занимать свое место. Мы наконец будем знать, что ждет нас в грядущем. Человеку суждено закончить дело богов и завершить божественную симфонию, и мы будем играть в ней на всех инструментах.

Про себя я думал, что редко столь благочестивое безумие излагают так безупречно. Возможно, из-за того, что в детстве я обожал читать, его слова, старинные аргументы, оправдывающие желание смертных получить власть, показались мне знакомыми. Когда разговор заходит о том, что сверхъестественные силы обладают моральным правом, ты сразу же понимаешь, что вступил в конфликт с человеком заблуждающимся и обманывающим самого себя, поэтому ему нельзя доверять даже в мелочах.

– Человеку суждено? То есть вам? Вы же именно это имели в виду? – Я прислонился к парапету, как хозяин дома, болтающий с соседом через забор. – Вы ведь точно знаете, что праведно? Знаете, что есть лишь один путь к добродетели? Один чистый и прямой путь к бесконечности? Мы, слуги Хаоса, придерживаемся другой, не столь однозначной точки зрения на существование.

– Вы смеетесь надо мной, сэр. Но у меня есть возможности воплотить свое видение в реальность. А у вас, полагаю, их нет.

– Ни возможностей, ни желания, сэр. Я просто плыву по течению вместе с миром. Другого выбора у нас нет. Нисколько не сомневаюсь в ваших силах, милорд. Закон изгнал всех моих союзников из этого мира. Все, что стоит между мной и вашей победой, – это мой меч и этот город. Но вы же знаете, что мы можем победить вас. Это в природе тех, кто служит Хаосу, кто верит в удачу чуть больше, чем вы. Порой удача – лишь настроение толпы, которая поддерживает вас. Чем бы она ни была, мы полагаемся на нее. И, доверяя удаче, мы доверяем самим себе.

– Не собираюсь вдаваться в мелнибонийскую софистику. – Серебряный рыцарь отмахнулся от развевающихся шарфов и флагов. – Амбиции вашего покровителя герцога Ариоха давно известны. Он бы сожрал все миры, если бы мог.

В пустыне поднялся прохладный утренний ветер. Длинные шарфы запутались вокруг нашего гостя. Они мешали ему, но он не собирался от них отказываться. Словно не мог снести мысль, что останется в одних лишь стальных доспехах, без всяких украшений. Словно ему не хватало цвета. Словно ему целую вечность отказывали в красоте. Он цеплялся за них, будто за собственную жизнь. Когда отражение солнечных лучей вспыхивало на доспехах, казалось, что он охвачен пламенем.

Я знал, что смог бы победить его в честном бою. Но если ему станет помогать владычица Миггея, это будет намного сложнее, а может, и вовсе нереально. Она все еще обладала огромными силами, часть которых я даже не мог предсказать.

Оглядываясь на то утро, я понимаю: без сомнения, мои враги знали меня гораздо лучше, чем я сам. Они сыграли на моем врожденном нетерпении, на моей скуке. Терять мне было нечего. Танелорн устал. Я верил в то, что ни украшенный лентами рыцарь, ни даже Миггея, владычица Порядка, не смогут захватить город. Мне хотелось, чтобы осада поскорее закончилась, а я смог вернуться к своим беспокойным и во многом бессмысленным делам. Здесь всё напоминало мне о возлюбленной кузине Симорил, которая погибла случайно, когда мы с Йиркуном сражались. Мне была нужна лишь Симорил. Все остальное я готов был отдать кузену. Но Йиркун хотел овладеть ею, потому что она любила меня. В итоге из-за моей гордости, глупости и страсти, а также из-за безграничной жадности Йиркуна она погибла. Йиркун тоже погиб, как того и заслуживал. Но Симорил этого не заслужила. Я пытался защитить ее, но потерял контроль над мечом.

Тогда я поклялся, что никогда больше не утрачу контроля. Воля меча была так же сильна, как моя. Даже сейчас я не всегда мог сказать, чья энергия течет во мне, его или моя собственная.

Скорбь, гнев, печаль и отчаяние грозили овладеть мной полностью. Мне с трудом удавалось держать себя в руках. Но моя воля взяла верх над волей меча. И я решил, что сражусь с этим незнакомцем.

Возможно, умный враг меня все-таки подтолкнул, но выглядело все так, будто я предлагаю ему сражаться на моих условиях.

– Волчица должна уйти, – проговорил я, – из этого мира…

– Она не может покинуть мир.

– Она не должна вмешиваться. Пусть даст слово, слово Закона, что не станет сражаться со мной.

– Согласен. Волчица не примет участия в бое.

Я посмотрел на нее. Она опустила глаза, неохотно подтверждая компромисс.

– Откуда мне знать, что она исполнит ваше обещание?

– Твердое слово Закона нельзя нарушить, – сказал он. – Вся наша философия на этом основана. Я не изменю условия сделки. Если вы победите меня, мы все уйдем из этого мира. Если я одержу победу, то получу ваш меч.

– Вы так уверены, что сможете победить?

– Буреносец станет моим еще до заката. Согласны драться прямо здесь? На том месте, где я стою? Или вон там, на другой стороне? – он указал большим пальцем себе за спину.

Я расхохотался. Кровавое безумие вновь охватывало меня.

Мунглам сразу все понял. Он взбежал по лестнице.

– Милорд, тут какая-то закавыка. За версту несет ловушкой. На Закон больше нельзя полагаться. Все разваливается. Вы слишком мудры, чтобы позволить им обмануть себя…

Я помрачнел и положил руку ему на плечо.

– Закон неповоротлив и агрессивен. Ортодоксальность в последней стадии разложения. Герцогиня цепляется за старые привычки, даже когда отвергает то, что уже не приносит пользы. Она сдержит слово, я уверен.

– Милорд, эта дуэль бессмысленна!

– Она может спасти твою жизнь, друг мой. А только твоя жизнь меня и заботит.

– Но она может стать мучительной, как и для остальных танелорнцев.

Я покачал головой.

– Если они нарушат слово, то больше не смогут оставаться представителями Закона.

– А что за Закон они сейчас представляют? Готовый принести в жертву справедливость ради амбиций. – Мунглам схватил меня за рукав, когда я начал спускаться по лестнице. – Именно поэтому я сомневаюсь во всем, что они обещают. Берегитесь их, милорд! – Он сдался и прекратил попытки переубедить меня. – Если я увижу малейший признак предательства, сделаю все, чтобы дуэль состоялась честно. Но еще раз скажу: это глупость, друг мой. Вы сошли с ума, старая дурная кровь опять ударила вам в голову.

Меня это рассмешило.

– Эта дурная кровь не раз выручала нас из беды, друг Мунглам. Иногда я доверяю ей больше, чем любой логике.

Но поднять ему настроение мне не удалось.

Дюжина других человек, включая Брута из Лашмара, умоляли меня проявить осторожность. Но я уже решился сдвинуть с мертвой точки эту патовую ситуацию, положиться на инстинкты и согласиться с тем, что нет ничего неизбежного и все может измениться к лучшему. Я хотел доказать: никакого предопределения или судьбы не существует. Старая кровь вспыхнула и потекла в жилах, запела во мне свою песнь, наполнила все мое существо дикой радостью. Все это было не впервой, как я и сказал Мунгламу. И не в последний раз мне доведется испытать подобное упоение, решил я, если, конечно, не погибну.

Я вновь почувствовал себя живым. И рискнул. Поставил на кон свою жизнь и душу.

Я спустился вниз по лестнице и дал команду поднять ворота. Потребовал, чтобы волчица убралась. Чтобы рыцарь без лица встретил меня в одиночку.

Когда стены Танелорна остались за моей спиной и я ступил с мостков в пустынный мир, волчица исчезла. Казалось, я гляжусь в зеркало. Горящее лицо, сверкающие рубиновые глаза, тонкие, длиной до плеч, белые волосы, которые трепал ветер, дующий в пепельной пустыне… Все это отражалось в шлеме и нагруднике спешившегося рыцаря. Большое преимущество в бою. Я будто собирался сражаться с самим собой!

Руками в латных перчатках рыцарь сжимал серебристый стальной меч с широким лезвием. Мне стало не по себе, когда я увидел это клинок. Раньше рыцарь его мне не показывал.

Меч был зеркальным отражением Буреносца – во всем, кроме цвета. Его полной противоположностью. Я сразу узнал бы колдовские символы, но у серебристого меча не было никаких магических свойств. Я бы их тут же почуял. Меч излучал лишь безжизненность, отрицание.

И никакого чародейства. Либо оно было столь незначительным, что я не смог уловить его. По спине побежал холодок, я насторожился и на миг ослабел. Появилось стойкое ощущение дежавю.

Под серебристым шлемом захихикали. Не так, как раньше, почти шепотом.

– Мы разыгрываем нашу историю много раз, принц Элрик. И иногда нам позволяют изменить ее. Надеюсь, вы поймете, что в некоторых вариантах, в некоторых воплощениях, вы проигрываете. В других погибаете. В третьих вас ждет нечто гораздо худшее, чем смерть.

И снова по спине побежал загадочный холодок.

– Полагаю, на этот раз история пойдет по-другому, милорд.

И сверкающий клинок обрушился на меня.

Я едва успел его отбить. Буреносец взревел, сцепившись с двойником из белой стали. Это был рык ненависти. Или страха? Раньше он звучал не так.

Энергия хлынула из меня. С каждым новым ответным ударом мне становилось все тяжелее поднимать меч. Я вглядывался в серебристый шлем, но не мог рассмотреть внутри даже намека на черты рыцаря.

Меня переполнил ужас. Я рассчитывал, что сила меча подкрепит меня, но теперь Буреносец сам высасывал мою энергию. Кто или что помогает таинственному рыцарю? Почему я не почуял колдовства? Без сомнений, я стал жертвой какой-то сверхъестественной силы.

Рыцарь оказался вовсе не таким уж мастером меча, как я ожидал. Дрался он довольно неуклюже. Однако отбивал все мои удары. И лишь изредка пытался поразить меня. В основном он защищался. И это тоже казалось подозрительным. Если бы я не согласился на поединок, то закончил бы бой здесь и сейчас и вернулся в город.

Я привык к диким песням меча во время боя, но теперь Буреносец лишь слабо вибрировал при ударах. И с каждым мгновением вибрации затихали.

Мунглам оказался прав. Я угодил в ловушку. Оставалось лишь драться.

Рыцарь отбил еще два удара, и я вдруг зашатался, колени задрожали. Я едва мог удержать меч, он превращался в мертвый груз в моих руках. Я был сбит с толку. Чем больше я двигался, тем сильнее уставал. Меня полностью переиграли.

И вновь из-под шлема раздалось хихиканье.

Я использовал все свои трюки. Попытался вызывать на помощь Ариоха, но меня охватила безмерная усталость. Неестественная усталость. Я прибег к чарам, чтобы вернуть контроль над разумом и телом, но ничего не помогло. Тяжелый морок чародейства просто вытекал из меня.

Через несколько минут боя я не удержался на ногах и навзничь рухнул на жесткую белую землю. Я видел, как фигура в доспехах склоняется и забирает Буреносец, и я был в ужасе. Противиться ему я больше не мог. Попытался встать, но и это не удалось. Не многие могут управиться с этим мечом без вредных последствий, но мой противник с легкостью поднял его. Уверенность моя рассыпалась в прах. Я испугался, что схожу с ума.

В глазах помутилось, но я понимал, что фигура в доспехах смотрит на меня и продолжает смеяться.

– Что ж, принц Элрик. Сделка и дуэль свершились, вы можете вернуться в Танелорн. Не бойтесь, городу ничего не грозит. Я получила то, за чем пришла.

Рыцарь впервые поднял забрало. На меня смотрела женщина. Женщина с бледным, сияющим лицом, светлыми волосами и сверкающими черными глазами. Женщина с острыми зубами и горящими, как огонь, губами.

Я сразу же понял, как меня обманули.

– Владычица Миггея, полагаю, – с трудом прошептал я. – Вы дали слово. Слово Закона.

– Вы слушали недостаточно внимательно. Не вступать в бой поклялась волчица. Ваша кровь мудра, – тихо проговорила она, – но она говорит с вашим сердцем, а не с умом. Времена сейчас сложные. Слишком многое поставлено на кон. Порой старые правила больше не соответствуют реальности.

– Вы не сдержите слово? Вы сказали, что оставите город в покое!

– Конечно, сдержу. Позволю ему умереть естественной смертью.

– Что это значит? – я судорожно вдохнул, начиная осознавать всю глупость своего решения. Мунглам оказался прав. Я навлек неописуемые бедствия на себя и на свой мир. И все из-за того, что решил следовать диким «инстинктам», а не логике.

Порой вера приводит к настоящей катастрофе.

– В этом мире не осталось воды. Лишь то, что вы видите. Нечем поливать сады. Нечего пить. – Она улыбнулась, сжимая лезвие Буреносца, которое росло с каждой секундой. – Ничто вас не спасет. Никакая сверхъестественная мощь. Мы не можете вернуться в свой мир. Я затратила массу энергии, чтобы перенести вас сюда и удержать. Мало кто обладает таким же могуществом, как Миггея, служительница Закона. И никто из людей вам не поможет. Постепенно город завянет, и придет конец вам и вашей истории. Но я милосердна. Вы ничего этого не увидите, принц Элрик, потому что будете спать.

В глазах у меня потемнело, остаток сил покинул меня, но я предпринял последнюю попытку подняться.

– Спать?

Ее жуткое безумное лицо приблизилось ко мне. Она вытянула губы и подула мне в глаза.

Я провалился в сонную тьму.

Глава тринадцатаяДочь крадущей сны

Очень смутно я осознавал, что друзья несут меня обратно в город. Двигаться я больше не мог, то и дело улетал в колдовской сон и снова пробуждался, едва замечая окружающее, а порой и вовсе ничего не соображая. Я знал: мои друзья, особенно Мунглам, очень обеспокоены. Пытался проснуться, что-нибудь сказать, но лишь глубже соскальзывал в сновидения.

Я не хотел уходить совсем. Боялся того, что Миггея мне там приготовила. Но лишь одно мне оставалось – уйти в себя. Не в силах ни двигаться, ни говорить, я тем не менее осознавал свое состояние и в конце концов позволил себе постепенно уплыть, опасаясь, что больше никогда не вынырну из бездны своей собственной сложной психики. Я тонул в своих темных снах.

Остатки воли покинули меня. Я начал засыпать. Удаляться от Танелорна. От всех опасностей будущего. Опасностей, с которыми я все равно не смогу справиться без меча. Для чего его теперь используют? Чтобы разрушить Равновесие? Мысли путались. Небытие принесло облегчение.

На пару секунд я потерял сознание, а затем мне начал сниться сон. Я увидел человека в лохмотьях. Он смотрел на свой дом; в руках он держал книгу, а за спиной висела огромная котомка. Я хотел спросить его имя, но слезы застилали его глаза, и он вряд ли смог бы меня увидеть. На малый миг, когда он обернулся, мне показалось, что я увижу собственное лицо; но я ошибся. Мужчина поколебался, но затем пошел обратно в дом, где жена и дети ждали его и радовались, что он их не бросил. Они не замечали, как сильно он расстроен. Таким, как я, сочувствие к простолюдинам кажется отвратительным, но мне вдруг очень захотелось помочь этим несчастным.

Прошло время. И наконец мужчина с котомкой вышел из дома и скрылся из глаз. Я последовал за ним, но когда добрался до вершины холма, он уже исчез. Я увидел широкую долину, где шло несколько битв одновременно. Люди сжигали замки, селения и города. Убивали женщин и детей. Уничтожали все живое, а затем нападали друг на друга и убивали вновь. Единственная дорога вела через долину. Решившись, я начал спускаться вниз.

Но я не успел зайти далеко, как заметил коротышку-горбуна: он спрыгнул со скалы на дорогу прямо передо мной, ухмыльнулся и отвесил замысловатый поклон. Он заговорил, но я его не слышал. Он разозлился и принялся объясняться жестами, но я все равно не мог понять его. Наконец горбун взял меня за руку и завел за скалу. Впереди находилось нечто напоминавшее океан, поднявшийся передо мной стеною. Сквозь него вела дорога, вся в светлых пятнах, как блики солнечного света на воде.

Все это казалось настолько странным, что я почувствовал себя почти больным. Горбун-коротышка продолжал вести меня, мы вступили на пятнистую дорогу и зашагали вверх, словно по крутому склону. В ноздри ударил сильный запах озона. Затем дорога выровнялась и превратилась в серебристый лунный луч, вплетенный в мудреную решетку таких же лучей: они тропами расходились в разные миры.

Проводник мой исчез. Я встревожился. И в тот же самый момент понял, что мне лучше. Так хорошо я себя раньше не чувствовал. Обычно я испытывал боль – или ослабление боли, но тело мое никогда не было столь здоровым. Всю жизнь мне приходилось преодолевать слабость, физическую или моральную. Теперь же я чувствовал себя свежим и бодрым, расслабленным и отдохнувшим.

Конечно, я понимал, что в реальности у меня вообще нет физического тела, лишь душа, что блуждает во сне по мистическим мирам.

Противоречивые чувства ничуть не облегчали мое состояние. Я сомневался: не часть ли это той ловушки, куда меня заманила Миггея? Не понимал, какой путь выбрать. Я смотрел вверх и видел обширную разветвленную сеть, миллионы дорог, каждая как луч света, и по каждой кто-нибудь шагал. Я знал, что в мультивселенной не существует вакуума, что все миры, даже те, что кажутся пустыми, населены. Пути я воспринимал как ветви огромного серебристого дерева, укоренившегося в моем мозгу. Я помнил, что именно так выглядит фундаментальная структура мультивселенной. И, несмотря на недавний опыт, решил снова положиться на интуицию и отправиться по тонкой веточке, что отходила от толстого сука.

Вступил на бледную дорогу и зашагал. Идти было приятно. Очень быстро я оставил позади с полдюжины ветвей, приближаясь к избранной тропе.

Но скоро я заметил, что ветви переплетаются между собой гораздо сложнее, чем мне представлялось в начале. Я едва не застрял в клубке мелких побегов, перегородивших путь; оказалось, что избавиться от них не так уж просто. Тело мое снова стало легким, таким невесомым, что можно было не опасаться сломать ветку. Более того, двигаясь вперед, я заметил и другие маленькие фигурки; они перемещались по другим ветвям.

Постепенно я нашел способ пробраться сквозь заросли, не потревожив их. Мне почему-то стало казаться, что где-то там есть другое существо, намного больше меня, может, даже другая версия меня самого, которая старается двигаться осторожно, чтобы нечаянно не столкнуть меня с ветки.

В какой-то момент я остановился. Оказалось, на мне теперь не обычная одежда, а мелнибонийские боевые доспехи. Не узорчатые парадные латы, а эффективная защита против клинков, так нужная в бою. Доспехи тоже ничего не весили, как и мое тело. Я предположил, что, возможно, уже умер и стал блуждающим привидением. Если я задержусь здесь надолго, то постепенно потеряю форму и сольюсь с атмосферой, и живые будут вдыхать мой прах.

В конце концов я заблудился и начал бродить по узким кривым веткам. Решил, что нужно как можно скорее добраться до последней веточки на дальней стороне древа мультивселенной. Я почти отчаялся, но вдруг заметил, что тропа ведет меня в тоннель, сплетенный из тонких, словно ивовых, ветвей. По другую сторону тоннеля виднелся странного вида дом со старой соломенной крышей. Кирпичи, из которых он сложен, были позаимствованы из разных времен и миров. Окна разных форм и размеров, узкая высокая дверь, закрученные печные трубы. С крыши над маленьким балконом свисали корзины с цветами и птичья клетка.

Под клеткой сидела, высунув язык, белая с черными пятнами овчарка, будто только что вернувшаяся с пастбища.

Эта милая пасторальная сцена меня отчего-то насторожила. Я привык к ловушкам и обманкам. Мои враги с удовольствием давали обещания, которые даже не собирались сдерживать, словно только сейчас осознали силу лжи. Если все здесь ложь, то весьма искусная. Все выглядело идеальным, включая дым из печной трубы, запах свежего хлеба и звон посуды в доме.

Я оглянулся. Все казалось крохотным по сравнению с мультивселенной, лежащей у меня за спиной. Великая сеть, наполненная бесчисленным количеством измерений, простирала свои ветви в бесконечность. Свет ее озарял и маленький домик, что стоял прямо на краю этой пропасти, а позади него темнел лес. Я попытался двинуться вперед, но, к своему удивлению, не смог. Доспехи вдруг потяжелели. А в тело, все такое же крепкое, вернулась усталость. В тот самый миг я вновь обрел вещественность и вес!

Я открыл ворота, протащился по мощеной дорожке и постучал в дверь. Вспомнил, что нужно снять шлем. Угловатый узорчатый доспех странно было держать под мышкой.

– Входите, принц Элрик, – послышался радостный юный голос. – Похоже, вашей интуиции все-таки можно доверять.

– Иногда можно, госпожа.

Я прошел сквозь узкую дверь и оказался в комнате с низким потолком, белеными стенами и черными балками. На полу лежал роскошный ковер, стены украшали гобелены – настоящие шедевры, где были показаны разные сцены из жизни. Такое богатство совсем не соответствовало домашней атмосфере.

Из соседней комнаты, где, должно быть, располагалась кухня, вышла девушка. Она отряхнула руки от муки, и та серебристым дождем осыпалась на густой темно-бордовый ковер. Девушка сморщила носик, чихнула и, извинившись, сказала:

– Я ждала вас, кажется, целую вечность, милорд.

Я не мог вымолвить ни слова. Она была из наших. Невероятная красавица: нос с горбинкой, миндалевидные глаза, аккуратные острые ушки. Глаза красные, как свежая клубника, кожа цвета слоновой кости. Длинные белые волосы спадали мягкими волнами на плечи. На ней были простая рубаха и штаны, а поверх надет грубый льняной фартук. Девушка рассмеялась.

– Вижу, мой друг Джермейс направил вас по верному пути.

– А кто он, этот коротышка?

– Может быть, вы с ним еще встретитесь.

– Может быть.

– Все мы встречаемся. Чаще всего, когда наши истории начинают меняться. Иногда судьба человека изменяется очень сильно. И рождается новая история. Новый миф, который вплетается в старый. Новый сон.

– Мне все это снится. И вы снитесь. И разговор этот тоже снится. Значит ли, что я сошел с ума? Неужели чары, усыпившие меня, захватили и мозг?

– В каком-то смысле мы все друг другу снимся, принц Элрик. Наши сны и наши ожидания от них и сделали нас такими разными и такими непохожими на других.

Даже жесты девушки казались мне знакомыми.

– Не окажете ли вы мне честь, госпожа, назвав свое имя?

– Крадущие сны и оборотни, среди которых я росла, называют меня сестрой Белой Зайчихой. Но моя мать звала меня Уной, по обычаю своего народа.

– А ее звали Оуне?

– Оуне, крадущая сны. А я Уна, дочь крадущей. Когда-нибудь в будущем, без сомнения, появится и Уне.

– Дочь Оуне? – помедлил я. – То есть… и моя дочь?

Она радостно засмеялась и подошла ко мне.

– Полагаю, именно так.

– Я даже не знал, что так… вышло.

– Замечательно вышло, отец, уверяю вас.

Отец! Слово не хуже цунами. Взрыв чувств сильнее, чем удар меча. Мне хотелось отразить его, произнести что-нибудь такое, что доказало бы: все это мне снится. Отменить это. Но глаза меня не обманывали.

Весь ее облик доказывал: она – наша с Оуне дочь. Моя любовь к Оуне длилась недолго. Мы вместе искали Крепость Жемчужины. Но как только я вспомнил об этом, меня сразу осенило. Сплошной обман!

– Прошло мало времени, – сказал я. – Вы слишком взрослая, чтобы быть моей дочерью.

– Вероятно, в вашем мире, милорд, но не в этом. Время – не дорога, а океан. Кажется, вы с мамой подружились именно здесь.

Ее ироничность мне понравилась.

– А ваша матушка… – начал было я.

– Она больше не интересуется этими мирами, хотя изредка бывает в Конце времен, насколько я понимаю.

– Она родила вас здесь?

– Нас, близнецов.

– Близнецов?

– Так она сказала мне.

– А другой ребенок умер?

– Когда мы родились, он не умер. Кое-что случилось, но мама не смогла объяснить, что. Нас просто разлучили. Он исчез. Исчез. По словам моей мамы. Больше я ничего не знаю.

– Похоже, его судьба вас не особенно волнует.

– Я смирилась, милорд. До недавних пор я думала, что вы нашли второго ребенка и вырастили его, как своего собственного, но теперь я, разумеется, понимаю, что это не так.

Она резко развернулась и скрылась на кухне. Запах пирога с зеленикой накрыл меня с головой. Я давно позабыл о простых радостях человеческой жизни.

Поскольку это был сон, мне не показалось странным, что меня пригласили сесть за кухонный стол и воздать должное хорошей еде, угостили свежим хлебом с только что сбитым маслом и миской чандры, приправленной рыбным соусом. А если на десерт предложат съесть кусок пирога и выкурить трубку гласа, так будет совсем хорошо.

Несмотря на все уловки Закона, я ни разу не заподозрил девушку в обмане. Ее домишко казался настоящим убежищем. Хоть это и невозможно, но я знал, что в ней течет моя кровь. Будь она лгуньей, оборотнем Хаоса, я бы сразу догадался.

И все же внутренний голос напоминал, что я не почуял чародейства и в тот раз, когда Закон успешно победил меня и подверг нынешним испытаниям. Неужели я утратил силу? И только сейчас это понял? Неужели это очередной обман ради того, чтобы украсть то, что осталось от моей души?

По натуре своей я не слишком осторожен. Осторожность ничего не дает. Здесь, в необычном домишке посреди серебристой сети лунных дорог, мне было из чего выбирать.

– Значит, вы понятия не имеете, что стало с вашей сестрой?

– Сестрой? – она улыбнулась. – Нет, дорогой мой отец. Сестры у меня не было. Я потеряла брата.

– Брата? – что-то в душе дрогнуло, но что-то возликовало. – У меня был сын?

– Может быть, и хорошо, что вы о нем не знали, милорд. Подозреваю, вы бы сейчас огорчились, если б узнали, что он погиб.

О том, что у меня был сын, я узнал всего пару секунд назад. Это меня потрясло. Потребуется еще какое-то время, чтобы начать горевать!

Я удивленно глядел на свою дочь. Меня обуревали сложные, но в то же время понятные чувства.

Повинуясь импульсу, который вызвал бы шок и отвращение у любого мелнибонийца, я шагнул вперед и обнял ее. В ответ она тоже несколько неловко обняла меня, словно и сама не привыкла к такому. Но казалась довольной.

– Значит, вы – крадущая сны, – сказал я.

Она яростно замотала головой. На лице ее отразилось не меньше дюжины разных чувств.

– Нет. Я – дочь крадущей сны. Я переняла ее способности, но не ремесло. Если честно, отец, я разрываюсь на части. Что-то во мне восстает против маминого ремесла.

– Ваша мама очень помогла мне, когда мы вместе искали Крепость Жемчужины.

Я и сам очень хорошо понимал, что такое нравственные и эмоциональные терзания.

– Она рассказывала об этом путешествии. С большой теплотой говорила о вас, что весьма необычно, учитывая, сколько любовников было у нее во всех столетиях и мирах. Видимо, вы единственный, от кого у нее были дети.

– Уж не знаю, от великой любви или от великого разочарования.

– Она никогда не говорила о вас плохо. Наоборот. Всегда вспоминала с радостью. Говорила, вы – великий воин. Отважный и благородный рыцарь. Считала, что из вас получился бы самый искусный крадущий сны. Видимо, сама грезила об этом. Как вы думаете, отец, какие сны снятся крадущим?

– Вероятно, о ночи без снов, – отозвался я. Все никак не мог прийти в себя от известия, что у меня есть ребенок. Дочь. Поразительно красивая, умная, и к тому же не простушка, насколько я мог оценить. Дочь, которая привела меня сюда, к своему очагу на самом краю времен. Туда, где она родилась, так она сказала мне, пока мы обедали.

Лес, растущий за домом, пугал меня, но Уна заверила, что он полон добрых чудес. У нее было идеальное детство. И лес, и дом были защищены от ненасытности Закона и Хаоса так же, как и Танелорн.

Одиночества здесь не ощущалось. Многие друзья ее матери путешествовали между мирами и больше всего любили рассказывать разные истории, вечерами сидя у камина. В пятнадцать лет Уна впервые отправилась в те миры, где ее мать хотела обосноваться, когда отойдет от дел, но ей там не понравилось. Она решила найти свое собственное призвание.

Начала блуждать по бесконечному множеству миров мультивселенной и разным временам. Чтобы не бродить бесцельно, она решила разузнать, жив ли ее брат, но единственный альбинос, о ком ей рассказали, был ее отец, Элрик из Мелнибонэ, – его все боялись и ненавидели.

Знакомиться с ним ей не слишком хотелось.

Но вскоре она обнаружила и других. Вроде как родичей, которых все еще пыталась найти. Уна надеялась, что они помогут ей отыскать брата.

Девушка верила, что он поселился в мире, очень похожем на те, что нравились ее матери. И не просто поселился, а влился в местную культуру, женился и произвел на свет потомство.

В этот миг я почувствовал себя старым. Все никак не мог принять, что в разных мирах время течет по-разному, и мне, человеку сравнительно молодому, трудно было осознать себя патриархом, стоящим во главе нескольких поколений. Давила сама мысль о такой ответственности.

Кроме того, я вновь насторожился: не является ли все это частью сложного обмана, придуманного Законом? Частью великого замысла поистине космических масштабов, в котором я играю второстепенную роль? Я вновь начал ощущать себя пешкой в шахматной партии, которую боги разыграли просто от скуки.

От этих мыслей во мне разгорелась тихая ярость. Если все действительно так, то я уж постараюсь разрушить их замысел.

– Я позвала вас сюда, отец, не просто из любопытства, а по необходимости. Я узнала, как вас обманули. И почему… – Она, похоже, почувствовала мое настроение. – Миггея и ее подручные угрожают Танелорну и еще нескольким мирам, в том числе и тому, что населяют ваши потомки.

– Раса, похожая на мелнибонийцев?

– Похожая на их последнего императора, по крайней мере. Они сражаются с теми же силами, что и мы с вами, милорд. Они наши естественные союзники. И есть кое-кто еще, кто поможет нам одолеть Закон.

– Госпожа, – сказал я, как велят приличия, – вы же осознаете, что вне пределов этого мира у меня нет физического тела. Я лишь тень. Привидение. Вне вашего дома я всего лишь дух. Меня можно считать покойником. Я бы не смог удержать даже чашку в руке, если бы вы или этот мир не придали мне вещественной формы. Мое тело погружено в глубокий беспробудный сон в обреченном Танелорне. А Миггея, герцогиня Закона, теперь владеет Черным мечом и может сделать с ним все, что ей заблагорассудится. Я побежден, госпожа. Потерпел неудачу во всех своих начинаниях. Я сон внутри сна. И все это не более чем сон. Бесполезные, бессмысленные грезы.

– Знаете, – она собирала тарелки со стола, – сон одного человека может быть реальностью другого.

– Это банальность.

– Это истина, – ответила она. Развязала фартук, повесила его на гвоздь, и на нее снизошло какое-то уверенное спокойствие. – Вы рады видеть меня, отец?

Ее смешливые и испытующие глаза смотрели на меня в упор.

Я улыбнулся.

– Полагаю, что рад. Хотя ни один мелнибониец из королевского рода в этом не признается.

– Что ж, – сказала она, – а я рада, что я не мелнибонийка из королевского рода.

– Я последний из них. Насколько мне известно.

– Да, похоже, что так. Мелнибонэ пал, но кровь не исчезла. Древняя кровь. Древняя память.

– Простите меня, если покажусь грубым, но вы, леди Уна, сказали, что позвали меня сюда по какому-то срочному делу? – спросил я. Так и не смог заставить себя обращаться к ней без всяких церемоний.

– Благодаря моим способностям я могу помочь вам, отец, – ответила она. – Помочь вернуть меч и, возможно, даже отомстить той, что украла его у вас.

И снова я начал искать, в чем подвох, но моя дочь полностью убедила меня.

Я понимал, что все это могло привидеться мне под действием чар, наложенных Законом. Но другого выхода просто не было. Либо довериться ей, либо покоиться на постели в Танелорне, не имея возможности вернуть меч и отомстить той, что его украла.

– Вы знаете будущее? – спросил я.

Она ответила очень тихо:

– И не одно.

Уна объяснила: мультивселенная состоит из миллионов миров, и каждый из них – тень нашего. В каждом из них определенные люди вечно борются за справедливость. Одни на стороне Закона. Другие на стороне Хаоса. Иногда на стороне Равновесия. Большинство людей даже не подозревают, что другие их версии тоже борются. История каждой жизни немного отличается. И изредка в них происходят по-настоящему серьезные изменения. Иногда силы разных воплощений одного и того же человека могут сливаться. Именно этого мы и хотели достичь с помощью невероятной стратегии моей дочери.

Она верила: в одном теле могут обитать два аватара, а возможно, и больше, если они состоят в родстве. Мне нужны физическое тело и реальный меч. Уна считала, что нашла и то и другое. Она рассказала мне о фон Беке, о его клинке и о том, как он противостоит коррумпированным властям. Она сказала, что наши судьбы и миры сплетаются в особом узоре космического масштаба. Мы с фон Беком – аватары одного и того же существа. Я могу помочь ему, а он – мне, одолжив на время свое тело и свой меч.

Я сказал, что должен подумать.

В домишке Уны на границе времени, в мире, что зовется Миттельмарх, я отдыхал без всяких снов – вероятно, потому, что и так жил во сне. Все это время моя дочь раскрывала мне секреты крадущих сны. Объяснила, как путешествовать между мирами – которые мы считали сверхъестественными, а их жители считают совершенно обыденными. Уна хранила библиотеку матери и познакомила меня с древними легендами, современными научными идеями, теориями философов, и везде говорилось, что сны – это отблески других времен и мест. Некоторые соглашались с Уной, утверждая, что миры наших снов имеют физическую основу и их не так просто изменить. Что у каждого из нас есть множество версий, и они живут в миллионах альтернативных миров. Что каким-то образом все наши действия взаимосвязаны настолько, что невозможно даже вообразить таких масштабов; они образуют упорядоченный узор, и мы можем укрепить его или ослабить в зависимости от наших амбиций и того, чему мы преданы.

Как-то утром я просматривал альбом с акварелями предка Уны и спросил дочь, действительно ли она верит в то, что мы снимся друг другу.

Существуем ли мы исключительно по собственной воле? Смогли ли мы воплотить себя и свои миры в реальности по желанию, что могущественнее и сильнее нашей физической вселенной? Возможно ли, что мы сами создали вселенную или даже мультивселенную? Может быть, смертные сами посадили и взрастили великое древо, которое им больше не подвластно?

И если так, значит ли это, что мы сами сотворили богов, Космическое Равновесие и элементалей? Я не мог в это поверить. Ибо это означало бы, что мы собственными руками сковали свои цепи, а также создали и пути к своему спасению! Что боги – просто символ наших сил, слабостей и желаний!

Я поделился своими размышлениями с дочерью, но она не придала им значения. Слишком часто она слышала подобные речи. В этом мало смысла, считала она. Мы здесь. Какой бы ни была причина, мы уже существуем и должны сделать все, что в наших силах. Уна напомнила, зачем привела меня сюда.

– Когда вы станете свободным, – сказала она, – то сможете делать все, что могли и раньше. В Му-Урии вы не будете отрезаны от ваших союзников-элементалей. Фон Бек хранит одно из воплощений Буреносца. Он – ваш единственный шанс вернуть ваш собственный меч. С помощью фон Бека вы сможете снова завладеть им и спасти Танелорн. Я помогу вам всем, чем смогу, но мои силы ограничены. Я унаследовала мамины способности, но не ее характер.

На следующее утро я стоял рядом, когда она запирала дверь и давала последние указания псу и птице, а те слушали ее, словно все понимая.

– Пора. – Она посмотрела на меня, как будто мы собрались на семейную прогулку. – Мы пойдем по лунным дорогам, они приведут нас в самое сердце мультивселенной. К Серым Пределам. А затем в Му-Урию, дорогой отец, к вашей дальнейшей судьбе.

Серые Пределы… Я не смогу даже описать, что это за место, хотя многие считают их источником всего в мире, материей, из которой состоит мультивселенная, туманностью, где кусочки материи сплетаются в загадочных узорах, постоянно искривляясь и пульсируя, свиваясь и развиваясь, создавая новые миры и расщепляя их. Но, что невероятней всего, там живут безумные искатели приключений, они не служат ни Закону, ни Хаосу, а лишь своим собственным неординарным убеждениям. Существа вполне дружелюбные, невероятно умные, способные отправиться в любую точку мультивселенной на своих «чешуйчатых кораблях», но заключенные в теле и разуме. По возможности мы старались избегать владык и владычиц Великого Хаоса. Даже они осознавали, что нам всем угрожает беда. Потому что Закон обезумел.

Инженеры Хаоса переправили нас сквозь умопомрачительные Серые Пределы в ужасный мир, захваченный нацистами. Там я почти постоянно был рядом с фон Беком, хотя тот редко замечал меня. Я стал для него ангелом-хранителем – жизнь его была очень важна для меня. Следуя наставлениям Уны, я смог помочь моему двойнику фон Беку в лагере, а затем и в пещерах Му-Урии, где понял: моя дочь говорила истинную правду. И мне удалось с ним слиться.

Силы мои были невелики до того, как я слился с ним. Но с его помощью я полностью восстановился. Мы превратились в нечто большее, чем просто сумма нас двоих. Объединившись, мы стали сильнее, хотя нам нелегко далось это слияние и его сохранение.

Я не раз пытался слиться с ним, но то он отвергал меня, то момент был неподходящий. Дважды мне почти удавалось достичь результата, но я снова его терял. И лишь когда он понял, что нуждается во мне, и стал готов принять мое предложение, я вошел в его тело так, как научила меня Уна, и в тот же миг мы стали единым существом. Мы слились, его характер и способности смешались с моими. Теперь я мог воспользоваться мудростью фон Бека и его искусством фехтовальщика.

Именно так мне удалось вернуться в Танелорн. Это был единственный способ снять наложенные на меня чары.

Времени осталось очень мало. И хотя вернулись мы довольно быстро, владычица Миггея и ее рыцари могли уже покинуть этот мир и отправиться в Му-Урию, чтобы с помощью Буреносца захватить ее.

Брут дал нам лучших лошадей. Мы с Мунгламом выехали из Танелорна на суровую пепельную равнину, где стражи из песчаника постоянно напоминали, что мы смертны. По совету Уны и по собственному побуждению я решился совершить невозможное, и мы отправились охотиться.

Охотиться на богиню.

Глава четырнадцатаяИ снова вероломство

Жуткий холод охватил этот мир. Ничего живого не осталось. Когда ветер ворошил пепел или сметал его со скал, казалось, что идет снег, в пейзаже наблюдалось полное отсутствие жизни.

Но Миггея устроила здесь не простую пустыню. Это все, что осталось от мира, уничтоженного Законом. Пустошь. Ни ястребов в бледно-голубом небе. Ни животных. Ни насекомых. Ни рептилий. Ни воды. Ни мха. Ни каких-нибудь растений. Лишь высокие пики кристаллизованного пепла и странные фигуры, созданные ветром из осыпающегося песчаника, похожие скорее на могильные камни.

Ледяная рука Закона коснулась всего. Ему удалось добиться полнейшего опустошения. Аккуратность смерти. Человечество рано или поздно получит тот же результат, если будет пытаться все контролировать.

Мунглам потребовал, чтобы я взял его с собой, и я не отказал. Мне требовалась компания, что для меня довольно необычно. Дружбу Мунглама я ценил весьма высоко. Он чувствовал, когда я впадал в дурное настроение или начинал жалеть самого себя, и тогда изрекал что-нибудь язвительное, дабы напомнить мне о моей глупости. Кроме того, он отлично владел мечом, дрался и с колдунами, и с воинами – в любом бою хорошо иметь на своей стороне такого стойкого бойца.

Пока мы ехали, я попытался объяснить моему товарищу, который сейчас чувствовал ко мне некоторое отвращение, что теперь во мне два человека, две совершенно разные личности одной крови, запертые в одном почти идентичном теле. Что именно так мне удалось разрушить чары владычицы Миггеи – войдя в мир сновидений и обнаружив альтернативную версию самого себя.

От всего этого моему другу было не по себе.

– Два человека воюют в вас? – вздрогнул он. – Если бы вы соединились физически, скажем, головами, это одно. Но вы соединились разумом! Это же постоянный конфликт…

– Мы не конфликтуем, – объяснил я. – Мы едины. Скажем, драматург придумал героя, и этот герой живет в нем без всяких проблем. Вот так же с фон Беком и со мной. В мирах, которые больше знакомы ему, доминирует он, но здесь командую я, поскольку лучше понимаю этот мир. Нас объединяют и воспоминания, от рождения до нынешнего момента. И поверь мне, друг мой, сам с собой я конфликтую намного больше, чем с фон Беком!

– Вот уж в это поверить несложно, милорд, – отозвался Мунглам, рассматривая подслеповатыми глазами каменный лес.

Без воды мы далеко уехать не могли. С собой мы взяли большие фляги, и их хватило бы нам на несколько дней, но мы не знали, ушли ли наши враги или все еще здесь. Теперь, когда владычица Миггея заполучила меч, она, вне всяких сомнений, собиралась использовать его в дальнейших завоеваниях. Мы могли лишь пойти по еле заметным следам ее армии, которые, как мы надеялись, приведут нас туда, куда она направилась с моим мечом.

Небо напоминало голубоватую выцветшую яичную скорлупу. Мы двигались вперед без всяких ориентиров, пытаясь запомнить форму скал, мимо которых проезжали, чтобы узнать их на обратном пути.

Меньше чем через день мы начали спуск в широкую неглубокую долину, что простиралась на несколько миль вокруг. На полпути вниз, когда мы обходили скопление массивных выветренных валунов, вдали показалось необычное строение – дело рук явно разумных существ, но от него за версту несло безумием и жестокостью.

Сухой ветер шелестел в стенах дворца, выложенного из костей. На некоторых из них еще оставались клочья плоти. Конские кости. Человечьи. Судя по всему, это были останки рыцарей Закона, что недавно угрожали нам. Тех, что с грохотом и шумом промчались по пустыне, преследуя белого зайчишку. Их серебристые доспехи были разбросаны повсюду – тысячи нагрудников, шлемов, наголенников и рукавиц. Копья и мечи наполовину засыпало пеплом. Миггея ждала жертвы от своих верных последователей – и дождалась.

Но против кого она строила эту крепость?

Да и крепость ли это? Или, может, тюрьма?

Когда мы подъехали ближе, ветер начал дуть сильнее, проходя сквозь кости, сложенные в стены, и мир вдруг наполнился отчаянным горестным воем. Мы придержали коней и двигались очень осторожно, выглядывая волков на окружающих холмах. Но никого не заметили.

Мы подъехали к костяной крепости совсем близко. Купола, сторожевые башни, опоры – все было сложено из мертвых тел людей и лошадей, клочья плоти, кожи и ткани развевались, словно знамена, на жестоком ветру. Жуткий вой продолжался. В нем изливалась скорбь всех миров мультивселенной. Вся безысходность. Все отчаяние. Все уязвленные амбиции.

Кости были уложены плотно, и мы не могли заглянуть внутрь. Но заметили, что внутри крепости что-то шевелится. Одинокая фигура. А может, нам просто показалось.

– Воют внутри, милорд. – Мунглам склонил голову набок. – В глубине этого костяного дома. Прислушайтесь.

Он мог гораздо лучше определять источник звука, хотя мой слух и был острее. Так что не было причин не верить ему.

То, что завывало внутри, либо защищало костяную крепость, либо угодило в ловушку.

Неужели Миггея все еще здесь и в теле волчицы? Это объяснило бы и вой, и разочарование. Но что могло нарушить ее планы?

Мы вновь заметили движение внутри, словно кто-то метался по крепости взад и вперед. Подъехали еще ближе, и огромная конструкция теперь нависала над нами. Запах мы тоже учуяли. Сладковатый, приторный, ужасный – так смердела гниющая плоть.

Подъехав к главному входу, мы замешкались. Никто не торопился встретиться с тем, что находилось внутри.

Как только мы решились и спешились, из-за костяной опоры вышел человек. Цветастые тряпки болтались на нем. В обеих руках он держал по клинку. Широкие мечи с лезвиями в форме листа. Один – цвета старой слоновой кости, с черными рунами по всему лезвию. Другой – Буреносец: пульсирующая черная сталь и алые руны.

Их нес князь Гейнор из Миренбурга. Поверх рваной эсэсовской формы он надел зеркальный нагрудник.

Гейнор радостно хохотал.

Пока я не выхватил свой Равенбранд.

Он выдохнул, зашипев сквозь зубы. Огляделся, словно искал союзников или врагов, затем вновь посмотрел на меня. Выдавил из себя ухмылку.

– А я и не знал, что существует третий меч, – сказал он. По взгляду его я понял: он снова что-то прикидывает.

– Третьего меча нет, – ответил я. – Да и второго тоже. А ты лицемерный тип, кузен. Существует лишь один меч. И ты его украл. У своей хозяйки, ведь так?

Он взглянул на свои руки.

– У меня вроде два клинка, кузен.

– Один, как ты сам знаешь, «фарун» – фальшивка, ее выковали, чтобы притянуть и впитать в себя свойства оригинала. Он крадет души не только людей, но и мечей. Что-то вроде зеркала – впитывает суть тех вещей, что в нем отражаются. Не сомневаюсь, что для тебя его создала Миггея. Только аристократ из Высших Миров мог выковать такую вещь. Как же глупо, что я не предвидел столь сложного чародейства. Так вот как вы двое обманули Элрика. Отобрали мои силы, затем силы меча, а после и сам меч. Я нарекаю второй меч «Обманкой» и требую, чтобы ты вернул украденное. Ты победил меня обманом, кузен, словами и иллюзиями.

– Ты всегда отличался горячностью, кузен. Я рассчитывал на то, что ты не сможешь отказаться от вызова.

– Больше такой глупости не совершу, – пообещал я.

– Мы еще поглядим, кузен, поглядим. – Он рассматривал Равенбранд, затем перевел взгляд на Буреносец, словно прикидывая, что случится, если два клинка встретятся в бою. – Так ты говоришь, что существует лишь один меч, и все же…

– Лишь один, – подтвердил я.

Он понял, к чему я клоню. Он не учился так, как я, и не обладал моими способностями и знаниями, но познания его учителей превосходили всю мою премудрость. И все же он был впечатлен. Смотрел почти с восхищением на лице.

– Мощное чародейство, – сказал он. – И умная стратегия. Ты ведь не ожидал помощи?

– Как скажешь, кузен.

Мне не хотелось пускать в ход клинок. Я понятия не имел, чем это может закончиться. Ощущал вокруг себя необычное сверхъестественное движение, невидимое, но проявляющееся. Неминуемость чародейства. В такой ситуации понимаешь: ты лишь пешка в игре Владык Высших Миров (по мнению некоторых, они являются нами же в самом могущественном и безумном состоянии). Я взял себя в руки. Медленно, опираясь на привычки фон Бека и Элрика из Мелнибонэ, я распростер свой разум во все сверхъестественные миры, которых мог коснуться, и ощутил неожиданное присутствие друзей и могущественных врагов.

Ответ Гейнора потонул в громком горестном вое, доносящемся из костяной крепости. Он удовлетворенно рассмеялся.

– Богиня несчастна, – торжествующе произнес он. – Старая, печальная волчица. Заложница своих собственных сил. Что за ирония!

– Это ты с ней сделал?

– Я все организовал, кузен. Даже я не могу контролировать Герцогиню Расстояний и обитательницу Высших Миров. – Он помолчал и скромно добавил: – Я лишь помог. Немного.

– Помог с чем? Кому?

– Ее старому врагу. Герцогу Ариоху, служителю Хаоса.

– Ты же служишь Закону! Ариох – мой покровитель!

– Иногда подобные союзники весьма удобны, – пожал он плечами. – Герцог Ариох вполне разумный тип для Владыки Ада. Как только стало ясно, что моя покровительница окончательно обезумела, я заключил сделку с Хозяином Энтропии и пообещал, что доставлю ее прямо ему в руки. Так и сделаю, как только представится возможность с ним встретиться. Обмануть ее, принц Элрик, оказалось еще проще, чем тебя. Бедняжка окончательно впала в маразм. Совсем не соображает. Славы своему делу она не принесет. Лишь поражение. Пришлось спасать доброе имя Закона. Пора уже отпустить ее на заслуженный отдых. И последователи ей больше не нужны. Так что они стали ее обителью. Она думала, что отправляется на остров Морн…

– Похоже, ей тут не слишком нравится, – рассудил Мунглам. – Ведет себя так, словно вы держите ее в тюрьме.

– Ради ее же блага, – отозвался Гейнор. – Она опасна и для себя самой, и для остальных.

– До чего ж у тебя благородные цели, – съязвил я. – А под шумок ты украл у нее меч, за который она сражалась со мной.

– План был мой, так что и меч мой, – отрезал он. – Ей принадлежали лишь чары.

Держа Белый меч за рукоять, он сорвал с себя обрывки разноцветных лент, словно больше в них не нуждался.

– У нее слишком уж нереалистичные амбиции. А я самый большой реалист. И вскоре я заполучу все, что хотел. Все древние мистические реликвии наших предков. Все артефакты силы. Все легендарные сокровища нашего народа. Все, что гарантирует нам победу и безопасность на протяжении следующей тысячи лет. Время герра Гитлера скоро подойдет к концу. О нем будут помнить лишь как о порочном рыцаре, моем предшественнике.

Он бросил на меня бешеный проницательный взгляд, словно я единственный мог понять его рассуждения и логику его амбиций.

– Я стану новым Парцифалем. Истинным фюрером. Ибо у меня будут меч и чаша, и я докажу, что достоин править. Весь христианский мир, от востока до запада, встанет под мои знамена. Ариох обещал мне. И никто не сможет противостоять, ибо моя власть и светская, и духовная.

Я стану истинным отцом тевтонских народов, очищу мир во имя священной дисциплины. И наступит Золотой Век. Век Великого Рейха.

Подобная чушь мне была не в новинку. Я слышал ее сотни раз за прошедшие годы, еще до того, как Гитлер стал канцлером, и, уж конечно, после. Несмотря на всю свою напыщенность, играл Гейнор как новичок. Такие игры разворачиваются очень быстро, переставляешь ли ты фигуры на шахматной доске или отвечаешь за судьбы мира, продуманности в их стратегии не наблюдается. Поэтому предугадать следующий ход или продумать логическую контратаку обычно сложно. Такие игроки загоняют себя в ловушку и неизбежно проигрывают. Гораздо больше меня интересовало то, что он сказал раньше.

– Как ты заключил сделку с моим покровителем, Ариохом Хаоса? – спросил я.

– Миггея утратила доверие и стала бесполезной для моего замысла. Целую вечность Ариох мечтал отомстить ей, своему давнему врагу. Я нашел его и предложил помочь. Осуществить свой план он мог лишь с помощью человека. Ариох с радостью согласился и поймал ее в ловушку. Выбраться отсюда она не сможет – не осталось никого, кто пришел бы к ней на помощь. Если ты попытаешься освободить ее, то потеряешь доверие своего демона-покровителя и нарушишь его волю, – он заговорил громче и радостней, чтобы узница услышала его.

Воздух снова наполнился жутким воем.

В ярости я поднял Черный меч и пришпорил лошадь.

Гейнор снова засмеялся. Не отступил ни на шаг, когда я подъехал к нему.

– Забыл еще кое о чем упомянуть, кузен. – Он скрестил перед собой мечи, словно защищаясь от меня. – Я больше тебе не снюсь.

Соприкоснувшись, клинки запульсировали странным желто-черным слепящим светом, мешая мне видеть Гейнора. Я прикрыл глаза рукой, держа меч наготове. Но кузен превратился в быструю тень, ускользающую от меня во вспышках света. Он пробежал между двух скал и исчез.

Волчица все продолжала выть, а я бросился вдогонку, огибая огромную костяную крепость, и почти догнал его. И вновь два меча скрестились, выдав новые вспышки.

Ослепленный вспышками и оглушенный воем, я опять потерял Гейнора из виду. Мунглам что-то прокричал. Я оглянулся и не увидел друга. Тени замелькали передо мной, двигаясь взад и вперед.

Конь поднялся на дыбы, попятился и заржал. Я попытался успокоить его, но едва не потерял повод. Конь тревожился, переступал с ноги на ногу и фыркал.

Яркая серебристая вспышка застила взгляд, разлился мягкий, всепоглощающий, дурманящий свет. Неожиданно все затихло.

Я понял, что Гейнор исчез.

Через мгновение волчица вновь завыла.

Мунглам посоветовал мне призвать Ариоха.

– По крайней мере, это позволит нам броситься в погоню за Гейнором. Ариох может появиться здесь и исчезнуть, когда ему вздумается. Миггея больше не в силах противостоять ему.

Я напомнил, что, когда призываешь Ариоха, демон ждет кровавой жертвы, а Мунглам – единственный смертный в округе, так что лучше бы ему придумать другой план нашего спасения.

Чем оставаться здесь и слушать вой Миггеи, я предложил вернуться в Танелорн и посоветоваться с жителями города. Если уж кровавой жертвы не избежать, можно хотя бы убить беглого защитника ведьм и обрести популярность среди большинства.

Мы повернули лошадей назад, надеясь добраться до города до наступления темноты.

Когда же спустилась ночь, мы заблудились. Как мы и опасались, отличить каменные столбы друг от друга оказалось очень трудно. Ветер постоянно изменял их форму.

Спустя несколько часов, ориентируясь по звездам, мы с облегчением услышали, как кто-то зовет нас. Я сразу узнал этот голос. Голос моей дочери. Уна нашла нас! Я поздравил себя с тем, как умны мои родственники.

А затем задумался. Что, если это очередной обман? Я предупредил Мунглама, чтобы он ехал осторожно на тот случай, если нас снова ожидает ловушка.

Пустыня блестела в звездном свете, и я увидел силуэт женщины, идущей пешком, с луком и колчаном на плече. Не знал, что Уна может путешествовать и сверхъестественным способом, а не только верхом.

Я вгляделся в нее.

Белая кожа ее излучала теплый свет, в отличие от моей. Мягкие волосы тоже сияли.

Она во многом напоминала свою мать, обладала той природной живостью, которая мне никогда особенно не нравилась. Я восхищался Оуне, крадущей сны, уважал ее и любил, но лишь на то краткое время, когда наши пути пересеклись. Мы рисковали жизнями и душами ради общего дела. Пришли к тому, чтобы полюбить и захотеть друг друга. Но мои чувства к дочери оказались совсем другими, намного более глубокими.

Я гордился Уной, радовался, что она так похожа на мать. Она унаследовала лучшие человеческие качества не от мелнибонийских предков.

Я надеялся, что, в отличие от меня, она будет жить с собой в мире. Наверное, даже завидовал ей. Возможно, все мы обречены на вражду с самими собой, но вдруг некоторым из нас Судьба дарует больше спокойствия, чем остальным? Даже в этих опасных обстоятельствах я испытывал самые добрые чувства: если я и обладал какими-то добродетелями, то теперь они будут передаваться по наследству, от одной души к другой. А пороки, надеялся я, угаснут и не перейдут к моим потомкам.

В душе всколыхнулись давно забытые чувства: мелнибонийцев воспитывают так, чтобы они не ощущали привязанности к своим детям и отворачивались от них, ибо любовь – проявление слабости. Я подавил в себе это чувство. В который раз моя внутренняя дисциплина подвергалась испытанию, проверялась и перепроверялась.

– Я боялась, что Гейнор снова обманул вас, – в ее голосе слышалось облегчение. – Он ведь недавно здесь побывал.

Я рассказал ей, что случилось с Миггеей. Угрюмо объяснил, как Гейнору удалось бежать с помощью мечей. Проклял его как изменника за то, что он предал свою госпожу, отдав ее моему покровителю герцогу Ариоху. Вне всяких сомнений, его он тоже вскоре предаст, если понадобится.

Услышав это, Уна весело рассмеялась.

– Он ведет себя именно так, как и должен, – сказала она. – Для его бедной души не осталось никакой надежды. Искупления нет. Он мчится навстречу своему проклятию и принимает его. Предательство уже стало для него привычкой. А вскоре станет и пристрастием, и он окончательно погибнет. Утверждая, что он поступает так из здравого смысла, Гейнор предает Закон во имя Равновесия, а затем предаст и Равновесие во имя Энтропии. В конце концов он неизбежно предаст и Ариоха – и станет законченным изменником. Но на какое-то время он, несомненно, обретет власть.

– Тогда его невозможно победить, – вздохнул я. – Он разрушит Му-Урию, а затем и свой собственный мир.

Она подержала поводья моего коня, пока я спешился. Я несколько неловко обнял ее. Уна пребывала в хорошем настроении.

– Думаю, у нас еще есть шансы помешать амбициям Гейнора, – сказала она.

Мунглам широко улыбнулся.

– Да вы оптимистка, миледи, вот что я скажу. Должно быть, вы верите в силу удачи.

– Конечно, верю, – согласилась она. – Но, думаю, в данный момент нам лучше полагаться на силу снов. Мне нужно навестить богиню-узницу, а вы поспешите в Танелорн. Теперь вы сможете переселиться в собственное тело, отец, и отпустить бедного измученного графа фон Бека.

Сказав это, она отправилась в путь и вскоре скрылась из виду. Солнце залило алыми лучами далекий горизонт. И я смог разглядеть вдали крыши и башни нашего обреченного любимого Танелорна.

Встретил нас довольно причудливый отряд. Возглавлял его Фроменталь в форме Иностранного легиона. Следом ехали верхом трое звероподобных лордов – Брэгг, Блэр и Брэй, позади всадников на всех четырех лапах бежал лорд Реньяр, что выглядело довольно странно, учитывая его изысканный наряд. Он первым нас поприветствовал. Выслушав рассказ о нашем походе, лорды решили помочь.

Я поведал им о наших приключениях и предложил вернуться в Танелорн, подкрепиться и передохнуть, но члены отряда остались непреклонны. Они прибыли сюда от Камней Морна, чтобы сразиться с Гейнором, поэтому решили попытаться догнать его. Возможно, Миггея смогла бы им в этом помочь.

Я покорно дал им указания и пожелал удачи. Моей целью было спасти Танелорн, а не преследовать Гейнора, но я не возражал, если они отомстят ему. Меня же занимало кое-что другое.

Вскоре наступит время вернуться в мое собственное тело и позволить фон Беку самому решать свою судьбу в борьбе с общим врагом.

Книга третья