оставляют «деревянные» рубли, тем самым увеличивая и без того огромный разрыв между денежной и товарной массой. Поэтому Россия вынуждена создать свою таможню − на базе союзной.
Между тем, в Договоре об Экономическом сообществе никаких таможен на границах членов сообщества не предусматривалось. Так что, как видим, отступления от Договора начались довольно быстро.
В общем, в обращении Ельцинапрозвучали два противоречащих друг другу мотива. Формально он − за сохранение Союза, хотя и не уверен, что его удастся сохранить, вместе с тем сама программа российских экономических реформ, которые предлагал Ельцин, была мощным ударом по Союзу, поскольку ее собирались проводить, не особенно оглядываясь ни на Центр, который уже был на последнем издыхании, ни на другие республики:
− Я обращаюсь к руководителям государств, формирующихся на базе бывшего Союза, – сказал Ельцин. – Россия решительно встала на путь радикальных реформ. Мы призываем республики идти по этому пути вместе. Скоординированные действия облегчат движение. НО У НАС НЕТ ВОЗМОЖНОСТИ УВЯЗЫВАТЬ СРОКИ РЕФОРМ С ДОСТИЖЕНИЕМ ВСЕОБЪЕМЛЮЩИХ МЕЖРЕСПУБЛИКАНСКИХ СОГЛАШЕНИЙ ПО ЭТИМ ВОПРОСАМ (выделено мной. − О.М.) Россия признает право каждой республики определять свою собственную стратегию и тактику в экономической политике, НО ПОДСТРАИВАТЬСЯ ПОД ДРУГИХ МЫ НЕ БУДЕМ (выделено мной. − О.М.) Время топтания на месте для нас прошло.
И опять: всего лишь десять дней назад восемь республик, в том числе Россия, подписали этот самый Договор об Экономическом сообществе; главное в нем − как раз координация экономической политики, экономических реформ; но вот этого договора словно бы уже и нет…
Россия выбрала самостоятельный путь.
Горбачева важнейшее, ключевое выступление Ельцина застало за рубежом. Сначала он приехал в Испанию на конференцию по Ближнему Востоку, а затем посетил во Франции ее президента Франсуа Миттерана. Так что свою первую реакцию на упомянутое выступление ему пришлось излагать в беседах с лидерами США, Испании, Франции.
По-видимому, Горбачев был шокирован ельцинской речью. И эта тема постоянно возникала во время его бесед, где бы они ни велись. Его собеседников, естественно, тоже волновала ситуация в Советском Союзе. Сохранится ли он? Как расценивать действия Украины? И вот это – как воспринимать последнюю речь Ельцина?
По поводу Союза Горбачев твердо повторял:
− Я буду добиваться полноценного Союза, от этого не отойду.
Что касается ельцинской речи, он делил ее на две части – экономическую и политическую. Первая не вызывает у него особого беспокойства. Беспокоит его вторая. Тут, по мнению Горбачева, Ельцин опять отступил от того, о чем они с ним договаривались и что зафиксировано в проекте Союзного договора:
− В речи (Ельцина. – О.М.) есть подтверждение необходимости Союза, говорится, что Россия не будет разваливать Союз, но есть вещи, которые уводят от договоренностей, зафиксированных в проекте Союзного договора, который мы с ним разослали в республики. И большинство республик поддержали эту концепцию, прислали свои соображения. Ельцин тоже прислал.
Эти недоумённые слова – «в согласованном с Ельциным проекте Союзного договора – одно, а в речи – другое» – Горбачев будет повторять на всех встречах с зарубежными коллегами.
Кстати, Горбачев сказал, что перед своим выступлением на Съезде народных депутатов России Ельцин звонил ему, советовался, что сказать по поводу Украины. Горбачев посоветовал сказать: «Мы продолжаем надеяться на то, что Украина будет с нами, в Союзе». Ельцин последовал этому совету.
Немаловажная деталь, свидетельствующая, что какой-то непреодолимой стены между Горбачевым и Ельциным и в тот момент не было, они общались, советовались друг с другом.
О том, что некоторые аспекты выступления Ельцина вызывают у него беспокойство, Горбачев говорил, в частности, в беседе с американским президентом Джорджем Бушем 29 октября. Его слова:
− Есть опрометчивые, хлесткие формулировки по вопросам государственности…
Он вновь посетовал, что Ельцин «подвергается давлению определенных людей», которые «навязывают» ему «иную» концепцию, нежели та, на которой они вроде бы остановились в личных разговорах − концепцию заключения Союзного договора:
− Они (то есть люди из окружения Ельцина. − О.М.) утверждают, что Россия должна сбросить с себя это бремя, уйти от других республик и идти вперед сама. Я разговаривал с Борисом Николаевичем, и он заверил меня, что понимает, к чему это привело бы. Это вызвало бы огромные трудности и у России, это значило бы несколько лет больших потрясений. А для других республик это было бы катастрофой… Ельцин понимает это, но, к сожалению, он подвержен влияниям определенного рода людей.
Что ж, «иная концепция», о которой говорил тогда Горбачев, в общем-то, действительно содержалась, как мы видели, в «Меморандуме Бурбулиса», подготовленном этими самыми нехорошими людьми, на которых жаловался Горбачев.
И «несколько лет больших потрясений» России действительно пришлось пережить. Но никто не доказал, что у нее был тогда другой путь.
Вместе с тем Горбачев сказал Бушу, что «в целом» ему сейчас нужно будет поддержать Ельцина: «Потому что если пойдут реформы в России, то они пойдут и в других республиках».
Пройдет какое-то время, и Горбачев, – правда, уже не будучи президентом СССР, – станет на чем свет поносить эти реформы.
Далее, как пишет в своих воспоминаниях помощник Горбачева Анатолий Черняев, Михаил Сергеевич в разговоре с президентом США «перешел на конкретику – попросил у Буша «решить вопрос о продовольственном кредите [Советскому Союзу] в три с половиной миллиарда долларов». Еще одна просьба – предоставить «срочную помощь» для расчетов по задолженностям в 350 миллионов долларов наличными, а также посодействовать, чтобы Саудовская Аравия и Южная Корея выделили для СССР финансовый кредит в миллиард долларов.
Вот у кого приходилось тогда деньги выпрашивать! Слава Богу, не успели там приступить к строительству социализма, не остались без штанов.
– Думаю, все мы понимаем, – нажимал Михаил Сергеевич, – что поставлено на карту. То, что произойдет с Союзом, будет иметь последствия для всего мирового процесса...
Тут, однако, выяснилось, что вчерашнее выступление Ельцина на Съезде российских нардепов сильно осложнило для Горбачева ситуацию с получением финансовой помощи. Запад был в растерянности. Одно дело, когда союзный Центр полностью владеет ситуацией внутри страны, может взять деньги, использовать их для реформ, вовремя возвратить долги и совсем другое, – когда в стране «правит бал» уже не Центр, а республики, и прежде всего Россия. А именно это вроде бы и вытекало из обращения Ельцина.
Цитирую Анатолия Черняева:
« – Я буду предельно откровенен, – начал Буш. – Надеюсь, ты знаешь позицию нашего правительства: мы поддерживаем [союзный] Центр. Не отказываясь от контактов с республиками, мы выступаем в поддержку Центра и тебя лично. Мы поддерживали и поддерживаем контакты с Ельциным, с руководителями других республик, но делаем это не за твоей спиной. Я задал свой вопрос потому, что в конгрессе и в администрации многие удивлены его [вчерашней] речью, не могут понять, что она означает. С этим связан и вопрос о кредитоспособности Советского Союза. Согласно нашему законодательству я должен удостоверить конгресс в том, что наши заемщики кредитоспособны. Я не могу обойти требование нашего законодательства. Мы считаем, что можем сейчас пойти вам навстречу по кредитам, хотя и не в полной мере. Но нам необходимо иметь уверенность, что республики полностью понимают свою ответственность. Мы хотим вам помочь, но нам нужны определенные дополнительные гарантии, касающиеся позиции республик».
Проще говоря, Буш хочет гарантий, что в случае, если Союз развалится, кредиты, которые Запад ему предоставил, будут возвращены его преемниками – Россией и другими республиками.
Горбачев возмущен:
« – Давайте говорить откровенно… 10 – 15 миллиардов долларов (вот уже куда цифра подскочила! – О.М.) – это не такая уж огромная сумма, чтобы мы не смогли ее вернуть. Если сейчас мы с вами просчитаемся, то со временем придется заплатить гораздо более высокую цену, речь идет не о чем-то обычном, рутинном. Речь идет об огромной стране, которая переживает великие трансформации, и здесь рутинные подходы неприемлемы, и ссылки на конгресс и экспертов меня не убеждают. Необходимо политическое решение».
Но Буш непреклонен:
« – Я не могу спорить с той цифрой потребностей в продовольствии, которую ты назвал. Но мне приходится учитывать и общественное мнение у нас, в США. Мы не можем в полной мере удовлетворить эту просьбу. Сейчас мы можем принять решение лишь о выделении сельскохозяйственного кредита в размере полтора миллиарда долларов, причем часть его предоставляется сейчас же, а часть – после первого января. Мы надеемся, что это поможет вам пройти период, в ходе которого окончательно определятся отношения между Центром и республиками…»
«После первого января» Советского Союза уже не будет. Как и самого Горбачева в кресле президента. Однако отказ Буша пойти навстречу «другу Михаилу» тут не при чем. Даже если бы 29 октября 1991 года он и дал бы Горбачеву те деньги, о которых тот просил, это уже не спасло бы ни СССР, ни его президента.
Как подумаешь, какие цифры кредитов тогда назывались… Горбачев слезно просит дать три миллиарда, Буш обещает дать лишь полтора, да и то по частям… Сейчас, летом 2012 года, когда пишутся эти строки, Евросоюз «отваливает» своим терпящим бедствие членам сотни миллиардов долларов, мелькают и триллионные цифры… Да и Россия, купающаяся в дорогой нефти, не очень скупится на траты и на займы друзьям…