О.М.)
Непереносимо. А что я?»
У многих в тот момент возникали ассоциации с вторжением советских войск в Чехословакию и Афганистан. И с еще более ранним – в Венгрию, в 1956 году. Правда, тогда коммунистические «интернационалисты» действовали более решительно и с использованием гораздо большей военной силы. К концу восьмидесятых – началу девяностых слабеющая коммунистическая империя уже утратила былую хватку.
14 января, выступая по поводу вильнюсских событий в союзном Верховном Совете, Горбачев действительно отделывался общими обтекаемыми фразами. Уверял, что ничего не знал о готовящейся карательной акции:
− Все мы тяжело переживаем случившееся в ночь на 13 января − резкое обострение обстановки в республике, гибель людей. Налицо резкое противостояние, по сути дела, раскол общества. В этой обстановке нужно действовать и взвешенно, и ответственно…
В беседе с журналистами в перерыве заседания Горбачев сказал, что он «не хотел вводить президентское правление и все, что с ним связано, и решил ограничиться хоть и строгим, но всего лишь предупреждением Верховному Совету Литвы… Я узнал о случившемся рано утром. Сообщение о трагедии всех застало врасплох».
Если Ачалов, Варенников действовали в Вильнюсе самовольно, по отношению к ним, наверное, должны были последовать какие-то санкции. Однако ничего такого не произошло.
По некоторым признакам, у ближайших помощников Горбачева возникало подозрение, что шеф все же не так уж и непричастен к событиям в Вильнюсе. Как-то странно он себя вел в те «послевильнюсские» дни. Анатолий Черняев, 15 января:
«На встречу Горбачева с Велиховым (видимо, речь идет о встрече с иностранными учеными, которую организовал академик Велихов. − О.М.) я не пошел. Противно было встречаться с ним. Стыдно смотреть в глаза людям. Я рассчитывал, что в такой обстановке он (Горбачев. − О.М.) откажется (от встречи. − О.М.) Материалы и речь я ему подготовил еще до событий. Но опять его «недооценил» − он пошел. Позвал с собой Яковлева, Болдина и только что утвержденного на заседании Верховного Совета (министром иностранных дел СССР. − О.М.) Бессмертных. И как ни в чем не бывало почти два часа рассыпался перед американцами и другими в приверженности новому мышлению. А они, как ожидалось, не задали никаких вопросов...»
Непонятно: так и ожидалось, что не зададут, или ожидалось, что зададут, но вот не задали? Вообще-то должны были задать: весь мир тогда был «поставлен на уши» Вильнюсом.
Анатолий Черняев, 15 января:
«Приехал Игнатенко. Рассказал, что вчера вечером он, Яковлев и Примаков стали уговаривать Горбачева съездить в Вильнюс, возложить венок, выступить там на Верховном Совете, пойти в коллективы, к военным и т. д.
Горбачев это вроде воспринял, сказал: сделайте к утру тексты для выступлений там. Написали, утром положили на стол. И весь день Игнатенко ловил Горбачева, чтобы узнать, что же он решил. М. С. сделал вид, что никакого разговора с этими тремя не было. Из чего Игнатенко сделал вывод, что тот не «дезинформирован» (относительно того, что намеревались осуществить в Вильнюсе. − О.М.), как думают многие, а осуществляет свой план запугивания прибалтов».
Это важная догадка: Горбачев с помощью военных «ОСУЩЕСТВЛЯЕТ СВОЙ ПЛАН ЗАПУГИВАНИЯ ПРИБАЛТОВ». В этот план не посвящены даже ближайшие сотрудники президента, вообще, видимо, мало кто посвящен, но по каким-то едва заметным признакам люди начинают догадываться…
В дневниковой записи от 15 января Анатолий Черняев приводит свое письмо Горбачеву, которое он написал в этот день утром. Письмо весьма интересно: человек, близкий к президенту, говорит ему предельно откровенно, что он думает о нем. А мысли его − печальны. Он видит, как в Горбачеве, в его намерениях, планах, действиях происходит постыдный перелом.
Анатолий Черняев, 15 января:
«Я проснулся в пять утра и заснуть больше не мог. Обдумал свои намерения. Придя на работу, продиктовал Тамаре шесть страниц объяснений с Горбачевым, резко и откровенно, наотмашь − с выводом: «Я тоже ухожу». Вот этот текст:
«Михаил Сергеевич!
Поскольку перелом наконец действительно наступил и поскольку трудно было даже предположить, что он станет таким печальным и постыдным, никто не имеет права отмалчиваться.
С некоторых пор мы, помощники, заметили, что Вы в нас не нуждаетесь. Мы ничего не знаем ни о Ваших намерениях, ни о Ваших планах, ни о предполагаемых действиях или кандидатурах... Наше мнение Вас явно не интересует. Но это не значит, что у нас нет своего мнения обо всем этом.
Я, который искренне и верно отдавал Вашему делу все, что мог, считаю своим долгом сказать Вам следующее.
Ваша речь в Верховном Совете − это знамение конца. Это совсем не то, что ждали мир и страна. Это − не выступление великого государственного деятеля в момент, когда под вопрос поставлено все его дело. Сумбурная, косноязычная, с какими-то странными впечатлениями от встречи с Прунскене, с «фабулой» событий, о которых весь мир знает в десять раз больше. Было полное ощущение, что Вы просто не в курсе дела или выкручиваетесь, не желая сказать, чего Вы действительно хотите добиться.
В этой речи не было главного − политики. А политика, как Вы сами нас учили, − это всегда выбор. На этот раз выбор таков: либо Вы говорите прямо, что не потерпите отпадения ни пяди Советского Союза и употребите все средства, включая танки, чтобы этого не допустить, либо Вы признаете, что произошло трагическое, не контролируемое из Центра событие, что Вы осуждаете тех, кто применил силу и погубил людей, и привлекаете их к ответственности.
В первом случае это означало бы, что Вы хороните все то, что было Вами сказано и сделано на протяжении пяти лет. Признаете, что и сами Вы, и страна оказались не готовы к революционному повороту на цивилизованный путь и что придется вести дела и обращаться с народом по-прежнему.
Во втором случае дело еще можно было бы поправить во имя продолжения перестроечного курса. Хотя что-то необратимое уже произошло. Никакие прокуроры и следователи, к каким бы выводам они ни пришли на месте, не изменят той оценки событий, которую дала международная общественность и все политические эшелоны западного мира. Не повлияют они и на наше общественное мнение, которое Вы явно недооцениваете или просто дезинформированы о его действительном содержании.
Вы, видно, не знаете отношения к Вам в народе − на улицах, в магазинах, в троллейбусах, на митингах, в коридорах и курилках. Вас заваливают телеграммами (хотя Вам по опыту прежних лет хорошо известно, как это делается) от тысяч людей (по-видимому, имеется в виду – телеграммами в поддержку. – О.М.) Но мнения других десятков тысяч и миллионов Вы просто «знать не хотите» − они не вписываются в Ваши намерения. Знаете ли Вы, что почти круглосуточно передают сейчас «Эхо Москвы» и даже «Маяк»? Там ведь расхожий уже термин: «Горбачев и его клика». И это на весь мир.
Вчерашняя передача Ленинградского телевидения повергла всех в ужас: гробы, трупы, рыдающие женщины, танки, вращающие башнями, девочка, вытаскивающая из-под гусениц зонтик, и т. п. Это что, на политику не должно влиять? Для политики важны лишь телеграммы, лично для Вас подобранные?
Разрушается главное, что было достигнуто в ходе политики нового мышления, − доверие. Вам уже теперь не поверят, как бы Вы отныне ни поступали. Торжествуют те, кто предупреждал: все это новое мышление − лишь личина, которая в подходящий момент (или когда туго придется) будет сброшена. Представляю себе сейчас настроение Буша, Бейкера, десятков других, которые искренне доверяли Вам.
Вы дали Ельцину и К° еще один, может быть, окончательный шанс обыграть Вас. Ведь то, что он заключил соглашение с прибалтийцами и обратился в ООН, создал «совет четырех» − с Украиной, Белоруссией и Казахстаном, − где «нет места Центру», означает, что новое государственное образование, как бы потом ни назывался Советский Союз, понесут они в мировое сообщество − в обход Вас, вопреки Вам и против Вас. Вы начали процесс возвращения страны в цивилизацию, но он уперся в Вашу же установку о «едином и неделимом». Мне и другим Вашим товарищам Вы не раз говорили, что русские никому не простят «развала империи». А вот Ельцин от имени России это нахально делает. И мало кто из русских против этого протестует. Даже «полозковники» в его собственном парламенте не осмеливаются сколько-нибудь эффективно протестовать.
В РЕЗУЛЬТАТЕ ВЫ ОБРЕКЛИ СЕБЯ НА ПОЛИТИКУ, ЦЕЛИ КОТОРОЙ МОЖНО ДОСТИГНУТЬ ТОЛЬКО СИЛОЙ (выделено мной. − О.М.) И тем самым вошли в противоречие с провозглашенной Вами самим философией.
Вы ведь не раз публично заявляли, что до тех пор, пока Вы на своем посту, Вы не допустите вооруженного насилия над людьми. Пусть Вы «не знали», не разрешали стрелять и давить танками в ту ночь в Вильнюсе. Но то, что произошло, − результат Вашей политики, Вашего нежелания отпустить Литву подобру-поздорову.
В Москве и в других городах, как объявлено вчера по радио, по призыву Совмина РСФСР в среду будет «предупредительная политическая забастовка». В воскресенье (то есть 20 января. − О.М.) − массовая манифестация во главе с Ельциным, которая завершится на Старой площади (здесь размещался ЦК КПСС. − О.М.) Лозунг: «Горбачева и его команду − в отставку».