Мы прибыли в Лас-Вегас в семь утра. Я была очень уставшей и почти спала, когда Элвис вдруг сказал:
– Въезжаем в Вегас. Посмотри, вокруг одни отели. Этот город называют «городом греха». Подходящее название, да, Смифф?
Джин пробормотал очередной глупый ответ, а Элвис, как всегда, рассмеялся.
Лас-Вегас-Стрип[9] выглядел тихо. Было много такси, несколько машин и несколько уставших людей, медленно гуляющих по улице. Я заметила, что для семи утра, особенно в июне, стояла невероятная жара.
Мы заселились в отель «Сахара»; к моему удивлению, несмотря на столь ранний час, повсюду были люди. Элвис указал на казино, шумное от ритмичных звуков игровых автоматов, хаотичного звона колокольчиков и периодических криков со столиков для игры в кости.
– Это нормально? – спросила я Элвиса.
– Детка, это еще цветочки. Только подожди, ты даже не представляешь, что будет вечером, – сказал он.
Ждать мне было сложно. Несмотря на усталость, я как завороженная оглядывала игроков, собирающихся вокруг разных столиков и автоматов. Элвис взял меня под руку.
– Идем, детка. Поднимемся в номер. Это все мы и потом успеем. Сейчас нам нужно отдохнуть.
Мы проследовали за портье к нашему номеру, и команда Элвиса тут же принялась обустраивать номер согласно его вкусам. Они разобрали его одежду, аккуратно сложили ее в шкаф, расставили обувь по цветам, разложили все предметы ухода в ванной. В гостиной они установили его проигрыватель с колонками, приглушили свет, чтобы создать нужную атмосферу, и включили все телевизоры, что были в номере.
– Почему у тебя всегда включен телевизор? – спросила я.
– С ним мне не так одиноко, – сказал он. – Когда он включен, мне кажется, что со мной рядом компания.
Ему было противно заходить в тихую комнату, и вскоре я тоже переняла у него привычку на автомате включать телевизор, заходя в комнату.
Час спустя ассистенты преобразили номер – теперь было ощущение, что это чей-то дом, где все лежит на своих местах. Элвис пожелал ребятам спокойной ночи и наказал не будить нас слишком рано. Он запер дверь в спальню, разделся и лег в кровать. Забираясь на кровать рядом с ним, я заметила, что он принимает несколько выданных по рецепту таблеток снотворного, но это меня никак не смутило. Я тогда знала слишком мало, чтобы заподозрить что-то неладное.
Я лежала и чувствовала себя по-настоящему счастливой – наконец-то мы проведем всю ночь вместе, будем спать рядом друг с другом.
Элвис смотрел на меня.
– Ты можешь в это поверить, детка? Прошло столько времени, и вот наконец ты здесь. Кто бы мог подумать, что у нас получится? Давай пока не будем думать о твоем отъезде. Мы с тобой отлично повеселимся. А об этом будем думать, как время придет.
У него начинал заплетаться язык. Его реакция замедлялась. Он притянул меня к себе и стал повторять:
– Я так рад, что ты здесь…
А потом вдруг замолчал. Я посмотрела на пузырьки с таблетками у кровати и поняла – первое место в его сердце по-прежнему занято не мной.
9
Я и Домино, 1967 год
Проснувшись на следующий день, я перевернулась на другой бок, увидела Элвиса и прижалась к нему так близко, как только могла. Он обвил меня руками, не просыпаясь. Я изучала его брови, его длинные черные ресницы, его идеальный нос, его прекрасные полные губы. Через какое-то время мне стало больно лежать в такой позе, но я все равно не двигалась; я боялась его разбудить.
Я думала о принятых им таблетках. Для меня они были загадкой, но мне казалось, что Элвис должен знать, что для него полезно, и я решила отогнать эти мысли.
Он, должно быть, почувствовал, что я на него смотрю, – он внезапно открыл глаза и засмеялся.
– Что ты делаешь? Не знай я тебя, подумал бы, что ты накладываешь на меня заклинание.
– Не могу уснуть, – сказала я, жутко смутившись, что он застал меня за этим изучением его лица. – Видимо, я слишком возбудилась.
Садясь на кровати, он сказал:
– Что ж, малышка, первое, что мне нужно – это чашка кофе. Нажми четверку на телефоне и скажи Билли, чтобы заказал нам завтрак. Что мне нужно – он знает, так что скажи, что хочешь взять себе. И скажи, чтобы принес еду сюда через полчаса и чтобы кофе был горячим.
Он включил телевизор, вставая с кровати, и направился в ванную. Через пару секунд он высунулся из дверного проема и сказал, широко улыбаясь:
– Одевайся, малышка, я хочу всем тебя показать.
Это было все, что я хотела услышать. Я вскочила на ноги и побежала собираться в свою ванную. Надевая свое простое летнее платье, я услышала, что в гостиной включилась музыка. Я слегка приоткрыла дверь и, к своему удивлению, обнаружила, что все ребята уже встали и оделись, а обеденный стол уже был сервирован, и нас там ждал завтрак.
Причесавшись, я вышла в гостиную, где парни поприветствовали меня как словами, так и дружелюбными улыбками. Элвиса еще не было, так что за еду пока никто не брался. В комнате было довольно тихо. Хотя стояло четыре часа дня, атмосфера была больше похожа на раннее утро.
Примерно через пятнадцать минут в комнату вошел Элвис, весь нарядный, в костюме-тройке, и я с ужасом поняла, что в моем гардеробе нет ни одной подобающей вещи. Он подошел к радио и поставил свою новую пластинку, рассказывая, что только-только закончил ее записывать и хотел, чтобы я послушала его новые песни. Затем мы все сели завтракать.
Было классно слушать его записи до того, как их представят публике. Он спрашивал, что я думаю о каждой песне, а поскольку я знала, что слушают подростки в Европе, мне казалось, что мои комментарии могут быть полезными. По крайней мере, мне хотелось в это верить.
– Мне очень нравятся быстрые, – сказала я. – Как Jailhouse Rock. Может, тебе стоит записывать больше таких песен? Они не так похожи на рок-н-ролл, как твои более ранние записи.
Элвис бросил на меня взгляд такого откровенного презрения, что мне стало страшно.
– Черт побери, – воскликнул он. – Я не спрашивал твоего мнения о том, в каком жанре мне петь. Я спросил, нравятся ли тебе песни, и все – просто «да» или «нет». Мне и без того дурацких критиков хватает. Еще один мне не нужен.
Он встал, ушел в спальню и захлопнул за собой дверь. Стараясь взять себя в руки, я решительно отгоняла слезы. Мне было стыдно, я чувствовала себя так глупо. Что такого страшного я сказала? Как это могло так сильно его расстроить?
К счастью, парни уже встали из-за стола и либо занимались своими делами, либо переместились в другую комнату. Не знаю, слышал ли кто из них всплеск эмоций Элвиса, но смотреть им в лицо мне совершенно не хотелось. Я знала, что Элвис был с характером – это было ясно еще в Германии, – но до этого его гнев никогда не был направлен на меня.
Я медленно встала из-за стола, не зная, куда податься. Дверь в спальню Элвиса была по-прежнему плотно закрыта, и, хоть мы с ним и спали в одном номере, я не спешила туда заходить – мне было страшно, что он начнет кричать. Не зная, что еще делать, я опустилась рядом с пластинками и стала их перебирать, делая вид, будто это мне очень интересно. Вскоре я услышала, как дверь в спальню отворяется, и увидела Элвиса в дверном проеме. Он махнул мне, чтобы я подошла. Нехотя я положила пластинки на пол и зашла в комнату, с ужасом представляя, что он может сейчас сказать. Он закрыл дверь, усадил меня на краю кровати и – к моему удивлению – стал просить прощения:
– Прости меня, детка. Ты тут совсем ни при чем. Я только закончил писать эти песни, и они чертовски хороши по сравнению с тем, что от меня обычно хотят в кино.
Он рассказал мне о своем последнем фильме, о сюжете, песнях, диалогах – все это казалось ему совершенно безумным. Я понемногу начинала понимать его недовольство и раздражение. Я вспомнила наши разговоры в Германии. До службы в армии Элвис гордился своими заслугами в кинематографе. Он с надеждой рассказывал, что хотел бы сниматься в фильмах, где больше содержания и меньше песен.
– Цилла, теперь я планирую держать свою музыкальную карьеру и актерскую карьеру раздельно.
Он был уверен, что может исполнять более сложные роли, чем те, которые ему достаются, и чтобы подготовиться, он изучал актеров, которыми восхищался, – например, Джеймса Дина в «Гиганте» и Марлона Брандо в фильмах «В порту» и «Дикарь».
– Но мне всегда предлагают одни и те же мюзиклы, одни и те же сюжеты, – жаловался он. – И они становятся все хуже и хуже.
Его главная проблема заключалась в том, что эти фильмы и альбомы-саундтреки к ним всегда имели огромный успех.
Встряхнув головой, словно прогоняя серьезное настроение, он схватил меня за руку и сказал:
– Ну все, детка, поехали по магазинам.
Вот так Элвис попросил прощения за свою вспышку, но мне потребовалось больше времени, чтобы это отпустить. Я решила ему подыграть и выдавила из себя радостную улыбку. Я начинала понимать, как настроение окружения Элвиса зависело от него.
Взяв с собой Джина и Алана, мы запрыгнули в ожидающий нас лимузин и отправились кататься до тех пор, пока Элвис не заметил бутик с гламурными платьями с пайетками, кружевом и рюшами, украшающими манекенов на витрине. Элвис сказал водителю:
– Притормози здесь.
Взяв меня за руку, он провел меня внутрь, а за нами проследовали наши спутники – весьма странный набор персонажей для магазина элегантных платьев. Продавщица даже не нашлась, что нам сказать.
– Здравствуйте, мэм. Я Элвис Пресли, мы просто зашли посмотреть, что тут у вас. Может, вы могли бы показать нам что-то, что подойдет моей юной подруге?
Они оба посмотрели на меня. По взгляду сотрудницы бутика я поняла, что думаем мы об одном и том же: вся одежда здесь слишком взрослая для такой маленькой девочки. Но когда Элвису что-то нравилось, о возрасте он не думал. Продавщица отошла, чтобы покопаться в запасах в надежде обнаружить хоть что-то четвертого или шестого размера