– Нет. Не так.
Это должно было произойти по-особенному, как он всегда и хотел.
Должна признаться, что в тот момент мне было все равно, что это было не по-особенному и в чем он там поклялся. Мне вообще было все равно, чего он там хотел. В тот момент мне было важно одно – то, что я хотела его.
На следующее утро у меня гудела голова, это было ужасное похмелье. Мне было невероятно стыдно, но при этом я совершенно не жалела о том, что было между нами. Он чуточку приблизился к тому, чтобы стать полностью моим.
Момент истины настал на следующий день, когда мы позвонили моему папе в Германию. Элвис подключился из своего кабинета, а я говорила по телефону в другой комнате. Несмотря на то что голос папы из Висбадена долетал с помехами, его слова были слышны четко и ясно.
– Юная леди, я не собираюсь снова вести этот разговор. У нас был уговор. Ты должна улететь второго января. У тебя остался один день, так что уж будь добра, сядь на самолет!
Элвис заговорил:
– Капитан, сэр, может, вы позволите ей остаться еще на пару дней? Мне скоро надо возвращаться в Лос-Анджелес, и было бы здорово…
– Элвис, я не могу. Ей нужно возвращаться в школу, у нас был уговор. Уж извините. Присцилла Энн, ты здесь?
– Да, – ответила я.
– Мы будем ждать тебя в аэропорту. Ты знаешь, во сколько. Там и увидимся.
Я была вне себя от ярости. Я метнулась в кабинет Элвиса. Он сидел там за столом и как раз только что положил трубку.
– Ненавижу их. Я их ненавижу! – закричала я, как капризный ребенок. – Почему они нам мешают? Им просто нужно, чтобы я дома сидела с детьми, ухаживала за ними, вот и все.
Элвис покрылся красными пятнами от гнева.
– У нас был уговор, черт возьми – да кем он себя возомнил, так разговаривать по телефону, чтоб его и его военное воспитание!
Он схватил телефон и позвонил на кухню, требовательно вопрошая:
– Мне нужен папа! Он там внизу? Скажите, чтобы срочно пришел ко мне.
Через несколько секунд Вернон уже стоял в дверях.
– В чем дело, сынок?
– Чертов капитан Болье, – воскликнул он. – Мы просто позвонили спросить, может ли Цилла провести у меня еще пару дней, а он в такой важной манере отказывает со своими солдатскими словечками об уговорах.
– Успокойся, сынок. Ничего страшного в этом нет. Он, наверное, просто переживает, что она может пропустить школу.
– Школа, сдалась мне эта чертова школа! – не выдержал Элвис, игнорируя попытки Вернона его успокоить. – Пусть здесь пойдет в школу, проблема решена. Не нужна ей школа. Они и так ничему там сейчас не учат, чтоб их.
– Сынок, ей придется вернуться в любом случае, хоть через день, хоть через два.
– Черт побери, папа, ты вообще не помогаешь, – сказал Элвис, но было видно, что он начал остывать. Он сел обратно в свое кресло и развернулся лицом к окну, обратив задумчивый взгляд на пастбища. Наконец он повернулся обратно и объявил, что у него есть план.
Для стратегии Элвиса было нужно, чтобы я вернулась в Германию в хорошем расположении духа, а там сосредоточилась на хорошей учебе, чтобы родители не могли использовать плохие оценки в качестве аргумента. Элвис хотел, чтобы я окончила школу в Мемфисе, и для этого он все устроит так, чтобы я вернулась к нему как можно скорее.
12
Обручальное кольцо!
Хоть Элвис и сказал, что я должна встретить родителей дружелюбной улыбкой, как только я сошла с самолета, настрой у меня стал совершенно бунтарский. Теперь я была убеждена, что родители – угроза моему будущему счастью. Я не понимала, что их страхи и переживания были более чем обоснованными. Но тогда мне было важно только одно – чего хотели мы с Элвисом, и никто не должен был встать у нас на пути.
Погода стояла холодная и мрачная, что не помогало моему и без того паршивому настроению. Я прошла границу и увидела, что родители уже ждут меня. Они отметили выражение моего лица, но сами поприветствовали меня сдержанно и прохладно. Никаких любящих объятий, никаких теплых фраз приветствия. Только резкое папино: «Поехали».
Поездка в Висбаден показалась мне дольше сорока пяти минут. Я сидела на заднем сиденье молча, держалась холодно. Никто не упомянул мою просьбу задержаться в Грейсленде.
– Как в целом, ты хорошо провела время? – спросил папа.
– Да, – ответила я, глядя в окно на голые деревья, переживающие морозную зиму.
– Элвису понравился твой подарок? – с надеждой спросила мама.
– Да, – сказала я. – Очень понравился.
– В Мемфисе было так же холодно, как бывает здесь? – спросил папа, стараясь вести непринужденную беседу, чтобы я открылась им и рассказала больше.
– Нет, здесь холоднее, – резко ответила я, имея в виду и погоду, и мое отношение. Наши взгляды встретились в зеркале заднего вида, и, к моему удивлению, папа отвернулся, никак не реагируя на мою колкость.
Я знала, что испытываю удачу, но никак не могла сдерживаться и делать вид, что все хорошо. Я была настолько влюблена, что любая болтовня казалась мне бессмысленной – как и все остальное, кроме Элвиса. Я вспоминала, как он крепко обнимал меня на прощание, с такими чувствами, что я не могла понять, как мне удалось от него оторваться. Как я могла объяснить эти взрослые чувства родителям, которые, как мне казалось, никогда меня не поймут, а решат, что я веду себя глупо, или что это просто детская влюбленность?
Когда мы доехали до дома, папа сказал:
– Ну, тебе завтра в школу, так что сегодня постарайся побольше отдохнуть.
– Просто поешь и сразу ложись спать, – добавила мама.
Они что, серьезно думали, что я вот так моментально вольюсь в свою прежнюю рутину, прежнюю простую жизнь?
Я взбунтовалась против школы. Я прогуливала уроки, уходила в город и выпивала по несколько стаканов пива с кем угодно, кто был готов составить мне компанию. Мое поведение ухудшалось вместе с моими оценками.
Мои родители переживали, как переживали бы на их месте все любящие родители, надеясь, что вскоре проблема исчезнет сама собой. Но я совершенно не упрощала им жизнь. То, что начиналось как знакомство с величайшей звездой рок-н-ролла, превратилось для них в ночной кошмар.
Элвис позвонил мне вскоре после моего возвращения, и вообще стал звонить часто, мы разговаривали часами. Родители слышали, как я шептала и хихикала до трех часов ночи, не понимая, о чем мы с ним могли так долго разговаривать. На самом деле ни о чем – хотя казалось, что обо всем на свете.
Я понемногу стала рассказывать маме, как мы с Элвисом друг друга любим и как сильно мы хотим быть вместе. Наконец однажды я набралась храбрости сказать ей, что Элвис хочет, чтобы я окончила школу в Мемфисе. Ее ответом было не очень четкое «нет». Она считала, что можно подождать с этим, пока не кончится папин срок службы. Это должно было произойти в конце лета, и не было никакого повода мне ездить к Элвису раньше этого.
– Но, мам, – умоляла я. – Ты не понимаешь. Он хочет, чтобы я была там, с ним.
– А почему ты? – спросила она голосом, полным эмоций. – Почему он не может найти себе ровесницу? Тебе всего шестнадцать. Что же он делает с нашей семьей?
Она закрыла лицо руками и разрыдалась.
Мне правда было грустно видеть ее такой. Мы всегда были близки, она всегда меня поддерживала, но на этот раз она меня не понимала. Мне было больно смотреть, как она страдает, но тогда мне казалось, что ничего не может быть важнее Элвиса. Даже моя мама.
– Он совсем не такой, как ты думаешь, – сказала я. – И я нужна ему, мама. Со мной ничего не случится. Прошу тебя, поговори с папой.
Она медленно подняла голову и посмотрела на меня.
– Цилла, я ни за что не прощу себя, если отпущу, а потом ты вернешься с разбитым сердцем. Ты ведь так молода! Ты еще не представляешь, что тебя ждет впереди. Ты знаешь только то, что ты влюблена. Ты знаешь, как тяжело с этим бороться? – Она вздохнула. – Я не пожелала бы такого ни одному родителю.
Она смахнула с глаз слезы и после небольшой паузы сказала:
– Ладно, я поговорю с папой. Но не сейчас. Еще слишком рано.
Я крепко обняла ее и прошептала:
– Спасибо, мама, я знаю, что у тебя получится. Я люблю тебя.
Теперь мне нужно было ждать маминого вмешательства. Я прекрасно понимала, насколько моему отцу противна эта идея. Мои родители все еще не очень хорошо знали Элвиса, не знали, какие у него ко мне намерения. Они знали только то, что я им рассказывала. Но они также читали газеты, а там говорилось, что Элвис встречается со всеми актрисами своих фильмов, так что они, естественно, относились к нему с опасением.
Как-то раз мы общались по телефону, и я сказала Элвису:
– Если ты хочешь, чтобы я приехала к тебе и окончила школу там, тебе придется самому обсуждать это с моим отцом.
– Дай ему трубку, – ответил Элвис. – Я, конечно, не Макартур[13], но попробовать точно стоит.
Призвав на помощь все свое очарование, Элвис стал убеждать моего папу, что если мне разрешат переехать в Мемфис, я буду жить не с Элвисом в Грейсленде, а с его отцом, Верноном, и женой Вернона, Ди. Элвис пообещал отправить меня в хорошую католическую школу, которую он выберет лично, и сделает все, чтобы я эту школу окончила. Он сказал, что у меня всегда будет сопровождение взрослого, что он каждый день будет всячески обо мне заботиться. Сообщив о своих благородных намерениях, он поклялся, что любит меня, нуждается во мне и уважает меня. Более того – он не может жить без меня, сказал он, намекая, что однажды мы поженимся.
Так мои родители оказались на перепутье. Если Элвис и правда был таким искренним, как казалось из его слов, то из наших отношений и правда могло что-то получиться. Но если у нас ничего не выйдет, есть риск, что я вернусь к родителям с утраченными надеждами и разбитым сердцем. А если они не позволят мне к нему приехать, я могу никогда их не простить и всю оставшуюся жизнь буду горько сожалеть об этой неосуществившейся любви. Представив эту картину, родители поняли, что у них не остается других вариантов, кроме как согласиться, и в конце концов так и вышло.