На самом деле я, как и родители, не понимала, почему Элвис так хотел, чтобы я жила у него. Мне кажется, его привлекал тот факт, что у меня было нормальное, стабильное детство и что я была очень ответственной, ведь я помогала родителям воспитывать младших братьев и сестер. В шестнадцать я была еще более взрослой, чем в четырнадцать, когда мы познакомились, и не только из-за того, что прошло два года, но и потому что я пережила боль столь долгой разлуки с ним.
Главное – он знал, что на меня можно положиться. Меня не интересовала карьера, не интересовал Голливуд, не интересовало ничего, что могло бы отвлечь меня от Элвиса. И у меня были все физические атрибуты, которые нравились Элвису, фундамент, на основе которого он мог превратить меня в его идеальную женщину. В общем, у меня было все, что Элвис желал видеть в женщине: молодость, невинность, полное посвящение себя любимому, полное отсутствие личных проблем. И меня было сложно добиться.
Я была твердо намерена сделать все возможное, чтобы удержать Элвиса. Ведь если он отправит меня домой, это будет означать не только то, что я зря приехала к нему, но и то, что родители зря мне это разрешили. Я твердо решила, что сделаю все, чтобы наши отношения сложились. Чего бы это ни стоило.
13
Миссис Элвис Пресли. Звучало гораздо лучше, чем «любовница» или «персональная Лолита». (Фото: AP/Wide World Photos)
Элвис отправил нам два билета бизнес-классом. Отец взял отпуск за свой счет, и мы улетели в Лос-Анджелес, где тогда проходили съемки фильма Элвиса «Вечеринка в Акапулько».
Мы остановились в отеле «Бель-Эйр Сэндс», и Элвис вел себя более чем гостеприимно. Он заезжал за нами либо на белом «Роллс-Ройсе», либо на своем знаменитом золотом «Кадиллаке» и отвозил нас любоваться достопримечательностями вдоль побережья Малибу или Голливуда. Гостеприимство Элвиса впечатлило моего отца, но не настолько, чтобы он забыл, зачем мы сюда прилетели – чтобы обсудить мое образование и мое будущее в Грейсленде. Элвис не хотел испортить уже существующий уговор, и каждый раз, как отец заводил разговор об образовании, Элвис находил какую-то голливудскую достопримечательность и обращал папино внимание на нее.
– А вон там, капитан, – сказал он, меняя тему, когда мы проезжали по Голливудскому бульвару, – китайский театр Граумана. Наверняка вы о нем слышали. Если тут выйти, можно увидеть всех знаменитостей вашей эпохи, отпечатки их рук и ног. Вон там Бетти Грейбл, вы ее помните, да? Мэрилин Монро, подруга Кеннеди, а если приглядеться – увидите отпечаток копытца Триггера[14]. – А когда отец вышел из машины, Элвис добавил: – Макартуровских тут пока нет, но я над этим работаю.
Мы все дико рассмеялись, представив, как генерал Макартур нагибается над тротуаром рядом с Джейн Рассел.
Через несколько дней мы с папой прилетели в Мемфис, и они с Верноном записали меня в школу, которую выбрал Элвис – «Непорочное зачатие», школу для девочек; сам Элвис остался в Лос-Анджелесе, чтобы завершить съемки.
Еще до моего отъезда Элвис уверил меня, что вернется домой очень скоро и что мы увидимся уже через пару недель.
Мы с Элвисом планировали в конце концов жить в Грейсленде вдвоем, но моим родителям сказали, что я буду жить с Верноном и Ди, так что в Мемфисе я поселилась в их доме. Вернон убедил моего папу, что я остаюсь в надежных руках и что ему не о чем волноваться.
Обеспокоенное выражение папиного лица меня тронуло. Это был такой беспомощный взгляд, полный сомнений и страхов, неуверенности в собственном выборе. Оставалось только ждать и смотреть. Он вернулся в Германию, а я стала привыкать к новой жизни.
Сначала Вернон возил меня в школу и из школы, где тайна моей личности вскоре была раскрыта. Когда я шла по коридору, на меня оборачивались, за моей спиной шептались. Как-то раз девочки передавали в коридоре записку, и она оказалась на полу. Я увидела там свое имя и подняла записку.
Я прочла следующее: «Ее зовут Присцилла. Вроде как она новая девушка Элвиса Пресли. Если подружимся с ней, может, она нас с ним познакомит. Боже, вот было бы классно!»
Автор записки был мне неизвестен, но значение было ясно и без этого. За дружелюбными улыбками скрывались намерения через меня подобраться к Элвису. Поэтому я боялась сближаться с кем-то в школе и вскоре стала чувствовать себя одинокой и несчастной.
Жить с Верноном и Ди тоже было непросто. В их доме я чувствовала себя не на своем месте, будто я вторгалась в их личную жизнь. Я стала проводить больше времени в Грейсленде с бабушкой, иногда оставаясь там на ночь, и постепенно, почти незаметно, начала перевозить туда свои вещи. К тому моменту, как Элвис предложил мне переехать в Грейсленд, я, по сути, уже там жила.
Но жизнь «на холме», как мы это называли, была изолированной. В поместье никого не было, кроме бабушки и горничных, и днем прибавлялись только секретарши, Бэки Янси и Пэтси Пресли. Пэтси была двойной кузиной Элвиса (ее мать – Клетис, сестра Глэдис, а отец – Вестер, брат Вернона), а также доверенным лицом Вернона. Мы с ними сблизились, и после школы я шла в кабинет поболтать с ней и Бэки. Но Вернон считал, что мои визиты мешают им работать, и в какой-то момент повесил на дверь табличку: «ЕСЛИ ВЫ НЕ РАБОТАЕТЕ В ЭТОМ КАБИНЕТЕ ИЛИ У ВАС НЕ НАЗНАЧЕНА ВСТРЕЧА – ВАМ СЮДА НЕЛЬЗЯ». Я знала, что это касается и меня, так что сократила свои посещения.
Были и другие ограничения. Мне было запрещено водить подруг, потому что в доме нельзя было находиться чужим людям. Один раз меня сильно раскритиковали за то, что я сидела под деревом на участке перед домом. Я играла со Сладким – пуделем, которого Элвис подарил мне на Рождество, – когда подъехала подруга Ди и сказала, что я выставляю себя на всеобщее обозрение.
Даже в школе я чувствовала ограничения, потому что меня все еще подвозил и забирал Вернон. Без собственной машины я не могла уехать с территории школы и покататься в обеденный перерыв, или когда отменялся последний урок. В конце концов я узнала у Вернона, можно ли мне пользоваться «Линкольном» Элвиса (у него была модель Mark V), и он нехотя согласился.
В тот же вечер я отправилась на машине «прогуляться». Включив радио на полную громкость и открыв все окна, я промчалась по 51-й магистрали в южном направлении, наслаждаясь новой свободой и независимостью. Я подъехала к дому Пэтси Пресли и сказала:
– Запрыгивай. Давай прокатимся.
Пэтси познакомила меня с открытым кинотеатром «Леонардс», в котором мы стали проводить как минимум один вечер в неделю, когда не ходили в кино или на боулинг. Но я стала гулять намного реже, когда двести долларов, которые мне дал отец, практически растаяли у меня на глазах. Элвис убеждал моего отца, что ему не нужно переживать из-за денег и что, если они вдруг мне понадобятся, его отец мне их даст. Теперь, когда к моим тратам добавился еще и бензин, у меня не было выбора – пришлось идти к Вернону, как сказал Элвис.
Нехотя я подошла к его кабинету. Я нервничала перед разговором с Верноном – он умел сострить и всегда прямо говорил, что думает. Наконец я собралась с духом и сказала:
– Мистер Пресли, вы не могли бы дать мне немного денег? Они уходят на бензин, и мне почти ни на что другое не хватает.
– И сколько денег тебе нужно? – спросил он, подозрительно прищурившись.
– Я… – запнулась я. – Я не знаю.
Он ненадолго задумался, а затем сказал:
– Ладно. Дам тебе тридцать пять долларов. Что скажешь?
В тот момент это казалось нормальной суммой, но на деле ее хватило ненадолго – мне нужно было купить билеты в кино, одежду, оплатить бензин. Через две недели я снова попросила у него денег, чтобы погулять с Пэтси.
– Да чтоб тебя, – воскликнул он. – Я же только что дал тебе тридцать пять долларов!
– Это было две недели назад, мистер Пресли. На более долгий срок их не хватает.
Он недовольно на меня посмотрел, но затем выражение его лица смягчилось.
– Что ж, товары нынче дорогие, понимаю, – сказал он, отсчитывая еще тридцать пять долларов. – Будьте с Пэтси осторожны. Сама знаешь, как часто на дорогах бывают аварии. Позвони мне, как будете в кинотеатре, хорошо?
Тогда эта осторожность показалась мне странной, но вскоре я вспомнила рассказы Элвиса о Глэдис и поняла – это типичное поведение для всего семейства Пресли. Им всегда было спокойнее, когда им звонили по прибытии и потом еще раз, перед отъездом домой.
Элвис позвонил мне позже тем вечером. В ходе разговора он спросил:
– Как у тебя с деньгами, детка?
– Забавно, что ты спрашиваешь именно сегодня, – сказала я и рассказала ему о реакции отца на мою просьбу.
Элвис рассмеялся.
– Да, это мой папка. Он всегда был скуповат. Просить деньги у него тяжелее, чем у банка, даже с хорошей кредитной историей. Поэтому моими счетами занимается именно он. Учтено все до последнего гроша. Больше я никому такое не доверю. А то развелось много воришек. Но ты не переживай, я с ним поговорю.
В конце концов я тоже рассмеялась. Чувство юмора Элвиса было заразительным. Он смеялся над вещами, которые других ставили в тупик, но в конце концов его окружение тоже заливалось смехом.
К сожалению, Элвис забыл поговорить с отцом. Так что вместо попрошайничества я решила начать зарабатывать самостоятельно. Я стала подрабатывать моделью в бутике неподалеку от Грейсленда. Когда я рассказала об этом Элвису, он сказал:
– Тебе нужно это прекратить.
– Но мне нравится эта работа, – возразила я.
– Тут либо я, либо карьера, детка. Мне нужно, чтобы ты отвечала сразу, когда я тебя зову.
Я уволилась на следующий день, так что в свободное время заниматься мне было решительно нечем. Я стала проводить еще больше времени в комнате бабушки. Мне нравилось с ней общаться. Она всегда сидела в своем любимом кресле, готовая рассказывать милые истории об Элвисе.
Почти все истории повествовали о его детстве и трудностях, с которыми пришлось столкнуться его семье из-за бедности. Казалось, страдания и переживания составляли основу жизни семейства Пресли. Каждый раз, как Элвис пропускал рутинный звонок домой из Калифорнии, родные начинали нервничать, что с ним произошло нечто ужасное. Несмотря на невероятный успех и богатство Элвиса, они были уверены, что какой-то несчастный случай в одночасье лишит их всех благ. Иногда все эти истории о страданиях вгоняли меня в депрессию.