– Нет, папа, им больше некуда деваться. Никакую работу они не найдут. Пусть уж будут здесь.
Добившись успеха, Элвис стал выдавать зарплату многим своим родственникам и официально всех к себе устроил. Вернон был его бизнес-менеджером; Пэтси – секретаршей; Вестер Пресли, Джонни и Трэвис Смиты и кузен Гарри Ллойд охраняли ворота; кузены Билли, Бобби и Джин – личными помощниками; и еще был Трейси Смит, который вечно просил помощи то у одного брата, то у другого. Элвис обо всех заботился.
Помню, однажды вечером в Грейсленде Элвис вошел на кухню и увидел там Трейси, ходившего туда-сюда.
– Привет, Трейси, – сказал он. – Как ты?
Трейси держал руки в карманах и даже не мог взглянуть Элвису в глаза.
– Не знаю, – вздохнул он.
– В смысле, не знаешь? Все знают, как у них дела.
Трейси, покачиваясь взад-вперед, пробормотал:
– У меня все нервы в грязи, Элвис.
Элвис удивленно засмеялся.
– Нервы в грязи? Черт, никогда такого не слышал. Тебе деньги нужны, Трейси?
Трейси продолжал покачиваться взад-вперед, а Элвис позвал Джо и сказал, чтобы тот выписал Трейси денег. На лице Трейси появилась большая улыбка; он, совершенно счастливый, взял у Элвиса сто долларов и ушел.
Элвис знал, что «нервы в грязи» Трейси означали, что он на мели и сходит с ума из-за этого. Эта фраза запомнилась ему навсегда.
– Бедолага Трейси, – говорил он. – Никогда не забуду это его выражение лица, бедный парнишка.
В этом был весь Элвис – всегда заботился, всегда следил, кто в чем нуждается, хотя перед фанатами и друзьями всегда представал в образе мачо.
17
Король и я
Я делала для Элвиса все, что только могла придумать. Я следила, чтобы в Грейсленде всегда была приятная и дружелюбная атмосфера – с приглушенным светом, как ему нравилось, идеальной для него температурой в спальне (морозной) и кухней, где царил запах его любимых блюд.
Каждый вечер перед подачей ужина я первой спускалась вниз, узнавала у горничных, готова ли еда именно в том виде, в каком он любит – чтобы картофельное пюре было взбито со сливками, чтобы было много кукурузных лепешек, чтобы мясо было практически сожженным. Я каждый вечер зажигала свечи на столе, чтобы создать романтическую атмосферу, пусть мы и всегда ужинали в компании приближенных Элвиса.
Мне нравилось нянчиться с Элвисом. В нем было то самое мальчишеское качество, которое у каждой женщины вызвало бы материнский инстинкт – очаровательная абсолютная необходимость полагаться на женщину. Из-за этой черты мне хотелось его обнимать, одаривать теплом, защищать его, бороться за него, и да, даже умереть ради него. Со своей заботой я доходила до крайностей – нарезала его стейк перед ужином и всегда проверяла, полон ли его стакан воды. Мне нравилось заботиться о нем и баловать его, и я ревновала, когда кто-то другой хотел получить его одобрение или просто внимание.
Но сама я не всегда получала его одобрение. Если с ужином было что-то не так, Элвис просто взрывался.
– Почему стейк не прожарен? Почему ты не проверила, чтобы его правильно приготовили? Если бы ты выполняла свою работу, этого бы не было.
Разумеется, проблема была в другом, но тогда я этого не замечала. Из-за постоянного давления и личных проблем, усугубленных приемом различных лекарственных препаратов, разозлить Элвиса могла любая мелочь. Я брала на себя ответственность за все происходящее в его жизни и всегда принимала его проблемы слишком близко к сердцу.
Я всем своим существом хотела быть с Элвисом, но если для него ежевечерние походы в кино были отличным способом расслабиться, для меня они стали большой проблемой. Я часто возвращалась домой только в пять или шесть утра, и у меня оставалось всего два часа перед школой. Иногда я и вовсе не ложилась спать. Когда ложилась, потом еле-еле вставала с кровати. Я лежала, пытаясь набраться сил перед новым днем, а Элвис только все усложнял, предлагая мне отоспаться и пропустить школу. Было бы очень просто поддаться этому соблазну, но у меня над головой висело обещание, данное родителям. Они мне доверяли, и, хотя я уже их подводила, надо было хотя бы не подавать виду.
Каждый день я ездила в школу, сидела на уроках до полудня, затем возвращалась в Грейсленд, чтобы снова заползти в кровать и прижаться к Элвису, который в то время все еще спал. Он просыпался в три-четыре часа дня и мог подумать, что я никуда от него и не уходила. Я была рядом, чтобы подать ему его любимый апельсиновый сок, омлет по-испански, жареную картошку, два фунта бекона и – самое главное и первостепенное – чашку черного кофе.
Все знакомые Элвиса знали, что для полноценного пробуждения ему требовалось не меньше двух или даже трех часов. Просить его принять решение, даже простое, например, выбрать кино на вечер, было ужасной идеей. Он постоянно был сонный и раздражительный из-за снотворного; с этими таблетками он мог спать по четырнадцать часов в день. Казалось логичным, что для пробуждения ему был необходим «Декседрин».
Меня всегда беспокоило количество снотворного, которое он принимал. Его боязнь бессонницы, подкрепляемая присущей его семье компульсивной тревожностью, вынуждала его принимать по три-четыре таблетки «Плацидила», «Секонала», «Кваалюда» или «Туинала» почти каждый вечер; зачастую он принимал все четыре. Когда я поделилась своими переживаниями, он молча взял медицинский словарь, который всегда лежал на его прикроватной тумбочке.
– Вот здесь есть подробное описание всех продающихся лекарств, их ингредиенты, побочные эффекты, рекомендации – все, что хочешь, – сказал он. – Я могу узнать все, что мне нужно.
Это было правдой. Он вечно читал о таблетках, проверял, какие есть на рынке, какие получили одобрение FDA[16]. Он использовал их научные названия и знал все ингредиенты. Как и все остальные в его окружении, я была под впечатлением от его познаний и не сомневалась в его экспертизе. Можно было бы подумать, что у него есть диплом фармацевта. Он всегда убеждал меня, что не нуждается в таблетках и что у него никогда не будет от них зависимости. Мы много раз серьезно спорили из-за этой темы; в конце концов я всегда предавала свои принципы и соглашалась с его мнением.
Я тоже стала принимать снотворное и таблетки для похудения. Два «Плацидила» для него, один для меня. Один «Декседрин» для него, один для меня. Со временем его приемы таблеток стали для меня такой же нормой, как его завтрак из бекона с испанским омлетом. Я постоянно принимала «помощников», чтобы уснуть после безумных поездок в центре развлечений или утренних музицирований. И я часто принимала «помощников», когда просыпалась, чтобы не отставать от быстрого ритма жизни, а главное – чтобы подготовиться к выпускным экзаменам.
В последний месяц перед экзаменами я стала принимать еще больше «дексов», чем раньше. Мне казалось, что они дают мне необходимую энергию для школы и уроков дома. Все свободные минуты я посвящала зубрежке – мне нужно было за несколько недель выучить материал целого семестра. Но мой фокус рассеивался; безумный ритм жизни в Грейсленде наконец меня нагнал.
Сестра Адриан уже предупредила меня, что я должна сдать экзамены по всем предметам, чтобы окончить школу. Во время нашего разговора в ее кабинете мне отчаянно хотелось все ей рассказать, объяснить, как мне тяжело получать нормальные оценки с моим режимом сна. Но как я могла рассказать это все монахине?
У меня не было никаких планов после выпускного, но иногда я мечтала о том, чтобы стать танцовщицей или, может, поступить в академию искусств. Только сейчас я понимаю, как сильно на меня повлияли идеи Элвиса относительно продолжения образования. Он сказал, что мне это не нужно, и я согласилась. Проводить столько времени с ним было тоже своего рода обучением, не говоря уже об опыте, который мне не дала бы никакая школа. Он хотел, чтобы я полностью стала его, чтобы в любую секунду была рядом.
Меня это более чем устраивало. Я никогда не планировала будущее без Элвиса. Так что, пока мои одноклассницы выбирали, в какие колледжи подавать документы, я выбирала, какой пистолет взять с собой, чтобы он сочетался с платьем с пайетками. Мне хотелось сказать сестре Адриан: «Кстати, сестра, как вы считаете, сочетается ли серый металл с пайетками королевского синего цвета?» Неудивительно, что с таким отношением к учебе за неделю до экзамена я была совершенно не готова к своему нелюбимому предмету – алгебре.
В день экзамена я сидела в классе, полном людей, чувствуя прилив энергии от «декси», и пыталась решить математические задачи. Несмотря на все старания, я знала, что ни за что не сдам этот экзамен. Я начала паниковать. Я не могла не окончить школу.
У меня были обязательства перед Элвисом и перед родителями, которые точно вырвали бы меня из Грейсленда в ту же секунду, что я завалю экзамен. Я бросила взгляд на девочку рядом со мной – и на ее заполненный тест. Я подумала: это моя последняя надежда. Будь что будет. Я была не готова возвращаться домой из-за заваленного экзамена.
Ее звали Дженет, она была круглой отличницей. Я осторожно ткнула ее в плечо, улыбнулась так радушно, как только могла, и прошептала:
– Ты фанатка Элвиса?
Удивленная внезапным вопросом, Дженет кивнула.
– Хочешь попасть к нему на вечеринку? – спросила я.
– Шутишь? – сказала она. – Конечно, хочу!
– Я могу это устроить.
Я опустила глаза на ее тест и объяснила ситуацию. Дженет сразу поняла мою дилемму и, не говоря ни слова, подвинула свой листочек к краю стола. Теперь я видела все ее ответы. Оставшееся время экзамена я лихорадочно переписывала их на свой листок; в итоге я не просто сдала экзамен, я получила высший балл.
18
Я и Домино
Я не ожидала, что Элвис придаст большое значение моему выпускному. Он всегда считал, что «аттестат не имеет значения, главное – жизненный опыт». Но, к моему удивлению, он ждал этого события и организовал большую вечеринку для наших друзей после церемонии. Там он подарил мне роскошный красный «Корвейр», мою первую машину.