Телеконцерт Элвиса прошел просто прекрасно, он получил самые высокие рейтинги из всех выпусков этого года, а его финал – If I Can Dream, стал его первой за много лет пластинкой, которую скупили миллионами. Мы все устроились вокруг телевизора, чтобы посмотреть шоу, нервно ожидая реакцию публики. Элвис все время был нервным и напряженным, но как только стали поступать звонки, мы сразу поняли – это новый триумф. Он не утратил свои навыки. Он по-прежнему был королем рок-н-ролла.
Это стало подарком для нас обоих. Часы, которые я посвящала танцам, освобождали его от обузы – моей от него зависимости. Мой новый интерес не представлял угрозы в том смысле, в каком представляла бы моя работа. Я по-прежнему всегда была рядом, чтобы удовлетворять все его потребности, чего он и ожидал от жены, но при этом могла создавать свой мир, больше не чувствуя угрозы от величины мира Элвиса. Я росла, училась, развивалась как личность.
Наслаждалась я этой новой свободой недолго; один из новых членов команды решил самостоятельно проследить за тем, куда и во сколько я хожу. Он сообщил Элвису, что я выходила из студии танцев поздно ночью, и спросил, хочет ли Элвис, чтобы он продолжал слежку. Непредсказуемость Элвиса в очередной раз меня поразила. Казалось бы, такой нестабильный человек должен был взорваться. Но нет, он ни в чем не стал меня обвинять. Он сказал только:
– Малышка, поговаривают, что ты поздно ночью возвращаешься из танцевальной студии.
– Да, это правда. Ты же знаешь, я состою в коллективе. Я не одна оттуда ухожу. В это время кончаются занятия.
Я умоляла его рассказать мне, кто за мной шпионил, но он отказывался, говоря только:
– Давай скажем так: он новенький и он ступил на опасную территорию. Если он не полный идиот, он больше не будет лезть не в свое дело.
После успеха своего концерта Элвис посвятил несколько недель записи песен, он снова был полон энтузиазма. Впервые за четырнадцать лет его убедили записать пластинку в Мемфисе, в «Американ Саунд Студиос», афроамериканской компании, где записывали свои последние хиты звезды вроде Ареты Франклин. Студийные вокалисты оказались молодыми ребятами, и Элвис отлично с ними поладил. А главное – вместе они записали прекрасную пластинку.
Он распевался в студии и записывал песни до самого утра, а потом возвращался тем же вечером, полный сил и готовый снова петь часами напролет. Его голос был в лучшей форме за всю его жизнь, а его энтузиазм был заразительным. Каждая запись была лучше предыдущей. Мы по нескольку раз переслушивали песни, а Элвис постоянно повторял: «Вот, вот, только послушай!», или: «Черт, включи-ка еще раз».
Полковник старался держаться от всего этого подальше. Элвис был артистом, и его дела шли хорошо. В итоге он записал так много песен, что RCA смогли выпустить их все только через полтора года; среди этих песен были и такие хиты, как In the Ghetto, Kentucky Rain и Suspicious Minds.
Снова увидев Элвиса, поющего с уверенностью, заставляющего каждое слово звучать по-своему, переполняло всех нас чувством гордости. Совсем не как на старых сессиях, когда он был полон гнева, раздражения и разочарования; тогда он часто опаздывал на запись, а иногда и вовсе не приходил.
В какой-то момент он посмотрел на меня, улыбнулся и вдруг запел From a Jack to a King. Он знал, что это одна из моих любимых песен. Потом он спел Do You Know Who I Am?. Я вслушивалась в слова и понимала, насколько хорошо эта песня описывает мои чувства.
После четырех лет посредственных песен Элвис наконец вернулся в топ, и «Эр-си-эй» больше не могла на него жаловаться. Они вечно угрожали Полковнику, что если Элвис как можно скорее не сделает записей, они повторно выпустят его старые песни.
За одним успехом тут же следовал другой. После успеха спецвыпуска Элвису не терпелось снова начать выступать перед живой публикой, чтобы доказать всем, что он не растратил свои таланты. Стремясь найти лучший источник немедленного заработка, Полковник заключил сделку с почти достроенным на тот момент отелем «Интернэшинал» в Вегасе: Элвис будет давать там концерты каждый день на протяжении месяца за гонорар в полмиллиона долларов.
Вегас был испытанием: Элвис должен был показать, что по-прежнему умеет завоевывать внимание живой аудитории. Это было то, что он больше всего любил, и то, что лучше всего у него получалось. Но это все равно было испытанием.
Элвис уже много лет не напрягал голос, а теперь выступал дважды каждый вечер на протяжении двадцати восьми дней. Он волновался, переживал, выдержит ли такую нагрузку, сможет ли продать все билеты, сможет ли удерживать внимание аудитории целых два часа. Он хотел, чтобы публика приняла его новые песни – ему было что предложить, помимо дерганий под рок-н-ролл.
Помимо того, что это был поворотный период в его карьере, на Элвиса давил еще беспрецедентный гонорар и тот факт, что Лас-Вегас был единственным местом, где он провалился – на концерте тринадцать лет назад, в 1956 году.
Он был не из тех, кто мог прямо сказать: «Мне страшно». Это выражалось иначе – через его действия, через трясущуюся левую ногу, через постукивание подошвы по полу. Он держал все страхи и эмоции в себе, пока не взрывался на кого угодно, кто оказывался рядом в этот момент. Однажды вечером за ужином Элвис сказал, что переживает из-за своей прически, а я упомянула, что видела билборд с Рики Нельсоном на Сансет-бульваре. У него были длинные волосы с крупными локонами, мне это показалось весьма привлекательным. Я невинно предложила Элвису самому на это взглянуть.
– Ты совсем сдурела? – закричал он. – Столько лет Рики Нельсон, Фабиан, вся их компания повторяла за мной, а теперь я должен их копировать? Ты совсем уже ума лишилась, женщина.
Он в гневе вышел из-за стола. Его всегда хвалили как оригинального артиста, и теперь он боялся, что в Вегасе этого будет недостаточно. Я знала, что задела его самолюбие, поэтому попросила прощения.
Для подготовки к концерту в «Интернэшинале» Элвис выложился на все сто. Он был в прекрасной форме и выступал на чистом энтузиазме, без помощи таблеток. Да и физически он никогда не был так хорош.
Элвис серьезно подошел к подбору лучших музыкантов, звукорежиссеров и осветителей, костюмеров и хореографов. Он искал лучших музыкантов для своей группы, устроил пробы, чтобы лично отобрать музыкантов – это были Джеймс Бертон, Джон Уилкинсон, Ронни Татт, Глен Д. Хардин, Джерри Шефф. Ему нравился звук бэк-группы Ареты Франклин, «Свит Инспирейшнс», и он немедленно нанял их и в качестве разогрева, и в качестве бэк-вокалистов. Также он нанял свою любимую госпел-группу – «Империал Квартет».
Перед тем как уехать в Лос-Анджелес, Элвис десять дней репетировал в студии «Эр-эс-эй», а потом еще неделю совершенствовал свое выступление. В Вегасе это было главным событием того лета. Полковник Паркер устроил масштабную рекламную кампанию: билборды с Элвисом украшали весь город. На третьем этаже отеля «Интернэшинал» безустанно трудилась команда Элвиса. Никакого другого артиста не ждали в Вегасе так, как его. Лобби отеля полностью было покрыто лицом Элвиса – на плакатах, фотографиях, футболках, мягких игрушках, воздушных шариках, пластинках, сувенирных программках. Можно было подумать, что в город приехал цирк.
Дома тоже все были в предвкушении, и мы с девочками обсуждали, что наденем на первый концерт.
– Ты должна быть особенно красивой, детка, – сказал Элвис. – Это важная ночь для нас обоих.
Я обошла все бутики в западном Лос-Анджелесе в поисках идеального наряда.
По концерту ни за что нельзя было бы сказать, что Элвис не выступал уже девять лет. Зрители зааплодировали, как только он вышел на сцену, и овации не утихали на протяжении всех двух часов; Элвис спел All Shook Up, Blue Suede Shoes, In the Ghetto, Tiger Man, и Can't Help Falling in Love. Он чередовал старые песни и новые, быстрые, ритмичные и нежные, романтичные. Это было первое живое выступление Элвиса, которое я видела. Он хотел удивить меня, поэтому не пускал на репетиции. Ему и вправду удалось поразить меня. Концерт кончился, но зрители продолжали кричать и просить больше номеров.
Некоторые звезды прошли за кулисы после шоу, чтобы поздравить Элвиса, в том числе Кэри Грант. Но самым трогательным был тот момент, когда зашел Полковник Паркер и со слезами на глазах стал спрашивать, где его мальчик. Элвис вышел из гримерки, и они обнялись. Думаю, их чувства в тот торжественный момент ощутили все присутствующие.
Кажется, той ночью мы не ложились. Джо Эспосито принес нам все газеты, и мы с упоением читали восторженные отзывы, провозглашающие, что Элвис был «шикарен» и «выглядел и пел прекрасно, как никогда». Элвис сказал, что мы все сыграли роль в этом его успехе.
– Мы это сделали. У нас впереди еще тридцать долгих дней, но это все будет того стоить, если все пройдет, как вчера. Я, может, и вел себя как тиран, но это того стоило.
– Ты совершенно прав, – со смехом согласились все мы. – Ты вел себя как тиран.
Отель был в безумном восторге от выступления Элвиса и от прибыли, которую он принес. На следующий же день они подписали с Полковником контракт на пять лет, согласно которому Элвис должен был приезжать в отель с концертами два раза в год, ориентировочно в январе и августе, за просто невероятную сумму в те годы – миллион долларов в год.
В тот месяц Элвис буквально захватил Лас-Вегас, каждый вечер выступая для битком набитого зала, в который пытались пробиться еще тысячи фанатов. Куда ни глянь, повсюду было имя Элвиса – на телевидении, в газетах, на плакатах и билбордах. Король вернулся.
Триумф Элвиса в Лас-Вегасе вернул искру в наш брак. Он словно стал другим человеком. Он снова был уверен в себе как исполнителе, продолжал следить за весом и каждый день занимался карате.
Тогда я впервые почувствовала, что мы с ним – одна команда. Я несколько раз летала в Нью-Йорк, чтобы найти какой-нибудь особенный аксессуар для его концерта. Я купила ему шарфы, ювелирные украшения и черный кожаный ремень с цепью, который позже вдохновил Билла Белью на создание ремней для знаменитого комбинезона Элвиса.