чтобы понять, не поет ли он какую-то песню какой-то конкретной девушке. Я подозревала всех и все, у меня болело сердце – но мы никогда не могли это обсудить. Я должна была принять, что это часть его работы.
Как-то вечером за кулисами Вернон в шутку спорил, кому должен достаться ключ, который бросили на сцену Элвису. Ключ бросила симпатичная блондинка – как раз типаж Вернона. Элвис сказал:
– Папа, тебе и так хватает проблем дома с одной блондинкой. Вторая тебе не нужна.
– Ну ладно, – сказал Вернон. – У тебя самого будут проблемы, если твоя жена в таком виде разгуливает по улицам.
Я начала носить откровенные вязаные платья и полупрозрачные ткани, которые не оставляли простора для воображения. Ламар и Чарли присвистывали и улюлюкали, а Элвис с гордостью выставлял меня всем напоказ.
Мои шутки над ним тоже были попыткой добиться его внимания. Как-то вечером он уехал на выступление, а я надела черное платье с капюшоном и исключительно глубоким вырезом на спине. Когда наступил момент поцелуев, которые Элвис посылал девушкам из зала – это было стандартной частью его шоу, – я поднялась на сцену. Но он, вместо того чтобы поцеловать меня, продолжил петь, а я просто стояла рядом с ним. Поскольку ткань на шее скрывалась за волосами, со спины могло показаться, что выше талии на мне ничего не надето. Я слышала «у-у-у» и «о-о-о» из зала. Зрители подумали, что на Элвиса налетела какая-то полуголая девица, и он не знает, что с ней делать.
Я несколько раз прошептала ему:
– Поцелуй меня, поцелуй меня, чтобы я уже села.
Но он решил выставить шуткой меня и заставил меня ждать в свете софитов, пока песня не кончится. Смачно поцеловав меня в губы, он внезапно представил меня зрителям. Чувствуя смущение и стыд, я вернулась на свое место.
В конце шоу он разгуливал по сцене, поддразнивал зрителей, разговаривал с ними, рассказывал истории, даже делал какие-то признания.
– Знаете, – говорил он, – некоторые люди в этом городе довольно жадные. Я знаю, что вы, друзья, долго копите, чтобы прийти на мой концерт. Я хочу вот что вам сказать: цены на билеты расти не будут. Я здесь, чтобы радовать вас, это для меня самое главное.
У Элвиса был настоящий роман с аудиторией, и я знала, что, вернувшись домой, я должна буду начинать самостоятельную жизнь – у меня просто не оставалось выбора.
С этими мыслями я запланировала поездку в Палм-Спрингс вместе с Джони и моей сестрой Мишель. В какой-то момент я открыла почтовый ящик и обнаружила множество писем от девушек, которые явно были в этом доме; одно из писем было подписано прозвищем «Язык змеи». Моей первой реакцией был шок, второй – гнев. Я немедленно позвонила в Вегас и потребовала, чтобы Джо нашел Элвиса и дал ему трубку. Когда Джо сказал, что Элвис спит, я сказала ему, что нашла письма и чтобы он сказал Элвису мне перезвонить, как только он проснется. Он перезвонил, но было очевидно, что Джо все ему рассказал, так что у Элвиса сразу было готовое оправдание. Он был совершенно невиновен, девушки были просто фанатками, и если они утверждали, что были у него – то они просто сумасшедшие, и вообще, кому я поверю, ему или им? Как обычно, в конце разговора я попросила прощения за свои обвинения, но к тому моменту все и так было ясно.
Он сказал:
– Выходи из дома, делай что-то, пока меня нет, потому что иначе впадешь в глубокую депрессию.
Несмотря на то что у меня было мало вариантов – он по-прежнему не разрешал мне работать или посещать курсы при колледже, – я продолжила занятия танцами и стала ходить на частные уроки художественного образования.
Элвис был прирожденным артистом, и несмотря на то, что он старался избегать столпотворений, не любил рестораны и постоянно жаловался, что «не может выходить на улицу как нормальный человек», этот стиль жизни ему очень даже подходил. Он самолично отбирал, какие люди будут его сопровождать в работе и в путешествиях, и они подстраивались под его распорядок дня, часы работы и характер. В течение многих лет это была довольно дружная команда. Изредка случались ссоры, бывало, что какая-нибудь пара покидала нас в результате того или иного недоразумения, но обычно через пару недель они возвращались.
Мой взгляд на жизнь был сформирован Элвисом. Я пришла в его мир маленькой девочкой, и он обеспечил мне абсолютную защиту. Он не доверял никаким внешним влияниям, поскольку видел в них угрозу нашим отношениям, боясь, что разрушится его создание, его идеал. Он никак не мог предвидеть последствия своего долгого отсутствия дома. Начинался важный период моего роста. Я по-прежнему боялась нашего расставания, но чувствовала, что наша любовь не имела границ, что я принадлежала ему и что, пожелай он, чтобы я изменилась – я бы изменилась. Столько лет в моем мире не было ничего, кроме Элвиса, и теперь, когда он оставлял меня так надолго, происходило необратимое. Я начала создавать собственную жизнь, обрела чувство уверенности в себе и обнаружила, что за пределами нашего брака существует целый мир.
За годы концертов в Вегасе стали появляться новые проблемы. Становилось больше угроз, судебных исков, включая иски об отцовстве, нападениях, побоях. Ревнивые мужья утверждали, что видели, как Элвис заигрывает с их женами, некоторые фанаты продолжали жаловаться, что Сонни и Рэд грубо с ними обращаются. В какой-то момент Элвису это наскучило, как и рутина самих выступлений. Он вынужденно стал пробовать изменить формат концерта, но чувствовал, что ритм не тот. Он добавлял новые песни, но потом снова возвращался к исходной программе. Критические замечания из разряда «нужны изменения к следующему концерту в Вегасе» только добавляли напряжения.
Страдая от тоски и беспокойства, он еще больше подсел на препараты. Элвис считал, что успех спасает его от разрушительных мыслей, тогда как на самом деле он придавал ему ложную уверенность в себе и противоестественную агрессивность. Он переставал адекватно воспринимать себя и окружающих. Он стал недостижимым для меня.
37
Покидаем Верховный суд Санта-Моники после развода, 1973 год. (Фото: AP/Wide World Photos)
Однажды я вошла в гостиную и обнаружила там Элвиса с Верноном; они спорили насчет Полковника Паркера.
– Черт возьми, папа, позвони ему и скажи, что все кончено. Разорви все контракты, я заплачу ему сколько угодно процентов, которые буду должен.
– Послушай, сынок, ты уверен, что хочешь этого?
– Еще как уверен, черт побери. Я ненавижу то, что делаю, я помираю со скуки.
Элвис, громко топая, вышел из дома и не вернулся ни тем вечером, ни следующим, ни еще днем позже. Мы все не знали, что и думать. Он впервые уехал один, даже без охранника. Элвис даже не знал собственный номер телефона, и у него не было при себе налички. Как он собирался передвигаться? Для него все всегда организовывали другие.
Если верить Джерри Шиллингу, Элвис сел на пассажирский самолет до Вашингтона, округ Колумбия, чтобы познакомиться с президентом Никсоном. Когда он приземлился, ему внезапно стало плохо – организм негативно отреагировал на пенициллин, который он принял от простуды, и Элвис решил вернуться в Лос-Анджелес. Он позвонил во время пересадки в Далласе и сказал, чтобы Джерри встретил его в аэропорту Лос-Анджелеса сразу с врачом, чтобы как можно скорее начать лечение. Элвис отдохнул несколько дней в Лос-Анджелесе, а потом вернулся в Вашингтон вместе с Джерри и чеком на пятьсот долларов, который Джерри успел обналичить.
Во время перелета Элвис подружился с молодым солдатом, возвращающимся из Вьетнама. Они говорили о жизни, солдат, вероятно, успел рассказать Элвису свою историю. Пока самолет еще был в воздухе, Элвис попросил у Джерри те пятьсот долларов и отдал их парню, пожелав ему удачи. Джерри возразил:
– Элвис, это же наши последние деньги.
– Да, но ему они нужнее, Шиллинг, – ответил Элвис.
Позже Элвис попросил у стюардессы бумагу и ручку. Элвис никогда не умел сочинять красивых писем, но в этом послании президенту Никсону он объяснил, как мог бы помочь молодым людям слезть с наркотиков. Это был страстный порыв, в письме были наспех перечеркнутые ошибки – он вылил чувства на бумагу, от чистого сердца.
Джерри заказал лимузин от аэропорта прямиком до Белого дома. Было 6:30 утра, Элвис был одет во все черное, включая черный плащ, солнцезащитные очки, огромный золотой пояс из «Интернэшинала» и трость. Он, по словам Джерри, выглядел как Дракула. Его лицо слегка опухло, и Джерри боялся, что его внешний вид натолкнет окружающих не на те мысли.
Как только Элвис объяснил, кто он и что у него есть послание для президента, ему пообещали, что письмо передадут президенту Никсону к девяти утра. Затем Элвис сказал Джерри устроить ему встречу с Джоном Финлейтером, замдиректора Федеральной службы по борьбе с наркотиками в Вашингтоне. Элвис и правда хотел помочь молодежи слезть с уличных наркотиков. У Элвиса была и другая цель – он хотел заполучить бейджик Федеральной службы по борьбе с наркотиками.
Элвис обожал собирать бейджи. У него уже были бейджики детектива, полицейского и шерифа из разных городов, и бейджик наркополицейского представлял для него некую абсолютную власть. Элвис считал, что этот бейджик даст ему право иметь при себе любой выписываемый препарат. Бейджик также дал бы Элвису и его мемфисской мафии право носить огнестрельное оружие. То есть с этим бейджиком он мог законным образом приехать куда угодно и с оружием, и с любыми веществами.
Его одержимость этим бейджем началась из-за частного следователя по имени Джон О'Грэйди, которого Элвис нанял, чтобы оспорить иск об отцовстве. О'Грэйди показал Элвису свой бейджик наркополицейского, и Элвис моментально сложил два плюс два – оставалось только узнать, как ему раздобыть такой бейджик. Джон О'Грэйди упомянул, что с этим может помочь Джон Финлейтер.
Элвис сказал Джерри подождать его в отеле на тот случай, если президент позвонит, пока Элвис будет на встрече с Финлейтером. Меньше чем через час Элвис позвонил Джерри и сообщил, что Финлейтер отказал в его просьбе. Джерри удивился, насколько это подкосило Элвиса эмоционально. Он чуть ли не в слезах сообщил Джерри: