Эльвис берёт самую большую булочку, и бабушка улыбается. У неё опять розовеют щёки: видно, что она довольна. Эльвис тоже улыбается ей.
После кофе мама велит ему примерить вещи Юхана: может быть, придётся что-нибудь поправить. Эльвис послушно делает всё, что ему велят, — не потому, что ему нравится примерять одежду, а потому, что ему жаль бабушку. Он знает: она радуется, когда видит на нём вещи Юхана. Наверно, тогда она вспоминает Юхана и ей это приятно.
И ещё ему жаль бабушку потому, что она должна притворяться, будто Юхан куда-то уехал. Она всегда притворяется. И зачем только она это делает? Эльвис не понимает. Он смотрит на бабушку. Может, сказать ей правду? Сказать, что он всё знает?
Эльвис оглядывается на маму. И решает: нет, он ничего не скажет. Маме это не понравится.
— Да, на тот год вам уже придётся самим покупать мальчику вещи, — тихо произносит бабушка. — После Юхана больше ничего не осталось.
— Понятное дело, — говорит мама.
— Это его последний нарядный костюм, вот тот, что сейчас на Эльвисе, — продолжает бабушка, задумчиво глядя на внука. Она складывает руки на коленях. — Мы купили этот костюм в ту осень, перед самой… — шепчет она.
Потом, уже чуть погромче, она говорит, что Юхан так и не успел дорасти до этого костюма. И что в рукавах и штанинах ещё много можно выпустить. Хотя сейчас он и Эльвису тоже великоват.
Эльвис это заметил. Вещи Юхана всегда были ему велики. И он не успевал до них дорасти, потому что изнашивал их ещё раньше. Что-что, а изнашивать вещи Эльвис умеет.
Мама оглядывает его и качает головой.
— На этом мальчике костюм долго не проживёт! говорит она, кивая на Эльвиса.
Бабушка широко раскрывает глаза.
— Ты береги этот костюм, Эльвис, — серьёзно говорит она. — Твой дядя Юхан очень обрадовался, когда получил его в подарок.
— Сколько лет было Юхану, когда… когда он уехал? спрашивает мама.
Бабушка уже поднялась из-за стола, собираясь уйти. Она отвечает:
— Сейчас скажу. Ему было ровно столько, сколько сейчас Эльвису. Шесть лет, шесть месяцев и восемнадцать дней. Вот почему я сегодня приехала к вам и привезла костюм.
— И когда это было? — спрашивает мама.
— Двенадцать лет назад… Сейчас ему исполнилось бы девятнадцать.
Эльвис недвижно стоит в костюме Юхана. Мама глядит на него. Вот такой взгляд у неё бывает, когда по телевизору показывают что-нибудь грустное. А бабушка глядит на кран, из которого всё капает и капает вода.
Вдруг мама вскакивает со своего стула и так сильно стискивает Эльвиса в объятиях, что, пошатнувшись, он ударяется об мойку.
Но мама тут же отпускает его, потому что Сессан кидается к ней и начинает лаять и скулить.
— Что, приревновала меня? — смеётся мама и берёт собачонку на руки. — Приревновала, да? Вот тебя-то хоть приласкать можно, — продолжает она. — Ты небось не упадёшь, не стукнешься об мойку, как этот увалень.
Она кивает в сторону Эльвиса, но как будто не сердится. Когда она назвала его увальнем, он подумал, что она сердится. Но тут ему вдруг пришло на ум, что она, наверно, ничего плохого не думает, когда говорит злые слова. Может, она просто не умеет сдерживаться и говорит такое. Совсем новая мысль!
Бабушка уходит, а он всё продолжает думать об этом. Хорошо, если так. Может, мама вовсе и не думает всего, что говорит? А он-то думал, что думает…
Может, и сам он тоже не думает всего, что говорит?
Мало всяких злых и глупых слов он говорил, что ли?…
Правда, когда он их говорил, то думал, что он и вправду всё это думает, но только думал ли он? Если так, это ужасно…
Нет, наверно, человек не всегда сам понимает, что говорит. Об этом всегда надо помнить.
Тогда, может, он зря злится и обижается, когда мама его ругает. И может, не стоит так удивляться, что мама сердится, когда он сам ей грубит.
Эльвис не спеша стягивает с себя парадный костюм Юхана, который болтается на нём, как на вешалке. Юхан не мог до него дорасти, потому что был слишком слаб, а Эльвис не дорастёт потому, что он слишком крепкий. Эльвис подносит брюки к глазам и разглядывает их. Раньше они шагали в ногу с Юханом, когда он надевал парадный костюм. Теперь они будут шагать в ногу с Эльвисом…
Он знает, что сегодня ему шесть лет, шесть месяцев и восемнадцать дней. Теперь с каждым днем он будет становиться всё старше и старше Юхана.
Что он знает, то знает.
Подходит мама, берёт брюки и вместе с пиджаком вешает в шкаф.
Потом она включает приёмник, который молчал всё время, пока у них в гостях была бабушка.
— Бабушка устаёт от радио, — говорит мама, — голова-то у неё старая.
— Я тоже устаю от радио, — говорит Эльвис. — Хотя у меня голова совсем новая.
Но мама не слушает его. Ему хочется прокричать ей эти слова прямо в ухо, но он успевает одуматься.
Зачем кричать? Ведь ему за это попадёт.
Эльвис выбегает на улицу и идёт к дому Петера. Хорошо бы его встретить. Но вдруг Эльвис застывает на месте и поднимает руку. Сначала он загибает большой палец, потом — мизинец.
Всего три дня осталось до возвращения Юлии.
18
Папа вдруг решил, что Эльвис должен выучиться кататься на велосипеде.
— На это есть особая причина, — сказал он.
— Какая причина? — спросил Эльвис.
Но папа больше ничего не хотел говорить.
— Узнаешь потом, когда выучишься, — ответил он.
Мама насчёт этого не согласна с папой. Слишком рано, говорит она. Мал ещё Эльвис для велосипеда, можно и подождать.
Сам Эльвис, понятно, хочет кататься. Что может быть лучше: мчаться с Петером на велосипеде по лесным дорогам и тропкам…
Хотя… у велосипеда ведь только два колеса, на вид это небезопасно — того и гляди, — свалишься! А Эльвису страшно свалиться. Он очень боится падать. Не потому, что больно, а просто падать страшно.
Самое плохое — пока падаешь. А когда уже свалился и лежишь на земле, это уже не так страшно.
Когда папа вытащил старый мамин велосипед и позвал Эльвиса, у него от страха внутри все сжалось.
Он ни слова не проронил в ответ, просто пошёл за папой. А сердце так и прыгало. Прыгало в груди, как мячик.
Они свернули к улице, где почти не было движения. Здесь папа будет учить его кататься на велосипеде.
Хоть бы это у него вышло!
Раз уж ничего не получилось с футболом — хоть бы научиться немножко ездить на велосипеде! Ведь и плавать он тоже не выучился, хотя папа два лета подряд бился с ним как мог. Эльвису очень хотелось, чтобы у него хоть что-нибудь получилось!
Папа просто по своей доброте хочет выучить его кататься, это ясно. Другое дело — футбол и вообще спорт: папа всегда злится, говоря, что из Эльвиса спортсмен не выйдет. А сейчас у него вид счастливый и таинственный — он говорит, что Эльвис должен выучиться кататься: «На то особая причина». Эльвис и правда хочет научиться, он будет стараться изо всех сил…
Сначала папа показал ему, как он сам катается — ездил то туда, то сюда, а Эльвис смотрел. Наверно, кататься совсем легко, так же легко, как птицам летать.
Но когда Эльвис сам сел на велосипед и попробовал прокатиться, это оказалось очень трудно. Он тяжело повис на руле, а ноги болтались над педалями. И всё без толку…
Он был неподвижен, как чурбан, и при этом дрожал всем телом. Папа крепко придерживал велосипед, Эльвис мог не бояться, что упадёт, а всё-таки боялся. Обычно он не злился на себя самого, но тут здорово разозлился. И чем больше он злился, тем меньше слушался его велосипед.
Папа старался, мучился, бился с ним. Он показал Эльвису, куда ставить ноги и как вертеть педали. На всякий случай держал и седло и руль. Всё без толку. Эльвис цеплялся за руль и вёл себя как дурачок. Значит, у него и к велосипеду тоже нет способностей, это яснее ясного. Ему искренне жаль папу, который так старался, а всё только зря.
Правда, сейчас папа уже больше не старался. Он стоял, склонившись над велосипедом. А Эльвис, сжавшись в комок, сполз к переднему колесу.
— Что ж, пойдём домой? — спросил папа.
Эльвис сидел не шелохнувшись и мрачно глядел на свои неуклюжие ноги.
— Ничего из меня не выйдет, — сказал он, больше для того, чтобы утешить папу.
— Что, что? — спросил папа. Он посмотрел на Эльвиса. Потом сказал: — Нет… почему же?… Что-нибудь обязательно выйдет…
Правда, было не похоже, что сам папа в это верит.
Они побрели назад, катя старый мамин велосипед. Сердце Эльвиса больше не прыгало в груди, как мячик. Оно было тяжёлое, как отсыревший ком, как сам Эльвис.
Но тут папа начал его утешать. Никому ещё не удавалось научиться ездить на велосипеде с первого раза, сказал он. Даже самому папе. А он ведь такой замечательный спортсмен. Ему тоже пришлось довольно долго учиться. Надо только не сдаваться. И Эльвис, конечно, тоже научится мало-помалу. Нужно только терпение.
Эльвис ничего не ответил. Но в душе дал себе слово, что не сдастся. Он хочет выучиться, и он выучится. Хотя он понимает, что для этого придётся много поработать. Хорошо бы придумали, как переделывать неспособных детей. Тогда они стали бы способными на радость своим родителям. А сам человек при этом не менялся бы. Эльвису, например, неохота меняться. Он хочет остаться таким, какой он есть. Он вовсе не хочет стать другим. А то ещё вдруг станешь мальчиком, у которого нет своей Тайны!
Когда они с папой вернулись домой, мама сказала:
— Сейчас же едем на дачу! Нас пригласили в гости соседи — те самые, что ездили в Италию.
— Но ведь ты не хотела с ними встречаться, — сказал папа. — Ты же говорила, что они слишком много хвастают!
— Они и правда хвастают, — говорит мама.
Но всё равно она сгорает от любопытства — соседи обещали показать всё, что купили в Италии.
— Зачем же ехать? Чтобы ты им потом завидовала? — недовольно говорит папа.
Но всё равно выходит так, как хотела мама. Родители едут на дачу, и Эльвис должен ехать вместе с ними. Он бы куда охотнее сходил к Петеру, но не решается это сказать. Он устал от катанья на велосипеде, и ему жаль папу. Сначала учить дурачка-сына кататься на велосипеде, а потом весь вечер сидеть у соседей и слушать, как они хвастают. И кстати, заранее известно, как потом будет злиться мама, а всё потому, что она не может купить себе такие же вещи. Да, неуютно будет ехать назад.