Она не очень верила, что ее получит, но чем черт не шутит? И потому сегодня она позвонила Светке.
– Ой, Люсинда, – сразу затараторила та, – я тут вот что подумала, сегодня «на-найцы» в Предгорицу прилетают, а давай смотаемся в аэропорт, а то я Натаху позвала, а она, такая, типа я их не люблю, со всякими «Фаинами», а чего их не любить, поют, как и все, и красавчики, давай…
– Подожди, Света, – оборвала ее словесный понос Люсинда. – Я не хочу встречать «на-найцев». У меня есть другое предложение. Вот только, боюсь, оно тебе не понравится.
– Какое предложение? – В голосе Светки зазвучал неподдельный интерес.
– А ты приезжай ко мне. Вот и узнаешь. – Люсинда попыталась добавить в голос таинственности, но получилось плохо.
Тем не менее Светка размышляла всего несколько секунд:
– Класс, приеду, через час буду, у тебя новый парень?
Она всегда была любопытной.
– Нет, парень у меня старый. Приезжай!
– Буду. – Светка отключилась.
А Люсинда отправилась в ближайшую «Пятерочку».
За вином.
С вином все всегда решается проще. Это известно всем.
9. День четвертый
В окно номера лился утренний свет. Шторы не были задернуты.
Как это он вчера забыл про них? Видно, совсем затемно уже ложился.
Максим поднял голову и с некоторым удивлением обнаружил, что спит одетым на идеально заправленной постели. А ведь привычка раздеваться перед сном у него была доведена до автоматизма. Известно, что люди часто начинают опускаться именно с этого. Сперва улечься в кровать одетым. Потом перестать умываться по утрам. А затем, глядишь, и окончательно выпал из жизни. Ну нет, голубок!.. А ну-ка подъем!
Он попытался встать и невольно ойкнул от боли, мгновенно родившейся в правой икре. Полежал некоторое время, надеясь, что мышцу вот-вот отпустит. Однако боль не проходила. Помогая себе руками, он сел на кровати и принялся массировать ногу.
Вот же ж мерзость какая! Такого прежде не случалось. Уж что-что, а ноги у серфера натренированы будь здоров!
Отлежал, что ли? Или нежданно-негаданно нарисовались первые признаки приближающейся старости?
Кто-то говорил, что возрастные болячки так и приходят – как гром среди ясного неба.
С памятью тоже происходило что-то непонятное.
Нет, он хорошо помнил, что боролся во сне с беговым тренажером… А потом утирал полотенцем вспотевшее лицо… А потом, почему-то прямо на бегу, короткими глотками лакал воду из бутылки…
Но перед этим-то что происходило?
Видно, нехило надрался вчера! Кстати, где? И с кем? И как оказался тут, в компании с незадернутыми шторами?
На эти вопросы память ответить не пожелала.
Впрочем, такое с нами происходит не впервой. Вспомним, никуда не денемся!
Вот, кстати, уже и всплыло кое-что. В давние годы существовала околоспортивная байка со словами «во рту сухи, в глазах черны». Как раз про такие случаи…
И, кстати, бутылка! Самое подходящее воспоминание.
Он открыл стоящую возле кровати тумбочку и с надеждой заглянул внутрь. Бывало, там кое-что с вечера оставлялось – для немедленной поправки здоровья утром. И здоровье, разумеется, тут же поправлялось.
Если бутылка оказывалась не пуста, то налить стопочку, загнать в себя, обязательно занюхать кусочком черного хлеба, прочувствовав его аромат, а потом небольшой кусочек этого же хлеба размеренно сжевать, прислушиваясь к организму. Если в бутылке после этого оставалось, то операцию непременно тут же повторить.
Но в третий раз – ни-ни! Иначе сработает закон «С утра выпил – весь день свободен». Или, проще говоря, начнется второй день пьянки…
Увы, сейчас в тумбочке не оказалось ничего.
Даже электробритвы, которая там вроде бы лежала.
Зато валялись котлы марки «атлантик» с неподвижной секундной стрелкой. Стояли на десять шестнадцать. То ли утра, то ли вечера.
А рядом с ними – еще одни. «Романсон». На них – девять двадцать пять. То ли вечера, то ли утра. Но эти, по крайней мере, ходят.
Гримасничая от боли, он встал на ноги и подгреб к окну.
Снаружи вообще светило солнце. Значит, утро. Хотя в Питере по вечерам тоже солнце… И, кстати, вон море перед глазами!
Где это он? Куда попал? Нет, братцы, квасить надо определенно завязывать. Хорошее самочувствие скоро теряется, да нескоро находится…
О! Такие мысли к нему уже являлись. Кстати, именно по утрам – и не раз. Похоже, память возвращается.
Ладно, займемся-ка обычными делами, которые отличают нормального человека от опустившегося. И будем надеяться, что ничего не изменилось и память вернется в полном объеме.
Он скинул одежду, бросил на одно из двух кресел, стоявших бок о бок, прошел в ванную, открыл воду и принялся умываться.
Подожди-ка, а где его зубная щетка – бело-зеленая такая «орал-би» – и тюбик пасты «бленд-а-мед»? Лежали же на полочке над раковиной…
Куда-то засунул вчера, когда зубы чистил спьяну… Но, по крайней мере, память действительно начинает возвращаться. Щас, звенышко за звенышком, вытащится из небытия и вся цепочка вчерашних событий…
Полотенца на крючке оказались совершенно нетронутыми. Неужели горничная заходила, пока он спал? Как-то сомнительно!
Он обновил полотенце, вытерев лицо и руки, и вышел из ванной. Осмотрелся еще раз.
Пол был совершенно чистым, а кровать – идеально заправлена, хоть он всю ночь и провалялся на ней. Хрень какая-то!
И тут в памяти еще что-то забрезжило.
Погоди-ка, а почему это кровать-то в номере одна-одинешенька? Он же делил жилище с Герычем! Как и всегда на гастролях…
Во! Мы же на гастролях!
Ну, теперь понятно, почему вчера так надрались. Обычная гастрольная ситуация. Вот только где же бедняга Герыч? Неужели так и не добрался до родной койки?
Нет, погоди, какая тут родная койка, если номер одноместный? Но почему?!
Неужели пацаны, еще способные передвигаться, однако уже совершенно неспособные соображать, перетащили бесчувственное тело Француза не в тот номер? Ну, это как раз вполне возможно. Бывали такие случаи.
Кто у нас жил в одноместном? Платон жил. Но у него люкс, вчера же там как раз и квасили! А это явно не люкс. Так, квасить-то мы квасили… А что еще делали?
Дальнейшего в памяти не было.
Ладно, самое время все-таки поправить здоровье. Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе. И тогда вспомним даже мелочи…
Он подошел к креслу и остолбенел: одежда лежала в идеальном порядке. Будто ее только что выгладили. И кроссовки казались совершенно ненадеванными.
Он замотал головой. Да что ж за хрень такая?!
Не-не-не, срочно лечить бедную голову! Потом разберемся, потом…
Он напялил футболку с джинсовой парой, не обращая больше внимания на их состояние, и вышел из номера.
Табличка на двери была знакомой. И небольшой этажный холл, куда он вышел, казался знакомым, совершенно пустой и тоже идеально убранный. Наверное, в гостинице месячник борьбы за чистоту объявили…
Гы, вот так мысли являются в башку с похмелья!
Он подошел к лифту, нажал копку вызова. Ноль внимания, фунт презрения, ни шума движущейся кабины, ни мелькания циферок на табло…
Странный способ борьбы за чистоту – отрубить постояльцам лифт.
Ну, хотя вниз – не наверх, можно и пешедралом. Тем более что и нога уже болеть перестала. В общем, не все так плохо в нашей жизни, бывают порой и некоторые приятности…
Он медленно спустился на первый этаж и шагнул в центральный холл.
Тут царили пустота и тишина.
Через огромные окна посмотрел на улицу.
Людей на улице оказалось немного, как бывает ранним утром выходного дня. Вот только он пока еще не помнил, какой сегодня день.
Кстати, надо сообщить дежурной, что лифт сломался. Может, пока жилец здоровье поправляет, и починят. Вверх-то пешедралом – тот еще подвиг потребуется! Не по нынешнему физическому состоянию. Пожалуй, и на карачках не одолеть.
Однако за стойкой ресепшена никого не оказалось. Носят девицу где-то черти… Ладно, первое дело – похмелиться!
Максим направился в бар. Диляры-красавицы за стойкой тоже не наблюдалось.
Да что они сегодня все, работать не хотят? Или просто издеваются? Хотя ведь вполне возможно, что сегодня красавица и не работает. Попросту смена не ее, а какой-нибудь Натальи. Или, к примеру, Фариды…
К счастью, на барной стойке хотя бы присутствовал звонок, и по нему можно было стукнуть.
Как ни удивительно, барменша тут же появилась. Вернее, не барменша, а бармен – из подсобки вышел пожилой элегантный господин, с набриолиненной седой головой и одетый в старомодную рубашку с бабочкой. Совершенно незнакомый.
Поклонившись в знак приветствия, он спросил:
– Чего изволите, ваше благородие?
Максим взгромоздился на высокий табурет, посмотрел на бармена с усмешкой.
– Мое благородие… изволит коньяку! – И неожиданно для самого себя добавил вежливо: – Пожалуйста.
Он заметил, что такое проявление вежливости заставило бармена удивиться, но виду не подал. Может, этот дед всю жизнь только хамов и наглецов обслуживает. Нормальных человеческих слов от посетителей и не ожидает…
Бармен кивнул, снял с никелированных направляющих шарообразный бокал и торжественно наполнил его знакомой коричневой жидкостью. С поклоном поставил бокал перед клиентом, прибавил блюдце с парой ломтиков лимона:
– Извольте, ваше благородие.
Ну, по крайней мере, в закуске разбирается, и то хорошо.
Максим взял бокал в правую руку и с нетерпением изволил – сделал изрядный глоток. Потом поднял глаза вверх, к зеркальному потолку, и замер в ожидании наплыва приятного будоражащего тепла.
Да, правильно умные люди в таких случаях говорят: «С утра выпил – весь день свободен». Ну, весь день вряд ли, но сейчас, с утра, точно свобода. И ее надо ценить!
– Который час, не скажете?
– Без четверти десять.
Ага, все верно, именно утро. До концерта еще вагон времени.
О! Так мы же в Южноморске! Вспомнил! В родном городе!