– А че они пихают народу? – Рэпер все не успокаивался и попытался оглянуться.
– Совсем не то, о чем ты подумал. – Элвису пришлось взять его за плечо.
– А че же?
– Карточки для телефона-автомата.
Где-то поблизости раздался нарастающий звук полицейской сирены.
Двое дилеров мгновенно подобрались и тут же скрылись за углом здания.
Бакс печально посмотрел им вслед:
– Барыги карточки на телефон пихают. В натуре ад…
Полицейская машина возникла на перекрестке как бы из ниоткуда. И исчезла словно в никуда.
– Крутые тут менты, бро! – заметил Бакс. – Хорошо хоть, сирену включают перед тем, как на голову свалиться.
Гид оставил его реплику без комментариев.
А Максиму и вовсе было нечего сказать. У него возникло ощущение разыгрываемого перед новичками спектакля. Но с какой целью это происходило, он не знал.
Еще непонятно, за каким хреном тут организовали запретную торговлю карточками на телефон. Покойники между собой общаются? Рассказывают, у кого сколько народу на похоронах побывало? Мрак!
У входа в здание на стене висела афиша: «Квартет. Живой звук. Отличное пиво».
Интересно, что еще за квартет? Осел, козел, мартышка и косолапый мишка, как у Ивана Андреевича? Не «Битлз» же – раз Пол и Ринго пока живы…
Не заглянуть в заведение было бы попросту грешно. Особенно музыкантам.
И они заглянули.
Входной вестибюль ничем не отличался от подобных клубов в мире живых.
Протопали мимо пустой гардеробной.
Максиму вспомнился фильм «Место встречи изменить нельзя». Коммерческий кабак, где менты пытались взять бандита Фокса. Гардеробщик, торгующий одеколоном. Местный, наверное, тоже барыжит – карточками для телефона-автомата, раз все остальное бесплатно…
Впрочем, на хрена тут вообще гардеробщик, если всегда тепло и светит солнце? Или Элвис все-таки что-то мутит?
Он посмотрел на гида.
Тот сделал рукой приглашающий жест.
Вошли в зал, огляделись.
Клуб как клуб.
Обычные квадратные и прямоугольные столы нескольких типоразмеров. Сидящие за ними любители пива, похожие на самых обычных людей. Только обычные с такими удивленными физиономиями пенное не хлещут. И обязательно орут. В любом реальном пивняке висит над столами постоянный неразборчивый гул.
Тут царила тишина. Только кое-где негромко переговаривались.
За барной стойкой угнездился бармен, тоже седой, но совершенно непохожий на дядю Сережу.
– Пива хотите? – тихо спросил Элвис. – Отличное обещано.
Максим вспомнил свой утренний коньяк в гостинице, и его опять чуть не вывернуло.
– Обойдусь, пожалуй.
– Я тоже не буду, бро, – отозвался Бакс. – Коли уж бухло не берет, то пивасик тут, небось, вообще моча.
Гид пожал плечами:
– Хозяин – барин. Тогда музыку послушаем.
В дальнем от входа углу обнаружилась небольшая сцена, а на ней – классический рок-н-ролльный unplugged[6] – никакой электроники. Просто четыре стула, выхваченных неяркими лучами софитов, а на них какие-то типы с акустическими гитарами.
Видимо, это и был обещанный афишей «Квартет. Живой звук».
Элвис двинулся поближе к сцене. Максим и Бакс пошли следом за ним, благо публики в зале торчало немного, от силы человек пятьдесят, так что по головам лезть не пришлось.
Отсюда лица музыкантов оказались легко различимыми. Максим пригляделся. И чуть не офонарел: на сцене сидели Джон Леннон, Джими Хендрикс, Джим Моррисон и Виктор Цой.
Оглянулся на Бакса. Тот выглядел совершенно спокойным. Видимо, рэперы таких музыкантов попросту не знают. Для них что Джон Лорд, что Кит Эмерсон, что Джимми Пейдж, что Эрик Клэптон – одна ботва…
В унисон зазвучали вступительные аккорды какой-то задумчивой песни. Вроде бы знакомой, только в столь сложной аранжировке не сходу узнаешь. Тем не менее все четверо, улыбаясь друг другу, играли одно и то же.
– Вот самое обидное, старик, – Элвис кивнул на Цоя и прошептал на ухо Максиму: – Цой по-прежнему жив, а мы с тобой – нет.
Между тем Джон Леннон, хрипловатым голосом, совершенно чисто выговаривая русские слова, запел, с грустью и почти бернесовской теплотой:
– Темная ночь,
Только пули свистят по степи,
Только ветер шумит в проводах,
Тускло звезды мерцают…
За ним вступила остальная троица, изобразив вполне приличное многоголосие.
Когда они вывели заключительную строчку: «И поэтому, знаю, со мной ничего не случится», – Бакс не выдержал:
– Ну с этими-то точно ничего не случится… Что за старые перцы?
– Ты их не знаешь? – Максим разыграл неподдельное удивление. – Темный ты, брат!
Бакс и не подумал обижаться:
– Я не темный. Я рэпер. Рэперы подобные стаффы не читают! – Он повернулся к Элвису. – Пива я не хочу. Но портвешок после такого концерта пришелся бы в самый раз.
– Тут вина не подают, – сказал гид. – Идемте в другое место.
И повел подопечных к выходу.
А в спину им теперь неслось «Огней так много золотых…»
Они сидели на совершенно пустой трибуне южноморского футбольного стадиона. Противоположная трибуна тоже заполненностью не отличалась. А за воротами вообще трибун не было. Яма с песком для прыжков в длину да несколько батутов между стойками для прыжков в высоту. В общем, небольшие легкоатлетические площадки. Тоже пустые.
Судя по всему, фитнеса после карантина местным обитателям хватало за глаза и за уши, и на занятия профессиональным спортом их не тянуло.
Правда, за противоположной трибуной виднелась пара верхних этажей какого-то здания из стекла и бетона – то ли современный пристадионный комплекс с раздевалками, то ли кому-то из сильных мира сего удалось оттяпать у спортивного сооружения часть территории и построить на ней какую-то хрень.
На небе по-прежнему светило яркое солнце.
Максиму оно совершенно не мешало. Рэперу и Элвису, судя по всему тоже: никто не потел и не обмахивался ладошками или газетами, как иногда бывает на нормальных человеческих стадионах.
У ног Бакса стояла открытая, но так и не початая бутылка вина. По дороге сюда гид завел их в один из местных магазинов, где старая мымра пенсионного возраста с сожженными перекисью волосами снабдила страждущего рэпера бутылкой какого-то пойла.
– Ух ты, кул! – восхитился Бакс. – Халява, сэр!
Однако вина он отчего-то до сего момента так и не попробовал.
Максим задумчиво смотрел на дальние ворота, где торчал высоченный вратарь в экипировке времен Льва Яшина – в большой кепке с козырьком и странной формы перчатках. Он стоял на линии ворот, подняв руки с раскоряченными пальцами и пружинисто переминаясь с ноги на ногу. Как будто на поле перед ним присутствовал кто-то невидимый…
– Хороший был воротчик, – сказал Элвис. – За местную команду играл. Только очень уж нервный. Пенальти на девяностой минуте дали, финал краевого кубка, решающий матч, счет «два – два», цена ошибки – поражение, отыграться не успеешь. В кубке же, как известно, только один победитель, а все остальные – проигравшие. От излишнего волнения бедняга и скончался. Кондратий хватил. Ну, то есть сердце не выдержало. Теперь вот стоит и ждет, когда пенальти этот пробьют. А там пенальти он бы взял наверняка. Хороший был воротчик.
– Слушай, бро, – сказал Бакс, – а ты сам-то как коньки отбросил?
– Да в общем очень глупо. – Элвис замялся. – Как последний лох, откровенно говоря.
– Это каким же образом? – Бакс, не стесняясь, рассмеялся.
– Я в конкурсе участвовал.
– А че за конкурс-то?
– Да конкурс исполнителей, естественно. Музыкальный. Песни Элвиса Пресли.
– Типа караоке? И че, кроме тебя там кто-то еще участвовал?
– Конечно, – обиженно сказал Элвис. – Тридцать человек соревновались. Лучшие эстрадные исполнители. Со всей страны.
Он вытащил из нагрудного кармана свернутый прямоугольник какой-то желтоватой бумаги, положил на скамейку и медленно, осторожно принялся расправлять. Судя по его аккуратным движениям, для него это был очень дорогой сердцу документ.
Максим пригляделся.
На скамейке лежала небольшая вырезка из газеты.
Бакс взял ее в руки, минутку поразглядывал и передал Максиму.
Это была публикация о конкурсе, украшенная фотографией участников, среди которых с большим трудом можно было узнать и Элвиса. Тут он, правда, выделялся роскошной шевелюрой.
– Кул, бро, – неуверенно сказал Бакс. – И че? Крякнулся-то как?
– Я был в конкурсе главным фаворитом, – пояснил Элвис. – Заранее победу мне отдавали. В последнем туре пел так, что члены жюри едва ли за валидол не хватались. Успех, что тут скажешь. В общем, стою за кулисами, жду подведения итогов. Выстроили всех на сцене. Ведущие к микрофону пошли. Ну и… молодой был, слишком впечатлительный. Просто остановилось сердце. Как у этого футбольного воротчика. Раньше это называли «разрыв».
Бакс вдруг откровенно заржал, аж слезы выступили на глазах. Максим не выдержал, тоже усмехнулся.
Бог мой, как только не умирают люди!.. Никто ни от чего не застрахован! Планируешь, надеешься, мечтаешь об успехе, а потом, в самый неподходящий момент – бац, и сливай воду! Хоть модный певец ты, хоть вор в законе, хоть глава государства. Все равны!
– Извини, брат, – сказал он, справившись с усмешкой.
– Ничего, – печально ответил Элвис. – Я ж понимаю…
– Крутой ты чел, бро, – сказал ему с искренним уважением Бакс. – Но послушай… Коли уж ты здесь давно тусуешься, че ты такой не в тему реактивный? Тут, смотрю, одни гнилые батоны ползают, а ты: вечно из себя шустряка рисуешь. А сам говоришь: девять дней, девять дней…
– Дефект у меня такой, – пояснил Элвис. – Ну а чего удивляться-то: еще при жизни сдуру здоровье запустил. Оно для меня далеко не главное было. А теперь и рад бы на пляже лет сто проваляться, не мучиться уже, а нет, не могу. Воспоминания какие-то лезут. Чувства то и дело просыпаются. Аномалия, короче… Только с русскими такое случается, старик. Кусок души как застрянет, и пиши пропало. Покоя нет. – В голосе гида зазвучала откровенная тоска. – А мертвецу душа, как живому аппендицит. Из американцев, из немцев, из англичан быстро все вылетает. Менталитет совсем другой, индивидуалисты. Мы же…