– «Я люблю ее, я спасу ее» – ты ведь так думаешь, – сказал Элвис. – Я уже говорил: завтра у тебя девятый день, завтра все пройдет. Это же как грипп. На ногах лучше не переносить, а то будут осложнения. Ну чего ты так уперся? Ты ведь вовсе не любишь ее. Уже давно. Целых восемь дней. Потому что не можешь любить, потому что ты умер! Это все инерция. И вообще… все, что люди называют словечком «любовь», – это сплошная психическая инерция и ничего более. Потому что любовь – это всего лишь первая секунда. Увидели друг друга – бах! Искра между пролетела! Типа электричество. Волны всякие, поля, в общем, занимательная физика. И только потом наступает жизненное потом – отношения, сношения, очей очарование, откровенное разочарование. Сплошная инерция и ничего более. Привычка… Я понятно объясняю?
Максим промолчал.
Пусть себе болтает. Больше мы ему не верим. Гид с культуристами – одна компашка. Им главное – сломать человека, доказать свою власть над ним. Шаг в сторону считается побегом – расстрел на месте!
– Ну прикинь, так сказать, холодной головой. Там бы вы были вместе ну сколько максимум? Десять лет, двадцать. Золотая свадьба – это сколько лет вместе надо прожить? Пятьдесят?
– Для рэпера столько лет прожить – позор в натуре… – сказал Бакс.
– Вот именно. Пятьдесят лет вместе! Застрелиться можно. Ну, допустим, прожили вы в браке пятьдесят лет и умудрились не застрелиться. Все равно потом конец. Умирать. А тут вы будете вместе навсегда. Вечный полдень, ну! – Элвис мягко улыбнулся. – Всегда суббота, доллар не падает, сердце не болит и все! Пойдем домой. Чего ты тут разлегся? Думаешь, ты – непреодолимый шлагбаум? Да ты даже не лежачий полицейский. Тебя нет.
За спинами рэпера и гида, вдали, показалась машина Лены. Та самая, обломки которой показывали по телевизору.
Максим закрыл глаза.
Но это не помогло – он продолжал видеть происходящее.
Машина Лены пронеслась сквозь Элвиса и Бакса, сквозь розовый кадиллак и огненную «альфа ромео». И сквозь него, Максима, лежащего поперек дороги. И умчалась к мосту, навстречу своей неотвратимой гибели.
А чуть позже за нею проследовала огромная фура с рекламным оформлением фирмы «Кока-Кола».
И наступила темнота, какой он никогда не видел в преисподней. Даже в особняке трех культуристов было посветлее.
Потом Максим открыл глаза. Он видел свои ноги.
Они бежали по асфальту.
И тут он вспомнил другие свои ноги, не эти – живые, в детских сандаликах. Они неслись по траве, и их неудержимо влекло вниз… И все было совсем не так, как сегодня. Бездумно и опасно.
Не было рядом никаких машин. И ажурного моста тогда еще не существовало – залив приходилось объезжать, следуя береговой линии. Да, собственно, и дорогой в том месте не пахло.
Ему лет девять, и Лене столько же. Они впервые вдвоем удрали из школы – потому что захотелось прогулять урок. Именно вдвоем. С пацанами у Максика это случалось уже не раз…
Они пешком добираются до живописного обрыва недалеко от города – с тех пор эта площадка стала «их местом», пока они не отправились с классом в поход и не обнаружили другую, в горах, на одном из витков серпантина, где много позже закопали бутылку с запиской, отправленной самим себе в будущее.
Они стоят над косогором – очень крутым. Внизу – заросшая травой поляна, так и влекущая на свою мягкую перину.
– Эх, классно было бы спуститься тут! – вздыхает Максим.
– Классно, – соглашается Лена. – Но страшно.
И в самом деле, склон со множеством каменистых буераков настолько крут, что в случае падения попросту не сносить головы.
– А давай парой, взявшись за руки, – предлагает Максим. – Чего один не сделает, сделаем вместе.
Лена жмурится – не то от страха, не то от предвкушения счастья на двоих.
– А давай!
Они крепко берутся за руки. Смотрят друг на друга. И решаются.
– Раз, два, три… вперед! – командует Максим.
И они несутся вниз, не отпуская рук друг друга.
Удивительная легкость в мышцах ног, в ушах свистит ветер. Скорость такая, что дух захватывает, но рук они так и не отпускают. И при штурме очередной ямки наступает момент, когда полностью контролировать движение становится невозможно – мышцы перестают подчиняться, а их хозяева не чувствуют ничего, кроме радости, страха и единения. Сделав очередной прыжок, они летят вниз.
Максим обернулся и крикнул Элвису:
– Я вспомнил! Я вспомнил!
– Думаешь, ты вспомнил, с чего все началось? – тихо и с печальной усмешкой спросил Элвис. – Лучше вспомни, что было потом.
Скорость была слишком велика, и Максим уже не успевал переставлять ноги. А Лена – и подавно. И он не смог удержать ее руку. Единение и радость напрочь исчезли – остался только страх. И Максим покатился вниз кубарем, перед глазами замелькали камни разных размеров и проплешинами среди них – желтая земля.
Тем не менее и в падении он сумел извернуться так, чтобы Лена наткнулась на него. Чтобы уцелела хотя бы она…
Потом была темнота. И хирургическое отделение городской больницы – Лена привела взрослых. А помощь подоспела очень вовремя. Еще бы час, и Максим остался бы без ноги. Наверное, Лена уже в девять лет что-то понимала. Скорее всего, именно поэтому после окончания школы она пошла учиться на медсестру.
И, видимо, не ошиблась в избранной профессии. Чего не скажешь о выборе предполагаемого спутника жизни…
Воспоминание ушло.
Он все еще находился на дороге.
Ленина машина и фура с надписью «Кока-Кола» уже давно должны были въехать на смертоносный мост. Но никаких следов пронесшейся по окрестностям гигантской волны.
И тогда Максим расхохотался:
– А вот хрен вам! И тебе, и твоим культуристам! Она осталась жива.
Элвис смотрел на него с интересом:
– С чего ты так решил?
Максим объяснил.
Выслушав его, гид снова усмехнулся:
– Ты ошибаешься, старик. Волна же прошла не тут, в преисподней, а в мире живых. Тут никаких цунами и быть не может. Вечный полдень, теплый, приятный и безопасный.
Он произнес это таким тоном, что Максиму не осталось ничего, кроме как поверить.
И в самом деле, находясь на набережной, он никогда не видел ни одной волны, даже маленькой и ласковой.
Все-таки он проиграл. И теперь впереди его ждала расплата.
– Слушай, Элвис… а каким образом культуристы отправляют провинившегося к пустым?
Гид пожал плечами:
– Понятия не имею, старик.
– Неужели ты ни разу не видел?
– Нет, конечно. До тебя ни один мой подопечный не решился ослушаться трех культуристов. Ты – первый.
– Слушай, бро, – сказал Бакс, – а может, он тоже дефектный? Ведь восьмой день уже. Мне вон и то пиво совершенно по барабану сделалось. А он все успокоиться не может. Лена то, Лена се…
Глаза Элвиса сделались серьезными и задумчивыми. Он окинул взглядом придорожные деревья, словно искал у них ответа.
– Не знаю, – сказал он. – Я далеко не во все посвящен. Мое дело – встретить прибывшего и ввести его в курс дела. А диагноз ставят совсем другие.
– А как это будет? Приедут менты и сцапают его? Арест, наручники, обезьянник?
– Я не знаю, – повторил гид.
– Короче, бро, тебе верить впадлу.
Элвис опять пожал плечами:
– Что есть вера? Кто может оценить ее, кроме самого человека? Поехали-ка назад, в гостиницу. – Он шагнул в сторону катафалка. Потом притормозил и обернулся: – В полночь мы все узнаем.
– Наказание последует в полночь? – спросил Максим.
Им вдруг овладело равнодушие. Он и вправду больше ничего не мог изменить.
– Да, так мне говорили. Приедут ли в двенадцать часов за тобой менты или ты просто исчезнешь – совершенно неважно. В любом случае обещанная культуристами кара свершится. И больше моя помощь тебе уже не понадобится. – Гид открыл дверцу и забрался на водительское кресло катафалка. Хотел закрыть дверцу, но тут же опять выбрался наружу. – Извини меня… Не хотел тебе говорить. Этот самый тоннель… он совсем небольшой. И он, конечно, есть… Но без ведома трех культуристов в него не попадешь. Так что… – Он не договорил и снова уселся за руль.
Они вновь сидели у стойки в гостиничном баре.
Вовсю шел двенадцатый час ночи, и наступало самое время расставаться.
Гид не соврал Максиму – он и в самом деле понятия не имел, каким образом три культуриста производят экзекуцию ослушников. Последних среди его подопечных и в самом деле прежде не находилось. И вот теперь обнаружился.
Самое место ему было бы среди гидов – встречать пришедших в ад и помогать находить тут свое место.
Но чего не случилось – того не случилось. Видимо, у него, у Элвиса, не хватило нюха на дефектность…
И теперь он смотрел, как Бакс стучит своим кулаком в кулак Максима, демонстрируя рэперский жест расставания.
– Ну, держись там, бро. Как подобает честному нигеру.
– Постараюсь, – сказал Максим. – Спасибо тебе, бро!
Они крепко обнялись.
Потом рэпер оглянулся на Элвиса и тактично отошел в сторону, в дальний угол бара. Пришлось сменить его на позиции.
– Ну что, надо как-то прощаться? – Гид чувствовал, что по его лицу блуждает печальная улыбка.
Максима и в самом деле жалко. Но, как бы то ни было, уважение он всяко вызывает. Ведь он сделал выбор настоящего мужика…
– Да. Надо, наверное… – Настоящий мужик явно старался, чтобы в его ответной улыбке печали не было и следа.
– Обниматься, полагаю, не станем. Не люблю все эти нежности… Счастливо, старик! Мне будет не хватать тебя. Ты принял сложное решение, но оно мужицкое. Так что я понимаю… Скажи мне что-нибудь, на прощание.
– Скажу. Ты – настоящий Элвис Пресли.
Гид промолчал, потому что его прошибло до самых печенок, так, что неожиданно для самого себя он полез все-таки обнять Максима.