Лена засмеялась:
– Да? Ну ладно! Вспомнишь вдруг, звони.
И, отбросив все сомнения в состоянии собственной психики, поехала на работу.
Максим обнаружил себя в прихожей родной квартиры. Как тут оказался, он совершенно не помнил.
В доме царила тишина.
Осмотрелся.
Все вроде на своих местах. Хотя нет – на тумбочке нет старого телефона. «Чебурашки», купленного когда-то мамой.
Глянул в зеркало на стене. Увидел там противоположную стену и вешалку чуть в стороне, возле двери.
Себя не увидел. Но совершенно не удивился.
И вообще ему показалось, что он уже побывал здесь. Но вовсе не тогда, когда заявился к маме в гости на оладушки в компании с Баксом и Элвисом.
Нет, это вроде бы случилось позже.
Заглянул на кухню. Там оказалось чисто и пусто. Тишина, никого.
А в прошлый раз оба стола были заставлены разнообразной закусью – салаты оливье и рис с крабовыми палочками, тушеная картошка с мясом. Возле столов хлопотали тетя Зина и две какие-то вроде бы знакомые бабки. Дядя Вася, заплативший когда-то за спиленную грушу, добывал из холодильника литровые бутылки с какой-то прозрачной жидкостью. Этикеток на бутылках не было – видимо, самогонка. За выпивкой последовали пластмассовые флаконы с «Пепси». Гидроколбаса…
Было это или не было?
Может, приснилось?
Он покинул кухню, прошел по коридору, ввалился в зал.
В прошлый раз в ее центре расположился накрытый стол. На стене висел набор сто раз виденных фотографий.
На дальнем краю стола, ближе к окну, стояла стопка, а к ней прислонилась фотография, совершенно незнакомая. Но на ней – он сам, Максим Коробов.
Стол сервирован на немалое количество человек.
И весь этот народ тут. Лена, Севас, его Анька, еще какие-то мужики и бабы со знакомыми, но давно забытыми физиономиями…
И говорили почему-то не о нем, а о только что умершем Барде. Видимо, к смерти Француза уже привыкли…
Было это или не было?
Сейчас стола в зале не оказалось. И людей – тоже.
Пустота и тишина…
Судя по разговорам, вроде бы приснились собственные поминки.
Вот только нет уверенности, что это был сон.
Ему ни к селу ни к городу вспомнилось прочитанное когда-то четверостишие:
Что там, за ветхой занавеской тьмы? —
В гаданиях запутались умы.
Когда же с треском рухнет занавеска,
Увидим все, как ошибались мы.[7]
Впрочем, почему же ни к селу ни к городу? Очень даже в нужный момент…
Максим помотал головой, избавляясь от наваждения, и закрыл глаза.
А когда открыл, родной квартиры вокруг уже не было.
Он стоял перед двумя туннелями.
Типа направо шагнешь – коня на скаку остановишь; налево шагнешь – в горящую избу войдешь…
Туннели были короткие.
В конце правого – родовое кресло-кровать, возле кресла застыли в ожидании врач и акушерка.
В конце левого – серая муть, в глубине которой стремительно метались темно-серые тени.
«Неужели все сначала? – подумал Максим. – О нет, Господи!»
Он был абсолютно уверен, что за него уже все решено, что от него больше ничего не зависит. И вот – получите и распишитесь!
Мгновение мучительного выбора длилось целую вечность.
А потом он сделал шаг…