— Маркут, между нами существует договоренность об определенных правилах и порядках в наших делах, — раздраженно скрипел тот, продолжая начатый недавно разговор. — Надеюсь ты не собираешься их нарушать?
— Ни в коем случае! — с подкупающей искренностью в голосе ответил Клин. — Но я никак не могу понять суть твоих претензий, уважаемый Кант!
Его собеседник осуждающе покачал седой головой:
— Не вижу здесь ничего непонятного. Ты уводишь у меня клиента, а потом делаешь вид будто не понимаешь о чём речь!
Не многие могли себе позволить разговаривать с хозяином кабинета в таком тоне. Ему пришлось сделать над собой усилие, что бы сдержать нарастающий гнев. Сидящий напротив старикан руководил одной из тех немногих банд в городе, которые могли потягаться с его командой. Так же как сам Клин, Рафт Кант имел право голоса на проходившим время от времени Сходе главарей самых крупных шаек Миларна. Представители преступного мира в королевстве, чуть ли не с момента его окончательного объединения, организовали некое подобие своей гильдии. В каждом из пяти крупнейших городов государства, с периодичностью в два-три месяца проходила встреча наиболее влиятельных вожаков местных банд. На таких Сходах, как называли их сами участники, решались спорные вопросы, заключались договора, обсуждались и осуждались нарушения неписанных законов преступного мира. По традиции, сложившихся с незапамятных времен, если у одного из собравшихся были какие-либо претензий к другому своему собрату по ремеслу, он мог их вынести на всеобщее разбирательство. После выслушивания доводов обеих спорящих сторон, путем открытого голосование, выносилось окончательное решение. Если кто то недовольный общим вердиктом, пытался его игнорировать, остальные быстро объединялись и призывали нарушителя к порядку. Меры при этом использовались очень жесткие, вплоть до полного уничтожения бунтующей группировки. Всего в Миларне было восемь банд, чьи главари имели на Сходе право голоса. И Клин, и Рафт входили в их число. Третий человек сидевший в кабинете, одноглазый Лос, приходился Канту племянником и, по слухам, должен был со временем занять его место.
— Мне казалось, что мы сможем решить наше дело самостоятельно, — снова заговорил старший из гостей, — не вынося на общее обсуждение. Неужели я ошибся?
Голос Маркута оставался доброжелательным:
— Ты уже целых десять минут обвиняешь меня в сознательном переманивании у вас заказчика, но до сих пор так и не потрудился объяснить — какого именно?
Рафт, прекрасно сознавая, что собеседник хитрит, вздохнул, но все же принялся доходчиво обрисовывать суть своих претензий:
— Немногим больше года назад, ко мне обратился человек, представившийся Монком. Смысл его предложения сводился к следующему — два раза в месяц, в заранее обговоренные дни, мои люди доставали и доставляли необходимую ему вещь по указанному им адресу. За определенную плату, разумеется. Эти месяцы все было нормально, мы выполняли поставки в срок и нам исправно платили. Но две недели назад, этот Монк встретился со мной и заявил, что в наших услугах больше не нуждается. Ну что ж, нет так нет, значит отпала необходимость в тех предметах, которые мы ему поставляли. И тут, до меня доходит слух, будто теперь твои люди выполняют ту же самую работу, для моего бывшего заказчика. И что я должен думать? К нам у этого господина, никаких претензий быть не может, все делалось в соответствии с им же поставленными условиями. Остается один вариант — ему предложили более низкую цену! А это уже идет в прямой разрез нашим обычаям, в соответствии с которыми, не правильно отбивать кусок хлеба у своего товарища таким способом!
Велеречивая манера речи, свойственная старику, у многих его собеседников вызывала улыбку. Которую они, в подавляющем большинстве пытались скрыть. Маркут тоже опустил глаза на сплетенные у выпирающего живота пальцы холёных рук, что бы спрятать, появившуюся в них усмешку. Но его веселье не имело ничего общего со способом изъясняться пожилого бандита. Несколько дней назад к нему в таверну действительно заходил человек, назвавший себя тем же именем, о которое упомянул Кант. Высокий, в длинном плаще, с низко надвинутым на глаза капюшоном, он не заходя внутрь, обратился к стоявшим возле входа охранникам с просьбой отвести его к хозяину заведения. Подобные визиты не были редкостью. Осведомители, наводчики и заказчики, прознавшие о том что к владельцу «Мокрого кота» можно всегда, за хорошую плату, обратиться для решения проблем, требующих незаконных методов, переступали порог заведения почти каждый день. Незнакомца, без лишних вопросов, проводили вниз. В комнате перед кабинетом, где наподобие армейского караула, постоянно находилось не меньше десяти бойцов, пришедшего попросили распахнуть плащ. Тот не колеблясь выполнил это вежливое требование, и широко разведя руки позволил себя обыскать. Правда, капюшон снимать не стал, а наоборот, еще ниже наклонил голову. В этом тоже не было ничего необычного. Многие из приходящих по какому-то деликатному делу, не желали быть узнанными. Единственное, что можно было четко разглядеть, это длинные седые волосы, спускавшиеся с висков на грудь посетителя. Изъяв длинный кинжал, висевший на поясе, и убедившись в отсутствии другого оружия, гостя проводил к Маркуту и усадили в очень глубокое и мягкое кресло, специально выставляемое, для подобных приёмов, на середину комнаты. Сидеть в нем было комфортно, а вот резко вскочить сильно затруднительно. Прибавить к этому прикрепленный снизу к крышке стола, небольшой взведенный арбалет, направленный точно между подлокотников, а так же маячившего за спиной посетителя старшего брата Маркута, присутствующего при всех переговорах, и становилось понятно, что хозяин кабинета может не сильно беспокоиться за свою жизнь во время беседы с незнакомцем.
Предложение, без долгих предисловий выложенное Монком, заставило даже такого закоренелого и много повидавшего бандита, как Клин невольно поежиться. В принципе, оно полностью совпадало, с тем, о чем говорил Рафт. Только то, что старик, с присущим ему цинизмом называл просто «вещью» или» предметом», являлось не чем иным, как человеческой печенью, вырезанной из тела жертвы не раньше чем за несколько часов до его передачи в условленное место. Впрочем, нельзя сказать, что бы это предложение сильно смутило хозяина «Мокрого кота». За свою жизнь, наполненную жестокостью и насилием, он совершенно перестал ценить людскую жизнь. Задавать вопросы наподобие «зачем?» и «для чего?» клиенту было не принято. Да и бесполезно — все равно правды не услышишь. К тому же большого значения это не имело. Мало ли на свете маньяков и сумасшедших, со своими сдвигами и идеями, абсолютно не постижимыми здравым рассудком. В целом, не считая грязной мясницкой работы, дело не представляло никакой сложности. Заказчика нисколько не интересовали личности жертв, а значит на эту роль мог подойти любой бродяга, которого никто никогда не хватится. Таких в городе было достаточно. Практически никакого риска, небольшая затрата времени и минимальное количество привлекаемых людей, а оплата, с учетом всех этих факторов, довольно приличная — пять золотых за каждую доставку два раза в месяц. Немного подумав Клин согласился. Среди его людей было много таких, кто не побрезгует подобной работой и за половину оговоренной суммы. Остальное можно положить себе в карман. Деньги не весть какие огромные, но лишними в любом случае не будут.
Человек в капюшоне и не думал скрывать, что раньше для него эту работу выполняли головорезы Рафта. Но вдруг, спустя год после начала их сотрудничества, Кант потребовал удвоить оплату. Это и было причиной, по которой Монк решил отказаться от его услуг. Данный факт, старый пройдоха, в своем рассказе совершено пропустил.
— Теперь понятно, о каком заказчике идет речь. — прервал затянувшуюся паузу Маркут. — Но мне совершенно не ясно, с чего ты взял, будто кто то его переманивал? До его прихода сюда, я вообще не знал ни этого человека ни о ваших с ним делах.
— Но теперь-то знаешь! — неожиданно встрял в разговор Лос, не сводя единственного глаза с хозяина кабинета.
Это было по меньшей мере не вежливо. Если Клин и Рафт занимали одинаково высокое положение в иерархии местного преступного мира, то статус одноглазого был гораздо ниже и влезать в их разговор, да еще в довольно грубом тоне, он не имел ни права, ни основания. Уже одно то, что ему было дозволенно присутствовать при беседе двух главарей, этот выскочка должен был считать великой честью.
— Молодой человек, — произнес Клин, четко выговаривая каждое слово, — а тебя не учили, что некрасиво влезать без спроса, в разговоры старших?
На скулах Лоса, от гнева, появились красные пятна. Он уже открыл рот для, несомненно, грубого ответа, но тут старик поднял руку в предостерегающем жесте, и ему пришлось промолчать. Хотя далось это явно с большим трудом.
— Послушай, Маркут, — миролюбиво заговорил Кант, — мы пришли сюда не ссориться. Несколько монет этого не стоят! Но тут дело принципа. Надо решить возникшее недопонимание, в соответствии с нашими традициями.
— «Ага, рассказывай, — мысленно усмехнулся Клин, — ты же за медяк удавишься!»
Вслух же спросил:
— Что ты предлагаешь?
— Для начала давайте выпьем.
Повинуясь взгляду старика, продолжавший злиться племянник взял кувшин и разлил рубиновую жидкость по кружкам.
— Прекрасное вино! — похвалил Рафт, сделав несколько глотков.
— Мне привозят его с самого юга Империи, небольшими партиями. Продавать в зале смысла не имеет. Местный контингент предпочитает отечественное, зато подешевле. Держу специально, для особо важных и дорогих гостей.
— Приятно, когда тебя считают «важным» и тем более «дорогим», — принимая любезность скривил губы в улыбке Кант. — Но давай вернемся к делу, которое нас привело.
— Хорошо. — Хозяин таверны поставил свою кружку на стол и откинулся на спинку кресла. — Что ты хочешь от меня?
— Откажи этому Монку в своих услугах. — начал перечислять пожилой главарь, — более того, настоятельно посоветуй вернуться к нам, а не искать кого-нибудь еще. Надо ему популярно объяснить, что менять исполнителей в таких делах неправильно, вернее просто недопустимо. Что скажешь?