Поселения восставших племён, в которых насчитывалось общим количеством более двух тысяч воинов, были раскиданы на довольно обширной горной территории. И надеяться найти и освободить двух захваченных «черных медведей», даже полным составом отряда, было безрассудно, если не сказать — глупо. Пришлось вернуться и ждать подхода полков регулярной армии, выделенных для подавления бунта.
Но подтягивать войска Совет, во главе с королем не спешили. Сначала была предпринята попытка разрешить конфликтную ситуация мирным путем. Переговоры длились три месяца, прежде чем, как по мнению большинства ветеранов и следовало ожидать, зашли в тупик. Ни одна из сторон не хотела идти на компромисс. Только после этого начались стягиваться силы для похода. Все это время боевые действия ограничивались стычками небольших передовых отрядов с той и другой стороны. Элвуд почти безвылазно находился в горных рейдах, переходя из одной группы разведчиков в другую. Командир «медведей» с пониманием относился к такому сумасшедшему рвению одного из своих лучших сержантов, не препятствуя ему в этом, только сокрушенно качая головой, видя потемневшие и сильно осунувшееся лицо подчинённого.
Пока суть да дело, насупила поздняя осень. Генерал, назначенный руководить компанией, отправил в столицу послание, в котором высказывал мнение о нецелесообразности выступления в это время года. В другой ситуации Эл без сомнения согласился бы с таким решением. Стоило походу чуть-чуть затянуться, и армии пришлось бы встречать холода в горах, а это весьма безрадостная перспектива. Но в теперешнем положении, зная, что его лучший друг до сих пор томиться в плену, он разве что на стену не лез от бессильного отчаянья.
Зимой рейды стали проводиться гораздо реже. Не бывает ничего хуже бесконечного ожидания. Временами ему казалось, что следующая весна не наступит никогда. Все свободное время Элвуд проводил в тренировках и воинских упражнениях, доводя себя до полного изнеможения. Только так ему удавалось хоть на время отвлечься от грустных мыслей.
Когда же, наконец, с горных троп сошел снег, и армия, потратив еще месяц на последние приготовления, была готова к выступлению, случилось событие, благодаря которому надобность в военном походе отпала. В правящей верхушки самого многочисленного и сильного из мятежных племён, произошел переворот с полной сменой власти. Вождь, вместе со всеми своими главными советниками и верховным шаманом, в одну прекрасную ночь были зарезаны во сне. Новые лидеры, вставшие во главе племени, не хотели вести заведомо проигрышную войну с Королевством Пяти Городов. На следующие же утро, после резни, горцы отправили в столицу посланников с предложением мира и подтверждением вассальной присяги. Чтобы наглядно продемонстрировать искренность своих намерений, горцы выпустили на свободу все полсотни пленников, захваченных при взятии пограничных крепостей и в ходе мелких столкновений. Остальные племена так же были вынуждены прекратить бунт.
Когда группа освобожденных солдат вошла в лагерь армии, Элвуд находился в первых рядах встречающих. С огромным трудом ему удалось узнать в страшно изможденном, почти полностью поседевшем человеке, своего друга. Джадс плёлся в самом конце колонны, еле переставляя ноги и опираясь на плечо какого-то низкорослого существа. С тем веселым, высоким и сильным атлетом, которого Эл последний раз видел меньше года назад, у стоящего перед ним двадцатисемилетнего сгорбленного старика не было практически ничего общего.
Но намного хуже телесных, оказались изменения душевные. Устремленный сквозь собеседника, куда-то в пустоту, взгляд абсолютно ничего не выражал. Сколько Эл не пытался его разговорить, единственное, что ему удалось добиться от своего лучшего друга, были несколько бессвязных фраз, адресованных непонятно кому или чему. Более-менее внятные объяснения удалось получить от его маленького спутника, при ближайшем рассмотрении оказавшемся гоблином. Из рассказа Лито, как он представился (вообще-то его имя было намного длинней и невероятно сложно произносимом на человеческом языке), выяснилось, что все месяцы заключения, Джадс провел на положении раба у верховного шамана племени, прикованный за ногу и шею длинными цепями. Сам Лито провел на точно такой же цепи и у того же хозяина целые два долгих года. Старый колдун, даже по меркам грубых горцев, считался чрезвычайно жестоким. Он постоянно проводил какие-то магические эксперименты. И если опыты не приводили к желаемому результату, а так выходило в подавляющем большинстве случаев, вымещал злобу на беззащитных пленниках. Прижигание раскаленным железом было самым безобидным развлечением этого садиста. Еще в начале зимы, на цепи в его дворе сидело четыре человека. До окончания холодов дотянул только Джадс. Двое умерли, не выдержав издевательств, а еще один покончил с собой, размозжив голову о каменную стену дома. Гоблину доставалось меньше чем людям. Сам он не говорил, но как предполагал Эл, его держали скорее как какую-то экзотическую зверушку.
Действительно, народ Лито, будучи некогда многочисленным и весьма умелым в колдовском искусстве, за последние несколько веков, сильно теснимый более сильными соседями, постепенно почти исчез из этой части материка. Поэтому оставалось только гадать, как маленький страдалец оказался на цепи у шамана горного племени. Сам гоблин поведать об этом не пожелал. Да его никто особо и не расспрашивал на эту тему. Возможно, сородичи изгнали, а может он сбежал, по каким — то своим причинам, о которых теперь не хотел распространяться. Это мнение нашло подтверждение, когда на предложение отправляться к родным, Лито заявил что совершенно одинок, и попросил разрешения остаться со своим товарищем по несчастью, к которому, не смотря на разность культур, успел сильно привязаться. Видно совместные страдания очень сблизили их, потому что Джадс, в свою очередь передвигался опираясь только на плечо маленького гоблина, принимал пищу исключительно из его рук, и лишь при обращении к нему низкорослого собрата по несчастью, во взгляде Локрина мелькало какое-то подобие осмысленности, а на лице появлялось что-то похожее на приветливое выражение, хотя суть фраз явно не доходила до затуманенного сознания. Помощь любого другого своего товарища по оружию, включая Элвуда, он игнорировал. Когда тот попытался обнять его, при первой встречи, бывший пленник резко шарахнулся в сторону и чуть не упал. При этом, в его глазах отразилась такая гремучая смесь страха, ненависти и мольбы, что у Роклана просто опустились руки.
Почти сразу после освобождения пленников, «черные медведи» вернулись в место своей постоянной дислокации. Первое время Джадс жил в лагерном лазарете. Элвуд каждый день приходил к своему другу, часами сидел рядом, пытался разговорить, вызвать старые воспоминания. Все было тщетно. Кроме редкого безразлично-бессвязного бормотания ничего добиться не удавалось. На все вопросы относительно второго разведчика, одновременно с ним попавшего в плен, Джадс, по обыкновению не обращал внимания. Вечно суетящийся вокруг него Лито, тоже не мог сказать по этому поводу ничего определенного, лишь пожимая плечами.
Несколько раз проведать своего подчиненного наведывался командир отряда. После очередного такого посещения, он сообщил Элвуду о своем решении отправить его друга домой. Держать его дольше в лагере смысла не имело. В любом случае вернуться в строй ему уже никогда не удастся, а дома, в таком большом городе, как Миларн, возможно найдется какой-нибудь знахарь или ученый — маг, который сможет вылечить его душевный недуг. Роклану оставалось только согласиться. Во первых, приказы начальства не обсуждаются, а во вторых, он и сам понимал правоту и логичность такого решения. Через день Джадс, в сопровождении верного Лито, так и не пожелавшего с ним расстаться, отправился домой.
Но беды на этом не закончились. Госпожа Локрин, и так находившаяся в жутком моральном напряжении все долгие месяцы, пока сын находился в плену, увидев в каком состоянии он вернулся не выдержала. Ее разум помутился. Отец, заметно постаревший за последний год, не смог перенести этого нового удара. Покалеченный младший сын, обезумевшая жена — все это оказалось для пожилого ювелира непосильной ношей. Словно лампа, в которой закончилось масло, он начал быстро затухать и через пару месяцев тихо скончался. Надежды на местных лекарей и знахарей не оправдались. Единственным положительным результатом их работы было то, что с помощью одной из микстур удалось прекратить припадки ярости, в которые временами впадала жена мастера, но вернуть ей ясность ума, так же как и Джадсу, им не удалось.
Обо всех этих горестных событиях Элвуд узнавал из писем Мариан, который раз в месяц заходил проведать бывшего сослуживца. Из этих же писем он знал, что состояние его друга со временем, пусть очень медленно, но улучшается. Джадс уже, временами явно понимал собеседника, иногда даже отвечал, правда, только односложно. Все еще довольно часто погружался в ту апатию и безразличие, которые Эл наблюдал после его возвращения из плена, но теперь, в отличие от того времени, это состояние не было постоянным.
Почти всю дорогу друзья проделали в молчании. Только когда было пройдено три четверти пути, Эл наконец заговорил:
— Примерно полтора года назад ты писал, что брат Джадса переехал в Барлиз. Он так и не вернулся?
Мариан отрицательно покачал головой.
— Нет, и не думаю, что это вообще когда-нибудь произойдёт. Тобар Локрин унаследовал от своего отца незаурядные способности к ювелирной работе. Со временем, как я слышал от разбирающихся в этом людей, набравшись опыта, ему возможно даже удастся его превзойти. А для таких мастеров в столице намного больше перспектив, чем в любом другом городе королевства. Привязанности родителя к родному Миларну, как я понимаю, он никогда не разделял. Поэтому в этом переезде нет ничего удивительного. Там у него куда больше заказов, и оплачиваются они значительно лучше.
— Почему же тогда не забрал брата и мать? — возмущённо спросил Элвуд. — Бросить двух своих самых родных людей в их состоянии, это как? Нормально?