«Надо просто переждать это время, потом станет легче, — повторял он себе, то и дело прикладываясь к бутылке. — Надо забыть о ней, не думать, не видеть, не слышать. Как будто её нет и не было никогда. Нет, не как будто. Она для меня больше не существует. Чушь всё это, что человек не может жить без другого человека. Я же как-то жил до неё…».
Шаламов уронил голову на грудь. Потом вскинулся, шумно вздохнул. В три глотка допил водку и, вдруг охваченный приступом ярости, швырнул пустую уже бутылку в темноту. Раздался лязгающий грохот и звон разбитого стекла, видно, попал он не то в горку, не то в качели. На шум откуда-то из подворотни залаяла собака. Шаламов, качаясь, поднялся. Голова отяжелела, но боль, давившая в груди, никуда не ушла, даже не притупилась.
Он выехал на дорогу. Прямая пустынная улица, освещённая подрагивающей цепочкой жёлтых фонарей, уходила вдаль. В глазах двоилось. Шаламов выжал газ на полную, разрезав сонную тишину оглушительным рёвом. Байк, точно живой, чувствовал его настроение и, казалось, угадывал малейшее движение. Он мчал легко и быстро, как стрела. Ветер врывался под футболку, трепал её нещадно и надувал пузырём, холодя кожу. Боль вдруг отступила, словно вытесненная всплеском адреналина. Огни фонарей мелькали так быстро, что слились в единую дёрганную линию.
Улица внезапно уходила вправо. Нет, не внезапно, просто Шаламов, одуревший от скорости, поздно сообразил. Слишком поздно, чтобы вписаться в поворот на полном ходу. Он сбросил газ и зажал рукоять тормоза, но слишком резко — на плавное торможение просто не было времени. Заблокированное переднее колесо потеряло сцепление с дорогой. Байк накренился к самой земле, пронзительно завизжали покрышки, а в следующую секунду Шаламова выбило из сиденья и отбросило на асфальт.
Странно, но боли он не почувствовал, лишь голову наполнил странный гул, вязкий и тяжёлый, поглотивший все остальные звуки. Жёлтые пятна фонарей хаотично кружили над головой в тёмном небе. А затем его словно в омут затянуло во тьму, холодную и непроглядную.
«И пусть», — была последняя равнодушная мысль. Главное, нет боли. Ничего нет.
Глава 33
Вероника места себе не находила. Её так и разрывали сомнения, вопросы, страхи. Несколько часов назад Шаламов ушёл из дома. Известно, куда и зачем. Но до сих пор не вернулся. Что с ним? Где он сейчас?
Вероника металась по пустой квартире, не зная, куда бежать, кому звонить. А если он всё же поймал ту парочку и обнаружил подставу? Ведь он тотчас догадается! Да, с ними договаривалась не она, а Кристинка, но он-то знает, что они — подруги, так что в тени остаться никак не получится.
Тысячу раз Вероника повторила себе, что не в его духе подбегать, устраивать скандалы, что он слишком для этого самолюбивый и просто развернётся и уйдёт, что та парочка, на крайний случай, тоже предупреждена. И во избежание они должны по-быстрому уехать. Но вдруг? Вдруг?
И если он всё же их раскрыл, тогда… тогда он, конечно, сейчас с ней. Тогда Вероника его потеряла бесповоротно.
Очень хотелось позвонить Кристинке — та ведь держала связь с этими актёрами. Пусть бы узнала, как всё прошло. Но звонить в пятом часу утра было неудобно. У Кристинки — муж, дети. Нет, надо терпеть до утра. Но это невыносимо!
Время же как назло ползло еле-еле. С трудом дождавшись половины восьмого, Вероника принялась названивать Кристинке, но у той постоянно шли короткие гудки. Наверняка сняла трубку, чтобы никто не потревожил субботний сон с утра пораньше. Но ждать, когда подруга выспится, Вероника не могла. Она и так чуть с ума не сошла в безвестности, пока тянулась эта ночь.
Мысли лихорадочно метались: где Шаламов? С ней? Не с ней? А вдруг всё вышло, как они хотели, и он просто напился с горя с друзьями? С тем же Лёвой? Или со своим новым приятелем, с которым Вероника познакомилась совершенно случайно, заехав как-то за Шаламовым в академию.
«Как же его? — наморщила она лоб, пытаясь вспомнить имя хмурого, неразговорчивого парня. — Точно! Саша Дёмин».
Она тогда предложила его подвезти — тот сначала отказывался, но Шаламов уговорил. Пока ехали, Вероника расспрашивала парня о том о сём, но он отвечал односложно и неохотно. Видно было, что чувствовал он себя не в своей тарелке. Зато Шаламов был в ударе, комментировал каждый её вопрос и каждый его ответ. Дёмин хоть и ничего не говорил, но косился всё время на Шаламова с безмолвным укором, а тот как будто нарочно ещё больше его поддевал. Потом Эдик попросил Дёмина записать его домашний номер на всякий случай и сунул какую-то бумажонку. Веронике пришлось перетряхнуть кучу макулатуры, пока нашла, что искала.
Ответил женский голос — наверное, мать. Сообщила, что Саша спит, но если срочно, она его разбудит.
— Срочно! — вырвалось у Вероники. Дёмин отозвался довольно быстро и вполне бодро для спящего. — Саша, это Ника. Ты помнишь меня?
— Да, здравствуйте. — Даже по телефону чувствовалось, какой он весь из себя серьёзный.
— Ты не знаешь, где Эдик? Он вчера вечером ушёл и до сих пор не вернулся. Он не с тобой был?
— Нет. После экзамена я его не видел.
— А где он может быть, не знаешь?
По тому, как смущённо замялся Дёмин, Вероника догадалась — если он даже и не знает, где Шаламов, то про официантку точно в курсе. Только выдавать друга не хочет. Чёртова мужская солидарность.
— Я не знаю, но если вдруг узнаю — сразу сообщу. — Нашёлся в конце концов Дёмин. — На какой номер мне позвонить?
Вероника продиктовала сотовый. Всё-таки как вовремя папа ей подарил мобильник — не придётся теперь метаться: то ли сидеть как привязанная у телефона, то ли бежать и при этом терзаться, что в отсутствие будут звонить.
Первым делом Вероника помчалась к Кристинке, поражаясь, как она вообще может преспокойно спать, когда такое дело провернули! Или не провернули?
Подруга уже встала, но явно только что — застиранный халатик небрежно накинут поверх ночной сорочки, волосы не причёсаны, никакого макияжа. Её Владик тоже щеголял в затрапезе.
— Ну? — нетерпеливо спросила Вероника, как только они вдвоём с подругой уединились на кухне. — Как всё прошло? Они тебе что-нибудь сообщили?
Кристинка мотнула головой с таким небрежным видом, будто Вероника спросила у неё о каком-то незначительном пустячке.
— Завтракать будешь? — спросила она.
— Нет, — еле сдерживая раздражение, ответила Вероника. — Так а вдруг…
— Нормально всё, — отмахнулась Кристинка. — Мы договорились звонить только в случае, если что-то пойдёт не так. Ночь же всё-таки уже была. А если всё гладко — звонить не надо. Я сама им позвоню.
— Так звони!
Гороховская не брала трубку, зато герой-любовник ответил тотчас. Кристинка обернулась к подруге, сделав жест, мол, видишь, всё нормально.
— Ну? Как всё прошло? — с улыбкой спросила она.
Тот затараторил в трубку. Вероника не слышала, что он говорил, но отчётливо различала возбуждённые интонации. И у Кристинки сползла с лица улыбка, она снова оглянулась не то смущённо, не то испуганно. У Вероники внутри всё похолодело.
— Что? Что случилось?
Кристинка медленно положила трубку и виновато взглянула на подругу.
— Он их раскусил? — упавшим голосом спросила Вероника.
— Да нет, там всё прошло нормально, но потом… короче, этот болван, решил прокатиться и в него какая-то тачка въехала. Конечно, оправдывается, что виноват не он…
— То есть с Шаламовым всё удалось? — выдохнула она.
— Ну да, а вот машина… Но он говорит, что повреждения не такие уж…
«Чёрт с ней, с машиной», — подумала с облегчением Вероника. Только вот где же тогда Шаламов? Последний вопрос она непроизвольно произнесла вслух. Кристинка, поняв, что за разбитый автомобиль её ругать не будут, с лёгкостью переключилась:
— Понятно где! Квасит, поди, с дружками. Мужики, они ж такие — без допинга никак не могут, особенно когда такой стресс. Они и меньшее заливают, а тут, считай, люби… — Кристинка осеклась, закусила губу и затем неуверенно пробормотала: — Любовница с другим…
Вида Вероника, естественно, не показала, но слова подруги её больно ранили. Ехала домой и глотала слёзы.
Хлопоты из-за разбитого отцовского мерседеса съели половину субботы, но зато и отвлекли от горестных дум. Только вот с отцом пришлось объясняться, сочинять на ходу правдоподобную историю, почему она усадила за руль его автомобиля чужого мужика. Отец, конечно, погневался, отчитал её за беспечность, но довольно быстро успокоился, убедившись, что дочь цела и невредима.
— А где этот твой? — спросил он с деланной небрежностью.
Вероника затравленно взглянула на отца.
— Загулял? — нахмурился Гайдамак.
Вероника пожала плечами. Даже отцу она не посмела рассказать об их с Кристиной маленьком спектакле. Прежде всего потому что стыдно. Ну и потом, к тому же, пришлось бы рассказывать и всё остальное. И тогда отец не ограничился бы своими назиданиями: «Он тебе не пара. Брось его. Найди достойного», а сделал бы так, что Шаламова она больше никогда не увидела бы. Веронике и сейчас хотелось соврать, легкомысленно ответить, что он, скажем, у друга или ещё где-нибудь, но притворяться не было сил.
— Если он загулял… — угрожающе процедил Гайдамак, — если только он с этой…
Вероника слонялась из угла в угол. Сколько можно ждать? Надолго ли её хватит? Она ведь так попросту с ума сойдёт.
Где ж его носит? Даже вон Дёмин уже несколько раз звонил, беспокоится. У Лёвы тоже Шаламова не оказалось. Тот, правда, был вдрызг пьяный и на все вопросы Вероники нёс какую-то околёсицу. Пришлось ни с чем вернуться домой. А где ещё его искать, она не знала.
Уже почти стемнело, когда к ней наведался Сергеев. Уж его Вероника никак не ждала и понимала, что такое неожиданное появление отцовского безопасника ничего хорошего сулить не может.
— Сергею Петровичу пришлось срочно выехать на объект, крупное чэпэ, и я действую по его указанию, — сообщил он деловито. Потом смягчился, посмотрел на Веронику как будто с сожалением. А у той внутри всё оборвалось. Действовал по указанию отца? То есть, надо понимать, выследил Шаламова и… поступил с ним так же, как с её бывшим мужем?