Шумил ПавелЭМБЕРЧУЖАЯ ИГРА
Мне не смешно, когда маляр негодный Мне пачкает Мадонну Рафаэля, Мне не смешно, когда фигляр презренный Пародией бесчестит Алигьери.
ЧАСТЬ 1
ИГРА НА ЧУЖОМ ПОЛЕ
…правую перед левой. Сноп искр вокруг ботинка. Левую перед правой. Словно ветер дует СКВОЗЬ меня. Но ветра нет. Туман. Густой, влажный, неподвижный туман. И тропа, светящаяся бледно-голубым светом. Кусок тропы, не более пяти метров, исчезающий в тумане. От странного ветра, дующего сквозь меня, кружится голова. Сходить с тропы нельзя. Правую перед левой. Опять сноп искр. Останавливаться нельзя. Тропинка круто повернула. Почти обратно. Туман приобретает плотность материального тела. Продавливаю себя сквозь невидимую стену. Каждый шаг требует огромных усилий. Может, я стал призраком?
Так же неожиданно, как возникло, сопротивление исчезает.
— … Мама, а у меня есть папа?
— У всех есть папы. У каждого ребятенка есть мама и папа. Только твой папа очень далеко.
— А тетя Гида говорит, что у меня папы нет и не было.
— Запомни, ее зовут тетя Гнида. Подойди и спроси: «Тетя Гнида, тебя давно из желтого дома выпустили?»
Плавный широкий разворот. Искры поднимаются все выше, достигают колен.
… Их двое, и они на год старше. Поэтому я бью первым. Ногой в пах, и тут же кулаком в челюсть. Второй бьет меня сзади кулаком по макушке. Словно гвоздь заколачивает. Бросаюсь на него, но первый толкает в спину, теряю равновесие и врезаюсь второму лбом в лицо. Сильно, но не больно. Мне — не больно. Дальше — не помню, пока сильная мужская рука не поднимает меня за шиворот. Оба моих противника плачут, размазывая по лицу кровь и слезы.
— Ты чей будешь?
Губа как котлета. Левый глаз заплывает синяком.
— Не ваше дело!
— Надо же, клоп клопом, а таких щенков отделал. Хочешь в десантное училище?
— Мне о маме заботиться нужно.
— Это серьезно. Кем работает твоя мать?
Прямой участок и поворот налево. Еще один. Туман превращается в липкий клей. С трудом отрываю ноги от голубой тропы. Сердце стучит, пот заливает глаза. Искры взлетают фонтанами при каждом шаге.
… Пороги ревут. Я влетаю в пенный вал, пробиваю его, ослепленный. Вытираю лицо ладонью. Маленькая надувнушка без весел из аварийного комплекта — не лучшее судно для спуска по горным рекам. Но вернулся хозяин пещеры. Биологический курьез. Что-то вроде саблезубого медведя. Я не стал с ним спорить и бросился в поток. Уже в воде сумел вытащить пакет с надувнушкой и открыть клапан на баллоне с газом.
Дерево в воде. Обломанный сук. «Пс-с-сии» — говорит мне надувнушка из сверхпрочного тетраканэтилена, и вновь плыву сам по себе. Налетаю грудью на камень, вылезаю из воды. Камень скользкий. Перепрыгиваю на второй, третий, срываюсь. Вновь вылезаю на камни. Все! Я на берегу. В трехстах метрах ниже по течению ревет водопад. Площадка два метра на три. В двух метрах над водой. Задираю голову, смотрю на отвесные стены. У меня есть проколотая надувнушка, sos-маяк, нож и комплект мокрой одежды. До конца зачета на выживаемость девять дней. Воды навалом, а за девять дней от голода еще никто не умирал. Скучно и спать холодно. Но зачет, можно считать, в кармане. Через десять суток включу sos-маяк. Как сюда спасатели доберутся, не моя проблема.
Несколько поворотов. Голова как в тумане. Короткий вираж, прямая линия. Искры взлетают до плеч. Почти ничего не вижу. Космический холод за несколько шагов сменяется опаляющей жарой. Вновь стена затвердевшего тумана. Искры жалят щеки, слепят глаза, Дующий сквозь меня ветер приобретает силу урагана. Ноги наливаются свинцом. Время не имеет значения. Только усилие. Проталкиваю себя сквозь плотное ничто. Кажется, кричу.
Я прошел.
Небольшая площадка. Два на два с половиной метра. Валюсь пластом. Шестое чувство космодесантника говорит, что здесь безопасно. Эта голубая тропа вывернула меня наизнанку, разобрала на кусочки и собрала вновь. Что теперь?
— С прибытием!
Оглядываюсь. Никого. Туман, в котором видны ближайшие узоры светящейся тропы. Поскольку собеседника не видно, переворачиваюсь на спину и смотрю в белесую муть неба.
— Кто ты?
— Можешь звать меня Хароном. Один из твоих предшественников утверждает, что это имя соответствует моей сущности.
— А остальные?
— Некоторые зовут Лабиринтом, некоторые — Образом, Узором или Матрицей. Иные — информационно-справочной системой вводного инструктажа. Один чудак зовет интерфейсом ввода.
Интересно. Но я имел в виду внутреннюю сущность.
— Почему — ввода?
— Потому что он думал, что процесс однонаправленный.
— Восхитительно. Как же мне выйти?
— Вообрази то место, в которое хочешь попасть.
— Вспомнить?
— Можно так.
— Я туда попаду?
— Нет.
— Тогда какого..?
— Ты попадешь в то место, которое вообразил.
— Разве это не одно и то же?
— Живая природа и пейзаж на холсте — одно и то же?
— Я попаду в картину?
— Одни называют это отражениями. Другие — тенями. Тот чудак зовет виртуальной реальностью. Можешь выдумать свой термин. Я запомню.
— Разве можно жить в картине?
— Ты уже в ней. Спроси себя.
— Кажется, я влип во что-то, очень напоминающее дерьмо.
— Ты быстро пришел к этому выводу.
— Так я прав?
— Не знаю. Все, что я знаю, я знаю от твоих предшественников. Многие приходили к аналогичному выводу. Но не так быстро. Хочешь совет?
— Давай.
— Там, куда ты направляешься, должны лежать несколько книг. «Хроники Эмбера». Перед тем, как двигаться дальше, прочитай их. Они помогут тебе сориентироваться в этом мире.
Словно повинуясь моему желанию, туман начинает рассеиваться. Виток за витком, узор за узором открывается глазу лабиринт. Нельзя сказать, что он очень большой. Метров тридцать на пятьдесят. Дерево. То ли дуб, то ли баобаб. Баобабов я еще не видел…
— Что за черт!!!
— Ты использовал свой билет. На этот раз могу гарантировать, что попал именно туда, куда собирался.
Оборачиваюсь и изучаю лабиринт с нового ракурса. Ведро фосфорецирующей краски, два часа работы, и я сделаю такой же. Нет, были еще искры и телепортация. Это не два часа. Искры — две недели. На розыгрыш не похоже. Кто-то обещал мне пару книжек.
Обхожу вокруг баодуба и нахожу пачку старинных книг, перетянутую шпагатом. Еще бумажные — мечта коллекционера. Раскладываю на три кучки — на русском, английском и незнакомом. На языке вертится слово «тари». Начинаю с русской. Фэнтэзи. Сказки для детей послешкольного возраста. Не люблю. Впрочем, древняя фантастика не лучше. Этот жанр имеет свойство стареть.
ТРЕНИРОВОЧНАЯ ИГРА
Закрываю последнюю и новым взглядом обвожу пейзаж. Дерево. Надо понимать так, что это Лабиринт Корвина. С большой буквы. Я сумел пройти по Лабиринту. Выходит, я — потомок Корвина? Ведь по этому Лабиринту не могла пройти даже его сестра Фиона… Бред! Метафизика! С другой стороны, если я эмберит, то могу ходить по отражениям. Это надо проверить.
— Я эмберит?
— Глаз хаоса! Нельзя же понимать все так буквально! Эти книги написал ЧЕЛОВЕК. Очень давно.
Тогда зачем я их читал? Нет, эта угадайка мне надоела. Пора собирать фактический материал. Сбор информации, анализ, выводы, программа действий. Только так.
— До скорого, — говорю я невидимому собеседнику и отправляюсь в путь. Хорошо было бы иметь лошадь. Еще лучше было бы уметь на ней ездить. В хрониках все ездят на лошадях. Вряд ли это сложнее, чем на велосипеде. Начинаю игру с отражениями. Значит, так: представить ТО место, вообразить перед собой Лабиринт и — вперед. Ать-два, левой.
Облака на секунду разошлись, блеснуло солнце. Гравий под ногами сменился тропинкой в зеленой траве. Застрекотали кузнечики. Появились кусты, а вскоре — деревья. От земли парит сыростью. Птичьи голоса зазвучали хрипло и громко. Я открыл книгу и перечитал интересующее место еще раз. Все правильно. Листья деревьев становятся длиннее и шире. Вновь проглянуло солнце. Свет его был желтым. Натриевое солнце? Забавно. За поворотом дороги я увидел виноградные лозы и еще раз сверился с путеводителем. Птичьи голоса окончательно охрипли. Дорога поднималась вверх, и земля стала суше.
Небо заголубело, когда я вышел на открытое место и вспугнул большую коричневую ящерицу, загоравшую на белом камне. Все точно. Путеводитель верен даже в мелочах. Дорога вновь углубилась в лес, но теперь вела уже к вершине холма. Деревья стали тропическими гигантами, растущими вперемежку с папоротниками. Повсюду слышались новые звуки: жужжание, шипение, тявканье. Я вел пальцем по странице и отыскивал глазами описанные в тексте приметы. Точность поражала. Вот появился отдаленный гул и большие, плоские, бледно-желтые цветы. Температура повысилась настолько, что рубашка, пропитанная потом, прилипла к спине. Шум перешел в мощный рев. Я подошел к самому краю пропасти.
Огромный, мощный водопад. Радуга и белое облако брызг. Вода рушилась вниз с обещанных трехсот метров, и гигантское мельничное колесо тоже было на месте. Оно медленно вращалось, полускрытое за облаком брызг. Высоко над головой пролетали огромные, странные птицы, парящие в восходящих потоках воздуха. Я отыскал в книге абзац, посвященный птицам. Что это доказывает?
Во-первых, я умею управлять отражениями. А во-вторых… Хорошо было бы чем-нибудь подкрепиться. Согласен даже на галеты из аварийного запаса. В тропическом лесу должны расти бананы, кокосы, ананасы и прочая экзотика. Оглядываюсь. Бананов с кокосами не видно, но метрах в пятидесяти ниже по течению из леса выходит женщина с корзинкой. Иду к ней. Всего несколько шагов, но рев водопада слабеет, как только тот скрывается за возвышенной частью берега.
Ба, да это не женщина, а девушка. И какая! Девушка моей мечты! Темно-каштановые волосы, выступающие скулы, серые глаза, подбородок с ямочкой. И все на своих местах. Испуганно и недоуменно оглядывается на меня, хмурит лоб в раздумье, протягивает корзинку.
— Это вам, господин.
— Мне? От кого?
Морщит лоб и хмурит брови, будто пытается что-то вспомнить. Беру у нее корзинку, ставлю на землю, присаживаюсь на камень.
— Как тебя зовут, красавица?
— Паола. — С удивлением осматривается, словно не понимает, как здесь очутилась. Я тем временем развязываю салфетку и заглядываю в корзинку. Точно! Это — мне. И никому другому. Вороне где-то бог послал кусочек сыру. Счастливая! А космодесантнику — галеты из аварийного запаса. Угощать ЭТИМ девушку…
— Тебя Харон прислал?
— Не помню… Мне надо идти. — Разворачивается и торопливо семенит к чуть заметной тропинке в зарослях. Открываю справочник-путеводитель и спешно перечитываю нужное место. ЭТОЙ девушки не было. Корзинка — была. Но не здесь. И девушку звали Дара, а не Паола. Я, правда, тоже не Корвин. От всей души завидую Корвину. В его корзине не было галет из аварийного запаса. Там были вино, хлеб и говядина. И девушки от него не убегали. Запускаю руку в корзинку и нащупываю под слоем галет горлышко бутылки. С радостным воплем извлекаю сосуд божественного нектара с загадочным названием — «Моча Бейля». Расстилаю салфетку. На свет появляются тонко нарезанный сыр и ветчина в вакуумной упаковке. Спасибо, Харон. Шутка была великолепна.
Утоляю голод и составляю план. Первым делом придется научиться фехтовать и ездить верхом. Высокие технологии в этом мире дают осечки. Лазеры и антигравы могут подвести. Решено. Учусь косить под местного, попутно собираю информацию.
Вино — великолепно. Может, только на мой непритязательный вкус. С аппетитом наворачиваю толстенные бутерброды с сыром и ветчиной. Не знаю, как попал в этот мир, но жить здесь можно.
С проживанием — никаких проблем. Я просто выдумал речку с прозрачной водой и десантную полукапсулу 5-го уровня защиты на берегу. Через два километра фантазия стала реальностью. Пятый уровень — это вроде туристской палатки. Защищает от дождя, насекомых и мелких хищников. Например, мышей и волков. Льва не удержит, а носорог сослепу пройдет насквозь без особых усилий.
На кухне, на складном столике меня дожидался горячий ужин. Торопливо, чтоб не дать ему остыть, сполоснул в реке лицо и руки.
Нет, плохой из меня кулинар. Мясо слишком пряное, вино — кислое и без градуса. Только жареный картофель удался. И не стоило выпивать на ночь две большие чашки какао. Теперь лежу, ворочаюсь и не могу уснуть. Думать о деле тоже не могу. Ясно одно. Нужно изучить новые возможности организма и определиться в этом мире. Космофлот пока подождет. А потом… Наверно, имеет смысл пойти в спасатели. Организую свою спасательную службу. Для самых тяжелых случаев. Я же теперь могу пешком до любой планеты дойти. А пока — нужно здесь обосноваться. Знакомства завести… Из головы не выходит девушка. Паола. Выдумываю ей биографию. Радушных крестьян-родителей, трех братьев и двух сестер. Она, конечно, младшенькая. Самая умная и скромная. Чуть что — краснеет и стесняется. Бог ты мой! А успела ли она добраться до дома? Я же менял отражения. Вдруг заблудилась? Бродит, напуганная, по ночному лесу — и все из-за меня. Нехорошо получилось. Нужно было проконтролировать. Проводить девушку, а не корзинку изучать.
В самый разгар угрызений совести слышу испуганный полувскрик снаружи. Выскакиваю в одних трусах и с фонариком. Она! Моя заблудившаяся мечта. Одна в ночи! Теперь главное — не упустить и не испугать. Направляю свет фонарика на себя и заговариваю девушке зубы. Мол, никак она опять с поручением ко мне, да как не побоялась — ночью, одна в лесу… Ах, заблудилась… Наверно, устала и проголодалась… Продолжая заговаривать зубы, завожу Паолу в дом, включаю свет. Ах, черт! Напугал чуть не до смерти! Здешние Эдисоны забыли изобрести электричество.
Подтягиваю трусы и обдумываю линию поведения. Паола смотрит на мой сверхскромный прикид, оттопыренный нефритовым стержнем, и пугается еще больше. Если не успокою, убежит в ночь. Спешно натягиваю брюки и рубашку.
— Где же тебе постелить? — делаю вид, что задумался. — Здесь! — сдвигаю надувную мебель и раскладной столик к одной из стенок. — Места хватит. Не очень удобно, но одну ночь… Нет, сделаем по-другому. Я сплю здесь, а ты — на моей кровати.
Прикладная психология. Теперь она меня уже не боится, и даже чувствует себя виноватой: согнала с законного места. Распечатываю новенький спальный мешок, несколько раз вжикаю молнией, показывая, как это делается, и спешу на кухню. Самое вкусное я съел, но в кухонном комплексе полно консервов с самоподогревом. Паола уверяет, что не надо беспокоиться, она сыта, у нее с собой есть… И тянет из кармана… Да-да, те самые галеты. Отбираю их у нее, кладу в хлебницу. Срываю гермоупаковку с бисквита и буханки ржаного хлеба, нарезаю крупными ломтями. Сую в кухонный комбайн упаковку обезвоженной ветчины. Но это пять минут ждать надо, чтоб пропиталась по всем правилам. Иначе на зубах хрустит. Лезу в холодильник за сыром, с удивлением вытаскиваю упаковку обезвоженной черной икры вакуумной сушки. Тоже — в комбайн.
Через пять минут на стол посмотреть приятно. Паола поражена обилием незнакомых блюд, но уже приняла 25 граммов спирта, разбавленного апельсиновым соком, поэтому зарумянилась, глазки горят. Я наливаю еще и болтаю без перерыва. Но все-таки выясняю, что да, Авалон неподалеку, им по-прежнему правит Лорд-Протектор. Да-да, с рукой все хорошо, уже выросла рука. Ничего удивительного! Ему же не для себя, ему страну защищать надо, вот и выросла. В церкви об этом разъяснение было. Ре-ге-не-рация это.
Ужин подходит к концу, и девушка опять начинает меня бояться. Поэтому говорю ей, что со стола убирать ничего не надо, утром уберем, только накрыть салфеткой от мух. (Опять психология — иначе ведь не успокоится, пока посуду не вымоет). Показываю, как гасить свет, и ложусь спать. Славная девушка. Словно кобылка необъезженная. Никуда она не денется. Моей будет. Главное — не торопить события.
Когда просыпаюсь, Паолы уже нет. Одноразовые тарелки вымыты и поставлены на просушку. Упаковки от икры, ветчины и прочего тоже отмыты и сушатся. Вздыхаю и сметаю все в утилизатор. Жаль, что ушла. Не захотела пробуждать во мне темные, первобытные инстинкты.
Выношу складной столик на природу и завтракаю в гордом одиночестве. Наслаждаюсь тишиной и прохладой, а попутно составляю план исследований. Покончив с кофе, встаю и иду вокруг полукапсулы. Круг, другой, третий… Старательно отвожу глаза от столика. После двадцатого круга решаю, что достаточно.
Удалось!!! Метод Корвина не подвел. На столике вместо грязной посуды — кобура с бластером! Надежная, проверенная игрушка. Без оптики, без ночного инфракрасного прицела, всего 100 киловатт в луче, зато рассеивание не больше двух миллиметров на километр. В вакууме, конечно. И очень емкий аккумулятор в рукоятке.
Испытываю машинку на ближайшем дереве. Работает. У эмберитов были проблемы с техникой, доставленной с Земли. Порох не взрывался, бензин не горел. Но я задумывал бластер так, чтоб работал в этом мире. И это удалось! Хотя… здесь еще не Эмбер. Неважно. Не захочет работать там, придумаю что-нибудь новенькое. Корвин ведь нашел замену пороху.
Сшибаю сапогом мухомор — побочный результат эксперимента — и пытаюсь представить манипуляторы Логруса. Долго пытаюсь. Ну что ж, отрицательный результат — тоже результат. Не тянет соваться в Логрус, но вряд ли пройти Логрус труднее, чем Лабиринт. Как сказано в первоисточнике, люди гибли и там, и там… Хочу я погибнуть?.. Логрус отложим на потом!
Штудирую первоисточник на предмет упущенных при первом чтении возможностей. Эмбериты вовсю пользовались для связи картами. Странно, что у них были сложности с колодами. Я могу пойти и НАЙТИ колоду с любыми козырями. Как нашел бластер. Как в «Ружьях Авалона» Корвин нашел в дупле Грейсвандир. Может, они считали это неэтичным? Одна загвоздка — мне пока не с кем связываться. Разве что с Паолой.
Обедаю и продолжаю изучать «Хроники». Эмбериты отличались большой физической силой и выносливостью. Проверяю свои возможности. Особого прибавления силы не заметно, а вот стойкость организма ко внешним воздействиям повысилась. И болевой порог понизился. Это я обнаружил, когда уронил тяжеленный булыжник на ногу. В старом мире кости бы переломал, а тут — ссадины. Мысли опять возвращаются к Паоле. Проста, но не наивна. Не образована, но не глупа. Нет, это не сельская пастушка, с которой переспал — и забыл. Где она сейчас? Нашла ли дорогу домой?
Ужинаю в хмуром одиночестве. Вежливое поскребывание в дверь. Открываю.
— Паола! Сто лет жить будешь! О тебе сейчас думал.
Мнется в дверях.
— Господин, я знаю, как это выглядит… Будто я набиваюсь… Совсем-совсем наоборот. Я не хочу от вас ничего, очень вас боюсь, и дома вашего колдовского боюсь, но… Я ведь понимаю, я простая селянка, а вы господин… Что для вас простая селянка? Потешились и забыли. Но я заблудилась. Та тропинка, по которой сюда пришла — она исчезла. Куда бы я ни пошла, любая дорожка к этому заколдованному дому выворачивает.
— Значит, боишься, но все-таки вернулась.
— Вы вчера были добры ко мне…
— Ты утром сделала большую глупость. Ушла, не спросив дороги. Ужинай, а завтра я отведу тебя домой.
— Господин, мне нечем заплатить за еду.
— Как это — нечем? А скрасить беседой мое тоскливое одиночество? Да не пугайся ты так! Не трону! Слово чести. Если сама не захочешь.
— Господин так добр…
Бедняжка, да она весь день не ела. Пока ест, расспрашиваю. И, чем дальше расспрашиваю, тем меньше мне это нравится.
Я ее выдумал. Как бластер, как полукапсулу, как мухомор этот паршивый. Выдумал скромницей — получилась скромница. Мог выдумать шлюху. Поимел бы шикарную ночь. После чего расстался бы со своей мечтой как с кошмарным сном. Навсегда и без сожалений. Почему в хрониках не говорится, что нужно быть очень осторожным со своими фантазиями?
Все детали ее короткой биографии придумал я. Сестер, братьев, родителей, соседей. Родинку у локтя, закрытую рукавом платья. Опыты ставил. Придумывал какое-то событие, и тут же она мне его рассказывала. Конечно, эмбериты имеют власть над отражениями. Но, чтоб до такой степени…
Харон, видимо, ни при чем. Не он ее ко мне послал. Я сам ее себе послал. Захотел есть, и выдумал девушку своей мечты с корзинкой съестного.
Еще один грустный вывод. Плакала моя космическая спасательная служба. Конечно, я спасу погибающего. Только кого? Того, кто на самом деле SOS дал, или того, кого мое подсознание выдумало? Кому нужен спасенный, выдуманный мной? А если потом настоящего спасут? Будет два. Двойники. В первоисточнике о таких упоминается.
Ложусь спать, но не спится. Выдумываю Паоле деревню. Богатую, веселую деревню, в которой живут работящие, щедрые, отзывчивые люди. А что еще я могу для нее сделать? В следующий раз буду осторожней.
После завтрака идем разыскивать деревню Паолы. Я эту деревню знаю как облупленную, сам выдумал. Но, для порядка, расспрашиваю. Сколько дворов, у кого что растет, сколько у кого коров, овец, свиней? Готовят ли индейку к рождеству? Ах, тут Новый год отмечают… Солнце начинает припекать.
— А за тем поворотом я повесил на куст свою шляпу, и забыл, — сообщаю Паоле. Проходим поворот. Шляпа висит на кусте. Хорошо здесь организовано снабжение! Всего-то надо Лабиринт пройти — и полный коммунизм! Снимаю с куста широкополую ковбойскую шляпу и надеваю на Паолу. Девушка смеется. Ямочки на щечках. Неужели это я такое чудо выдумал?
По ходу дела выясняю одну особенность. Я властен над ее прошлым, но настоящее — это ее. Долго-долго напрягался, пытаясь мысленно заставить ее сорвать и пожевать листик с кустика. Не хочет — и все!
Неожиданно Паола сообщает, что узнает знакомые места. До деревни полчаса ходу. Веселость ее тает с каждым шагом.
— … я же две ночи дома не ночевала. Не делают у нас так. Папенька строгий.
Снимаю с нее шляпу и надеваю на себя. Папенька у нас не строгий. Я сам его выдумал. Но Паола его все равно побаивается.
Папенька с маменькой встречают нас у крыльца. В пяти шагах останавливаюсь, выставляю вперед ногу, снимаю шляпу и в полупоклоне приветствую их а-ля д'Артаньян.
— Мадам… Месье… Возвращаю потеряшку в лоно семьи в целости и сохранности.
— Папенька, я заблудилась…
Охи, вздохи, соседи во всех окнах. Меня приглашают в дом. Легкая паника, кувшинчик вина из погреба, осторожные вопросы. Выясняется, что Паола не знает, как меня зовут. Почему-то это производит на всех хорошее впечатление.
— Богдан Борисович, — представляюсь я и щелкаю каблуками. Вовсю изображаю галантного мушкетера. Лишь бы гвардейцы кардинала с дрекольем не набежали. Нужно держать подсознание в узде.
Пригубливаем с хозяином из глиняных кружек, все лишние изгоняются из комнаты, начинаются осторожные распросы о главном.
— Даю слово чести, что Паола не опозорила ни своего имени, ни имени своих родителей, — с ходу ставлю решительную точку. Да, она две ночи провела под моей крышей. Я выделил ей комнату, там она и ночевала. Сожалею, что не смог вчера показать ей дорогу домой, но занят был. Дела, знаете ли. Служба…
— А как же…
— Трапезничали за одним столом, — улыбаюсь я. — Надеюсь, это не возбраняется?
За неплотно прикрытой дверью раздаются смешки. Допиваю вино и решительно меняю тему. Расспрашиваю, как здесь насчет лошадей. Не простых, а чтоб мне не стыдно было на такую сесть. Ну, вы же понимаете…
К разговору о лошадях допускаются все домочадцы. После короткого, но горячего спора четырех мужчин приходят к выводу, что хорошего коня я могу купить только в Авалоне. Попутно узнаю, что лошади бывают чалые, гнедые, сивые, пегие, саврасые, серые, бурые, каурые и в яблоках. Еще узнаю, что у лошадей есть бабки. У меня, кстати, в кармане бабок нет. Нужно будет обзавестись местной валютой. Иначе на что лошадь покупать? На вопрос, что сталось с моим конем, отвечаю хмуро и коротко:
— Загнал. Служба.
Все с пониманием кивают. Вредный Кравчук с третьей орбитальной сделал бы круглые глаза и спросил: «За сколько?» Но здесь таких вредных нет.
В комнату, переваливаясь, входит бабуся. И тут же начинает укорять Паолу, что мол соседи уже невесть чего болтают.
— Тот, кто ставит под сомнение честь Паолы, тем самым ставит под сомнение мою честь, — стальным голосом сообщаю я. — Прошу меня простить, но такого, если он найдется, я должен буду вызвать на поединок и убить.
Тишина.
— Ох ты, боже мой, — прыскает сестра Паолы. — Кому ж тогда урожай собирать? — и получает подзатыльник.
Прощаюсь, ссылаюсь на дела и выхожу на крыльцо. Меня провожает все семейство, включая двух кошек. Уже у калитки спрашиваю, нет ли здесь такого глупого обычая, что сначала нужно выдавать замуж старших сестер, а только потом — младших. Глаза Паолы загораются как два алмаза. А сама краснеет как помидор. Меня дружно убеждают, что глупых обычаев в этой стране нет. В других — всякие есть, но в этой — только разумные. И наперебой приглашают заходить еще.
Иду по деревне как на параде. Все жители высыпали посмотреть на меня. Приподнимаю шляпу и киваю всем подряд. Невероятно! Неужели все это выдумал я? Нормальные, живые люди. Нет, что-то не так. Я не мог ВСЕ выдумать, потому что узнал о лошадях такое, чего раньше не знал. Но — что должен знать любой, кто имел с ними дело. Получается, я дал канву, общие указания, а проработку деталей кто выполнил? Или — на самом деле существует бесчисленное множество миров, а все, что я выдумал, становится граничными условиями, отсеивающими неподходящие миры? Все равно есть нестыковки. Но приятно, что родные Паолы — настоящие, живые люди. А не марионетки, выдуманные мной наполовину. Вроде киберов недоделанных. Вывод — Паола живая, настоящая. Из плоти и крови. Это радует. Не то слово! Это ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!!!
Возвращаюсь домой в отличном расположении духа. Целый час дурачился, изображая то ли д'Артаньяна, то ли поручика Ржевского. И с каким успехом! Рассказать — не поверят!
— Пятнадцать, шестнадцать… — Марширую вокруг полукапсулы, меняя отражения. — Семнадцать, восемнадцать… — скоро тропинку протопчу. Вот Паола удивится. — Девятнадцать, двадцать. Все, хватит!
Полукапсула ничуть не изменилась. Так и было задумано. Иду в лес. Прямо в лесу, метрах в трехстах, нахожу холмик. В холмике — дверь. Открываю и спускаюсь по бетонным ступеням метров на пятнадцать. Под потолком ярко горят шары из белого матового стекла. Что в шарах, я не уточнял. Задумал только общий вид. Выключателя нет. Проводки на стенах тоже не видно. Зато холодного оружия — видимо-невидимо! Короткие, широкие мечи римских легионеров, кривые турецкие ятаганы, двуручные самурайские мечи с крошечной овальной гардой, рыцарские мечи, казацкие сабли и шпаги мушкетеров. Палаши, мачете и рапиры. Кинжалы и стилеты. В отдельном зале секиры, боевые топоры, томагавки и алебарды. Какие-то шесты с лезвиями на обоих концах. Любой вкус, цвет, размер. Если б еще разбираться в этом… Долго-долго брожу по залам, примеряя к руке то одно, то другое. Останавливаюсь на кавалерийской шашке начала ХХ века. С такой шашкой, наверно, сам Чапаев — впереди, на лихом коне!
Поднимаюсь наверх и учусь наносить рубящие удары. Зеленые мне бы этого не простили… Молодые березки валятся одна за другой. Те, что постарше, валиться упорно не хотят. К вечеру понимаю только одно: без тренера хана. Нужен учитель фехтования. А еще нужно раздобыть лошадь. Но это уже завтра.
Готовить лень, поэтому марширую вокруг дома. На этот раз, ради разнообразия, против часовой стрелки. Мерлину было легче. Сунул руки в манипуляторы Логруса — и мгновенно вытащил нужный предмет. Метод Лабиринта тоже дает неплохие результаты, но очень уж ноги устают.
Засыпая, думаю о Паоле. Нужно будет всерьез заняться ее образованием. Пять классов церковной школы для жены космодесантника — мало.
ИГРА В ЛОШАДКИ
Утро просто чудесное! Окунаюсь в речку, растираюсь махровым полотенцем, минут пять прыгаю, размахивая шашкой. Маршируя вокруг полукапсулы, наколдовываю себе завтрак на серебре и фарфоре и, заодно, голограмму Паолы в рамочке. Хорошая получилась голо. Паола на ней удивленная и чуть испуганная. Как в тот момент, когда холодильник увидела. Сметаю со стола мухомор, на его место ставлю перед собой голо, уплетаю яичницу с ветчиной и пытаюсь представить именно ту лошадь, которая мне нужна. Никакой экзотики вроде зебры тигриной раскраски. Обычная лошадь. Темно-рыжей масти. Знать бы, как эта масть по-научному называется.
Вытираю губы салфеткой и иду по тропинке, ведущей к деревне Паолы. Почему по ней? Да потому что приятно идти в ту сторону. Посуду убирать не стал. На обратном пути наколдую, что она вымыта и убрана. А сейчас сосредотачиваюсь на лошади. В мысли упорно лезет Паола. Останавливаюсь и изгоняю ее образ. Только кентавра мне не хватало. Думаю о лошади. Девушки потом.
Вот она, моя лошадка! Увидела меня и радостно заржала. Рванулась ко мне, но уздечка, привязанная к дереву, не дала. Получилось! Все — как задумывал, только кисточки на ушах. Как у рыси. Отвязываю уздечку, глажу кобылку по шее, успокаиваю. Она очень возбуждена. Так и гарцует вокруг меня. Словно сказать что-то хочет.
На всякий случай осматриваю ее со всех сторон. Даже под хвост заглядываю — действительно ли кобылка получилась? Может, кто и умеет пол лошади по морде определять, но не я. Зато какая умница! Лошадиных команд я не знаю, поэтому задумывал так, чтоб слова понимала. Угощаю ее кусочком специально припасенного фруктового сахара. Кобылка обиженно смотрит на меня — почему кусочек такой маленький — но, подумав и грустно вздохнув, осторожно берет с ладони. Нужно дать ей имя.
— Буду звать тебя Ола. В честь своей девушки, — объясняю я кобылке. — ее зовут Паола, а ты — Ола. По-русски — Оля. Запомнила?
Узнав, что у меня есть девушка, кобылка груснеет. Ревнует, чтоб мне провалиться! Похоже, с интеллектом я перестарался. Объясняю ей, что для ревности нет причины, а заодно — какая замечательная девушка Паола. Обещаю познакомить при первой возможности.
Оля смиряется с тем, что она у меня не одна, и понуро шагает на полшага сзади. Уздечку я с нее снял. Не убежит. А если убежит, то такая мне не нужна. Вспоминаю о грязной посуде, и старательно сосредотачиваюсь на кухонном столике. Заодно вспоминаю, что Оле необходимо седло. Как в деталях выглядит седло, не знаю, поэтому поступаю по методу Сент-Экзюпери. Воображаю большую картонную коробку. Седло — в ней. В последний момент добавляю в коробку справочник по уходу за лошадьми.
Получилось. Как всегда, получилось. Грязной посуды нет, а у входа — огромная картонная коробка с этикеткой «Пфердъ & сыновья». Разве в старорусском ставился "ъ" после "д"? Ну и пусть. Главное — что в коробке? В такую влез бы домашний холодильник. Показываю Оле голограмму Паолы. По лошадиной щеке скатывается слеза. Черт! Явный перебор с верностью и преданностью! Конечно, куда ей, парнокопытной, конкурировать с самкой моего вида! Утешаю бедняжку как могу. Тут в душу закрадывается подозрение.
— Ты говорить можешь? — честно, прямо и открыто спрашиваю я. Оля отрицательно трясет головой. Или мух отгоняет?
— А меня понимаешь?
Невыразимо грустный взгляд. Что же это получается? Я создал разумную лошадь, лишенную дара речи. И теперь собираюсь на ней ездить. Ну и кто я после этого?
К черту! На то они и лошади, чтоб на них ездили! Почему Бадеру на мне можно ездить, а мне на лошади — нельзя? Распаковываю коробку и достаю седло. Смотрю на Олю. Опять слезы из глаз. Рыдающая лошадь — вы такое можете представить? Хотя… В хрониках упоминался говорящий шакал. Его Корвин убил. А говорящего ворона съел. Чтоб не каркал.
— Оля, отвлекись. Мне нужна лошадь, чтоб на ней ездить. Ты согласна возить меня? Если нет — я тебя не держу. Можешь идти на все четыре стороны.
Оля не хочет идти на четыре стороны. Но седло ей по-прежнему не нравится. Так и стоим — она упирается лбом в мое плечо и плачет. Я утешаю. И чувствую себя полнейшим идиотом. Нужно перелистать первоисточник — случалось ли кому из эмберитов заключать сделку с собственной лошадью?
Учиться ездить на разумной лошади, которая лучше вас понимает, что вы хотели сделать — это сказка! Оля — умница! А я — гений! Причем, скромный. (Сразу два достоинства.) За день мы с Олей изучили весь справочник по уходу за лошадьми, причем Оля была экспертом, оценивающим полезность и разумность каждого пункта. Я зачитывал вслух, и если раздавалось насмешливое «пф-ф», вычеркивал абзац карандашом. Купание и чистка щеткой Оле не очень понравились. (Видимо, щетка фирмы «Пфердъ & сыновья» оказалась слишком жесткой.) Но, к расчесыванию гривы она отнеслась очень положительно. Все было бы великолепно, если б не одно «но». Не знаю, из какого мира я вытащил Олю, но она не может есть местную траву. К вечеру проголодалась, несколько раз принималась, но, ущипнув пару раз, плевалась и мотала головой. Я сам сорвал и пожевал несколько травинок. Горчит, конечно, но будь я проклят, если знаю, каким должно быть на вкус сено. К заходу солнца проблема была решена. Я наколдовал Оле целую корзинку великолепной, вымытой морковки, несколько буханок хлеба, таз овса и тазик злополучных галет. Не забыл и о своем ужине. Практичная Оля начала с моей тарелки. Пока я нарезал ей буханки, слизнула мою жареную картошку с мясом, вылизала тарелку и закусила морковкой.
— Здорово! А я что есть буду?
Виноватый взгляд типа «я больше не буду».
Еще раз маршировать кругами вокруг дома не хочется. Натер об седло известное место. Да и устал как лошадь. Поэтому разогреваю банку мясной тушонки и съедаю, закусывая галетами из тазика Оли. И только после ужина до меня доходит, что Оле нужна конюшня…
— … восемнадцать… девятнадцать… двадцать! Кажется, понял, почему Корвин так редко пользовался магическими возможностями. Так ноги можно сносить до подмышек. Зато у Оли есть просторная конюшня. Ангар для двух флаеров. Оля косится на ангар и нюхает мухомор на тропинке. Объясняю ей как открывать и закрывать ворота, включать свет. Вот в чем отличие между человеческим и лошадиным интеллектом! Оля воспринимает электричество как само собой разумеющееся. Есть — и ладно. Ни восторга, ни удивления. Ткнула носом в широкую клавишу и пошла за корзиной с морковкой. Тазы с овсом и галетами помог перенести я. Каким-то обреченным взглядом Оля окинула жилплощадь и тяжело вздохнула.
— … едем в деревню, — говорю я за завтраком. — Познакомлю тебя с Паолой.
Оля против. Решительно и бесповоротно. Впервые… Уходит в конюшню и запирается там. Тоже впервые. Стучу в дверь.
— Оля, давай поговорим.
Щелкает запор. Вхожу. Пять минут уговоров — никакого эффекта. Избаловал я ее, вот что! Суп на ужин, ведро компота на завтрак. Теперь она на мне ездить будет.
— Ну, как хочешь. Завожу себе другую лошадь. Нормальную.
Заметалась по конюшне. Плакса парнокопытная! Решительно выхожу из конюшни и направляюсь к деревне. Через сто метров меня догоняет Оля с седлом в зубах. Так бы сразу… А уздечку не взяла? Ну и ладно. Мы умеем и без уздечки.
Кладу ей на спину седло, затягиваю подпругу, вдеваю ногу в стремя.
— Идем. — Оля трогается шагом. Если не рысью и не галопом, то я могу сойти за профессионального наездника. Оля нервничает и очень волнуется. Успокаивающе хлопаю ее по шее.
Что-то произошло в деревне. Хмурые, косые взгляды, ни одной улыбки. Спешиваюсь у калитки. На крыльцо выходит старшая сестра Паолы.
— Здравствуй, красавица. Паолу позови, будь добра.
Девушка округляет глаза, зажимает рот ладонью и убегает в дом. Чтоб я сдох! Она же испугалась!
— Постой здесь, — бросаю Оле и спешу к крыльцу. Навстречу мне выбегает все семейство.
— Сэр Богдан, разве Паола не у вас?
Сердце екает и проваливается куда-то вниз.
— Нет. С тех пор, как расстались здесь, на крыльце, я ее не видел!
— Она убежала на следующий день! Мы были уверены, что к вам, сэр Богдан. Она только о вас и говорила.
Оглядываюсь на Олю. Она печально смотрит на меня. Кошки трутся об ее ноги. Не радуется исчезновению соперницы. Значит, могу доверять ей во всем.
Паола пропала четыре дня назад. Управлять отражениями она не умеет. В своем отражении заблудиться не может. Сама говорила, что знает все вокруг на два дня пути. Если за четыре дня не вернулась, то…
А что делал в тот день я? Наколдовал себе Олю. Играл с отражениями, а в мысли все время лезла Паола. Я мог опять призвать ее к себе, как в первый день, вечером. Она прошла половину пути по отражениям, потом я остановился, сосредоточился и выбросил ее из мыслей. Чтоб накладок с лошадью не получилось. Она застряла в каком-то отражении на половине пути от деревни до меня. Вот дьявол!
— Я еду ее искать! Если найду, сразу сообщу вам!
— Да поможет вам Единорог, сэр Богдан.
Вскакиваю в седло и еду прочь из деревни. Неделю назад мечтал стать спасателем. Самое время.
Сейчас проеду полянку, там будет поворот. За поворотом, под деревом будет сидеть Паола. Смертельно усталая, голодная, в измазюканном платье…
Не получилось. Еще раз:
За сужением тропинки будет ручей. Паола умывается водой из ручья.
Женщина у ручья поднимает голову. Нет, эта толстушка на Паолу ничуть не похожа. Еще раз:
Сейчас из-за поворота она выйдет навстречу мне с корзинкой в руке.
Не получилось. В чем же дело? Все остальное в точности соответствует задуманному. Проверка: Сейчас навстречу выйдут четыре мужика, которые тащат бревно на плече.
Мужики с бревном прошествовали мимо меня, бросая подозрительные взгляды. Оглянувшись, замечаю, как они сбросили бревно на землю и, отряхивая ладони, скрылись за деревьями.
Сейчас Паола…
Облом…
Сдаюсь очень нескоро. Когда испробованы все варианты, а в голове никаких идей. Оля утомилась пугаться и удивляться. Больше не обращает внимания на мухоморы, только все чаще спотыкается и устало косится на меня. Какой-то фактор не дает мне встретиться с Паолой. Неужели она погибла? Из-за меня…
— Идем домой, Оля.
Что сделал бы Корвин на моем месте? Сказал: «Ха» и нашел другую? Или доискивался бы до причины? В этом уравнении всего два неизвестных: я и Паола. Нет, три.
— Оля, у меня к тебе серьезный разговор.
Подходит и садится на землю по-собачьи. Полна внимания.
— Я вчера не смог найти Паолу. Ты не хотела идти в деревню. Это ты блокировала мои попытки найти ее?
Заржала, вскочила! Взрыв благородного негодования.
— Не сердись. Я только спросил. Ты знала, что мы ее не найдем?
Задумалась. Кивнула сначала неуверенно, потом несколько раз горячо и убедительно. Моя лошадка, похоже, обладает даром предвидения на интуитивном уровне. Буду знать.
Прыгаю как козел, размахивая шашкой. Оля снисходительно наблюдает за моим мальчишеством. Пройду еще раз Лабиринт и попрошу отправить меня к Паоле. Только придумаю, куда пристроить на время Олю. Яростно нападаю на невидимого противника и слышу за спиной смешок. Оглядываюсь. Незнакомка на могучем черном жеребце. В изящном костюме для верховой езды, при шпаге. Строгая как англичанка. Только вместо сеточки для волос — кольчуга тонкой работы из-под жокейской кепочки, прикрывающая сзади шею и плечи. Это штрих. Какая у нее восхитительно длинная, стройная шея…
Оля презрительно фыркает. Незнакомка оглядывается на нее и сводит брови.
— Разрешите представиться, Богдан, — выхожу из ступора я и кидаю шашку в ножны. (К счастью, попадаю с первой попытки).
— Гилва, — сообщает незнакомка, все еще рассматривая Олю.
— Оля, — представляю я свою кобылку. — Постойте. Я слышал о Гилве из Птенцов Драконов.
— Что конкретно вы обо мне слышали?
— Как же! Вы помогли Мерлину разыскать и освободить отца.
То, что она произносит вслед за этим, не для женских губ. А шпага уже нацелена мне в горло.
— Кто вам это рассказал? Быстро!
Не успеваю ответить, как Оля бросается на мою обидчицу. Гилва замахивается, чтоб одним ударом снести ей голову. Теперь уже моя очередь. Высоко подпрыгнув, повисаю на ее руке, получаю сапогом в лицо, но не отпускаю.
— Оля, не смей!!! — В последний момент Оля, услышав мой крик, отводит в сторону удар копытом, но налетает на Гилву корпусом. Летим кувырком все четверо. Гилве приходится хуже всего: ее придавила Оля.
Первой встает Оля. Вторым вскакивает и убегает в кусты конь Гилвы. Поднимаюсь на четвереньки я. Девушка лежит без сознания.
— Что же ты наделала, бестолковая, — укоряю я Олю, заглядывая в лицо незнакомки. Нахожу пульс на горле. Бьется. Шлепаю ладонью по щекам. — Поймай ее коня.
Крайне неохотно Оля отправляется выполнять поручение. Провожаю ее взглядом. Склоняюсь над девушкой, чтоб взять на руки и перенести на кровать. И в тот же миг получаю кулаком в челюсть, коленом в пах и локтем в поддых. И все — одновременно. Успеваю блокировать только удар в пах, сворачиваюсь в позу эмбриона, беззвучно открываю и закрываю рот. А кинжал уже вновь щекочет горло.
— Кто тебе рассказал обо мне? Быстро!
— Ап… ап… а-ап, — отвечаю я.
— Срань! — комментирует Гилва.
— Как ты меня напугала, — хриплю я, как только обретаю голос.
— Что???
— Я испугался, что она тебя задавила.
— Кто?
— Оля. Сейчас она приведет твоего коня. Не обижайся на нее. Она просто не разобралась в ситуации. Подумала, что ты хочешь меня убить.
На Гилву нападает нервный смех.
— А что я, по-твоему, хотела сделать? — выдавливает она.
— Получить честный ответ на пару вопросов. Первый — кто я такой. И второй — откуда узнал о тебе. Отвечаю на первый. Это не ответ, скорее намек. Неделю назад я прошел Лабиринт. Угадай, какой? Подсказка: рядом с ним растет дерево.
— Лабиринт Корвина? Так ты — брат или сын Мерлина?
— Не знаю. Мать уверяла меня, что отца звали Борисом. Впрочем, я в глаза его не видел. А о вас, мадмуазель, узнал из книги. «Хроники Эмбера», десятый том.
— Если пытаешься меня обмануть, то завтра для тебя не наступит.
— Показать книгу? Она в доме.
Гилва рывком ставит меня на ноги. Очень сильная девушка. В это время из леса появляется Оля. Она ведет за собой коня Гилвы, зажав уздечку в зубах.
— Спасибо, Оля, — говорю я ей и привязываю коня. Затем, ощупывая разбитую губу, приглашаю Гилву в дом. Оля протискивается в дверной проем вслед за нами. Но не делать же ей замечание при посторонних. Выбираю из стопки книг последний том «Хроник» и протягиваю Гилве. Она открывает и растерянно перелистывает.
— В чем дело?
— Какой зто язык?
— Русский. Мы на нем говорим.
— Я говорю НА ТАРИ!
— Шутишь! Э! Э! Э-э! Леди! Перестаньте хвататься за кинжал. Вы у меня в гостях, или я за себя не отвечаю?!
Подумав, Гилва убирает ножик. Я, тем временем, достаю бумагу и карандаши.
— Леди, напишите фразу: «Маша ела кашу».
— Зачем?
— Затем, что я говорю по-русски, а вы меня понимаете, — объясняю я, выводя на бумаге печатные буквы. — Сравним: Ма-ша е-ла ка-шу, — веду пальцем по буквам. У Гилвы на листе непонятные закорючки. Она читает, но, похоже, не все звуки я слышу.
— А это что за префикс?
— Это же ясно! ВНУТРЬ ела.
— А разве можно есть как-то по-другому? А, понял! Если тортом по морде — это не внутрь, да?
Гилва не выдерживает и начинает смеяться. И сразу превращается в молодую, симпатичную девушку. Но — ненадолго.
— Знаете, Гилва, Лабиринт дал мне по три экземпляра каждой книги. На английском и на тари я оставил под деревом. А русский взял с собой. Сейчас попробую доставить сюда остальные экземпляры. Вы не против?
Все втроем выходим на свежий воздух, вызываю перед собой знак Лабиринта и марширую вокруг полукапсулы. Как всегда — двадцать оборотов. Если в прошлый раз шел по часовой стрелке, то теперь — против. Оля отходит в сторону и садится по собачьи под деревом. Она уже привыкла к моим прогулкам. Лицо Гилвы вытягивается. Она щупает руками воздух, словно перебирает его пряди.
— Сэр Богдан, что вы делаете?
— Наколдовываю вам книги, а себе — портативный компьютер, и всем нам ужин. — Интересно отметить, я стал сэром. — А что вы ощущаете?
— Перед вами знак Лабиринта, но вы скручиваете пространство совсем так, как в Путях Всевидящих. Мерлин как-то показывал мне Лабиринт Искусств. И это слово — компьютер. Он иногда упоминал его.
Заканчиваю двадцатый оборот. Но Гилва не торопится заходить внутрь.
— Забавно. Теперь пружина медленно раскручивается. Никогда не встречалась с такой техникой колдовства, — сообщает она, изучая изменения внутри полукапсулы.
— Идею я позаимствовал у Корвина. Кое-что добавил от себя. Это то же самое, что менять отражения. Главное — двигаться. А по прямой, или по кругу — не имеет значения.
— И вы так спокойно открываете мне секрет? Или рассчитываете на ответную откровенность с моей стороны?
— Во-первых, вы мне нравитесь, — говорю я, и слышу мощный сердитый всхрап за спиной. — А во-вторых, безусловно, рассчитываю. И не надо преувеличивать. Вы путешествуете по отражениям. Следовательно, прошли Логрус. А я читал, что, нацепив манипуляторы Логруса, можно вытаскивать нужные предметы из самых удаленных отражений. Быстро, и сапоги не стаптываются.
Но Гилва уже не слушает меня. Она жадно листает книги, и глаза ее превращаются в щелки.
— Вам дал книги сам Лабиринт?
— Больше некому.
— Вот срань!
— Не понял?
— Ублюдок! Раньше он хранил чужие тайны при себе. А вы оставили эти книги под деревом?
— Да… Что-то не так?
— Вы чем-то похожи на Корвина, Богдан. Не внешне, нет. Он совершал иногда очень странные поступки. За Мерлином это тоже водилось. И вы сумели пройти Лабиринт… Вы подарите эти книги мне?
— Они ваши.
— О чем я и говорю. Да вы хотя бы понимаете их ценность?!
— Я уже сказал: они ваши.
— Блаженный… С какой луны вы свалились, Обод вас побери!
— Я был на Луне, — сажусь за компьютер и прокручиваю на экране видеоролик, как какой-то американец танцующими прыжками перемещается от прибора к прибору.
— Это вы?
— Нет. Один знакомый. Там нет воздуха, поэтому приходится носить скафандр. Видите, ранец на спине. В нем запас воздуха в металлических баллонах. — В этот момент ракурс меняется, и в кадр попадает жилая полукапсула.
— Ваш дом! — изумляется Гилва.
— Просто похож. Там почти все строения имеют форму куполов, не удивляйтесь.
Гилва смотрит на меня загадочным взглядом.
— Богдан, кто вы?
Хотел бы я знать…
Оля удаляется на ночь в конюшню, а я показываю Гилве, как пользоваться ночником над кроватью и изобретаю повод, как бы изящнее подгрести к ней с нескромным предложением. Но тут возвращается Оля. Обиженная Оля. Оскорбленная в лучших чувствах. Кусок обманутой невинности.
— В чем дело?
Кивок на дверь. Иду выяснять, что же там случилось. Понятно! Жилплощадь занята. В Олиных покоях поселился жеребец. И уже парная кучка благоухает посреди ее гнездышка. Возвращаюсь. По дороге любуюсь незнакомыми созвездиями. В небе лодочкой качается месяц. Вот дьявол! Он на самом деле качается! Упадет еще…
Мотаю головой и вхожу в полукапсулу. Оля оттеснила Гилву в ту половину, которую я использую как спальню, расталкивает мебель по углам, готовя себе новое спальное гнездышко. Выпускаю воздух из дивана и пары кресел, сразу становится свободнее. Гилва, стоя в дверном проеме с любопытством наблюдает за происходящим. Наконец, Оля ложится. В справочнике написано, что лошади спят стоя, но Оля — только лежа. Бросаю на пол рядом с ней поролоновый мат.
— Разве моя кровать недостаточно широка? — интересуется Гилва. Что ж, проигрывать тоже нужно с красивым лицом.
— Видите ли, Оля — очень ревнивая натура. Кроме того, у меня есть девушка. Паола.
Оля трется головой о мое бедро и начинает мурлыкать. Мурлыкающая лошадь — это зрелище стоит того, чтоб на него посмотреть. Чешу ее за ухом.
— Богдан, я вас не пойму. Вы относитесь к ней как к человеку. Но ведь именно вы… Ладно, это ваши проблемы.
Гашу общий свет и закутываюсь в одеяло. Гилва при свете ночника читает хроники.
— … захватываешь выше локтя, и поворот корпусом. Нет-нет, силы не надо. Противник сам хочет упасть. Ему нужно только чуть-чуть помочь. Еще раз…
Оле наши занятия жутко не нравятся. Не верит она Гилве. Не верит — и все. Пока мы бросаем друг друга через бедро, отрабатываем захваты и подсечки, не спускает с нее глаз. А Гилва схватывает все приемы на лету. Два-три повторения — и можно переходить к следующему.
— Все! Перерыв, — говорю я и сажусь под дерево. Гилва садится рядом. Оля тут же пристраивается с другого бока. — Гилва, ты уже прочитала хроники. Что об этом думаешь?
— Лабиринт Корвина проходило не так много человек. Но, все же, больше двух. То, что книги, переданные тебе Лабиринтом, написаны от лица Корвина и Мерлина, наводит на размышления. Идем дальше. Ты обладаешь магией, но используешь ее как-то очень своеобразно. В тебе не чувствуется школы. Ты самоучка. Это с одной стороны. Но физически ты очень слаб. Для эмберита, я имею в виду. Я в растерянности.
— Понятно. У меня к тебе просьба. Я должен отлучиться, возможно, на несколько дней. Ты не присмотришь за Олей?
— Богдан, ты просто ребенок! Чем ты занимался два последних часа?
— Обучал тебя самозащите.
— Вот именно! Бесплатно и безвозмездно. А теперь клянчишь как бедный родственник.
— Извини. Отведу Олю в деревню.
— О, демоны Обода! Ты ни черта не понял! Конечно, я потру щеткой шкурку твоей подружке, но ты должен был обставить это как плату за обучение. Пойми! В этом мире информация — единственная ценность. Что для нас деньги? Для того, кто умеет управлять отражениями, деньги — ничто. Информация — все. Это власть, это уважение, это мерило всего. А ты разбрасываешься ею, будто знаешь все на свете. Так нельзя. Тебя не будут уважать. Ты разрушаешь идеалы, обесцениваешь ценности. В конце концов, выгодно обменять информацию — это искусство. Художник месяцами пишет портреты, и вдруг приходит фотограф, щелк-щелк — нате! В натуральную величину! Живей живого! Но это не искусство. Ты понял аналогию?
— Спасибо, Гилва. Я знаю еще несколько приемов нападения без оружия, но если хочешь их освоить, придется поработать учителем фехтования.
Гилва смеется приятным, грудным смехом.
— Ты делаешь успехи. Когда начнем?
— Сначала я должен разыскать Паолу. Для этого нужно пройти Лабиринт. Не знаю, сколько времени займет обратная дорога.
— Оля, отойди! — резко командует девушка.
— Сиди, Оля. Гилва, у меня нет секретов от Оли.
— Зато у меня есть. Богдан, ты можешь доверять мне, — говорит Гилва, когда Оля отходит. — Я не очень сильна в магии, но я родилась во Дворах Хаоса. Заклинания трансформации — мы осваиваем их прежде, чем учимся ходить. Я распознаю его с закрытыми глазами. А у тебя такой характерный почерк. Я не требую, чтоб ты сказал, куда и насколько отправляешься. Но, если я буду знать, где ты, смогу придти на помощь в трудную минуту.
— Гилва, честное слово, я…
— Не перебивай. Это великолепная идея — влюбить в себя девушку, потом превратить ее в лошадь. Такому скакуну можно смело доверить свою жизнь — пока она не знает, кто ее заколдовал. Я все это говорю к тому, что мне ты можешь доверять чуть больше.
— Ты хочешь сказать, что… Оля — это Паола?..
— Так ты этого НЕ ЗНАЛ??? Ты на самом деле любишь Паолу???
Минуту сидим молча.
— Срань! — с выражением произносит Гилва. — Ты с Паолой, а у меня снова ножны без меча.
— У нас говорят — «я снова у разбитого корыта…» Как вернуть ей человеческий облик?
— А как ты превратил ее в лошадь? Побегай вокруг домика.
— Я ездил на любимой девушке… Она не простит.
— Что б ты понимал! Гордиться будет. Но не сразу.
— Срань! — говорю я. — Вот срань! Чтоб я сдох!
— … если б не Гилва, ты до сих пор прыгала бы на четырех копытах.
— Пока я прыгала, все были довольны. Я не просила возвращать мне человеческий облик.
— Как разговариваешь с господином, девка! — рявкает Гилва. Словно пощечину дала.
— Брэйк! Тихо! Иначе обоих выгоню! — вот странно, Гилва пугается не меньше Паолы. — Объясни, почему ты не хочешь показаться родителям?
— Я столько ночей наедине с господином провела. Бок о бок спали. Если господин на мне не женится, мне домой дороги нет.
— Шантаж, — замечает Гилва.
— Я не прошу господина жениться на мне! Я только говорю, что мне домой нельзя, — взвивается Паола.
— Но я обещал твоим предкам сообщить, как только найду тебя. Хорошо. Тебя нашел не я, тебя нашла Гилва и наняла служанкой. Сейчас вы едете в деревню и успокаиваете родителей.
— Отпадает, Повелитель. (Надо же, я Повелителем стал!) Мне опасно появляться в деревне.
— Почему?
— В тех местах проходила война между Логрусом и Лабиринтом. Если меня узнают… Я, конечно, буду обороняться, и прольется очень много крови.
— Кто тебя узнает?
— Достаточно того, что меня знает Паола.
— О-о-о боже!!! — взвыл я. — Паола, слушай внимательно. Во-первых, мне нужна послушная жена. Во-вторых, образованная. В третьих, будешь брать уроки фехтования и рукопашного боя у Гилвы. В четвертых, никаких скандалов! Слушаться Гилву как меня. Все ясно?
— Тебе нужен ангел во плоти. А попка не слипнется? — комментирует Гилва.
— Господин знает, на что может рассчитывать, — гордо отзывается Паола.
Наконец-то понял, что мне это напоминает. Как-то я перевозил обезьян. Обесточил электрику и отдал им грузовой трюм. Сначала там жили три шимпанзе, потом подсадили еще двух. И началось распределение ступеней на иерархической лестнице. Ступени, они хоть и невидимые, но выверялись с точностью до миллиметра. Две самки вида гомо сапиенс с лихвой заменяют пятерых обезьян.
— Гилва, теперь разговор к тебе. Ты прочитала хроники, все взвесила, обдумала… Поделись выводами.
— Паола, выйди. — Паола неохотно, но без возражений идет к двери. Уже в дверях посылает Гилве воздушный поцелуй.
— Намечаются большие перемены, Богдан. Передел мира. Наш мир никогда не отличался стабильностью. Но до сих пор в борьбе участвовали две силы. Напомню события последних лет. Лабиринт, залитый кровью Мартина, значительно ослабел, и Хаос перешел в наступление. Но Оберон, пожертвовав жизнью, восстановил узор Лабиринта. Войска Хаоса были разгромлены и отброшены. В то же время Корвин создал второй Лабиринт. Казалось бы, силы Порядка получили значительный перевес, но Лабиринт Корвина до сих пор не вмешивался в игры. Он оказывал скорее моральное — деморализующее — влияние на Логрус. Однако, Лабиринт Эмбера воспользовался моментом и вынудил Мерлина восстановить один из сломанных Лабиринтов. Качели качнулись в другую сторону, теперь уже силы порядка получили преимущество. В это время носителем Камня Правосудия стала женщина по имени Корал — нынешняя жена Мерлина. Начался очередной виток борьбы. Логрус собрался усадить на трон Хаоса Мерлина, приблизив таким образом Камень Правосудия — вместе с его носителем — ко Дворам Хаоса. Попытка провалилась. Мерлин наотрез отказался занять трон. Планы Логруса нарушены, и любой, занявший трон вместо Мерлина, чувствует себя, в лучшем случае, регентом. Одно слово Мерлина, и… — Гилва проводит ребром ладони по горлу. — Такой оборот не способствует укреплению сил Хаоса. Однако, древний Лабиринт тоже переживает не лучшие времена. Ринальдо, он же Люк, приятель Мерлина, залил его своей кровью. И пока никто не изъявил желания починить узор. Собственно, на это способна только Корал, но она не прошла посвящения, а в настоящий момент ей технически сложно сделать это. Чтоб пройти посвящение, нужно иметь камень перед глазами, а не носить в глазнице. Такова расстановка сил на сегодня. Ослаблен древний Лабиринт, ослаблен Логрус. И в этот момент появляешься ты, Повелитель. Лабиринт Корвина вступает в игру.
— Хорошо. Каково же твое место в раскладе и каков твой интерес?
— Мое место — за твоей спиной, если не удастся встать по левую руку от тебя. Ты идешь вверх, я с тобой. А что касается Паолы, она мне не конкурент.
— Думаешь, я не женюсь на ней?
— Женишься, нет — неважно. Я просто подожду, пока она умрет. От старости. В кровати. Своей смертью. Она — обычная женщина с отражения. Я же родилась во Дворах Хаоса. Пока она тебе нужна, я буду ее защищать. Признай, в моих мыслях нет ни подлости, ни предательства.
— А в твоем теле, случайно, не поселилась ти'га?
— Не смешно.
Штудирую первоисточники. Мерлин в битве с матерью и Мандором трансформировал чужую внешность. Ловил их в центр вихря сил и придавал нужную форму. Но у него был спикарт. А я даже не знаю, что за силы пускаю в ход. Это может быть смертельно опасно. Особенно, для окружающих. Лошадь — ладно. Череп большой. А если б я ее в хомячка превратил? Вот дьявол! Двадцать второй век кончается, а тут сплошная метафизика.
Гилва, кстати, каждый день меняет внешность. Зачем — непонятно. Мы с Паолой распознаем ее моментально в любом обличье. Даже не могу сказать, в чем тут дело. Просто Гилва есть Гилва. И второй такой нет.
— Как думаешь, я смогу пройти Логрус?
— Теоретически, или практически? Считается, что Логрус более демократичен, чем Лабиринт. Его может пройти любой. Группа крови не имеет значения. Но во Дворах Хаоса все знают, что пройти его может лишь тот, в ком заинтересован сам Логрус. К счастью, таких большинство. Однако, это условие необходимое, но не достаточное. Слабак погибнет. Это помогает поддерживать чистоту породы.
— А как ты оцениваешь мои шансы?
— Для тебя найдется огромное количество более безопасных дел. Вырывать по волоску усы у тигра, кормить акул с ладошки, завязывать узелками хвосты ядовитых змей. Зачем обязательно Логрус?
— Я серьезно спрашиваю. Мне нужно его пройти.
— Логрус в тебе заинтересован. Он наверняка захочет переманить тебя на свою сторону. Но ты физически слаб и неуклюж. Давай условимся. Я буду тебя тренировать, но если скажу «Нет», ты в Логрус не суешься.
— Но…
— Это мое последнее слово.
ИГРЫ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ
Гашу свет, залезаю под одеяло и жду, что будет. Кто первая. Можно поспорить с самим собой на щелбан.
Вообще, интересно складывается жизнь. Я еще ни фига не разобрался в этом мире, а на меня уже ставки делают, в правители пророчат. Не хочу быть правителем. О них всякие гадости в народе говорят. «Богдан Борисыч — сатрап позорный!» Фу!
Прошелестели по полу босые ножки, и уже кто-то лезет ко мне под одеяло. Глажу по головке — Паола. Выиграл сам у себя щелбан. Два дня назад подстриг Оле гриву. В человеческом облике эта манипуляция преобразовалась в прическу-каре невероятной красоты. Но Паоле не нравится…
— Только не думай, что я навязываюсь, — сердито шепчет девушка.
— Интересно, а что ты делаешь? — глажу ее по головке и сдвигаюсь, уступая место.
— Ведет борьбу за тебя с чужеземной мной, — подсказывает из-за матерчатой стенки Гилва.
— Разговорчики! Не подсказывать, мы сами знаем, — пресекаю я.
— Слушаю и повинуюсь, о повелитель мой, — доносится из-за стенки. — А ведь мог бы и пригласить на групповушку.
Паола вся дрожит. Успокаиваю ее поглаживаниями. Как лошадь.
— Гилва, где тебя воспитывали? Паола еще девушка.
— Теперь уже недолго, — ухмыляется та. — Молчу, молчу, молчу…
Разумеется, утром Гилва встает первой. Мы с Паолой находим занятие поинтереснее, чем лезть голышом в холодную речку. Но пора завтракать. Собираюсь наколдовать завтрак, но получаю решительный отпор.
— Опять жареную конину жрать? — возмущается Гилва. — От винта, Повелитель! Сегодня готовлю я! — и прямо из воздуха начинает вытаскивать серебряные блюда с таким, что мне и не снилось. Зеленое мясо с нежно-голубыми овощами смотрится довольно непривычно, а вкус и вовсе экзотический. Описать не смогу. Кто не пробовал — не поймет, а кто пробовал — и сам знает.
После завтрака приступаем к сооружению тренажера — имитатора Логруса.
— Нет, — поправляет меня Гилва, — просто тренажера, развивающего твою реакцию и умение видеть спиной.
Тренажер крайне прост — натягиваем между деревьями на разной высоте веревки и подвешиваем к ним мешки и мешочки с песком.
— Лабиринт — статика, Логрус — динамика, — проводит вводный инструктаж Гилва. — Для прохождения Лабиринта нужны сила и упорство. Для Логруса — ловкость и изворотливость. Конкретно для тебя — еще большое желание не сойти с ума. Остановка — смерть. И там, и там.
Тренажер готов. Гилва и Паола раскачивают мешки, а я должен просто пастись на полянке, не давая себя обидеть. Кажется, просто. Уступай дорогу мешку — и все. Но если их три десятка, все качаются с разным периодом, сталкиваются, меняют направление… А тут еще Гилва с Паолой их то подталкивают, то придерживают. Вам никогда не попадали мешком песка по физиономии? Одно хорошо: когда лежишь, избитый, на спине и смотришь в голубое небо, все эти сволочи проносятся над тобой.
— Как говорил один мой знакомый, жалкое, душераздирающее зрелище, — комментирует Гилва. — Выйди из круга.
Покидаю площадку, и мое место занимает дева Хаоса. Она спокойно гуляет по площадке, иногда задерживаясь, иногда ускоряясь, или делая шаг в сторону. Один только раз бросилась плашмя на землю, и над ней столкнулись три мешка. Потом ей надоело ходить руки в карманах, и Гилва начала наносить по проносящимся мимо мешкам короткие, сильные удары.
— Еще раз попробуй, — сказала она.
Пока я отлеживаюсь, избитый, Гилва обучает Паолу основам фехтования. Кажется, девушки поладили.
Ночью мне снятся мешки. Уворачиваюсь от одного, уступаю дорогу другому, но тяжелый удар настигает сзади, бросает вперед, а там летит навстречу еще один… Огромный — как аэростат. С криком просыпаюсь. И так — до утра.
Дался мне этот Логрус…
Дни летят один за другим. Тяжелые, однообразные, но скучными я бы их не назвал. Учусь играть по здешним правилам. Тренировки с утра до вечера. Тренажер, уроки борьбы и фехтования, общефизическая подготовка. Помнится, в школе космодесанта возмущался избытком часов физической подготовки в расписании. Детские забавы! Сейчас смог бы побить мировые рекорды в половине видов спорта. Медленно, но верно становлюсь суперменом. Но до Гилвы мне далеко. Как только кажется, что достиг ее класса, она — как в компьютерной игре — переключается на следующий уровень сложности. Посмотреть на наши тренировки со стороны — сплошное смертоубийство. Началось с того, что в учебном бою Гилва заехала мне сапогом в пах. На некоторое время я потерял интерес к обучению, а ее клинок оставил царапину на моей груди.
— Ты убит, — сообщила она.
С тех пор в учебных боях допускаются любые приемы, использование любых подручных средств. Другое занятие — совсем мирное. Гилва бежит по лесу разминочным бегом, а я должен не отстать от нее. Но я двигаюсь по ветвям деревьев. А-ля Тарзан. Конечно, я мухлюю. В полную силу играю с отражениями, и подготавливаю себе тропу среди ветвей. Гилва не возражает. Только иногда сворачивает то направо, то налево, и все мои труды — коту под хвост.
Паола изо всех сил старается не отстать от меня. Физически это невозможно, но за упорство я ее очень уважаю. Конечно, уважение уважением, но половину дня она по моему приказу проводит за компьютером. Учится. Я наколдовал ей знание языков и быстрочтение. Из-за этого у нас вышел грандиозный скандал.
— Не смей меня изменять! Ты не имеешь права меня менять! — кричала она, размазывая слезы. — Не перебивай меня!
— Знаешь, Повелитель, она тебе не пара, — заявила Гилва. — Отправь ее домой. Посмотри на меня. Я тихая, мягкая, послушная. Согласна, при случае, лошадью поработать. — С этими словами тихая и мягкая начала прямо на глазах трансформироваться в лошадь, почему-то покрытую чешуей. Дальше — женская свара. С трудом утихомириваю обеих. Паола рыдает у меня на плече, Гилва смотрит в землю и играет желваками. Поглаживаю ее по плечу, спинке. Странные у них с Паолой отношения. День — подруги до гроба, день — кошка с собакой. Иногда обеих убить хочется. Чтоб снять напряжение, веду их к тренажеру. Раскачиваем мешки, и, все трое, устраиваем что-то вроде поединка. Правила простые. Не дать мешку с песком сбить себя, и толкнуть мешок так, чтоб он задел соперника. В этом виде спорта Паола с Гилвой меня превосходят.
— Вот тебе за быстрочтение! — кричит Паола, когда мешок задевает меня. — Вот тебе за гриву! Вот тебе за левое копыто! Вот тебе за седло с уздечкой! — сама же она скользит между мешками так, словно их нет. И вдруг замечаю, что мешок, который должен был ударить ее в спину, внезапно изменил направление и пронесся рядом.
— Спасибо, Гилва, — говорю я во время отдыха, отослав Паолу домой за лимонадом.
— У девочки нет такой регенерации тканей, как у нас, — отвечает она.
— А как мои успехи?
— Сейчас узнаем, — она достает из кармана черную ленту и завязывает мне левый глаз. — Вперед!
Боже мой! Как в первый день! С трудом уворачиваюсь от мешков. Не вижу общей картины. Мешок на излете бьет в солнечное сплетение. Лечу спиной вперед, получаю полновесный удар в правое плечо, и тут же — в спину. Такой, что дыхание перехватывает, а ноги отрываются от земли. Выплевываю песок, переворачиваюсь на спину и медленно прихожу в себя. Неужели один глаз так много значит?
Через два дня свободно перемещаюсь по площадке с завязанным глазом. Любым. А когда снимаю повязку, понимаю, что этот тренажер себя исчерпал. Все вижу, все предвижу, практически не обращаю на мешки внимания.
Что дальше, Гилва?
Весело звенят мечи. Солнце вспыхивает на клинках звездочками. Завтра мы снимаемся с насиженного места. Гилва теснит меня, выкрикивая названия приемов, поз и ударов. Названия я пропускаю мимо ушей, а приемы запоминаю.
— Переходи в атаку! — командует Гилва, и теперь я тесню ее. — Быстрей! Еще быстрей! — радостно кричит она, и я увеличиваю темп. Здорово! Утро замечательное! Сейчас мы фехтуем просто ради удовольствия, и никаких грязных приемов можно не опасаться. Речка журчит, птички поют, клинки звенят — вот оно, счастье!
— Завтрак готов! — кричит нам Паола.
— Ты уже проиграл! Ты задумался о бифштексе, — комментирует Гилва, пробивая мою оборону.
— Признайтесь, леди, что это гнусная клевета, — перехожу в атаку я. Гилва отступает. Внезапно под ноги ей попадает сук, мокрый от росы, она поскальзывается, теряет равновесие, и мой клинок, не встретив отпора, рассекает ей горло. Еще четыре сантиметра, и снес бы голову напрочь. Роняю оружие, и с ужасом смотрю на тонкую красную полоску, пересекающую шею девушки. Мгновенный испуг в ее глазах сменяется тоскливой обидой. Губы приоткрываются, и изо рта вырывается факел пламени. Это огненная кровь жителей Хаоса. Сейчас она вспыхнет вся…
Выхожу из ступора. Не я — тело само начинает действовать. Подхватываю девушку на плечо, в несколько прыжков достигаю речки, бросаюсь в воду. Тушить — это понятно. Это знакомо. Дальше — что?
Ее тело, удивительно легкое, не хочет тонуть. Заталкиваю под воду, накатываю сверху камень. Не всплывет. Выскакиваю из воды — и бегом вдоль берега. Сто метров в одну сторону, поворот, сто метров в другую. Как менять отражения, не знаю. Призываю только: не умирай! Живи! Все, кто рядом, кто слышит меня, помогите ей!
Паола воет и корчится на песке у обреза воды. Кровавая пена поднимается со дна. Бегаю вдоль берега. Сто метров направо, сто налево. Лабиринт, ты слышишь меня? Помоги ей! Ты же можешь! Не умирай, дева Хаоса. Держись. Выдумай что-нибудь. Смени обличье, вы же умеете…
Паола больше не бьется. Кровавое облако сносит вниз по течению. А я, как заведенный, ношусь вперед-назад по берегу. Не умирай, Гилва!
— Стой, — говорит Паола, приподнимаясь на локтях. — Больше не нужно.
Послушно останавливаюсь. Из воды показывается голова Гилвы. Она хватается рукой за траву на берегу и мучительно кашляет, отхаркивая из легких воду и кровь.
— Помоги же!
Бросаюсь к ней, вытаскиваю из воды. Боже, вместо ног… Вся нижняя часть тела серебрится рыбьей чешуей. Русалка! Гилва с испугом и изумлением осматривает себя, ощупывает шею. Поперек горла — багровая полоса зажившего шрама. Подходит бледная Паола, тяжело опускается на колени. Девушки обнимаются, прижимаются лбами, улыбаются друг другу. Наконец Гилва обращает ко мне лицо.
— Силен ты, Повелитель, но дура-ак… Не будь я под водой, орала бы как недорезанная. Ноги склеил, а о жабрах не подумал. Спасибо Паоле — не дала утонуть.
Поднимаю ее на руки, несу в дом. Сшибаю сапогом пару мухоморов. Возвращаюсь за Паолой. Девушка сидит на берегу страшно бледная, почти зеленая. Отношу и ее в дом, кладу на кровать рядом с Гилвой.
— Потерпи еще пять минут. Я сейчас побегаю, верну тебе ноги.
— Стой. Стой, сукин кот! Сама справлюсь. Ты лучше вино красное сотвори. Кагор, или еще что. Всю кровь из девочки выкачал.
Опять чего-то не понимаю. Если из кого и выкачал, так из нее. Причем тут Паола? Лезу в холодильник, достаю теплую бутылку кагора. Наливаю в два высоких стакана, сам пью из горлышка. Гилва вливает оба стакана в Паолу. Малышка совсем ослабла.
— Расскажи, что ты чувствовала.
— Когда ты мне голову срезал? Холодно стало. Печально и обидно… что все так глупо и нелепо. Когда камнем придавил, все, думаю, теперь точно конец. И могильной плиты не надо. Не мог поменьше найти? А потом совсем интересно стало. Ты слил наши сущности — мою и Паолы. Я была собой — и я была Паолой. На берегу лежу, корчусь, ногтями песок скребу. Моя кровь в воду уходит, а Паолина в меня вливается. Ну а когда ты начал мне ноги в хвост склеивать, да кости дробить, тут уж пожалела, что сразу не умерла. Хорошо хоть, недолго.
Осторожно ощупываю хвост. Кости ног прощупываются, но на них не меньше пяти суставов. Гилва вдруг начинает смеяться.
— Повелитель, с таким другом, как ты, никаких врагов не надо!
— ?
— Ты, когда мне хвост делал, ничего не забыл? Намекаю: люди иногда писают. — Подсунула под себя ладонь, выгнулась мостиком, провела сверху вниз и добавила: — И какают.
Паола переворачивается на живот, зарывается лицом в подушки и повизгивает. Гилва валится на одеяло рядом с ней, обнимает за плечи и смеется до икоты.
По-моему, у них не все в порядке с торможением.
Гилва наотрез отказалась от помощи. Говорит, что хочет сама разобраться в моем заклинании трансформации. В лошадиной форме разобралась, теперь может трансформироваться в скакуна. Но это заклинание намного сильнее и непонятнее. На второй день я посоветовал ей сменить форму на одну из демонических. Она творчески развила идею. Превращается то в черного клыкастого, зубастого, чешуйчатого монстра (сверху) с серебристым рыбьим хвостом (снизу), то снова в русалку. Облик русалки каждый раз иной. То пышная блондинка, то брюнетка, то рыжая и тощая. С каждой трансформацией чешуя отступает сантиметра на полтора-два. Еще немного, и покажутся колени. Гилва словно волной сгоняет с себя мой невольный подарок. Но сама измоталась до предела. Трансформации даются очень нелегко.
Паола сидит за компьютером, поглощает один за другим женские романы второй половины ХХ века. Она и раньше во всем подражала Гилве — в одежде, жестах, выражениях. А теперь, после слияния сущностей, они вообще стали как родные сестры. Не могу сказать, что мне это совсем не нравится, но очень уж Гилва цинична.
— Богдан, иди скорее сюда! Я нашла, нашла! — Подбегаю, смотрю на монитор.
— Ну и что?
— Как — что? Прочитай! Они на разных языках говорят, но друг друга понимают. Как мы!
Действительно! Полная аналогия. Смотрю, что за книга. Вторая половина ХХ века. «Град обреченный». Стругацкие А и Б. «Хроники», кстати, тоже относятся ко второй половине ХХ века. Надо заняться этим вопросом.
Выхожу на природу, бегаю вокруг домика и возвращаюсь со вторым компьютером и большим плоским монитором. Мой компьютер — карманный. Пластинка 5 на 8 сантиметров. Вставляю компьютер в слот монитора и штудирую историю двадцатого века. Что именно ищу, пока не знаю. Но должна, обязана быть какая-то зацепка. Почему раньше я жил в мире с простыми и ясными физическими законами? Как я оказался в этом мире? Что я делал перед тем, как попасть в этот мир? Помню, мы исследовали Горгулью. Горгулья — планета-шатун. Газовый гигант, несостоявшаяся звезда. Давно должна была замерзнуть, превратиться в глыбу замерзших газов, но не превратилась. Наоборот, напоминает кипящую кастрюлю. Предположительно, объект Странников. Гравитационное сканирование показало, что планета имеет твердое ядро — правильный двенадцатигранник. Я совершил десять или одиннадцать погружений в атмосферу, Тимоти — шесть, Лоуренс — два. Все шло по плану. Что же было дальше? Почему раньше я не задумывался, как сюда попал? Явно ненормальное поведение.
После часа упорных размышлений прихожу к выводу, что мозг до сих пор был словно под местным наркозом. Любопытство и чувство реальности заблокированы полностью, и только сейчас оттаяли. Как такое можно сделать, не знаю. Я не психолог. Наверно, можно, если сделали. Видимо, боялись, что попав в этот мир, умом подвинусь. Это я-то, космодесантник. Хотя, если процедура стандартная… Такая же стандартная, как шлюзование, не будут же ее менять. По уставу не положено.
Паола с Гилвой что-то тихонько обсуждают. Оглядываюсь на девушек. Сидят, полуобнявшись, за компьютером, Паола объясняет, Гилва слушает. У нее уже показались из-под чешуи колени. Ноги срастаются в хвост в районе щиколоток. Завтра можно будет отправляться к Логрусу.
— … Трудно быть глупым?
— Гил, прости…
— Куда хоть ушел?
— Не знаю.
Гилва отправляется на поиски жеребца. Из полукапсулы выходит Паола.
— Завтрак готов! Все за стол!
— Камелот пропал. Я не привязал, и он убрел куда-то.
— Тяжело быть бестолковым?
— Оля не убегала…
— Сравнил. Сейчас позову. — Паола делает глубокий вдох, вся напрягается так, что лицо багровеет и издает лошадиное ржание. Очень похоже. Не проходит и двух минут, как на поляну выбегает черный жеребец Гилвы, трусит к Паоле и утыкается носом в ее ладошку. Паола довольно смеется и гладит его по шее.
За завтраком обсуждаем последние детали. Нужно наколдовать лошадей мне и Паоле. Нужно наколдовать три колоды карт для связи. Паола заявляет, что нужно заехать в деревню, проститься с родителями. (Мы с Гилвой удивленно переглядываемся.) Лошадей Гилва берет на себя. (Мне нельзя это дело доверять: всех девок перепорчу, разбирайся потом…) В деревню Гилва очень не хочет, готова даже на это время трансформироваться в лошадь, но Паола обещает, что, в случае чего, заступится. Странно изменились их отношения. Паола искренне привязана к Гилве. Гилва же смотрит на нее… Как подрывник на ящик динамита, вот! Самое точное сравнение. Без страха, где-то даже с любовью, но без фамильярности. Кончив есть, выходим наружу. Гилва радуется ногам и демонстрирует, какие они у нее стройные да длинные. Между прочим, запросто поднимает прямую ногу выше головы. Но канкан танцевать не умеет. При случае в варьете свожу.
Расходимся в разные стороны. Я — за колодами карт-телепортаторов, Гилва — за лошадьми. Паола поколебалась-поколебалась — и побежала за мной. Хочет сказать что-то важное, боится, и поэтому сердится. На меня. Странная логика. Женская.
— Говори, все свои.
— Ты только не думай, что я… но если захочешь к себе в постель Гилву положить, то я не против. Но жена — я, а она любовница! Иначе я не согласна.
— А какая разница между женой и любовницей?
— Если я тебе не нравлюсь, можешь снова сделать меня лошадью!
Неужели это девушка моей мечты? Обнимаю ее за талию, разворачиваю к себе лицом, смотрю в глаза. И тут она бросается мне на шею. Минут двадцать целуемся. Паола бормочет бессвязное, что жить без меня не может, что я самый-самый, что она меня недостойна, но будет стараться, что я ни о чем не пожалею… Нет, это она. Девушка моей мечты. Робкая и смелая одновременно. Красивая как мираж и верная как собака. Упорная, озорная и непредсказуемая. А то, что поворчать иногда любит — так не может же женщина состоять из одних достоинств. О такой я мечтал, такой я ее выдумал, такую и получил. Хорошо это, или плохо — жить в мире, где девушку мечты не нужно искать по странам и континентам, а достаточно выдумать? Представить себе до последнего волоска — и вот она, живая и теплая. С виду хорошо. Но какой-то обман в этом… «Бесплатный сыр бывает только в мышеловках» — сказал бы вредный Кравчук. «Кто ценит доставшееся даром?» — спросил бы Клест.
— Я плохое сказала? — пугается Паола, ловя мой хмурый взгляд.
— Ну что ты, малышка. Я о делах подумал. — Она сразу веселеет. Идем по тропинке, взявшись за руки. Вызываю перед собой образ Лабиринта, и буквально через несколько метров нахожу три колоды карт в кожаных футлярах с ушками, чтоб можно было повесить на поясной ремень. Вынимаю колоду и рассматриваю картинки. Паола, прикусив губу, тоже смотрит на них.
— Не смотри пристально, — предупреждаю я ее. — Вызовешь козырной контакт.
— Я знаю. Читала «Хроники».
На картах множество незнакомых мест и людей. Надеюсь, Гилва знает, где они и кто они. Откладываю в сторонку три карты. Гилва в костюме для верховой езды со стеком в руке — такой я впервые ее увидел, я в скафандре Сомова без шлема и Паола в обтягивающем спортивном костюме. Крутит педали велотренажера — ну и фантазия у меня!
— Ой, это я! — вскрикивает девушка. — А что я делаю?
— Развиваешь мышцы. Будет время — научу на велосипеде ездить и на мотодельтаплане летать. — Убираю карты в футляр, оставляю только козырь Гилвы. Глянцевый картон холодеет в руке, картинка приобретает глубину…
— Кто это?
— Мы с Паолой.
— А, Повелитель. Неужто получилось? Не хотела раньше говорить, но такое не удавалось даже Сухэю. Считалось, что карты нужно рисовать руками, в месте, желательно, поближе к одному из полюсов мира. Лучшие карты нарисованы в Эмбере или на Дворах Хаоса. Ты очень силен, Повелитель. И неотесан как чурбан.
— Хватит комплиментов. В краску вгонишь. Как у тебя дела?
Гилва делает шаг в сторону, и вижу двух великолепных лошадей. Одна — вылитая Оля. Вплоть до кисточек на ушах. Оля-2 звучит некрасиво. Буду звать Поля. А вторая лошадь — … конь!
— Дай руку, — Гилва протягивает жесткую ладошку, и мы с Паолой проходим к ней, оставляя вместо себя на тропинке тающую радугу. Паола бьет в ладоши от восторга. Протягиваю Гилве ее колоду, и она деловито изучает картинки. Пристально смотрит мне в глаза.
— Кто это, Повелитель?
— Не знаю. Думал, ты знаешь.
— Я знаю, — подтверждает Гилва и убирает колоду, хмуря брови.
Паола вскакивает на жеребца, колотит его пятками по крутым бокам и уносится вдаль. Мы с Гилвой идем шагом. Ее Камелот в конюшне, а я не умею ездить без седла.
— Повелитель, я встревожена и напугана, — говорит дева Хаоса.
— ???
— Когда ты слил наши с Паолой сущности… В «Хрониках» описаны призраки Лабиринта. С виду плоть, а внутри, словно каркас, фрагменты узора Лабиринта…
— Паола — призрак Лабиринта?
— Нет… Не совсем. Она — человек, но только последний месяц. А до этого… Нет слов. Какая-то структура. Не знаю, как описать. Она не матерью рожденная. Представь, много-много узелков, они связаны тонкими нитями. Такая сложная паутина. Только не плоская, а объемная. Некоторые нити соединяют соседние узелки, а некоторые к дальним через всю конструкцию тянутся. И по нити можно двигаться только в одну сторону. Назад — нельзя. Если назад — рядом другая нить должна быть. Я не знаю, как точнее объяснить.
— Я понял. Ориентированный трехмерный граф.
— И вот эта паутина переходит в сознание обычного человека. Потом ты ее сделал лошадью, потом — снова человеком. Ну, обычные воспоминания.
— Паола знает, что у нее внутри?
— Как она о себе узнать может? Если ты нас еще раз сольешь, узнает. Из моих воспоминаний.
— Ты, когда раньше ходила по отражениям, с кем-нибудь объединяла сущности?
— Нет. Это вообще второй раз в жизни.
— Паола — дочь отражений. Ее выдумал я. Вот что значит эта паутина.
— Срань! Не надо говорить ей об этом. Ты выдумал ее славной девушкой.
— Гилва, а ты — как? Полностью сняла мое заклятие?
— Нет. Что-то осталось. Помнишь, в «Хрониках» Мерлин настроился на голубой камень. Ему пришлось пройти Лабиринт, чтоб очиститься. Видимо, мне придется еще раз пройти Логрус.