В поисках утраченного утюга
1
После сорвавшейся своей поездки в Италию, когда два «велосипедиста» вскрыли его личный сейф и украли оттуда пакет с наркотиками и все деньги, Никон было захирел, потерял всякий вес в фирме. Несколько месяцев он служил всеобщим посмешищем, был живым персонажем из анекдота. История о совместном с ОМОНом нападении на группу ФСК постепенно обрастала невероятными подробностями. «Волга» с двумя антеннами превращалась в пересказе то в полицейский сверхскоростной «мерседес» с одноразовой ракетной установкой, встроенной под задним сиденьем, то в БМВ, перекрашенный под трактор. Поддельные документы, сработанные на настоящую фамилию Саркисьянц, подавались в анекдотах то как документы на имя генерал-майора Саркисьянца, то генерал-полковника Саркисьянца. Почему-то Никону приписывали и то, что сгорел ресторан в городе. Рассказывали, что именно он залез пьяный на бутафорский галеон и поливал оттуда спиртом «Рояль» рояль на эстраде. Но постепенно анекдоты стихли, а Никон пошел вверх.
В результате спровоцированных невидимой рукой многих смертей и совершенно бессмысленных клановых разборок Саркисьянц окреп. В последний месяц он полностью завладел фирмой «Спектр». В образовавшемся хаосе противостояния «Спектр» легко избавлялся от своих конкурентов. Рассыпалась на мелкие группы и пала мощная азиатская группировка «Второе рождение Аллаха», и Никон лично вышел на основные партии транзита. Его собственный счет в швейцарском банке удваивался практически каждую неделю, и никто уже не смел даже за глаза рассказать историю про БМВ с двумя антеннами.
Идея воздушной прогулки для обделенных детей вовсе не принадлежала Никону, идея принадлежала известному криминальному авторитету по кличке Арнольд. Но после того как Арнольд был убит китайцами в своем офисе, Никон начал утверждать, что идея его собственная, и в какой-то момент сам в это поверил.
В связи с несколькими последовавшими одно за другим постановлениями и новыми законами ввоз в страну наркотиков резко упростился, а вывоз, напротив, стал представлять серьезную проблему.
Идея состояла в том, что самолет, совершающий благотворительный рейс по обслуживанию сирот и инвалидов, таможенники не будут особенно трясти. Официально фирма «Спектр» объявила о благотворительном полете. Экскурсия ста детдомовцев и сорока инвалидов в американский Диснейленд сначала была намечена на середину октября, потом постепенно передвинулась на ноябрь. Арендовать «боинг» и получить визы не составило труда.
Наркотики — пятьсот килограммов очищенного героина — были упакованы в контейнеры с подарками для американских школьников. Матрешки, целлулоидные пупсы с огромными головами, деревянные кубики с наклейками, мелодично звенящие ваньки-встаньки с российской символикой на животе и на затылке. Все это, не без удовольствия, Никон по крохам собирал на складах провинциальных универмагов. Игрушки должны были быть исконно русскими, во-первых, и полыми внутри, во-вторых. В прошлый раз для транзита всего лишь двухсот килограммов сырца потребовалось четыре гроба.
Предполагалось, что во избежание скандала игрушки на таможне проверять не станут, но риск все-таки оставался. Груз требовал сопровождения.
Опасаясь новых людей, а оснований для этого было предостаточно, Саркисьянц взамен убитых боевиков подбирал новых, в основном из старой уголовной среды.
«Это люди чести, — объяснял он как-то за бутылкой свой странный выбор. — Если он вор в законе, то он никогда не выстрелит тебе в спину, можно быть уверенным. Если это мокрушник, то ему спокойно можно заказывать убийство. Все как в аптеке по рецептам. Предпочитаю старые проверенные кадры. Есть, конечно, свои неудобства, но зато полностью отменяется беспредел. Главное в исполнителях — это предсказуемость. А кто сегодня вообще может быть предсказуем в России? Только старый уголовник, прошедший несколько оборотов зоны. У него хоть и свой, хоть и искаженный, но закон чести имеется, и закон этот крепко вдолблен в мозг!»
К концу ноября костяк фирмы составляли два типа людей: видавшие виды уголовники с большими сроками за плечами и тихие, запуганные «совдепы», бухгалтеры. Никон настаивал на старинных черных нарукавниках и белых крахмальных рубашках, настаивал на строгом рабочем графике и отчетности. Удивительно, но результат был превосходный.
Ответственным за подбор детской группы был назначен некий Семен Иванович Суворин, в уголовном мире известный бандит по кличке Мирный. Мирный, так же как и Саркисьянц, оказался посмешищем в той истории с пакетом, спрятанным в поезде, и это как-то сблизило его с Никоном. Между ними сложилось даже подобие какого-то ритуала. Раз в две недели Никон и Мирный, прихватив длинноногую грудастую секретаршу, отправлялись в какой-нибудь средней руки ресторан, где напивались и били зеркала. За погром они всегда расплачивались наличными, а драки дальше легкой поножовщины не заходили. Никон считал подобные вечера в ресторане хорошей разрядкой для психики. Во время одной из таких попоек Никон и поручил Сене подобрать подходящих детей.
Глупо потеряв своих бандитов в поезде, Мирный вдруг с удивлением обнаружил в себе некий педагогический талант. Его тянуло к детям. Не то чтобы он любил детей, но компания малолеток нравилась теперь Семену куда больше, чем компания баб. Он никогда не имел ни жены, ни собственных детей. И теперь, собирая детскую группу для воздушной прогулки, решил проявить неожиданную честность: никаких «блатных», только обделенные, сироты. Дети из детского дома показались Мирному уж слишком умытыми и раскормленными. Основной состав детской группы был сформирован из так называемых «детей улицы». В свободное от разборок время Мирный либо ездил часами в метро по кольцевой, высматривая подходящих малолетних нищих, либо со специально подготовленной «ксивой» посещал детский спецприемник, или просто бродил по вокзалам.
Аренду самолета Никон взял на себя. Переговоры с представительством ЮНЕСКО в Москве Никон тоже вел сам. Понимая, что чем больше шума, тем меньше риска, он развернул большую и шумную рекламную кампанию. Задолго до взлета «боинга» из Шереметьева-2 радио, телевидение и полтора десятка газет, захлебываясь, кричали о благородной миссии молодого миллионера.
«КУДА ИДУТ МИЛЛИОНЫ «НОВЫХ РУССКИХ»?» — кричали заголовки. «БОИНГ» С ПОДАРКАМИ». «ДЕТСКИЙ ПРАЗДНИК В ВОЗДУХЕ ДЛЯ МОСКОВСКИХ СИРОТ».
2
Весть о нападении на клинику и ужасной смерти Харифа достигла Мирного в тот же день. Настенные часы в кабинете Никона показывали без пяти четыре. После нападения не прошло и трех часов.
Китайцы расстреляли Харифа в упор прямо в кухонном лифте. Прихватив трупы своих, боевики пытались прорваться. Им даже удалось загрузиться в свой автобус. Но на шоссе по дороге к Шереметьеву был устроен милицейский заслон. После короткой перестрелки наступила тишина. Последовало требование в мегафон: «Сдавайтесь, вы полностью блокированы!» Через секунду после этого требования автобус взорвался. У наблюдающих со стороны сотрудников ФСК и милиции создалось впечатление, что взрыв был произведен дистанционно, откуда-то из другого места, а вовсе не был собственным решением загадочных китайцев.
— Хорошие дела! — сказал Мирный, он отхлебнул из стакана коньяка и выматерился. Коньяк был поддельный, не коньяк, а плохой спирт, разбавленный чайной заваркой. — И что будем делать?
— Все то же! — спокойно отозвался Никон. — Нужно потрясти этого мужика. Жаль, конечно, что дамочку упустили, она уж наверное больше знает, но давай будем опираться на то, что есть. Сколько тебе нужно времени, чтобы вытянуть из него все?
— А если он ничего не знает?
— Может быть, и не знает. Но ты все равно проверь.
Мирный сглотнул горечь, минуту подумал и спросил:
— А может, не надо? Может, сам пойдешь под «Желтую крышу»? Не будем допрашивать, кончим его, и делу конец. Даже если он скажет тебе, кто за китайцами стоит, что это даст? — Преодолев отвращение, Мирный наполнил стакан поддельным коньяком и на одном дыхании всосал его внутрь. — Если с желтыми свяжемся, — сказал он, вытирая губы, — будет такая лужа крови, на пол-Москвы лужа. Утонем.
— А может, и не будем связываться, — сказал Никон. — Но расспросить знающих людей все равно надо. Договорились.
Этот разговор происходил в кабинете Никона в фирме. Одетый в костюм и белую рубашку, Мирный покачивал стриженой головой и облизывал пересыхающие губы.
Саркисьянц поиграл тонкими пальцами по полированной столешнице, взял свой стакан, но нюхать не стал. Осторожно свинтил с красивой бутылки золотую винтовую пробочку и смял ее между пальцами.
— Так, говоришь, плохой коньяк? — спросил он, тоном давая Мирному понять, что разговор окончен.
— Дрянь коньяк! Подделка! — Мирный поднялся, неловко поправил галстук и вышел из кабинета, очень осторожно прикрыв огромную дверь, обитую черным дерматином. — Дрянь какая! — повторил он уже про себя, надевая плащ, затягивая пояс и выходя на улицу. — Сказано, проверить, значит, проверим!
Он прекрасно стрелял и дрался, но до сих пор никогда не водил машину. В связи со своим новым положением в фирме вынужденный сесть за руль, Мирный вдруг испытал неведомое удовольствие. Права он получил в комплекте с тачкой, а правилам вождения пришлось посвятить несколько дней. С ментами за любое нарушение он расплачивался наличными, и это было несравненно дешевле, чем потеря самой машины. За месяц Сеня расколол два «мерседеса» и теперь в целях экономии пересел на обычную «десятку».
Большая квартира, занимаемая им в старом доме на Пречистенке, находилась всего в пяти минутах езды от офиса фирмы, но у Мирного ушло на дорогу полчаса. За эти полчаса он успел протаранить забор, помять заднее крыло собственной машины и как следует раздолбить бампер чужого шикарного БМВ. Разговор с владельцем БМВ произошел прямо посреди проезжей части. Если еще неделю назад Сеня использовал в подобных объяснениях слова, то теперь уже обучился и перестал. Когда владелец БМВ только открыл рот, кулак Мирного с силой въехал в его челюсть. Владелец БМВ упал. Мирный вложил в карман его куртки три стодолларовые сложенные бумажки, сел в свою «десятку» и уехал. Несмотря на печальную историю Харифа и предстоящую неприятную работу, настроение у него было приподнятое. Через несколько дней он должен был вылететь в Америку. Это пугало Мирного и наполняло неведомым доселе приятным трепетом.
3
Под «Желтую крышу» уходило все больше и больше банков и торговцев. А выяснить, кто стоит за ней, никак не удавалось. Участились бессмысленные разборки между бандами, и возникла версия, что новую мощную группировку, оседлавшую теневой рынок, корректирует кто-то с самого верха, через каналы ФСК. Подозрение пало на старшего следователя ФСК майора Чухонцева. Но Чухонцева кто-то убил. Кто, установить так и не удалось. Люди Харифа занялись преемницей Чухонцева. Никому и в голову не приходило, что длинноногая синеглазая Марина, работавшая в фирме и по неясной причине просто растворившаяся в воздухе, и новый начальник следственного отдела является одним и тем же лицом.
Вместо Марины Владиславовны люди Харифа случайно захватили другого человека. Этого человека передали Никону, и теперь Сеня должен был проверить память несчастного. Когда к нему на квартиру привезли Петра Петровича, не сразу удалось припомнить, где он уже видел это лицо. Но потом Сеня припомнил и взялся за дело основательно.
Сутки Петр Петрович сидел в маленьком чуланчике связанный. Ему не давали ни хлеба, ни воды, а Мирный пытался сообразить, как бы половчее за «дядю» взяться. Теперь, припарковав свою «десятку» рядом с подъездом, он уже принял решение.
«Отдам его мальчишкам, они молодые, неопытные, с фантазией, если и они не напугают, пристрелю просто и брошу в Яузу, а Никону скажу, сам удавился. Вроде я не уследил».
Когда он вошел в квартиру, открыв дверь своим ключом, мальчишки сидели в гостиной. Карты были брошены. Три лица повернулись в сторону Мирного.
— Пожрать есть что? — спросил Сеня.
— Сделать? — угодливо поинтересовался Лысик. — Хочешь, я яичницу с беконом пожарю!
— Как наш гость? — Мирный подошел и постучал осторожно костяшками пальцев в дверь кладовки, в ответ послышалось тихое сопение.
— Нормально! — Абдулла вышел из-за стола и уже стоя сгреб со скатерти карты. — Молчит и дышит!
— А когда в Америку полетим? — спросил Зяма.
— Полетим! — скидывая плащ и проходя на кухню, сказал Мирный. — Скоро полетим! Как, кстати, родители ваши, не возражали против экскурсии?
Вопрос о родителях был шуткой. Из трех четырнадцатилетних подростков родители разыскивали через милицию только одного, да и это делалось скорее уж не с целью найти его, а из формальных соображений приличия. Как и родители самого Мирного, родители этих мальчишек были запойными алкашами, уже начисто потерявшими разум, и, по крайней мере в двух случаях из трех, могли бы просто продать родное дитя за ящик водки.
Занимаясь подбором обездоленных детей для благотворительной акции, Мирный месяц назад наткнулся на знакомую физиономию. Пацаны драпанули из дома и оборванные бродили по Москве. Мирный жил один и, то ли защищаясь от неожиданных приступов тоски, то ли взамен опостылевших, ежедневно меняющихся шлюх, позвал пацанов к себе жить.
— Полетим! — повторил Мирный, добивая свою яичницу с беконом и запивая горячую пищу ледяным портвейном прямо из горлышка. — Но это еще надо заработать. Я сейчас пойду по делам, а вы возьметесь за «дядю». Достанете его из кладовки. — На секунду Мирный задумался, не зная, как сформулировать задачу. — И подробно расспросите.
— А что спрашивать? — спросил Абдулла, напряженно и подобострастно глядя на Мирного. — Какие вопросы?
— Вопрос такой, один. — Три пары глаз смотрели на Сеню в ожидании. — Шефа интересует, кто оплачивает китайских бойцов и как это делается?
Мирный вышел из дома через час. Он сел в свою машину, включил зажигание и замер. Ехать было в принципе некуда. Он просто хотел оставить пацанов наедине с жертвой. Через пару часов он предполагал вернуться и ввиду отсутствия результата пристрелить Петра Петровича. В памяти всплывало унижение, испытанное в поезде, и Мирный даже сжимал кулаки от злости.
«Пусть попробуют… Может, он малолеток-то и испугается… — трогая машину с места, размышлял он. — Только бы мне еще в кого-нибудь не вмазаться. Надоело!»
4
Решение поехать к Борису сформировалось в тот момент, когда Мирный в очередной раз налетел на какой-то невысокий парапет и разбил левую фару своей машины. Если днем он еще как-то справлялся с управлением, то ночью при искусственном освещении получалось совсем плохо. Оба шикарных «мерседеса» Сеня разбил именно ночью. В одном случае врезался в фонарь, в другом после шикарного поворота оборвал на скорости цепь платной автостоянки и влетел прямо в передок припаркованного там бронированного «кадиллака». Осмотрел себя и машину. Узнал место. Комната гитариста находилась в конце переулка, и Мирный решил заглянуть в гости.
Он не оставлял бородатого гитариста своим вниманием с самой больницы. Выяснилось, что три пули, выпущенные в упор, хоть и не отняли у симпатичного гитариста жизни, но лишили его возможности ходить. Травма позвоночника с частичным параличом. Весело матерясь, Борис разъезжал на кресле-каталке по огромной коммунальной квартире. Несколько недель назад Мирный оставил денег, а чуть позже прислал дорогую немецкую каталку с моторчиком. Потом Мирный заходил еще несколько раз. Обычно он брал с собой водку и побольше закуски. Борис не отказывался, хотя и не скрывал никогда своего презрения к Семену, но водку пил. И между ними остались несколько длинных ночей, когда водка поглощалась стакан за стаканом и никак не удавалось опьянеть, а жестокие слова Бориса иногда прерывались тихой песней под гитару. Слова эти больно жалили Мирного. Но он не мог оторваться от этих обвинений, испытывая от них даже некоторое извращенное удовольствие.
Как уже бывало, Борис, одетый в синий байковый халат, чуть раскрывающийся на груди, сидел в своем новеньком кресле возле стола и молчал. Мирный сам вымыл стаканы на кухне, сам открыл водку и замер в ожидании на табуретке. Больше в комнате никаких стульев или кресел не было.
Коротко изложив свое предложение, Мирный почему-то опасался, что Борис откажет.
— Ну и что же это за рейс такой? — после продолжительной паузы спросил Борис и знаком попросил Мирного подать ему гитару, лежащую на расстеленной кровати.
— Наша фирма организовала! — сказал Мирный и подал гитару.
— Благотворительность, значит! — Бородач осторожно провел пальцами по струнам. — А на самом деле что? — Он испытующе, но без малейшей иронии взглянул на Мирного. — Контрабанда?
— Ну какая тебе разница! — раздраженно сказал Мирный. — Я тебе предлагаю на халяву в Нью-Йорк слетать. Не ты один, у нас сто школьников и тридцать два инвалида. Есть еще билеты. Ну, не хочешь, как хочешь!
— Разве я сказал, что не хочу? — Борис больше не смотрел на бандита. Пальцы его все быстрее и быстрее перебирали струны. — Всегда мечтал Диснейленд посмотреть, с самого детства!
— Шутишь все?
— Да нет, почему! Когда самолет-то?
— Первого числа, — сказал Мирный и посмотрел на часы, против желания он все время возвращался мысленно к мальчишкам. — Из Шереметьева. Я за тобой пришлю машину.
— Что от меня нужно? — Мелодия стала чуть громче.
— Ничего! — буркнул Мирный, наливая себе водки в стакан. — Паспортные данные для визы!
Он выпил. Борис продолжал играть. Борода его немного задралась и дрожала. Если бы Мирный умудрился прочесть мысли гитариста, то сразу отказался бы от своего благородного предложения, но Мирный не умел читать мысли и остался собою доволен.
— Значит, полетим? — спросил он. Он опрокинул в себя стакан, крякнул и вытер губы рукавом. — Давай еще раз про Магадан!
Когда Мирный вышел на улицу, то увидел, что у его машины не хватает передних колес. «Десятка» аккуратно стояла на кирпичах. Почему-то это вызвало только облегчение. Теперь можно было не садиться за руль, а спокойно дойти до своей квартиры пешком. Он прикинул расстояние, здесь было не больше чем на полчаса, если средним шагом.
«Как раз ребята с «дядей» должны управиться», — подумал он и, потянув пояс плаща, улыбаясь, зашагал по пустому ночному переулку.
5
В тот же день в половине пятого пополудни Алексей вошел в торговый зал ювелирного магазина. Настроение у него было скверное. Он выходил из голодания, и выход сопровождался болью в желудке, а это значило, что лечебного результата голодание не дало. К тому же работающая в автоматическом режиме программа «Желтая крыша» стала давать сбои. Конечно, было предусмотрено оперативное вмешательство в программу в некоторых случаях, но то, что произошло час назад, просто выбило Алексея из колеи.
После яркого света улицы глаза плохо адаптировались к полутьме магазина, но Алексею все же сразу удалось разглядеть, что за прилавком стоит Сергей.
— Привет! — сказал он, шагнув к прилавку. — А где твоя симпатичная первокурсница, почему опять сам черную работу выполняешь?
— Нету больше студенточки! — отозвался Сергей. — Погоди, я кого-нибудь попрошу меня подменить, поговорить надо! — Он указал Алексею на дверь, ведущую внутрь магазина. — Вид у тебя какой-то нехороший!
Алексей прошел в уже знакомый директорский кабинет и, устроившись удобно в кресле, закрыл глаза. Он пытался восстановить в памяти, что же произошло час назад. Он хорошо помнил, что лежал с книгой у себя в комнате в общежитии, а Лида, кажется, мыла пол. Компьютер был включен. Потом послышался сигнал экстренного вызова. Он встал с постели. В углу экрана торчала эта глупая желтая корона. На экране надпись: «Ошибка в системном файле. Скорректируйте ситуацию». Это был первый случай, и Алексей сразу не смог понять даже, что произошло. Он вызвал на экран схему последнего действия. По схеме получалось, что сбоя никакого нет. Китайская группа, как это было уже неоднократно, спокойно выехала из Шереметьева, телефонные звонки на этот раз не были нейтрализованы, их заменил элементарный расчет времени. Милиция просто не успевала. По графику, взяв в указанном месте заранее доставленное туда оружие и бронежилеты, китайцы вовремя прибыли на объект. Указанное лицо уничтожено. Автобус, следуя расписанию, направился в аэропорт. После этого картинка застыла. На экране вспыхнула надпись:
— Сбой в программе, не хватает информации для полного завершения работы!
Палец раздраженно ударил по клавише «enter».
— Что-то случилось? — спросила Лида за спиной Алексея.
На экране вспыхнула надпись. Всего три слова. «Ликвидация. Отмена операции». Палец непроизвольно щелкнул по той же клавише. Надпись погасла, опять появилась схема. Но автобуса на схеме больше не было.
— Что? — Лида подошла сзади и через плечо заглянула в экран. — Что происходит?
— Ничего! — сказал Алексей, вдруг сообразив, что он только что собственной рукой взорвал автобус с китайскими боевиками. — Все в порядке. Был небольшой сбой. Нужно будет усовершенствовать программу!
Он, наверное, задремал, сидя в кресле, потому что Сергей, склонившись, потрепал его по плечу и попросил:
— Ну ты, не спи хотя бы.
— Я не сплю! — сказал Алексей и потер ладонями щеки. — Устал немножко!
— Выпьешь? — Сергей достал откуда-то рюмочки и бутылку коньяка.
— Если только у тебя есть стаканчик морковного сока.
— Извини, совсем забыл. Сейчас я попрошу, чтобы принесли. — Он присел к столу и, отдав приказание в селектор, взглянул на Алексея. — Извини, у меня очень мало времени. Придумал ты что-нибудь по нашему делу?
— Можешь все подготовить. Я вылетаю через два дня, — сказал Алексей. — Из Шереметьева.
— А все готово! — сказал Сергей. — Ты можешь сейчас все и забрать. Уже полтора месяца кейс упакованный пылится.
— Только один кейс?
— Ну, коробка еще. Сам понимаешь, плюс к патентной документации, что не проблема, тебе нужно будет провезти мимо таможни два небольших электронных прибора и несколько пакетиков с новыми химическими соединениями.
— Все сделаем! — сказал Алексей. — Но у меня к тебе просьба.
— Слушаю.
Дверь открылась, вошла незнакомая девушка, в руке она держала стакан с морковным соком.
— Хороший у тебя сервис! — принимая стакан, сказал Алексей. — Ты можешь это размножить и расклеить? — Он вынул из внутреннего кармана сложенный аккуратно вчетверо листок и протянул его Сергею.
— Нет проблем! — Сергей взял листок. — Когда тебе нужно?
— Желательно сегодня, — Алексей отхлебнул сок. — И отпечатать и расклеить хорошо бы до вечера.
— Сколько экземпляров?
— Экземпляров двести, я думаю, хватит! В Центральном округе расклеить хорошо бы часов до десяти вечера, а то я до отлета результат не успею получить.
— Знакомое лицо, — разглядывая небольшой предвыборный плакатик и разглаживая его перед собою на столе, сказал Сергей. — Только лучше бы господину кандидату в президенты свою фотографию сюда. Что это, темпера? — Он отнес листочек подальше от глаз и прищурился. — А в общем, неплохо схвачено, профессионально, хороший глаз.
— Нет у меня его фотографии, — устало сказал Алексей, поднимаясь из кресла. — Ну, так ты сделаешь?
— Сделаю! — обещал Сергей. — Не беспокойся. Двести экземпляров будут к вечеру расклеены в Центральном округе. Пойдем, — он услужливо растворил перед Алексеем дверь. — Пойдем, вручу тебе кейс и коробку.
6
Когда за Мирным захлопнулась дверь и по лестнице вниз прогремели его тяжелые шаги, Зяма, облизав вдруг пересохшие от возбуждения губы, сказал:
— Он, наверно, деньги не отдает. Должок!
— Кто не отдает? — вытягивая прибранные с приходом Мирного карты и перетасовывая их, спросил Лысик.
— Да брось! Тебе что велели, в карты играть? — спросил Зяма и выбил из рук Лысика колоду. Карты разлетелись по полу. — Он велел этого достать из шкафа и пытать.
— Правильно! — сказал Абдулла. — Нужно вынуть его, а то он там, наверное, совсем соскучился!
Перебрасываясь короткими матерными словечками, втроем пацаны выволокли связанного по рукам и ногам Петра Петровича из кладовки и, подвинув немного стол, уложили его на полу посредине комнаты. Зяма наклонился и осторожно развязал повязку, после чего вынул кляп.
— Пить хочешь? — спросил он, склоняясь к посеревшему лицу Петра Петровича.
— Развяжите меня, ребята! — тихо отозвался тот. — Прошу вас, не балуйтесь, развяжите!
— Я спросил! — Зяма ударил кулаком в бледное лицо. — Хочешь?
От сильного удара кожа на лбу Петра Петровича лопнула, и по лицу вниз сбежала на ковер струйка крови.
— Лучше бы, ребята, вам меня развязать. Умнее!
— Ладно! — сказал Абдулла. — Не хочет пить, не надо. — Он наклонился немножко вперед. — Говорить будешь? Кто платит китайцам? — Голос Абдуллы прозвучал напыщенно, как в шпионском фильме. — Кто стоит за китайцами? Как переводятся деньги?
— Ребята, ребята! — прошептал Петр Петрович и закрыл глаза. — Зачем же вы так?
— Что, грубо? — спросил Зяма.
Губы Петра Петровича шевельнулись:
— Что вы хотите узнать?
— Кто стоит за китайцами? — все тем же голосом фальшивого шпиона выдал Абдулла. Он дернул Петра Петровича за отворот рубашки, ткань треснула. — Говори, сколько ты получил от китайцев, в какой валюте берешь, сволочь? Говори, сколько их было?
— Боже мой, — вздохнул Петр Петрович. — Какие китайцы?! — Глаза его открылись. — Мальчики, вы меня перепутали с кем-то. Поймите, я бы с удовольствием ответил на все ваши вопросы, но мне просто нечего вам сказать.
— Ну и что теперь? — спросил Лысик.
Зяма опустился на колени рядом с жертвой и, раздвинув пиджак, быстрым движением разорвал рубашку и задрал на животе майку.
— Утюг нужен! — серьезным голосом сказал он. — Видишь, какой пупок большой! — он указал пальцем. — Выпирает! Если его немножко разгладить, то все он скажет. Или ты, может, сразу скажешь, без утюга? — Он приподнял голову Петра Петровича за волосы, но тот даже не открыл глаза. — Не хочет без утюга!
Вынув из холодильника сильно початую бутылку портвейна, не допитую Мирным, Зяма разлил портвейн по стаканам. Все трое выпили стоя и, так же стоя у стола на кухне, закусили холодным беконом с хлебом.
— Все! — сказал Зяма и потер ладони. — Хватит прохлаждаться, работать будем!
Он вынул из кухонного шкафа большой электрический утюг, вошел в комнату и торжественно поставил его на голый белый живот Петра Петровича.
— Воткни в розетку! — сказал Зяма, протягивая вилку от утюга Лысику, повернул регулятор на утюге, выставляя его на минимальную мощность. — Воткнул?
— Да нет. Провода не хватает. Надо бы его поближе к розетке подвинуть.
— Подвигать не будем! Возьми удлинитель!
— Это ничего вам не даст, — подал голос Петр Петрович, и голос его оказался на удивление спокойным.
Утюг начал медленно разогреваться, на лице Петра Петровича моментально проступили крупные капли пота.
— Ну как? — спросил его, склоняясь, Зяма. — Прибавим или поговорим?
Рот Петра Петровича медленно раскрылся, но сказать он ничего не успел. Что-то сильно зашипело в утюге, брызнула в сторону Зямы длинная белая искра, завоняло паленой резиной, и рот закрылся. Смялся в дряблую улыбку.
— Ну и что теперь? — сказал Абдулла, все это время из опасения стоявший в противоположном конце комнаты.
— Можно паяльник в жопу ему засунуть! — неуверенно предложил Лысик.
— У тебя что, есть паяльник? — удивился Зяма.
— Нет!
— Если будет, я тебе самому его в жопу засуну! Говорят тебе, утюг другой нужен!
На антресоли Зяма нашел старый чугунный утюг. Зажег конфорку, поставил. Через минуту попробовал пальцем.
— Слушай, по-моему, глупо! — сказал Абдулла. — Он будет долго греться. А потом ты его приложишь, а в нем тысяча градусов, и что он тебе скажет?
— Кто скажет? Утюг, что ли, скажет?! — обозлился Зяма.
— Ну, может, побьем его? — предложил Абдулла. — Ножом можно порезать!
— Утюг нужен! — уперся Зяма. — Деньги есть?
Когда пересчитали наличность, вышло семьдесят восемь долларов.
— Мы с Лысиком сходим, купим орудие для пытки, — сказал Зяма, обращаясь к Абдулле. — А ты его можешь пока немножко порезать. Может, будет результат! Хотя я в это не верю! Очень уж он упрямый.
Когда Зяма и Лысик вышли на улицу, было половина восьмого вечера. Добежали до ближайшего магазина электротоваров, но магазин закрылся в семь. Вломились с черного хода, угрожая ножом.
— Вы, ребята, не по адресу, у нас утюги уже полгода не поступают! — объяснил нетрезвый человек в черном халате.
— А куда же они поступают?
— В это время нигде не найдете! Если только в каком коммерческом ларьке!
«Нужно было соседей по лестнице тряхануть, — соображал Зяма, обегая ряды коммерческих ларьков. — У какой-нибудь бабки точно бы нашли!»
— Сколько? — с трудом переводя дыхание и притормаживая перед ярко освещенным стеклом, спросил он и показал на огромный, невероятной формы фирменный утюг, занимающий, наверное, половину прилавка. — Сколько стоит?
— Семьдесят пять долларов! — отозвался из глубины своего ларька продавец.
— А чего так дорого?
— Это не дорого! Не видишь, деревня, он фирменный, с излучателем! Он для разглаживания самого тонкого шелка годится!
— Ладно! — сказал Зяма. — Заверните одну штуку. Долларами возьмете?
— Давай баксами, — согласился продавец. — Зря сомневаетесь, надежная вещь, жена ваша умрет от счастья!
Уже возле самого подъезда Лысик остановил Зяму:
— Слушай, я на секунду!
— А чего? — повернулся Зяма.
— Выпить куплю! Я быстро. Одна нога здесь, другая там. Знаешь, — он поморщился, — будет же паленым вонять. Нужна какая-нибудь анестезия.
— Зачем ему анестезия? — удивился Зяма.
— Да не для него. Для нас!
— Правильно! Сбегай. Только давай недолго.
Зяма вошел в квартиру и, не снимая куртки, тут же разодрал роскошную твердую коробку, размотал белый витой провод и воткнул вилку в удлинитель. Петр Петрович так и лежал все это время посреди комнаты с оголенным животом, и Зяма торжественно поставил большой утюг прямо на этот белый, мокрый от пота, дрожащий живот.
— Ты что, ничего не делал с ним? — спросил он.
— Я подумал, пусть отдохнет человек! — отозвался Абдулла, так же, как и в первый раз, отступая в глубину комнаты. — Даже лучше. Он, пока ты бегал, отдохнул, собрался с мыслями, все вспомнил, наверно!
— Ты вспомнил? — спросил Зяма, склонясь к Петру Петровичу, и вдруг увидел перед собой мягкую грустную улыбку. — Что, понравилось? — спросил он и повернул регулятор утюга до упора. — Может, скажешь что?
— Дорогая вещь! — сказал Петр Петрович и показал глазами на утюг. — Кроме глажки шелка, эту машинку часто используют еще для лечения радикулита.
— Как это используют?
— В качестве прогревателя. Вы развяжите меня лучше, все равно я вам ничего сказать не могу, потому что ничего для вас интересного не знаю. А эту штуку можете оставить. В Нью-Йорке я видел рекламу, у нас она не идет.
— Ну! — почему-то напрягся Зяма.
— Максимальная температура этого утюга сорок градусов. Это, в общем, должно быть написано в инструкции. Но вы, вероятно, по-английски читать не умеете. Развяжите, и я вам охотно ее переведу.
Рядом с самым домом ларек оказался закрыт, и Лысику пришлось дойти до конца улицы. Он уже купил бутылку водки и собирался бежать обратно, но тут внимание его привлек мальчишка, разглаживающий какой-то плакат на столбике. На плече мальчишки была кожаная сумка, и из нее торчали кисточка для клея и пачка бумаги. Лысик подошел. Он вообще любил рассматривать свеженаклеенные плакаты. Никто еще не видел, а он уже все даже прочитал.
Клей еще не просох и проступал сквозь бумагу темными пятнами, но лицо, глянувшее на Лысика с плаката, было ни с чем не перепутать. С плаката на него смотрел Петр Петрович, тот самый дядька, на животе которого, наверное, в эту самую минуту Зяма пристроил новый дорогой утюг.
Петр Петрович с плаката протягивал Лысику руку и широко улыбался.
На плакате была краткая надпись: «ДАВАЙТЕ ЗНАКОМИТЬСЯ. Я НОВЫЙ КАНДИДАТ В ПРЕЗИДЕНТЫ ОТ ЛИБЕРАЛЬНО-КОНСЕРВАТИВНОЙ ПАРТИИ…»
— Президент наш! — прошептал насмерть перепуганный Лысик и уронил на асфальт бутылку водки.
Через три минуты он ворвался в квартиру с криком:
— Стой! Зяма… Стой, не жги его!
— Почему? — удивился Зяма, меланхолически пристраивающий на газовой горелке ржавый чугунный утюг. — Ты что, съел что-то? Водка-то где?
— Разбил! Разбил! Зяма! Он!.. — Лысик показывал пальцем на распростертого Петра Петровича. — Он, оказывается, президент наш.
— Ерунда, наш президент господин Ельцин.
— Ну, не президент, кандидат. Я плакат на улице видел. Только что наклеили. Это же заказное политическое убийство, нас потом свои уберут! Нужно его освободить. — Лысик кинулся на колени и стал быстро разрезать веревки. — Его уже ищут! — плакал он. — За него нам вышак светит! Не меньше чем вышак! И что мы малолетки, не посмотрят, к стенке поставят, а то и до стенки не доведут!
7
Лида сидела у компьютера всю ночь, но информации не было. Плакаты вывесили в восемь вечера. Если до девяти утра информации не будет, значит, идея была неверна, думала она. Она заснула. В девять двадцать, проснувшись, она с трудом разогнулась в кресле и взглянула на экран. Информации никакой не было, но в уголке настойчиво подмигивал вызов.
— Алешка, тебя по модему кто-то вызывает! — крикнула она. — Я приму сообщение?
— Прими! — сонно отозвался с постели Алексей.
Лида неуверенно нажала нужную клавишу, и на экране вспыхнула большая надпись. Она прочитала, протерла глаза, не поверив себе. Прочитала еще раз. На экране было написано:
«Благодарю за помощь. Вы помогли мне выкрутиться из чрезвычайно неприятной ситуации. Спасибо. Кандидат в президенты Петр Петрович…»
— Попробуешь засечь отправителя? — неуверенно сказала Лида и посмотрела на Алексея.
Минут пятнадцать безуспешно она пыталась прозондировать линию, по которой было отправлено сообщение. Из-за небольшой практики работы с компьютером движения Лидиных пальцев по клавишам были неловки. Несколько раз выскакивала табличка «Ошибка защиты в модуле. Попробуйте повторить операцию».
— Ничего не получается, — сказала она беспомощно. — Может, ты попробуешь?
— Плевать! — сказал Алексей. — Он защитился. Давай, малыш, остановимся. Не будем больше его искать. Не нужен он нам. — Он приобнял Лиду за плечи. — Через два дня я улетаю в Нью-Йорк. Полетишь со мной?
— Что? — Лида вздрогнула, она сразу поняла все. — Куда?
— В Нью-Йорк, я же сказал!
— Насовсем?
— Ну зачем же насовсем, на год, на два. Здесь я уже давно живу, а там никогда еще не был. Полетишь?
Лида сидела в кресле, а Алексей стоял рядом. Она повернулась вместе с креслом. Она хотела скрыть выступившие слезы, но это не получилось, и Лида ткнулась лицом в теплую мужскую рубашку.
— Ты что, малыш? — ласково спросил Алексей, поглаживая ее по волосам. — Чего ты испугалась?
— Ничего, — прошептала Лида. — От тебя морковным соком пахнет.
8
Она могла использовать одну из пустующих конспиративных квартир, но, опасаясь неожиданностей, не сделала этого. Накануне нападения китайцев Марина Владиславовна сняла небольшую однокомнатную квартирку на Пречистенке. Сюда она и привезла Кошу. Коша был еще очень слаб и в первый вечер смог только по телефону связаться с Никоном.
— Ты на свободе? — спросил Никон, не скрывая своего удивления. Марина, прижимая к уху отводную трубку, ловила каждое слово, каждую интонацию.
— Смылся! — вполне естественно ухмыльнулся Коша. — Китайцы всех ментов перекокали. Я ушел. — Он сделал нарочно паузу. — Харифа грохнули!
— Да я знаю! — отозвался Никон. — Ты чего хочешь-то? Чего звонишь?
Марина сделала Коше знак рукой, мол, действуй по плану.
— Документы нужны! — сказал Коша. — И хорошо бы какую-нибудь работку непыльную, подальше отсюда…
— На тебя розыск! — строго сказал Никон, и было слышно, как он перелистал что-то. — Но это не проблема. С ментами договоримся. Хорошо! Работа есть для тебя. Как раз такая, непыльная и далеко отсюда. Ты в форме? Я слышал, что тебя продырявили?
— Вполне! А что, мокруха опять? — Коша весело подмигнул Марине.
— Другая работа. Давай завтра в фирме. Поговорим подробно.
— В котором часу?
— Давай в два!
Коша был еще очень слаб. Чтобы на следующий день он смог держаться на ногах, Марина перед выходом из квартиры сделала ему несколько уколов и положила в карман заправленный одноразовый шприц.
— Будет плохо, зайди в туалет и вколи себе. Сумеешь сам себя уколоть?
Коша хотел в ответ улыбнуться, но не улыбнулся. За свою недолгую жизнь он уже несколько раз садился на иглу и слезал с нее.
Они сидели в ее машине. После уколов лицо Коши порозовело, глаза наполнились обычным веселым блеском.
— Все будет нормально! — обещал он. — Подбросишь меня?
Марина кивнула. Она довезла Кошу почти до самых дверей офиса. Остановила машину за углом в переулке.
— Ну давай! Вечером дома встретимся!
Уже выйдя из машины, Коша наклонился и поцеловал Марину. Почему-то она смутилась и не смогла этого скрыть.
Вернувшись в квартиру около шести часов, Марина приготовила небольшой ужин. Накрыла стол свежей, специально купленной скатертью и стала ждать. В половине седьмого она уже расхаживала из угла в угол и курила одну за другой сигареты. Коша пришел в семь. В руках его был большой легкий сверток.
— Есть хочешь? — пытаясь скрыть свое волнение, спросила Марина.
— Да я уже поужинал вроде! — Придерживая сверток левой рукой, Коша вытянул из кармана пустой шприц и бухнул его на чистую скатерть рядом с тарелкой. — После этой дряни, сама понимаешь!.. — Только теперь Марина увидела, что он с трудом держится на ногах. — Прилечь бы на мягкое! — прошептал Коша и потерял сознание.
В пакете оказалась роскошная шелковая ночная сорочка. Марина раздела Кошу, уложила в постель. Сама приняла душ и, облачившись в эту сорочку, устроилась рядом. Она сама удивилась, что заснула. Стоило только приобнять горячую грудь Коши и уткнуться лицом в его плечо, как сон смял ее сознание. Только утром (было без пяти шесть, когда зазвонил будильник) Коша сказал, что вписался в рейс.
— Взяли в охрану, — сказал он. — Укол помог, без твоего укола мне бы и парашу чистить не доверили. Никон никому из новых не доверяет! — рассказывал он, лежа на спине и затягиваясь сигаретой. — Так что полечу! Но ты имей в виду, из сорока инвалидов девятнадцать человек наших, так что могут возникнуть проблемы…
Было еще темно. Сквозь легкие занавеси в маленькую комнату просачивался фонарный свет и отдаленный гул редких машин. Коша затушил сигарету в пепельнице рядом с постелью и, приподнявшись на локте, застыл над Мариной.
— Полетим вместе! — предложил он. — Полетим! Иначе зачем я тебе такую шикарную рубашку купил?
— Полетим! — отозвалась Марина.
От Коши чуть-чуть пахло потом, и лукавые глаза бандита, казалось, светились в темноте.
9
Через три часа Марина Владиславовна, так же как и накануне, подбросила Кошу к дверям фирмы «Спектр». Сидя в машине, она вынула зеркальце, подправила губы, смазанные поцелуем. Она выглядела немножко бледной. Но удивительно, собственные глаза, смотрящие из маленького карманного зеркальца, показались Марине Владиславовне счастливыми.
Впереди был обычный рабочий день. Нужно было собрать всю необходимую информацию об арендованном «боинге», о тех лицах, что должны лететь, и сделать это нужно было так, чтобы никто не обратил внимания на ее новые интересы.
Генерал позвонил около четырех.
— Да, Сергей Валерьевич. Слушаю! — Марина вся напряглась в ожидании удара.
— Марина Владиславовна! — сказал Уральский. — Это пока неофициально, приказ я подпишу завтра, не раньше, но я отстраняю вас от ведения дела фирмы «Спектр».
— По какому поводу такая немилость? — удивилась искренне Марина.
— Это поощрение. Хочу предложить вам оплачиваемый отпуск. Так, скажем, месяца на полтора. Вы были когда-нибудь на Гавайях?
— Путевочка завалялась? — ехидно, почти копируя голос Коши, спросила Марина.
— Будем считать это подарком, лично от меня!
— Убрать хотите подальше от Москвы?
— Приблизительно так! — Он сделал паузу. — Скажите, Марина Владиславовна, компьютер Чухонцева все еще у вас?
— Компьютер Чухонцева взорвался по непонятной причине! — парировала Марина. — Я подавала подробный рапорт.
— Я имел в виду другое, — мягко возразил генерал. — Не у вас ли остался личный компьютер Чухонцева, Марина Владиславовна?
— Не знаю… — Провоцируя его интонацией, Марина нарочно давала понять, что лжет. — Может быть, есть и другой. Но, Сергей Валерьевич, про другой мне ничего не известно!
Повесив трубку, Марина сразу вышла из кабинета и спустилась вниз, в информационный отдел. О втором компьютере, обнаруженном ею в сейфе, а теперь лежащем на дне реки, могла знать только Зина. Но кресло Зины было пусто. Она ушла с работы еще до обеда, сказала, что опять разболелся зуб.
Позвонить из кабинета Марина Владиславовна не решилась. Конечно, можно было включить декодер, но скрыть номер абонента, разговаривая отсюда, невозможно. Поэтому она позвонила Коше только из автомата, с улицы. Коша сразу снял трубку. Голос у него был слабый, но спокойный. Марина сказала, что через полчаса приедет.
Было половина восьмого вечера, когда она вышла из машины и, заперев дверцу, направилась к дому. Неприятное предчувствие, охватившее Марину Владиславовну, не проходило. Опираясь на свое профессиональное чутье, она знала: нельзя вот так просто отмахнуться от этой легкой, зудящей депрессии. Остановилась, посмотрела на окна квартиры. Занавески опущены. Огляделась. На улице у подъезда — никого.
«Неужели кажется мне? — подумала она. — Что может произойти? Чего я испугалась, дурочка? — Сделав вид, что каблук сапога застрял в щели на асфальте, Марина наклонилась и осторожно, под прикрытием собственного плаща, так что этого не смог бы увидеть даже человек, находящийся прямо перед ней, за каким-нибудь из этих безмолвных окон, вытащила из сумочки пистолет и переложила его в карман. — Береженого Бог бережет!
Сердце бешено стучало, когда она, распахнув дверь подъезда, вошла внутрь. От кафельных стен звонко отразился звон ее каблучков. Сердце будто остановилось. Депрессию как рукой сняло. Слева от лифта из полутьмы отделилась массивная мужская фигура. Марина сразу поняла — левша. Левая рука сейчас поднимется из кармана, и в ней окажется оружие.
Не раз приходилось ей участвовать в подобных скоротечных боях. В такие минуты голова работала, казалось, в сотни раз быстрее. Мышечная реакция отставала от мысли.
Происходящее будто растянулось, как при замедленной съемке. Марина увидела легкую тень, скользнувшую по крупному кафелю пола. Поняла: второй находится за спиной.
«Если я успею опередить первого, то второй стреляет мне в затылок. Единственное преимущество — это шум! Пока они навинтят глушители, я их обоих уложу… — Краем глаза она поймала еще одну тень, скрипнула дверь прямо за спиной. — Треугольник! Это наши профессионалы, из специальной группы! Спасибо, генерал! Глушители, наверное, уже навинчены!..»
На улице было уже темно. Кафельная кубатура подъезда освещена единственной неоновой трубкой. Следующая трубка находилась только на площадке между первым и вторым этажами. Еще свет в лифте. Но это только если откроются автоматические двери. Тот свет, что пробивается в щель между дверями, — это незначимо!
Рассчитывать можно было только на чудо. Марина в долю секунды рассчитала, что, выстрелив в неоновую трубку, может бесшумно упасть на колени и выстрелить в того, что стоит на лестнице, тот, что сбоку, должен промахнуться в темноте, тогда, развернувшись, она сможет на звук выстрела легко уложить и его. Но третий за спиной все равно не укладывался ни в какую схему.
Марина Владиславовна предпочитала технику «полная слепота», она стреляла на звук.
Не вынимая руку из кармана, она выстрелила в лампу и бесшумно скользнула на колени, закрыла глаза. Кафель сквозь капрон чулок прожег колени холодом. За грохотом двух ее следующих выстрелов тихий свист парабеллумов, снабженных глушителями, начисто пропал. Третий выстрел Марина сделала, развернувшись всем телом в сторону входной двери.
Загудел мотор лифта. Не понимая, что произошло, что спасло ее, Марина Владиславовна поднялась. Было совсем темно, глаза никак не хотели привыкнуть к темноте. Нужно было уходить. Она сунула оружие в сумочку. Лифт со щелчком остановился, дверцы разошлись.
— Ого! — сказал Коша, выходя из лифта. — Лихо! — Он подошел к Марине и потянул ее за руку. — Пойдем! Такой грохот устроила, я думал, опять большевики «Белый дом» штурмуют!
Марина все пыталась обернуться и разглядеть убитых ею профессионалов, но так и не смогла этого сделать. Только на следующий день, затребовав оперативную сводку, она поняла, что спасло ее действительно чудо. Все трое были убиты. Выстрелить успел только один. Первый из нападавших был поражен до того, как нажал на собачку, второй выстрелил, и пуля прошла над головой Марины. Чудо состояло в том, что третий (по раскладу находящийся за ее спиной) профессиональный убийца неизбежно достигал цели. Один шанс на тысячу. Его идеально проверенное оружие дало осечку, что и спасло Марине жизнь.
10
Следующий день оказался пасмурным, темным. Шел колючий мелкий снег. По дороге на работу Марина угодила в пробку. Была какая-то серьезная авария, и пришлось просидеть за рулем в неподвижности около двадцати минут. Марина включила печку, закурила, откинула голову, сосредоточилась.
«Покушение организовали наши, — думала она. — Судя по почерку, работали профессионалы. Информации у них было предостаточно, никто не станет без специальной необходимости зажимать жертву в треугольник. Они знали, с кем имеют дело. Знали, что я вооружена и имею опыт. Кроме того, они знали не только место, они знали и время. Кто мог знать о времени моего возвращения с точностью плюс-минус десять минут, когда я сама за час до того не могла бы сказать? Только наши. Скорректировать киллеров можно было лишь по времени моего выхода из штаб-квартиры. Вчера генерал в открытую спросил о компьютере Чухонцева. Сегодня он предлагает отправить меня в долгий отпуск. Неужели после нашего разговора он принял решение убрать меня? — Гудели вокруг машины, нетерпеливо переговаривались водители. Марина открыла сумочку и проверила. Конверт с дискетой на месте. — Нужно будет посмотреть, что в этом досье на нашего генерала. Уж наверное что-то серьезное, если он решил отправить своего сотрудника в вечный отпуск!»
Раздражающий красный сигнал светофора сменился зеленым, и Марина Владиславовна наконец смогла тронуть машину с места. Она больше не взвешивала ничего. Решение было принято.
Оставив машину на стоянке, она быстрым шагом, распахивая все двери, прошла через нижний этаж, но не стала подниматься к себе в кабинет, а спустилась сразу вниз, в информационный отдел. Все самые худшие ее предположения подтвердились немедленно: сквозь стекла, разделяющие кабинки диспетчеров, она не успела даже разглядеть пустое кресло своей подруги. У входа висел портрет Зины в траурной рамке, и красные цветы лежали на столике под портретом.
— Когда? — проглотив неожиданный спазм, спросила Марина.
— Утром, — отозвалась одна из сотрудниц.
— Как?
— Грузовик сбил по дороге на работу. Она сразу умерла, мгновенно!
Руки Марины Владиславовны дрожали, когда она, поднявшись бегом наверх, в свой кабинет, включила компьютер и вставляла дискету. Ушло всего две минуты, чтобы получить соответствующую информацию.
«Если б я сразу посмотрела… Господи! Зинка бы жива осталась! Глупо как!»
Скопировала дискету. Сделала быстро небольшую распечатку на принтере, после чего сняла телефонную трубку.
На этот раз с генералом соединили через минуту, практически без всяких проволочек.
— Сергей Валерьевич? — спросила Марина. — Сергей Валерьевич, я хотела бы с вами встретиться в течение ближайшего часа. Я надеюсь, вы еще не подписали документы в связи с моим отпуском?
— Хорошо! — после паузы отозвался Уральский. — Жду вас через сорок минут в своем кабинете!
Разговор, состоявшийся между Мариной Владиславовной и генерал-полковником ФСК Уральским, получился очень коротким. Марина вошла в кабинет, но, несмотря на приглашающий жест, решила не опускаться в кресло, она встала у стола и кинула прямо перед генералом листы с распечаткой. Генерал просмотрел листы. Поднял на Марину глаза. Взгляд его был пустым и холодным.
— Вчера вечером в меня стреляли! — сказала Марина. — Профессионально зажали в треугольник. — Она смотрела на генерала, но тот никак не реагировал на ее слова. Тогда Марина взглядом указала на листок распечатки. — Как вы понимаете, это только копия! — сказала она. — Если со мной что-то случится, архивы Чухонцева окажутся в утренних газетах.
— Я понял! — знаком остановил ее генерал. — Что вы предлагаете?
— Я не иду в отпуск и продолжаю работу над делом «Спектр». — Генерал кивнул. — Вы выплачиваете семье Зины максимальную компенсацию в кратчайший срок. У нее пятилетняя дочурка осталась. — Опять кивок. — И никаких гарантий! — сказала тихо-тихо, с трудом сдерживая ярость, Марина.
— Логично! — сказал генерал. — Есть еще какие-то пожелания?
— Нет!
Его спокойный голос, медлительное движение его руки, бриллиантовая заколка в сером шелковом галстуке — все это вместе взятое выводило Марину Владиславовну из себя, бесило, но она сдержалась. Она хорошо знала, чего хочет. Мертвых не вернешь. И теперь нужно было постараться спасти тех, кто остался в живых. Вернувшись в свой кабинет, Марина несколько часов посвятила чисто бумажной работе. Она изучала досье бандитов. Вникала в детали плана перевозки наркотиков. Довольно много времени ушло на выбор оружия. Стрелять из обычного револьвера в салоне самолета нельзя. Пуля пробивает обшивку, и мгновенно происходит разгерметизация салона. Остановилась на облегченном парабеллуме, оружии, предназначенном специально для борьбы с воздушными террористами во время полета. Уменьшение количества пороха в гильзе, при сохранении объема, уменьшение веса пули позволяют даже на высоте одиннадцати тысяч метров вести бой без всякого риска повредить самолет.
Вылет «боинга» с детской экскурсией был назначен на 1 декабря. Рейс Москва — Нью-Йорк. Вылет — в десять ноль-ноль из Шереметьева, посадка через одиннадцать часов в аэропорту имени Джона Кеннеди.