Детский праздник в воздухе
1
Обыватель, отправляющийся в полет, не доверяя никакому двойному дну, прячет «самое дорогое» на теле или внутри тела. Хорошо, если это свернутые в тоненькую трубочку пятисотдолларовые купюры, помещенные в задний проход отпускника, такие хитрости раскрываются в специальном помещении за секунду при помощи элементарного пинцета. А если это золотой, старинный стилет, острый, как бритва? А если это произведение искусства, например, маленький этюд Саврасова, холст, масло, 50х70 сантиметров («Грачи прилетели», вариант) — полотно, также стянутое в трубочку и засунутое туда же? А если это твердые драгоценные камни, например алмазы, или целлофановые герметичные упаковочки с героином, проглоченные прытким пассажиром за завтраком вместе с цыпленком табака и запитые кофе, сделанным для крепости на хорошем рисовом отваре?
Был известен случай, когда один инженер из Мариуполя, на семь дней вылетающий в командировку от своего родного приборостроительного завода в Париж, заглотил несколько слитков технической платины общим весом четыреста двадцать граммов. Платина была похищена, понятно, на том же родном заводе. В Париж инженер не улетел. С острой болью в желудке он был доставлен в больницу. Дело дошло до полостной операции. Но даже когда следователь показал злополучному инженеру извлеченный слиток, тот отказался признаться. Официально заявил, что впервые в жизни этот слиток видит и что вполне допускает, что эта техническая платина была подброшена ему врачами во время операции, но возможен и другой вариант: платину он проглотил накануне в результате сильного алкогольного стресса, сделал это из хулиганских, вероятно, соображений, а никак не с целью вывоза, и после проглачивания моментально забыл. Только голова сильно болела и в животе что-то покалывало!
Но все эти тонкости касались, увы, только частных лиц. Давно уже не секрет, что сквозь руки московских таможенников, изымающих даже серебряную блоху, не внесенную в декларацию, из прически кинозвезды, прекрасно проходят крупногабаритные грузы. Постоянный транзит бриллиантов, платины и наркотиков, а случается, и радиоактивных элементов обнаруживается лишь в пункте прибытия, на таможне США, Германии или Франции.
Организованный под эгидой ЮНЕСКО спецрейс Москва — Нью-Йорк для обездоленных детей и инвалидов вообще не осматривали.
За сутки до вылета Марина Владиславовна связалась с таможней. После разговора с генералом у нее были развязаны руки и она действовала официально. Выйдя на дежурного офицера, она сообщила, что на борту рейса 667 будет переправлена большая партия героина. Она сказала, что делом занимается ФСК совместно с Интерполом и вмешательство московской таможни нежелательно. Предположительно груз должен быть задержан в Нью-Йорке.
— Мы хотели бы разместить на борту своего человека, — в заключение сказала она. — Это будет женщина.
После чего Марина продиктовала в трубку собственные данные.
Версия о совместной операции не была блефом. Петр Петрович связался с ней накануне. Они встретились в городе. Марина подробно изложила ситуацию. И Петр Петрович обещал по своим каналам связаться с нью-йоркским отделением Интерпола и обеспечить встречу. В конце разговора он сообщил, что, вероятнее всего, и сам будет там, потому что вылетает другим рейсом через два часа.
2
Марина приехала в Шереметьево за три часа до посадки на «боинг». После покушения на нее и гибели Зины она твердо решила навсегда исчезнуть из страны. Каждый ее шаг здесь, в России, будет под контролем, и малейшая ошибка приведет к новому покушению. Операция с Интерполом стала прикрытием бегства.
Список пассажиров рейса 667 был составлен задолго до вылета. По условиям благотворительной акции, арендовавшая «боинг» фирма ни при каких условиях не должна была дополнять его. Единственный способ, которым Марина могла попасть на борт, — лететь под видом одной из стюардесс.
В комнатах персонала аэропорта Марина переоделась в синюю форму стюардессы. Строгая дама, выдавшая ей форму и документы, кратко изложила ряд обязанностей стюардессы на борту международного авиалайнера.
Дул сильный ветер, но снега больше не было. Небо было чистым. Марина прошла через стеклянные двери и оказалась на поле. Она не стала дожидаться автобуса, а добралась до взлетной полосы на транспортной тележке. Она поднялась на борт «боинга» за двадцать минут до посадки. Прошла через салон, распахнула дверь маленькой кухни.
Возле приоткрытой печки разогревателя спиной к ней стояла другая стюардесса.
— Добрый день! — сказала Марина и протянула руку. — Мы, наверное, незнакомы… Меня…
Стюардесса обернулась, и Марина осеклась на полуслове.
— Мне кажется, мы знакомы! — разглядывая ее, сказала Лида. — Хотя, может быть, я вас с кем-то путаю. Не знаю!
3
Зашумели двигатели. Заполнившие первый салон дети притихли. Только что воздух наполняли их возбужденные, звонкие голоса. Теперь юные пассажиры замолчали. Они замерли в своих креслах. Лица бледные, сосредоточенные, глаза большие.
— Господа! — сказала Марина в микрофон. — Вы находитесь на борту авиалайнера, совершающего рейс Москва — Нью-Йорк. Время полета одиннадцать часов. Полет будет проходить на высоте десяти тысяч метров.
Второй пилот, внимательно наблюдавший за странной стюардессой, не смог скрыть язвительную улыбку. Стюардесса не знала даже стандартного текста. Он покосился на вторую девушку. Но Лида уже вышла и возилась в кухонном отсеке.
— По-моему, что-то будет! — сказал второй пилот, обращаясь к штурману, когда Марина тоже вышла. — Не нравятся мне что-то наши девушки!
— Непрофессионально работают! — кивнул штурман. — Но, по мне, лучше непрофессиональная стюардесса, умеющая стрелять, чем дура, которую могут взять в заложницы! — Он сверялся с показаниями приборов. Голос его звучал лениво. — Тебе же сказали, что возможны провокации.
— Сплюнь! — сказал первый пилот. — Сплюнь три раза! Сглазишь! Кстати, скажи им, что, пока мы будем набирать высоту, лучше бы ушли они из кухни!
Через пятнадцать минут, когда «боинг» уже вошел в воздушный коридор и шум двигателей сделался монотонно-ровным, Марина спросила:
— Кто воду понесет?
— Вы!
«Не получится, — подумала Марина. — Можно было сразу сообразить, что Никон сам полетит этим рейсом. Все из-за спешки. Лучше бы им пока меня не видеть!»
— Первый салон мой! — сказала Марина. — Второй — твой. Договорились?
Лида кивнула. Она прокатила тележку по салону. Отодвинула разделительную занавесь. На тележке, кроме стаканов, — печенье, конфеты, шоколад…
Пассажиры отстегивали ремни безопасности. Переговаривались негромко. Часть кресел казалась полупустой, в них сидели безногие. Лида была специально предупреждена. Но рядом с калеками высились в креслах неприятные фигуры боевиков. Лайковые куртки, дорогие костюмы, золото на толстых пальцах. Нелепо торчали во все стороны одинаковые железные костыли.
— А водочки тут нельзя попить? — спросил неприятный пассажир со шрамом, отодвигая костыль и протягивая руку к стакану.
— Если угодно, коньяк? Я принесу!
Лида поискала по салону глазами, но Алексея не нашла. Каким-то образом Алексей оказался в первом салоне вместе с детьми. Он сидел возле окна, глубоко откинувшись в кресле, и Лида не заметила его, когда прошла мимо.
Приятно зашумел кондиционер. По салону прошла волна холодного воздуха.
— А обед будет? — спросил пассажир со шрамом.
— Будет, будет! — пообещала Лида.
Она увидела слева два знакомых лица. Один здоровый, мордастый, коротко стриженный, в сером двубортном костюме, тянет пальцами узел галстука, другой — в коричневой тоненькой куртке, красавчик, темные глаза смеются.
«Оба бандита из поезда, — подумала Лида. — Тот, что в костюме, был в матросской робе, а веселые глаза… Коша, серебряные часики, этот убивал! Нужно сказать Алешке…»
Стаканы мелко дрожали, когда, снимая их один за другим со своей тележки, Лида подавала их пассажирам. Здесь были и настоящие инвалиды, но в основном салон заполняли бандиты. Никаких сомнений больше не оставалось. Человек пятнадцать-двадцать головорезов сидели в креслах «боинга» и требовали коньячок и горячий завтрак.
4
Среди пассажиров было несколько человек, не способных самостоятельно ходить, но если остальных инвалидов доставили до самого кресла бережные руки оплаченных санитаров, то Борису пришлось преодолевать трудности самому. Еще дома сразу после предложения Мирного он сделал попытку встать на костыли. Первая попытка не привела ни к чему. Борис упал посреди комнаты, и понадобился целый час, чтобы без посторонней помощи опять подняться.
Все время от момента предложения до вылета самолета бородач полностью потратил на тренировки. Им двигала ненависть. С первого же визита Мирного в больницу Борис решил отомстить во что бы то ни стало и поэтому поддерживал контакт с бандитом. Он ждал случая, и случай представился. Опытный альпинист, он умел концентрироваться и преодолевать физическую нагрузку. Нужна была цель, теперь цель появилась. Конкретная задача. Борис хотел проникнуть в самолет и разоблачить бандитов. Результат превзошел ожидание, он без тележки, сам прошел от такси по аэропорту, получил посадочный талон и добрался до кресла. Ему даже удалось взять гитару. Теперь она лежала рядом в пустом кресле. Ради гитары Борис отказался от других вещей. Только тренировочный костюм, теплый плащ и гитара.
Когда Лида подала ему стакан с апельсиновым соком, бородач подмигнул ей. Но Лида не узнала Бориса, покатила свою тележку дальше по салону.
«Почему она здесь? Эта девушка из поезда? — подумал Борис. — Неужели и она работает на бандитов? Впрочем, все равно. Она меня не узнала. Нужно следовать плану. — Он посмотрел на часы. — Начну через пятнадцать минут, когда самолет войдет в воздушный коридор, «боинг» переведут на автопилот и руки у экипажа освободятся».
Через пятнадцать минут он вытянул свои костыли и двинулся по салону. Он был совершенно спокоен, так же спокоен, как на опасном обледенелом спуске на рекордной высоте Тянь-Шаня. Проходя мимо, он кивнул в сторону Мирного, отодвинул занавеси, разгораживающие первый и второй салон, и двинулся дальше. Краем глаза слева от себя Борис заметил еще одно знакомое лицо. Алексей сидел, уставившись в стеклянный круг иллюминатора. Он был, казалось, полностью поглощен серебряными завихрениями облаков, плывущими за стеклом.
«В поезде они ехали вместе, эта девушка и этот парень… — почти добравшись до конца салона, думал Борис. — Почему они здесь? Случайность? Исключено! Вероятнее всего, они каким-то образом связаны с бандитами!»
От двери туалета до кабины пилотов ему оставалось пройти всего четыре шага, когда Алексей оторвался от иллюминатора и увидел бородача. В отличие от Лиды, Алексей сразу узнал Бориса.
Потребовалось время, чтобы выбраться через два кресла в проход. Маленький мальчик, сидящий рядом с Алексеем, чего-то испугался и громко всхлипнул. Вероятно, он впервые летел на самолете. Бородач обернулся.
— Погоди! — крикнул Алексей. — Не надо!
Борис повернулся неловко на костылях и, растворив дверь, вошел в пилотскую кабину. Алексей сделал несколько быстрых шагов по салону. Он ясно услышал, как щелкнул замок. Кабину закрыли изнутри. Тогда Алексей вернулся в свое кресло и надавил кнопку вызова стюардессы.
— Капитан! Простите, но дело очень серьезное… — сказал бородач, заперев за собою дверь.
— Что еще случилось?
— В самолете бандиты! — сказал Борис. — В багаже не игрушки, там героин. У вас есть оружие! Детей везут как заложников!
5
Отчетливый щелчок двери пилотской кабины привлек внимание Марины Владиславовны. Одновременно загудел вызов из первого салона. Она поставила порционный разогреватель на автоматический режим и вышла в салон.
— Не надо, — обращаясь к Алексею, сказал один из бандитов, наблюдающий за порядком в детском салоне, и показал толстым пальцем на кнопку вызова. — Не звони.
Повернувшись в сторону второго салона, он крикнул:
— Инвалид в пилотской кабине заперся! Чего делать?
Никон, появившийся из-за занавески, сразу узнал Марину. Бандиты по знаку его руки пошли по салону к стюардессе. В руке одного из них появился кольт. Марина выстрелила первой. Пуля ударила в рукоятку кольта, и с диким криком, выставив в сторону сломанные пальцы, бандит повалился прямо на детей. Отступив, Марина уперлась спиной в дверь пилотской кабины.
— Откройте! — попросила она. — Это стюардесса!
— Открыть? — спросил голос командира корабля.
— Нет, не надо! — отозвался голос бородача. — Скорее всего, она с ними вместе!
Марина хотела выстрелить в Никона, но не успела. Коша, возникнув за его спиной, ударил шефа фирмы «Спектр» рукояткой пистолета в затылок. Никон уже стоял на коленях. По лицу его текла кровь.
— Откройте! ФСК! — сказала Марина, и это были ее последние слова.
Ориентируясь на конец салона и подступающих бандитов, Марина Владиславовна упустила из поля зрения находящихся от нее в каких-то нескольких метрах подростков. Мальчик, не поднимаясь из кресла, швырнул раскладной нож. Нож вонзился в левое плечо Марины. Тут же пуля, выпущенная из-под занавески, довершила дело. Погружаясь во мрак, Марина Владиславовна уже не видела борющихся в проходе Мирного и Кошу.
Борьба была недолгой. Мирный взял Кошу за волосы и сильно ударил его головой об пол. Коша захрипел и замер. Покатился по ковровому покрытию выпавший из кармана шприц.
— Класс! — сказал Абдулла и с уважением глянул на Зяму. — Круто!
— Молодец! — отрываясь от неподвижного тела Коши, буркнул Мирный. — Проверь, как она?
Мальчики выбрались из своих кресел и окружили Марину, лежащую на полу.
— Жива она? — Мирный ткнул ботинком Кошу, и голова Коши безвольно перевернулась.
— Да дышит вроде!
Покачиваясь, Никон поднялся. Вынул платок, вытер с лица кровь.
— Твои люди? — спросил он тихим свистящим шепотом, обращаясь к Мирному. — Твой человек там? — он указал на запертую дверь пилотской кабины. Мирный кивнул. — Так ты его оттуда и вытащишь.
Уперев ствол в бок Мирному, он заставил его пройти до конца салона. Когда они оказались возле двери, Никон сказал громко, чтобы могли услышать все находящиеся в салоне:
— Либо вы откроете нам дверь! Либо я через каждые две минуты буду расстреливать по одному ребенку! — Как бы закрепляя свои слова, он изо всей силы двинул каблуком по неподвижной руке Марины. Хрустнули сломанные пальцы. — Даю две минуты!
Из второго салона послышалась возня и протяжный женский стон, это бандиты, поснимав с тележки свои рюмочки коньяка и проглотив их, скрутили вторую лжестюардессу.
— Осталась одна минута! — сказал Никон. С пистолетом в руке он опасливо встал сбоку от двери, выталкивая перед собой Мирного. — Сорок секунд!
6
Борис даже не сделал попытку присесть, хотя штурман и поднялся из своего кресла. Борис видел, как рука командира корабля перебрасывает тумблеры.
— Центральная! — сказал командир в микрофон. — Говорит борт 667. Центральная, у нас ЧП. На борту террористы. Нас шантажирует большая группа вооруженных людей! — Секунду он слушал. Звук из наушников не проникал в кабину. Потом сказал: — Понял. Курс прежний. — Он опять переключил что-то на пульте и добавил: — Нас встретят!
За дверью послышался новый хруст.
— Я не шучу! — раздавался из-за двери неприятный голос. — Я повторяю, буду расстреливать детей. По одному каждые две минуты! У вас осталось тридцать секунд!
— Открыть? — спросил второй пилот. Командир кивнул.
— Нельзя! — сказал Борис. — Они все равно никого не оставят в живых. Я уже имел с ними дело.
— Осталось десять секунд! Эй, мальчики, возьмите какого-нибудь… Да нет, вот там… Ну, пусть будет девчонка! Девчонка даже лучше, быстрее впечатлятся!
Когда детский судорожный визг наполнил салон, второй пилот побледнел. Рука его, сжимающая пистолет, опустилась.
— Открой! — приказал командир.
Штурман повернулся к двери и нажал пальцем на рычажок замка. В этот же момент Борис выхватил пистолет из вялой руки второго пилота и направил его в сторону распахнувшейся двери.
— Ну зачем ты? — спросил Мирный, надвигаясь на Бориса. — Зачем ты так?! Я по-хорошему с тобой. Я с тобой по-человечески! А ты, сука!..
Борис выстрелил в упор несколько раз. Одна пуля ударила Сеню в грудь, другая в живот. Огромное тяжелое тело бандита отбросило назад, но он не сразу потерял сознание. Изо рта Мирного хлынула кровь, но он все-таки прошептал:
— Сука!.. Сука ты!.. А еще песни пел!..
Блестящий ботинок Никона выбил костыль, и Борис полетел головой на пульт. Никон вошел в кабину, приставил ствол к виску командира, чуть выше наушника.
— Напрасно вы оповестили диспетчеров! — сказал он спокойно. — Теперь мы с вами не можем лететь в Нью-Йорк. Так что меняем курс!
7
Под самолетом был Атлантический океан. Но в иллюминатор океана видно не было. Только небесная голубизна. Облака растаяли. По движению солнца Алексей догадался, что «боинг» меняет курс.
«Это значит, они шантажируют пилотов, и теперь мы прилетим куда-нибудь в Южную Америку, — думал Алексей. — Глупо! Имея на борту столько заложников-детей, можно было бы всю жизнь хоть по Европе летать. Кто им с таким грузом что посмеет сделать?»
Его даже не связали. Просто заставили сидеть на своем месте. Слева от Алексея заплаканный малыш судорожно нажимал пальчиками кнопки электронной игрушки «тетрис». Оторвавшись от иллюминатора, Алексей оценил обстановку. Три бандита находились в конце салона возле распахнутой двери в пилотскую кабину. Трупы и раненых унесли куда-то в самый хвост «боинга». По салону из конца в конец расхаживал наголо бритый подросток лет четырнадцати. В руке подростка был длинный нож. Периодически он останавливался рядом с каким-нибудь креслом и щекотал острием ножа кого-нибудь из притихших юных пассажиров.
Кожаный кейс Алексея так и лежал рядом с ним. Очень-очень осторожно Алексей открыл замки. Стараясь делать это бесшумно, он вынул коробочку сотового телефона и небольшой компьютер ноут-бук. Ребенок оторвался от своего «тетриса» и испуганно посмотрел. Алексей приложил палец к губам. Ребенок кивнул и опять погрузился в игру. Алексей пригнулся так, чтобы его нельзя было разглядеть за спинкой кресла, и включил телефон. Он сразу перешел на английский.
— Хэлло! — прошептал он в трубку, когда после звонкого хаоса множества передающих станций связь была установлена. — Говорит пассажир с борта 667. Самолет захвачен. Я говорю тайно с сотового телефона. Прошу связь с башней аэропорта имени Джона Кеннеди.
В этот самый момент Никон взял в руки микрофон. Он уже успел умыться и наложить повязку на свою разбитую голову.
— Господа! — сказал он, и динамики обоих салонов умножили его голос. — В связи с изменением политической обстановки самолет меняет курс! Посещение Диснейленда отменяется! Мы летим в Буэнос-Айрес!
Пригибаясь, Алексей слушал какофонию голосов в своем сотовом телефоне. Потрескивание, щелчки, писк. Потом из какофонии выделился женский голос:
— Абонент! Связываю с башней аэропорта имени Джона Кеннеди!
И тут же на месте голоса телефонистки возник другой, мужской спокойный голос:
— Говорит башня! Какие проблемы?
— Вы в курсе нашей ситуации? — спросил Алексей.
— Да!
— Вы можете, когда засечете «боинг», сымитировать по связи аэропорт Буэнос-Айрес?
— Только в том случае, если самолет будет держаться в одном и том же диапазоне частот.
— Я на вас рассчитываю! — прошептал Алексей. Он сложил телефон и засунул его обратно в портфель. — Давай сыграем в игрушку получше, — предложил он малышу с «тетрисом». Ребенок покивал.
Алексей откинул крышку ноут-бука и сразу, вытянув тоненький кабель, соединил его с коробочкой сотового телефона, спрятал антенну за выгнувшейся вперед детской фигуркой. Миниатюрный экранчик засветился. С увлечением ребенок следил за новой игрой, на экране вспыхивали разноцветные квадраты и мелькали цифры.
Ушло, наверное, минут двадцать напряженной работы, пока Алексею удалось вытянуть на экран показания приборов «боинга» и вмешаться в них.
«Только бы пилоты сообразили, в чем дело, — думал он. — Если не поймут, мы просто упадем в океан!»
8
— Рейс 667. Рейс 667, — усиленный динамиком, звучал в кабине пилотов мужской голос на испанском. — Говорит диспетчер аэропорта Буэнос-Айрес. Как слышите нас? Перехожу на прием!
— Хорошо слышу! — отозвался командир корабля. — Прошу посадки! У меня на борту террористы.
— Борт 667. Посадку разрешаю. Выходите на полосу семь-семь.
— Понял. Выхожу на полосу семь-семь.
Командир корабля выключил радио и повернулся к Никону, напряженно слушающему переговоры.
— Лучше бы пассажирам пристегнуться! — сказал пилот. Он оценивающе осмотрел Никона. — И вам тоже не повредит. Метеоусловия не блеск. Может и тряхануть!
— Ладно! — сказал Никон, покидая кабину. — Только не вздумайте шутить! — предупредил он уже из салона. — Первая шутка — первая жертва!
— Это не Буэнос-Айрес! — шепотом сказал второй пилот.
— По приборам Буэнос-Айрес! — усмехнулся командир так же тихо. — Понять не могу, как им это удалось!
За иллюминаторами быстро разворачивался город. Видимость действительно была неважная, но если бы Никон додумался взглянуть, то потерял бы доверие к пилотам в ту же секунду. Но он внимательно следил за каждым движением в салоне, а нагрузившиеся коньяком за десять часов полета остальные бандиты в такую погоду уже не отличили бы и Пекина от Парижа.
Алексей выключил свой компьютер. Стрелки на приборах качнулись и встали в нормальное положение.
Бандиты, только что расхаживавшие по салону, также опустились в свои кресла и пристегнулись, включая наглых подростков Зяму и Лысика. Абдулла, тоже накачавшийся коньяком, давно уже проблевался в туалете и спал, размякнув, на своем месте.
«ВЫЗОВ!» — вспыхнула предупредительная надпись на пульте.
Командир быстрым движением перебросил тумблер. Отключил наружный динамик.
— Борт 667. Говорит диспетчерская, вы слышите нас?
— Слышу!
— Террористы слышат нас, капитан?
— Нет, — прижимая губы к микрофончику, сообщил капитан. — Террористы в салоне. Они не слышат вас.
— О’кей, — диспетчер сразу перешел на английский. — Постарайтесь создать им максимальные перегрузки при посадке. Нам нужно минут десять.
— Вы хотите, чтобы они у меня от перегрузки сознание потеряли? Не получится!
— Повреждения?
— На борту много детей! Что-то сделаю! Но на многое не рассчитывайте!
9
Ощутив, как его придавливает к полу, Коша попробовал открыть глаза. Попробовал шевельнуться. Боль пронзила затылок. В нарастающем шуме двигателей он уловил совсем рядом с собою тихий стон. Один глаз не открывался, но второй все-таки удалось разлепить. Он лежал на боку в хвостовой части самолета перед люком, ведущим в багажный отсек. Здесь не было иллюминаторов. В электрическом мертвенном свете Коша разглядел вокруг себя человеческие мертвые тела. Трупы свалили в кучу. Было много крови, и не сразу он смог разобраться, кто есть кто. Торчала криво залепленная красным борода какого-то инвалида, из-под бороды свисал шелковый галстук Мирного, под полами распахнутого мятого костюма проглядывало еще чье-то тело.
Коша напрягся и заставил себя присесть. Он увидел неестественно вытянутую женскую ногу.
— Марина! — сказал он. — Марина!
— Ты жив? — спросил еле слышный ее голос.
— Я — да! — ошалело сказал Коша. — А ты?
— Слушай, помоги! Я уже столько крови потеряла… — сказала Марина. — Ты как, можешь двигаться?
В эту минуту самолет сильно накренился, и трупы поехали на Кошу. От боли он потерял сознание. Когда сознание вернулось, по рукам его и по груди текла теплая чужая кровь. Он снова разлепил левый глаз и увидел прямо перед собою лицо Марины. Лицо Марины было мертвенно-бледным. Ярким пятном выделялись сильно накрашенные губы.
— Кажется, на посадку идем! — сказала Марина и опять потеряла сознание.
10
Операция по захвату самолета, проведенная в нью-йоркском аэропорту имени Джона Кеннеди силами федеральной полиции, была на редкость удачной: по крайней мере в первой своей фазе. Точно рассчитав место приземления самолета, спецгруппа, состоящая из сорока человек, на двух автобусах, была рядом с «боингом» уже в самый момент посадки. Самолет еще не остановился, а четверо полицейских уже прицепились под ним. Используя мощную электродрель, они моментально проделали отверстие в корпусе «боинга». Через четыре минуты после посадки в отверстие был вставлен шланг. Рука в перчатке отвернула вентиль небольшого баллона, и сильнодействующий снотворный газ хлынул в салон самолета.
Еще семь минут понадобилось, чтобы подкатить трап и при помощи автогена вскрыть двери. Дальше все было не так гладко, хотя обошлось без жертв со стороны полиции. То ли вентиляция «боинга» забрала в себя часть снотворного газа, то ли Никон, почувствовав подозрительный запах, успел воспользоваться кислородным аппаратом, но вошедшего полицейского встретила пуля, выпущенная из его револьвера.
Пуля ударила в бронежилет, и полицейского отбросило.
Группа захвата отступила. Опасаясь за жизнь заложников, огонь не открывали. Было слышно, как внутри самолета громко матерится одинокий бандит, пытаясь растормошить своих головорезов. Потом мат прекратился и Никон прокричал по-английски:
— Я требую… — Он задохнулся от ярости. — У меня сорок детей в заложниках… — Вероятно, все-таки он глотнул газу. Но газ в небольшой дозировке подействовал обратным образом, и Никон обезумел. — Я их всех перестреляю, если вы…
Грохнул выстрел. Убитый в затылок Никон стоял целую секунду посреди спящего первого салона. Потом рухнул.
— Попал! — сказал Коша. Чтобы выстрелить из-под занавески, ему пришлось сначала проползти через весь второй салон, а потом встать на колени. Надо же! Попал!
Марина, наспех перебинтованная разорванным собственным бельем, от звука этого выстрела на мгновение очнулась. В хвостовую часть самолета, отрезанную переборкой, газ тоже не попал. Марина не видела происшедшего в первом салоне, но по неясной для себя причине, прежде чем опять потерять сознание, улыбнулась.
11
Оттесняемые полицейским кордоном, репортеры издали, с расстояния двадцати метров, все-таки пытались фотографировать. Вспышки фотокамер слепили сходящих по трапу полусонных детей. Одна за другой подкатили четыре медицинских машины, и через несколько минут из самолета сначала вынесли носилки с Мариной, потом с Кошей. Марина была без сознания. К машине, куда уже поставили носилки, подошел человек в штатском. Он показал офицеру полиции какое-то удостоверение, и тот отступил.
— В каком она состоянии? — спросил этот человек у врача, пристраивающего капельницу над больной.
— Все в порядке! Много крови потеряла. Но серьезных повреждений, кажется, нет. Только руку вряд ли удастся восстановить!
Марина шевельнулась, но глаз не открыла.
— Коша! — прошептала она. — Стреляй!..
— Бредит! — сказал врач.
Склонившийся над Мариной Владиславовной человек вовсе не был Кошей. Если бы она все-таки открыла глаза, то узнала бы Петра Петровича, сотрудника Интерпола. Веселый же бандит, пребывая в сознании, удобно устроился на своих носилках и все пытался повернуться в сторону направленных на него фото- и видеокамер, продемонстрировать свою героическую улыбку.
Вслед за ранеными из самолета вынесли, один за другим, четыре черных пластиковых мешка, застегнутых на длинные металлические молнии. Трупы погрузили в специальную машину и, так же как раненых, скоро увезли.
Минуя обычный таможенный контроль, всех пассажиров рейса 667 на некоторое время изолировали в специальном зале. Нужно было отделить бандитов от инвалидов. В первый момент хотели избавить детей от тягостной процедуры, но тут же выяснилось, что и среди школьников прячутся несколько малолетних уголовников.
Когда и автобусы с пассажирами, и медицинские машины укатили, пришла очередь груза. На борт поднялись несколько специалистов. Им потребовалось немало времени, чтобы обнаружить искомое. Солдаты в пятнистой форме спускали ящики с игрушками через багажный люк, и другие солдаты, не распаковывая, ставили их в военные грузовики. Через два часа и эти грузовики, и полицейские машины покинули взлетную полосу.
Группа американцев, приехавшая в аэропорт имени Джона Кеннеди для встречи с обездоленными русскими детьми, сперва оттертая репортерами, вскоре собралась с силами и устроила прямо на летном поле небольшую манифестацию. Над этой группой, к которой присоединились и несколько десятков пассажиров аэропорта, даже поднялись небольшие самодельные плакатики. На одном из плакатиков было написано:
«ОТПУСТИТЕ НЕСЧАСТНЫХ ДЕТЕЙ. ОНИ И БЕЗ ТОГО НАСТРАДАЛИСЬ В РОССИИ!»
12
Лида проснулась от укола. Несмотря на настойчивую опеку нескольких молодых полицейских, она умудрилась каким-то образом добраться до Алексея и по трапу сходила, уже держась за его руку.
Алексей, так же как и остальные, покачивался, воздействие сильного снотворного газа еще долгое время сохранялось в организме, ослабленном лечебным голоданием, порождая излишнюю вялость и апатию. Но свой кейс с патентной документацией он все-таки прихватил. Сунул внутрь ноут-бук, сотовый телефон, застегнул замочки. Теперь, когда их вместе со всеми поместили в зале, Алексей одной рукой держался за ручку кейса, а в другой руке продолжал осторожно сжимать ладошку Лиды.
— Все будет хорошо, малыш! — тихонечко нашептывал он ей на ухо. — Все будет в порядке!
Коробка с материалами, подтверждающими патенты, осталась в багаже и, вероятно, была теперь для него утрачена. Преодолевая сонливость, Алексей пытался сообразить, как же им теперь выкручиваться, но на этот раз в голове было пусто. Ни одной здоровой мысли.
Проверка пассажиров продолжалась несколько часов. Были получены из Москвы соответствующие ориентировки, проведены тут же в аэропорту несколько десятков кратких допросов. Нагло пикетирующая взлетную полосу группа активистов ЮНЕСКО, встречающая несчастных российских детей и инвалидов, была наконец удовлетворена. Детей, включая и малолетних преступников, передали в руки встречающих. Отпустили и немногочисленных инвалидов. Последними отпустили Лиду и Алексея.
— Ну, и куда теперь? — прикрывая глаза рукой от солнца, спросила Лида, когда они с Алексеем вышли на площадь аэровокзала. — Ты был когда-нибудь в Нью-Йорке?
— Ты же знаешь. Нет! Нужно поискать какой-нибудь отель и выспаться как следует. А потом и подумаем, что делать будем.
13
Лида сидела в ванне, когда в дверь их номера осторожно постучали.
— Завтрак принесли? — крикнула она.
— Нет, — отозвался Алексей. — Тут какая-то записка.
— Записка? — удивилась Лида.
— Да, один человек хочет с нами встретиться. — Он вошел в ванную и подал Лиде полотенце. — Давай быстренько. Он ждет нас внизу, в ресторане, через пятнадцать минут.
Лида оделась, и они вышли из номера. Спустились на скоростном лифте вниз, в ресторан. Еще издали, с расстояния, наверное, двадцати метров, Алексей увидел ожидающего их человека. Одетый в недорогой серый костюм, чуть лысоватый, небольшого роста, человек этот вряд ли мог привлечь внимание сам по себе, но на отвороте пиджака, отражая яркий солнечный свет, идущий в окна ресторана, сверкала такая знакомая лилия в черном круге. Значок «Эмблема печали».
— Так я и думала, что это вы! — первой протягивая руку, сказала Лида и присела за столик. — Почему-то я была уверена, что мы опять с вами увидимся! — Она повернулась к Алексею — Позволь представить тебе, Алеша. Это Петр Петрович, мы с ним ехали как-то в одном купе, а это Алексей.
— Чтобы вы не думали лишнего, маленькое дополнение, — сказал, пожимая руку Алексея, Петр Петрович. — Вот, взгляните!
Он вынул из внутреннего кармана удостоверение и показал в развернутом виде.
— Значит, вы сотрудник Интерпола? А досье в вашей картотеке было подставкой?
— Совершенно верно. — Петр Петрович раскупорил бутылку и наполнил бокалы. — Мы не предполагали, конечно, что вы доберетесь до нее. Дезинформация в картотеке была, как вы понимаете, приготовлена не для вас. Но вы с ней ознакомились, отсюда и вся неразбериха. Выпьем!
Они выпили.
— Так чего же вы от меня хотите? — спросил Алексей, сделав небольшую паузу после вина.
— Назовем это сотрудничеством.
— Вербовать будете?
— Ну зачем же так грубо. Вы же, Алеша, разрешите мне вас так называть, привезли полный портфель патентной документации, но чего он стоит без того ящичка, что остался в багаже? Вам же нужно как-то его получить? Кроме того, я думаю, вам будет интересно ознакомиться с нашими разработками по теме «Желтая крыша».
— Вы и это знаете?
— А как вы думали? Скажу честно, вы совсем немного опередили большую межправительственную программу. Наша программа, конечно, имеет другое название, и, конечно, она не столь романтична и жестока, как то, что вы сделали. Она рассчитана на длительный срок. Но вы один умудрились проделать работу, на которую у наших специалистов ушло несколько лет.
— Все-таки вы хотите меня заполучить? — усмехнулся Алексей.
— Услуга за услугу! Я вам ящик с материалами, а вы даете свое согласие по меньшей мере на несколько консультативных встреч!
— Годится! — сказал Алексей. — Но можно вопрос? — Петр Петрович кивнул. — Вы не боитесь открыто носить на груди вот эту штуку? — Алексей указал на лилию.
— Нет, ни в коем случае не боюсь. Теперь это очень модная штука в Америке. Даром что не работает. Сперва эмигранты закупали, потом просто состоятельные ученые, теперь вообще это признак хорошего тона. Хотите, покажу, как это делается?
— Нет! — непроизвольно вскрикнула Лида. — Не надо!
— Вы напрасно испугались, плюс к «Эмблеме печали» здесь принято добавлять еще вашу магнитную карточку.
— А что же мы выигрываем? — удивился Алексей.
— С точки зрения россиянина — ничего! — Петр Петрович пожал плечами. — А с точки зрения американца — очень многое. Молодой человек, здесь это называется «паблисити».
И подушечкой большого пальца Петр Петрович потер значок, приколотый к своему пиджаку. Отражая свет окна, «Эмблема печали» заблестела — серебряная лилия в черном круге.
14
Несмотря на то что весь багаж рейса 667 был арестован, а организаторы круиза для обездоленных детей и инвалидов попали в федеральную тюрьму штата Нью-Йорк, экскурсия по Диснейленду все-таки состоялась. Американская сторона взяла на себя все расходы. Малолетние преступники: Зяма, Лысик и Абдулла, в отличие от взрослых бандитов, были отпущены и легко смешались с остальными детьми.
Круиз для инвалидов завершился через две недели, а круиз для школьников по желанию американской стороны был продлен еще на двенадцать дней. После газетной шумихи несколько сот американских семей пожелали принять у себя в доме российских детей и вместе с ними провести рождественские каникулы.
В одном таком семействе за столом, украшенным, как полагается, праздничной индейкой, собрались пять стриженых мальчиков. Бездетный хозяин небольшого универмага, вместе со своей женой пригласивший русских детей, был ласков. Плохо зная русский язык, он часто повторял их имена. Имена по-русски и по-английски были написаны на маленьких карточках, приколотых слева к детским пиджакам. И такие же карточки лежали на столе возле каждой тарелки: Зяма, Лысик, Абдулла, Сеня Мирный и Никон.
Мальчик по имени Борис поехал встречать Рождество в другую семью.