Человек с арбузом
1
Сквозь пыльное стекло девушка смотрела на перрон. Она была одна и немного скучала. Поездка на юг, когда сезон уже окончился и идут над морем дожди, кого может обрадовать?
До посадки оставалось более часа. Лида поднимала руку и проводила по своим волосам. Уже после покупки билета она сделала короткую стрижку, сунула отрезанную косу на дно сумки и теперь как бы проверяла каждую минуту, так ли это на самом деле.
Поезда приходили, полные веселых и шумных людей, а уходили полупустыми. Интересно было разделять общую толпу с чемоданами и рюкзаками на две группы: на людей, только что вернувшихся из отпуска, и людей, собирающихся на юг.
Рядом с газетным киоском остановился средних лет крепкий мужичок небольшого роста, поставил рядом с собой чемодан, глянул на часы, потом на табло прибытия. Он, так же как и она, ожидал поезда. В правой руке он держал небольшой черный чемоданчик.
Остановив свой взгляд на этом ничем не примечательном человеке, Лида через минуту была вознаграждена краткой сценкой, не имеющей никакого объяснения. К человеку у киоска подошел другой человек, что-то спросил. У него в руке была авоська с двумя арбузами. Дальше все было похоже на пародию детективного фильма, довольно глупую пародию: как один шпион обменял черный чемоданчик на авоську с арбузами.
Если бы Лида стояла у другого окна или сидела, уткнувшись в книгу, если бы она простояла в очереди за билетом или провела в парикмахерской на десять минут больше, то ничего бы не увидела, не запомнила бы подозрительную личность.
Толпа, хлынувшая из прибывшего с юга поезда, закрыла газетный киоск и смешных шпионов. Лида тоже посмотрела на часы, и в эту минуту объявили посадку.
— Лида? — Она обернулась. — Не узнаешь?
Возле самого вагона стоял Алексей. Маленькая сумка в руке, длинные волосы почти накрывают смеющиеся глаза.
— Алешка?
— Ну!
— Ты тоже едешь?
— Да. Только вот билета у меня нет. Хотел купить, но уже не успеваю. Слушай, можно я с тобой впишусь?
— Конечно!
Они не виделись, наверное, года полтора. А перед тем как расстаться, не успели даже попрощаться, так получилось. И пытаясь пристроить зайца в свой вагон, Лида совершенно забыла о смешном обмене арбузами.
С молодыми попутчиками договориться не получилось, в общем, они и не пытались, зато меланхоличный проводник пошел навстречу с первого же подмигивания. Алексей сунул проводнику смятую зеленую бумажку, и бумажка тут же оказалась в форменном кармане проводника. Никаких проблем, вагон полупустой идет.
Только позже, несколько дней спустя, Лида пожалела и о том, что вовремя не отвернулась от пыльного вокзального стекла, и о том, что пристроила своего приятеля именно в этот вагон.
«Надо же, Алешку встретила!.. — думала она, разбирая свою сумку и еще раз ощупывая пальцами туго сплетенную отрезанную косу, лежащую на дне. — Забыла про него совсем… Забыла. Странно».
2
— Арбуз! — предложил немолодой лысоватый мужчина, одетый в майку и дешевые джинсы. Он был весел, он хотел всех угостить арбузом. — Освежиться не желаете? — Он наклонился к столу и тонким длинным лезвием моментально, в одно ловкое касание разделил небольшой твердый шар.
Пахнуло влажным и сладким, но легче никому из пассажиров не стало. Матово-белое солнце раскалило туман. Оно висело даже перед крепко зажмуренными глазами. Подскакивая звонко на стыках, невыносимое это солнце, похожее на экзотический серебряный цветок за толстыми стеклами, раздваивалось слепящим крестом.
«Самый обыкновенный арбуз… — узнав в своем попутчике смешного шпиона, подумала Лида. — Зрелый, сладкий!..»
— Душно как-то очень!.. — хрипло сказала она. Слепо глядя прямо перед собой, она пыталась расстегнуть свой давно расстегнутый воротничок. — Жарко… Жарко сегодня… — Пальцы бессознательно дергали белую пуговичку в вороте. — Кошмар какой-то…
— Позволю себе заметить, по-коммунистически красный! — разнимая с хрустом половинки арбуза, улыбнулся полными губами мужчина. — А вы не хотите, ребята?
Сидящий напротив Лиды модно одетый молодой человек, при посадке немного напугавший попутчиков своим наполовину обожженным лицом, искривил губы в ухмылке:
— Не откажемся небось! — сказал он бодро. — И сами кое-что можем предложить. Верно, Константин?
— Ее… ее, родную… — пропел в ответ второй молодой человек. Он стащил через голову мокрую от пота футболку, обнажая при этом загорелую красивую грудь, отшвырнул ее в угол и сразу взялся развязывать рюкзак. — Где-то она у нас тут, драгоценная!.. А как нашу барышню, кстати, величать?
— Лидия! — будто проснувшись, представилась она. — Если желаете, можно просто Лида!
Голубой глаз на обожженной, коричневатой стороне лица выглядел особенно голубым, он просто сверкал.
— Желаем! — крепкая рука хлопнула по коленке. — Я Вадик. Он, как можно было уже понять, Константин… — Один голубой глаз закрылся, а второй уставился на лысеющего весельчака.
— Петр Петрович, — бодро сообщил тот, отнимая от арбуза ломоть и сразу его пробуя. — Сладкий какой, сволочь. — По крупному белому подбородку Петра Петровича потекла розовая пена. — Угощайтесь, угощайтесь, ребятки…
Попутчики не понравились Лиде. Она задавала себе вопрос: почему сидит с далеко не симпатичными людьми, когда рядом, в соседнем купе, едет человек, которого она когда-то любила? Задавала вопрос и отвечала себе:
«Нечего ворошить. Что прошло, то уже прошло. Лучше я выпью водки с этими мужиками, чем начинать заново давно погибший роман».
— И вы угощайтесь! — Выдернув из рюкзака бутылку, Константин со всего размаху поставил ее на середину стола, прямо в натекшую лужицу арбузного сока. — Прошу! — он щелкнул пальцами, как факир после фокуса. — Завод «Кристалл». «Столичная», винтовая, к вашим услугам!
3
Приоткрылась зеркальная дверь купе. Лицо Алексея мелькнуло только на миг и исчезло. Он пробормотал невнятно какие-то извинения.
— Простите, мальчики, — поднимаясь и распахивая дверь, сказала Лида. — Но мне нужно выйти.
Возле последнего окна Лида приостановилась, взвешивая ситуацию. Поезд еле тащился, за раскаленными стеклами коридора проплывала унылая зеленая поросль. Лесополоса была чахлая, и сквозь нее вдалеке явно проглядывали какие-то черные трубы и кубы. То ли от этой помрачающей разум духоты, то ли по какой-то другой причине, но ей совсем не хотелось сейчас разговаривать с Алексеем. Первая нечаянная вспышка радости погасла, уступив место сомнениям. Лида твердо определила себе дистанцироваться от Алексея.
«Это уже не тот беззащитный, гениальный мальчик, которым она могла вертеть как захочется. Прошло достаточно времени, чтобы он вырос! Мальчики быстро растут!.. — подумала она, распахивая следующую дверь. — Я была у него первой. И я понятия не имею, что у него было потом».
Алексей стоял в тамбуре, поджидая ее. Тонкими пальцами он прибрал свои длинные волосы за уши. Лида отметила, что волосы у него ухоженные, пушистые. Раньше он вовсе не занимался своей внешностью.
— Привет! — сказала она, все-таки испытывая неловкость и не в силах скрыть этого.
— Да мы с тобой вроде уже виделись.
— Как устроился? — спросила Лида сухо. Она пыталась всем своим видом показать безразличие. Чтобы он понял: ей плевать на прошлое. Все забыто.
«Нужно вернуться назад, в купе, выпить водки и не вспоминать о прошлом», — думала она.
— Вполне комфортабельно устроился! — похвастался Алексей. — У меня в купе только один человек с гитарой. Кажется, собирается развлекать песнями. Может, присоединишься?
— Нет… — сказала Лида. — Не хочу.
— Почему? — Он заглянул ей в глаза, сделал длинную паузу и вдруг добавил каким-то совсем незнакомым серьезным голосом: — Не везет нам с тобой…
— Не везет!
Вагон был старый, и грохот в тамбуре почти перекрывал его тихий голос.
— У меня к тебе просьба, — сказал Алексей и осторожно взял Лиду за руку, чуть сдавил пальцы. — Так уж получилось. Бывают же неприятные совпадения. Давай поменяемся местами!
Лида отрицательно мотнула головой.
— Зачем это?
— Есть причина.
— Извини, не получится! Там уже все перезнакомились. Мальчишки водку открыли. — Лида выжидающе смотрела в узкое бледное лицо Алексея. — Объясни мне, — резко добавила она. — Чего ты добиваешься? Зачем тебе это нужно?
Алексей повернулся и встал лицом к маленькому окошечку в двери. Голос его прозвучал сухо и неприятно.
— У тебя в купе очень опасный человек, — сказал он. — Прошу тебя, отнесись к этому серьезно.
— Который опасный? — спросила Лида. — Наверное, этот, с обожженным лицом?
— Нет, лицо у него в порядке, — сказал Алексей. — Ему лет сорок на вид. Лысоватый такой.
Лида смотрела на затылок Алексея. Ей почему-то стало так же, как много лет назад, жалко этого мальчика, ей захотелось погладить его по голове, осторожно намотать на руку прядь этих чистых волос, потянуть, а когда он вскрикнет от боли, сжать в ладонях это узкое лицо, притянуть к себе и поцеловать в губы.
— Вполне безобидный дядька, — сказала она. — По крайней мере на вид. Я догадалась. — Она придала своему голосу нарочито игривую интонацию. — Он маньяк-убийца?
Алексей повернулся, и ей пришлось отдернуть руку.
— Не знаю. — Глаза его были совершенно серьезными, и он не отводил взгляда. — Мало вероятно, что он маньяк. Скорее всего профессионал.
— Я вспомнила, — скованная взглядом Алексея, но все еще не в силах избавиться от принятого тона, сказала Лида. — Я видела его на вокзале. Смешно даже. Представляешь, смотрю, а два мужика, вроде как два шпиона, обменялись…
— Чемоданчиками?
— Не совсем. У моего попутчика действительно был чемоданчик, а у второго — сетка с двумя арбузами.
— Он тебя видел?
— Нет, не видел… — Она наконец справилась с голосом и отвела глаза.
— Не знаю… — сказал Алексей. — Арбузами, говоришь, обменялись? — По его тонким губам проскользнула улыбка. — По крайней мере это кое-что объясняет…
— Ладно тебе туману напускать! Хватит. — Чтобы разглядеть в полутьме крохотный циферблат наручных часов, Лиде пришлось их поднести к самому лицу. — Пойду я. Если он профессионал, то мне не стоит задерживаться… Пойду я. — Она беспомощно пожала плечами. — Ну правда, Алешка, меня ждут. Водку уже открыли!
— Конечно. Иди, но постарайся не говорить ничего лишнего. Прикинься дурой, ладно? Поверь мне, это действительно опасно.
— А я и так дура! — сказала Лида. Она посмотрела на свои пальцы и сжала их в маленький кулачок. — Ничего лишнего не скажу. Обещаю. Но если ты хочешь, чтобы я за ним следила, тебе придется объяснить зачем! Не люблю быть безмозглым орудием!
Прежде чем вернуться в купе, Лида зашла в туалет и быстро намочила лицо. Взглянула в зеркало, показала себе язык. Состроила смешную гримасу.
4
«Петр Петрович… Опять Петр Петрович, — думал Алексей, возвращаясь в свое купе и комфортабельно вытягиваясь на нижней полке. — Очень распространенное сочетание. Но совпадает и возраст. Если бы мне удалось сохранить его фотографию, все было бы значительно проще… Все-таки уверенности нет. А если это совпадение?..»
Единственный попутчик, бородач лет тридцати в штормовке, сидел напротив Алексея. Он весь сосредоточился на своей гитаре. Осторожно поворачивал колки, пробовал струны.
— Не мешаю? — спросил он, и в густой бороде появилась улыбка.
— Даже приятно… — сказал Алексей. — У вас хорошая гитара, Борис. Только, кажется, ля не строит.
Бородач согласно покивал и начал подтягивать колки.
Алексей закрыл глаза и сосредоточился. Он по порядку проанализировал сложившуюся ситуацию.
Неделю назад он вернулся из Болгарии. Нарочно не брал с собой к морю компьютер, хотел отдохнуть. Но как же от работы избавишься, все равно в голове крутится. Приехал, только включил машину, как позвонил Сергей, и пришлось снова собираться в дорогу.
Встреча произошла в помещении ювелирного магазина, принадлежащего его старому приятелю Сергею Маколину. За последние два года многие обзавелись своим делом. Студенческий бизнес иногда принимает самые причудливые формы и дает неплохую прибыль. Обычно студенты сколачивали небольшие группы и работали вместе. Алексей всегда был одиночкой, но иногда помогал. Если требовалась серьезная консультация в его области, не отказывал.
— Ты не хочешь прокатиться на юг? — спросил Сергей, жестом предлагая присесть.
Разговор происходил в его кабинете, в магазине. Хотя обычно по старой привычке они встречались в университетском общежитии.
— Я только что из Болгарии вернулся, — сказал Алексей. — И потом, какое море?! Осень, Сережа! Осень на дворе.
— Я не сказал, море. Я сказал, на юг. Нужна помощь. Ты слышал, что наши ребята взяли в аренду несколько заводских цехов?
— Ну, слышал… Это где-то под Орлом, что ли?
— Так вот, они таки арендовали этот завод и занялись делом. Нужно отладить там сервер. Химики, они в компьютерах плохо секут. Съездишь на денек?
— А чем они там занимаются?
— Опыты ставят, — весело проинформировал Сергей. — Деньги зарабатывают. Ну так ты съездишь?
Ему очень не хотелось опять уезжать из Москвы, но отказать другу Алексей не смог. Думал обернуться за пару дней, и вдруг две неожиданные встречи: сначала Лидка, потом Петр Петрович.
По одному ему понятной причине Алексей искал этого человека в течение всего последнего года. Искал, не имея практически ничего, кроме общего внешнего описания, предположительного гражданства и имени-отчества. Искал при помощи общей информационной системы через свой компьютер. Алексей научился получать практически любую информацию о любом интересующем его лице, но на этот раз столкнулся с неожиданными сложностями. Некто называющий себя Петром Петровичем, человек, неожиданно и раньше назначенного времени воспользовавшийся серебряной лилией, человек, заплативший за лилию баснословную сумму, вычислению не поддавался. Ни в одной из доступных картотек — а Алексею как опытному взломщику компьютерных кодов удавалось проникать даже в закрытые картотеки ФСК — человека с подобными данными просто не было. Сотни, тысячи похожих лиц, но в избыточной информации не было той единственной, необходимой.
Только совсем недавно, взломав кодовые пароли картотеки Интерпола, Алексей нашел какой-то материал. Совпадали основные параметры: место и время пребывания в Москве, внешние данные.
Службы международной полиции разыскивали мужчину средних лет, полноватого, небольшого роста, с прогрессирующей залысиной. Кличка отсутствовала, в досье было указано, что разыскиваемый человек, вступая в контакты, называет себя Петром Петровичем и предположительно он является гражданином США. Этот Петр Петрович разыскивался по делу распространения на территории США и Европы нового химического наркотика под названием «китайский белок».
В картотеке была фотография, и фотографию опознал директор магазина. Без всякого сомнения, это был он. Сценка на вокзале, подмеченная Лидой, при всей ее абсурдности могла быть расшифрована только одним способом. Многие перевозчики химических наркотиков пользуются, как тарой, свежими фруктами. Обычно это апельсины. В мякоть плодов при помощи обыкновенного шприца накачивают препарат, и таким образом наркотики в составе остального груза проходят через таможню.
«Нет, пантомима с арбузами определенно доказывает, что это именно он. Гениальная идея перевозки. Таможенники ищут ампулу или флакон, а товар просто растворен в мякоти арбуза. Абсолютно безопасно… Только непонятно, зачем он арбуз этот на юг России потащил? Неужели и здесь нашел покупателя?»
5
Бутылка с мелким звоном очень медленно ползла по белому пластиковому покрытию. Поезд раскачивало. Вот уже минут двадцать, пытаясь наверстать опоздание, скорый «Москва — Адлер» все прибавлял и прибавлял скорость. Было несколько непредусмотренных задержек, и теперь он пытался прибыть в Орел хотя бы в три часа вместо отмеченных в расписании двух. Старенькие вагоны, не выдерживая напряжения, истошно скрипели, раскачивались на рельсах, и от серебряного лязга колес, от этой звонкой дроби у Лиды разболелась голова. Жара становилась просто непереносимой.
— А вы, ребята, откуда едете? — Петр Петрович аккуратно ножом подчищал арбузную корку, срезая прозрачный розовый слой и отправляя его себе в рот.
Лида глянула на бутылку, откинула голову назад и, вместо того чтобы хоть как-то стереть пот, некрасиво мазнула себя ладонью по щеке.
— С соревнований едем! — Константин покосился на блестящую мокрую щеку девушки. Он отвернулся и опять стал рыться в своем рюкзаке.
— С соревнований?
— Гонщики мы, гонщики… — Он вытянул из рюкзака кружку и поставил ее на стол рядом с бутылкой. — Трековый велосипед знаете?
— Угощайтесь!
— Да уж угостимся, не беспокойтесь, не постесняемся… А вообще-то мы школьные учителя. Вы не верите? — он посмотрел на Лиду.
— Почему бы и нет!
— Вот, поверили. А никто не верит.
— Не правда, что ли?
— Правда, правда. Людям вообще-то верить надо. — Он придавал своему голосу нарочито шутливое выражение. — Давайте выпьем за то, чтобы верить людям?
Поймав скользящую по столу бутылку, Вадим с той же легкостью фокусника снял пробку. Она отскочила под его пальцами с небольшим щелчком.
— Угощайтесь.
— Не откажемся… — сказал Петр Петрович. От разливаемой водки пахнуло жарко сивухой. — За веру, за царя, за отечество. Как говорится, за знакомство. А вы, Лидочка?
— Можно, я не буду?
— Пьянка — дело добровольное. Конечно, можно. — Константин улыбнулся и взял себе кусок арбуза. — Насильно пьян не будешь.
— Действительно, не подумаешь, — поддерживая напряженное веселье, сказал Петр Петрович. — И любопытно, как же вы сочетаете? Учеба, спорт. — Он зачем-то разрезал свою вычищенную корку пополам и сложил на столе крестом. — В общем, здоровый образ жизни?
— Здоровый, — согласился Вадим. — Пять дней соревнования, два выходных. А потом сборы. Крути педали, пока не догнали. — Он взял в руку кружку. — А сейчас, вы представляете, двухмесячный отпуск. Пьем пока! — Он запрокинул голову и влил в себя водку, после чего сочно закусил арбузом. — Вот такие соревнования.
Вернувшись в купе и осторожно, чтобы не привлечь его внимания, изучая лицо Петра Петровича, Лида не обнаружила в этом полноватом, чисто выбритом лице никаких отклонений. У Петра Петровича была вполне искренняя, даже добродушная улыбка, а вот молодые учителя ей не понравились. Что-то в них было не так. Не нужно быть особо проницательным, чтобы заметить напряжение и тревогу в молодых лицах.
«Чего-то они оба очень боятся, — отметила для себя Лида. Она глянула на сложенные крестом арбузные корки, припомнила смешную сценку на перроне и с трудом удержалась от улыбки. — Но арбузы-то тут при чем?»
— И что, действительно вы учителя? — спросил Петр Петрович, отрезая следующий сладкий большой кусок.
— Действительно! — Вадим покивал и казенным маленьким полотенцем вытер пот, собравшийся на груди. — Все правда. Не бойся, батя, физкультуры!
— А вы откуда сами-то? — спросила Лида.
— Тула! — Поезд качнуло, и солнечный угол осветил темную сторону лица велосипедиста. — Тула, родной наш город. Город ювелиров и оружейников… — сказал Вадим. — В общем, очень хороший город. Уж поверьте нам.
— И что, правда, у вас там любое оружие можно легко достать? — поинтересовался Петр Петрович.
— А это кому как… — Бутылка в руке велосипедиста-учителя подпрыгнула, и воздух снова наполнился щиплющим запахом сивухи. — Покажи, Вадик, дяденьке игрушку.
— Не стоит! — возразил Петр Петрович.
— Ну, отчего же. — В первый раз за все время Лида позволила себе проявить интерес. — По-моему, очень интересно посмотреть… на игрушку…
— Верно, Лидочка, верно… — Константин снова полез в свой рюкзак. Он одну за другой вынимал из него вещи, вероятно, игрушка находилась на самом дне. — Игрушки — это всегда интересно и познавательно. А купить, оно конечно, каждый может, хоть на рынке! — Он глянул на Петра Петровича. — Купить может всякий, но не всякий может унести.
— А он тяжелый такой? — полюбопытствовала девушка, через голое плечо Константина заглядывая в его рюкзак. — И стоит очень дорого?
— Нет, не очень. К примеру, пистолет Макарова и ведро патронов — триста зеленых. А чуть отойдешь в сторону, два ствола упираются тебе в спину и два голоса вежливо просят все-таки вернуть, вроде как ошибка вышла.
— Интересно, — сказал Петр Петрович. — Интересно.
— У нас народ тихий, — объяснил Вадим, — но очень суровый. По закону живем.
6
— Вот случай был недавно… — рассказывал Вадим. Его уже никто не перебивал. — Идет по городу девушка, такая вся из себя, новенький костюмчик джинсовый, волосики по плечам разбросаны, ноготочки розовые — маникюр, а навстречу небольшая компания. «Раздевайся! — говорят. — И мы тебя пальцем не тронем». Ну, что сделаешь, вечер все-таки, дяденьки милиционера в обозрении нет. Ну, понятно, дяденька милиционер у нас совсем не дурак, чтобы на глазах торчать. У нас принято без грубости, но что против ножа сделаешь? — Он взял со стола нож, которым перед тем резали арбуз, и скрипнул пальцем по лезвию. — Разделась. Идет дальше, плачет.
— Голая идет? — спросила Лида.
— Нет, зачем же. — Константин достал из рюкзака коробку и протянул Вадиму. — Что мы, звери?! В трусиках она и в бюстгальтере. Лето, жарко. Ничего особенно страшного. Ну, так вот, идет она по стеночке, плачет, а навстречу молодой человек…
Фирменная коробка лежала уже на столе. Вадим открыл ее, и черной рукоятью сверкнула новенькая «беретта» двадцатого калибра.
— Интересная история? — спросил Вадим.
— Любопытно!.. — покивала Лида. — Дальше-то что было?
— Ну так вот, — с интонацией сказочника продолжал Вадим. — Успокоил девушку молодой человек, приласкал, пиджачок на плечики накинул, по волосам погладил, она ему все и рассказала. Какой костюмчик был, какое колечко золотое с камешком, какая цепочка. А он, значит, спрашивает: «Узнаешь их в лицо-то, грабителей?» «Узнаю, — говорит, — конечно…» Тут молодой человек просит извинить и лезет во внутренний карман своего пиджачка, что на ее плечиках, достает из кармана лезвие и, держа голову девушки одной рукой, другой рукой режет ее по глазам. «Теперь не узнаешь, — говорит. — Не получится».
Он отрезал себе кусок арбуза и поверх корки сосредоточенно посмотрел на попутчицу. От этого взгляда Лиду передернуло, как от холода.
— Страсти вы какие рассказываете. Неужели правда?
— Правда! И что вы, Лидочка, так перепугались? Это же по нынешним временам сказка для младшего школьного возраста… Для детей! Хотите, я для взрослых расскажу?
— Не стоит!
— Ну тогда, может, выпьете для храбрости?
— Интересная у вас игрушка какая! — сказал Петр Петрович, протягивая руку и вынимая пистолет из коробки. — Редкая вещица. Дорого стоит?
— Мне за семьсот баксов досталась.
— Совсем не дорого.
— По знакомству принесли. — Константин взял бутылку. — У друзей всегда дешевле выходит.
— Чаю бы хорошо, — сказала Лида. — Как вы считаете, Петр Петрович, здесь можно чаю купить?
— Может быть, все же водочки? — Константин галантно поднес ей кружку.
— Ну, я не знаю… Ну, ладно… Действительно, за знакомство, что ли? — Она взяла кружку и залпом проглотила содержимое, поморщилась, глаза заблестели от слез. — Закусить, что ли?.. — Она закашлялась, зажала рот ладошкой. — Можно мне закусить, ребята?
— Запить? — Вадим отрезал быстро кусок арбуза и протянул девушке. — Это как запить…
Лида впилась зубами в текущую красную мякоть. Через секунду лицо ее слегка оплыло и расслабилось. На кофточке неприятно затемнели упавшие капли сока.
— Хорошо? — спросил Константин.
— Нормально!
— Еще?
— Пока нет.
Одна капля скатилась по изгибу шеи за белый отворот расстегнутой блузки, и, проследив ее глазами, Константин облизал губы. Капля проступила изнутри расплывающимся алым пятнышком.
— Что вы так смотрите? — возмутилась Лида.
— А как я должен смотреть?
— Пожалуйста… — Девушка пыталась взять себя в руки и сосредоточиться. — Пожалуйста, не нужно.
Не обращая внимания на остальных находящихся в купе, Константин осторожно склонялся к Лиде. Он высовывал язык, прицеливаясь острым его красным концом в раздернутый воротничок.
— Чего же не нужно? — зашептал он. — Я не понял?..
Металлический сухой звук напугал его. Константин резко повернул голову. Обожженное лицо сразу сделалось трезвым. Петр Петрович щелкнул предохранителем «беретты».
— Брось! — сказал Вадим. — Брось, заряжено. — При этом он не двинулся с места. — Положи игрушку в коробочку, дядя. Не надо баловаться.
— А если нет?
— Лучше положи! — Голос Вадима сделался совсем тихим и злым. — Положи на место, в коробочку.
— Эх, ребята, ребята!.. — нажимая пальцем на предохранитель и возвращая его в исходную позицию, сказал Петр Петрович. — По-моему, должно быть стыдно. — Он положил пистолет на место и опять принялся за свой арбуз. — Стыдно и глупо…
— Почему глупо? — Константин привалился к стенке купе и расслабленно сбросил на колени руки. — Учителя мы школьные. Физкультуру преподаем. Неужели еще непонятно?! Педали на треке крутим.
Тонкие пальцы Лиды сдавили пуговицу, и пуговица сломалась. Все замолчали. Звонко перебирали колеса поезда, все надбавляющего и надбавляющего скорость. Солнце за окном уже не походило на крест, жаркое и белое, болезненным пятном оно подскакивало, ходило в тумане, повторяя вибрацию двойного толстого стекла.
Лида демонстративно подвинула пустую кружку по столу, достала книгу и сразу открыла ее на заложенном месте. Петр Петрович последовал ее примеру. Открыл чемодан, вынул книгу. Поверх страницы Лида глянула на его открытый чемодан, но ничего подозрительного не заметила. Пистолет исчез в рюкзаке. Остатки водки были без единого слова разлиты велосипедистами и так же без слова выпиты.
Шелестели под пальцами странички книги, звенели колеса. Гуднул тепловоз. Еще один гудок.
— Вадик, это, между прочим, Орел, — прилипая лицом к стеклу, сказал Константин. — Нужно бы запереть купе.
— Ты думаешь, они нас здесь достанут?
— Если Мозгляк капнул, точно достанут, а он, я думаю, капнул, сволочь.
— Спрятать?
— Спрячь!
Лида все-таки удержалась и не подняла глаз от книги. Петр Петрович перелистнул страничку и улыбнулся, было похоже, что он всецело погружен в свое чтение. Вадим опять порылся в рюкзаке, извлек из него блеснувший под солнцем туго закрученный небольшой целлофановый пакет, взвесил его в руке и вышел из купе. Напряженно прислушиваясь, Лида сосчитала его шаги по коридору. Отметила: пошел направо, к рабочему тамбуру. Она уловила щелчок двери. Минуты через три Вадим вернулся.
— Спрятал?
— Спрятал! — сухо отозвался Вадим. — Хорошо прибрал, не найдут, суки.
В небе за окном, в тумане над возникающими уже мутными контурами городскими окраинами что-то колыхнулось, и через секунду последовал отдаленный громовой раскат. Спешащий поезд нагоняла гроза.
7
Поезд, омываемый теплыми потоками дождя, долго с лязгом и скрежетом останавливался, будто осторожно причаливал к поблескивающей черной асфальтовой платформе. Откуда-то из вагона дошел до слуха хриплый голос проводника:
— Стоянка три минуты. Всего три минуты… Стоянка у нас сокращена! Три минуты, говорю… С большим опозданием идем.
Сквозь двойное залитое стекло, припадая к нему лицом, Вадим разглядывал зонтики и чемоданы садящихся в поезд людей.
— Кажись, пронесло! — возвращаясь на свое место, сказал он и тыльной стороной ладони вытер со лба пот. — А я уж думал…
— А ты не думай, — попросил Константин. — Не надо думать. Вредно. Студенты пускай думают.
Будто совсем издали пришел надрывный и протяжный гудок. Порывом ветра по стеклам сильно хлестнуло сорванными с плоской крыши перронного киоска водяными прозрачными струями.
— Водки не осталось?
— Нет.
— Дай-ка арбуз.
— Тебя успокаивает, что ли, красное?
— Не выпить, так хотя бы запить!
Вагон всею своей массой вздрогнул, и большие металлические буквы «ОРЕЛ», как и зеркальные окна ресторана, уплыли куда-то назад и вбок.
— И все-таки зря вы эту свою игрушку всем подряд показываете, — откладывая книгу, сказал Петр Петрович. — Честное слово, ребята, плохо это кончится.
— Вполне вероятно, — усталым голосом согласился Константин. — Плохо кончится!..
— Мы больше не будем! — сказал Вадим. Он какими-то печальными глазами смотрел на мокрое стекло.
За стеклом, за пеленой дождя медленно двигался мимо город. Поплыли парки пригорода с низенькими чугунными оградами и памятниками. Потом какие-то бесконечные серые бетонные заборы. Колючая проволока, грубые каменные башни, недымящие трубы оборонных заводов.
— А вы что с таким увлечением читаете? Позвольте полюбопытствовать? — выбивая по обложке собственной книги пальцами коротенькую дробь, спросил Петр Петрович. — Что-нибудь интересное? Историческое? Детектив?
— Да нет… Это ерунда какая-то… Детектив, кажется. — Лида оторвала глаза от книги и тоже посмотрела в окно. — Теперь долго будем ехать.
— Да-да, долго… Большой перегон. Часа три.
— Я, знаете, не люблю станций, — сказала она и захлопнула книжку. Ее заметно поташнивало, и она изо всех сил пыталась это скрыть. — По мне, лучше всего самолет. Садишься в Москве, и через два часа ты уже на месте. — В вагоне за дверью в эту минуту послышался какой-то новый шум. — Что это? Вы слышали?
— А вы, оказывается, москвичка? — спросил Петр Петрович, но девушка не успела ответить.
Можно было уловить, как за дверью остановился кто-то, похоже, не один человек, а двое или трое. Голос прозвучал напористо и громко:
— Ну такой, с обожженным лицом, велосипедист, курчавый?
— С велосипедом в вагон не сажал. — Видимо, проводник сверился со своим списком. — Вот тут едет, в шестом купе, ваш курчавый.
8
Наконец бородач в штормовке настроил свою гитару. Сильно ударил гром, и, будто по команде свыше, пальцы пробежали по струнам.
— Ну, вот и полегчало! — сказал он.
Алексей повернулся и присел. Выглянул в окно.
— Сейчас ливанет!
Беспокойство овладело им.
«Напрасно я ее попросил, — вглядываясь в потоки дождя, напрочь заволакивающие перспективу, подумал он. — Лучше бы ей не знать ничего. Одно неосторожное слово — и все. Этот не промахнется. — Он поудобнее устроился на своей нижней полке, положил руки на стол и в который уже раз прокрутил в голове неприятную ситуацию. — И бандиты какие-то нехорошие у нее в купе, наверное, его телохранители. Ясно же, след на роже у парня от утюга. Наверное, пытали. Нужно было мне сразу туда идти: подсел к знакомой девушке, в лицо меня Петр Петрович не знает… Какие могут быть подозрения? Дурак я, зачем сказал ей? Не знала бы ничего, было б спокойнее. Ничего, скоро будем на месте. Еще четыре часа, и я на месте. Не надо было вообще ехать. Сидел бы в общаге в своей комнате за компьютером и работал бы себе спокойно».
— А что это у вас? — Парень в штормовке протянул руку и взял отложенную Алексеем книгу. — Ого! Ролевое общение… — Глаза у попутчика были лукавые, веселые. — Психологией увлекаешься?
— Немножко.
— А по-моему, все это без толку. — Борис вопросительно глянул на попутчика. — Ты не будешь против, если я немножко поиграю? Руки соскучились.
— Конечно… — рассеянно покивал Алексей. — Я же сказал, кажется… — И вдруг спросил: — А что не бесполезно?
— Психологией мир не переменишь, — сказал Борис. — Туфта это все!
Совсем не мешая разговору, из-под его пальцев лилась негромкая сложная мелодия. Алексей попробовал угадать автора музыки.
— Дураков не вылечишь, как говорится, — сказал Борис. — А со сволочью один разговор… К стенке. — Его толстые, с виду неуклюжие пальцы вдруг оказались быстрыми и гибкими. Мелодия, оставаясь тихой, стала быстрее. — Нечего со всеми этими бандитами церемониться! До чего страну довели! — Похоже было, что эту пылкую речь гитарист повторял уже не раз и не два точно так же, под собственный гитарный аккомпанемент. — Не хочет жить по-человечески, так пусть вообще не живет! Просто мы боимся, а бояться как раз не нужно. — Он говорил, увлекшись, почти речитативом. Гитара звучала все громче. — Нельзя их бояться! Страх — вот что самое паршивое. Страх и лень.
9
Лиду поташнивало от жары, от глупо выпитой водки. Мысли путались. Недалеко в вагоне приятно зазвенела гитара. Отраженные в стекле легкие тени велосипедистов, вдруг закачавшиеся, запрыгавшие по купе, даже насмешили ее. Она медленно обернулась и только после этого сообразила, что происходит нечто крайне неприятное.
— Закрыто! — Снаружи на дверь сильно нажали, она скрипнула. — Сволочи, заперлись! — Дверное зеркало задрожало от ударов. — Говоришь, с велосипедом не сажал?
Лицо Вадима сделалось от напряжения каким-то узким и сильно побледнело. Глаза налились мутью. Губы дрогнули и вытянулись болезненной синей ниткой. Дрожащими руками велосипедист-педагог взял коробку с оружием, достал пистолет и, сняв его с предохранителя, направил ствол на дверь.
— Ну вот! — сказал почему-то довольным голосом Петр Петрович. — Ну, вот и здрасьте? Доигрались, кажется, в игрушку.
— Скорее уж до свидания, — вынимая из кармашка рюкзака финку, одетую в чехол, сказал весело Константин. — Так-то, дядя!
Зеркало опять покачнулось от удара, изуродовав отраженное лицо велосипедиста. Из-за двери грубо потребовали:
— Открой. Открой, Глобус. Я знаю, ты здесь. Открой, хуже будет.
— Это вы Глобус? — спросил Петр Петрович, обращаясь к Константину.
— Точно, это я! — одними губами проговорил тот, вытаскивая финку из чехла. — Жалко вот только…
Но чего ему было жалко, Петр Петрович узнать не успел. Дверь щелкнула и с силой откатилась вправо. Громко стукнул выстрел. Вадим не целился, просто ударил из своей «беретты» в открывшийся за зеркалом проем.
Раздался страшный стон. Раненого отбросило назад, в глубину коридора, он развернулся и в следующем безумном движении повалился внутрь купе. Лида непроизвольно отпрянула, подобрала ноги.
Огромный, одетый в кожаную куртку бандит упал между полками лицом вниз. Одутловатая рука с размаху уцепилась за железную ножку стола. Пахнуло перегоревшим портвейном и луком.
— Убил, гадина! — простонал в пол человек в кожаной куртке, и его опухшая рука судорожно сдавила металлический стержень. — Суккаа!..
— Вы!.. — сказала Лида и зачем-то выпрямилась на своем месте, приподняла голову. — Вы!.. — Больше она ничего из себя выдавить не смогла. — Вы!..
— Мама!.. Во… Бо… — сказал человек в кожаной куртке и на полувздохе замолк.
10
Толстые пальцы замерли на струнах. Бородач вопросительно посмотрел на Алексея.
— Я не понял! — сказал он. — По-моему, стреляли!
— «Беретта» двадцатого калибра. — Алексей поднялся и чуть-чуть приоткрыл дверь купе.
— Ты разбираешься в оружии?
— Совсем немного!
В щели мелькнула матросская роба, и сильная рука снаружи захлопнула дверь.
— Менты? — спросил гитарист, зачехляя свой инструмент и забрасывая его подальше на багажную полку. За дверью раздавались шаги и голоса. Алексей прислушался.
— Не думаю. Похоже, нас взяли на абордаж.
— И что теперь?
— Разберемся, — сказал Алексей. — Кажется, это ты хотел кого-то поставить к стенке?
Выждав минуту, он снова потянул дверь, но на этот раз не приоткрыл ее, а, напротив, сразу распахнул до конца и вышел в коридор. Поезд шел на большой скорости. Вагон раскачивало. В коридоре слоями повисал дым.
— Назад! — скомандовал за спиной неприятный мужской голос. — Всем сидеть по полкам и не высовываться!
Прямо перед Алексеем возник молодой человек. Молодой человек был в светлой рубашке и брезентовых брюках, в глаза бросался грязный воротничок. Тонкая сизая шея, царапина под ухом, голова наголо выбрита. Он сильно толкнул Алексея в грудь тощей рукой. Алексей отступил. Дверь купе захлопнулась.
Но прежде чем опять оказаться внутри купе, Алексей все-таки успел разглядеть то, что хотел.
«Стреляли изнутри, — подумал он. — Неужели Петр Петрович стрелял? Не нужно было Лидку там оставлять! Не нужно было!»
11
В раскрытой двери купе сквозь повисающий пороховой дымок Лида видела окно коридора с раздвинутыми желтыми занавесками. За окном не было уже ни каменных башен, ни колючей проволоки. За окном проносилась на большой скорости бесформенная зеленая масса. За окном купе тоже летела назад бугристой темной широкой лентой лесная ширь. Не рискуя высовываться из купе, Вадим держал под прицелом своей «беретты» дверь. Константин вскочил на стол, посыпались вниз арбузные скользкие корки. Одна корка проехала по бугру затянутой в кожу неподвижной спины мертвеца. Константин обеими руками нажимал на раму, но та не хотела поддаваться. В коридоре было тихо. Только дробили, дробили звонко на стыках колеса.
— Заклинило! — сказал Константин.
— Попробуй стекло разбить…
— Чем только? — Константин наклонился и взял пустую водочную бутылку, взвесил ее в руке. — Глупо! — Изо всей силы он ударил бутылкой в толстое стекло. Бутылка не разбилась. В стекле сверкнула длинная молниеобразная трещина. — Без толку!.. — Еще один удар, еще одна трещина и звон посыпавшегося стекла. — Сволочь! — Он ударил в окно ногой. Трещина чуть удлинилась. — Чем? — Глаза его рыскали по купе. — Чем разбить?
«Бандиты! Это бандиты… Никакие они не педагоги-велосипедисты… — лихорадочно соображала Лида. — Но Алексей сказал, что следить надо за дядей, а он, похоже, даже не в курсе происходящего… Ерунда какая-то».
— Я бы не рекомендовал вам прыгать через окно на полном ходу, — сказал Петр Петрович. — Это опасно. Но если вы уж твердо решили прыгать и другого варианта нет, то я бы посоветовал вам разбить стекло молотком.
— Молотком? — простонал Константин.
— В вашем случае в качестве молотка вы прекрасно можете использовать рукоять пистолета.
— Слушай-ка, а он, кажется, того? — сдавливая пальцы на рукоятке пистолета, сказал Вадим и вдруг наклонился к кожаной куртке. — Умер он.
Второй свободной рукой Вадим дотронулся до мягких волос. Наклонился еще ниже и отпрянул. На пальцах осталась кровь.
— Я не могу… Я его, кажется, знаю… — еще сильнее побледнев, прошептал он. — Это же Кожаный!
— Дай пистолет! — потребовал Константин, протягивая руку. — Дай его мне…
— Зачем? — Горло Вадима свело судорогой, и на губах выступила рвота. — Зачем?
— Стекло разобью!.. Дай сюда…
— Он мертвый! — плаксиво сказал Вадим. — Мертвый! — Рука, сжимающая «беретту», медленно опустилась, так что пистолет теперь смотрел стволом в пол. — Он кончился…
Моментально соскочив со стола, Константин схватил свою финку и приставил ее к горлу товарища:
— Ты что, сука?! Сопли?
— Не могу я!.. — сквозь слезы и рвоту простонал Вадим. — Тошнит…
— Подождите секунду, у меня, кажется, есть нашатырь, — сказал, совершенно не меняя своего тона, Петр Петрович. — Сейчас посмотрю, был где-то в чемодане.
— Шутишь, дядя? — Финка мелькнула в воздухе. Константин резко обернулся и приставил свое оружие к горлу попутчика. — Не время для шуток…
— Напрасно вы отказываетесь! — вздохнул Петр Петрович. — Честное слово, нашатырь значительно лучше действует, чем холодное оружие.
В свете, падающем из коридора, мелькнуло что-то. Палец надавил спуск, и направленная стволом вниз «беретта» два раза выстрелила. В проеме двери мелькнула лысая голова и тут же исчезла. В коричневом линолеуме пола появились две дымящиеся дырочки.
— Лысый, сволочь! — простонал Вадим.
С явным сожалением Петр Петрович наблюдал за тем, как Константин покачнулся и очень-очень медленно и беззвучно стал заваливаться на пол. Пуля, выпущенная из коридора, вошла в затылок велосипедиста и выдавилась через глаз. Так что один глаз подернула пленка, а вместо второго образовалась смотрящая на Лиду кровоточащая черная дыра. Падая, Константин задел девушку мертвой рукой. Лида дернулась, как от удара током, согнулась пополам и уткнулась лицом в мокрую поверхность стола.
— Дай, пожалуйста? — попросил Петр Петрович, вынимая из руки Вадима пистолет. Пальцы плачущего велосипедиста разжались. После чего оружие было поставлено на предохранитель и возвращено обратно в коробку. — Так будет спокойнее. И нам, и тебе спокойнее. — Петр Петрович надавил ладонью сверху на крышку, и та защелкнулась. — Давай не будем больше убивать людей.
— Не будем… — простонал Вадим.
В проеме двери выросла большая фигура в матросской робе. Крепкий удар кулака отбросил Вадима. Его расслабленное, дрожащее тело дернулось назад. Велосипедист ударился головой об оконную раму с такой силой, что лишился сознания.
12
Это был детина на вид лет тридцати-тридцати пяти, за исключением огромного роста (когда он выпрямлялся, голова его оказывалась почти под потолком купе), ничем не примечательный. Матросская роба подпоясана офицерским ремнем, на ногах — светло-коричневые сандалии на шнуровке.
— Боже, Кожаный! — растирая ушибленные костяшки пальцев, пробормотал он. — Что ж ты, дурак, так глупо умер? — Он наклонился к лежащему на полу мертвецу. — И Глобус туда же. — Он перевел взгляд с одного трупа на другой. — Умер. Ну, так и лучше, за компанию; за компанию вам веселее будет. Унесите, унесите его, ребята… Я не хочу его здесь больше видеть… От него портвейном пахнет. У меня от одного запаха изжога!
На минуту в купе сделалось совсем тесно, вошедшим нелегко оказалось развернуться с двумя трупами, и Петр Петрович помог, приподняв со своей стороны тело велосипедиста и протолкнув его в испорченную дверь. Мертвая голова Константина тупо стукнулась о зеркало.
Лида, не отнимая от стола головы, тихонечко зарыдала.
— Ну, не надо. Не надо так убиваться, девушка… — сказал детина в матросской робе. — Они были, честное слово, не лучшие из людей. — Он присел рядом с Вадимом, усаженным уже на нижнюю полку, но так еще и не пришедшим в сознание. — А с тобой нам надо поговорить. У меня к тебе есть вопросы.
Но ни похлопывание по щекам, ни поднесенный к носу несчастного педагога флакончик нашатыря результата не дали. Тело велосипедиста только сводило иногда судорогой. И несколько стонов было единственное, что удалось из него извлечь.
— Да оставьте его, хватит уже… — попросил вежливо Петр Петрович, завинчивая крышечку на флаконе с нашатырем. — У него сотрясение мозга, кажется, серьезное. Да к тому же и шок. Не шутка, в первый раз человека убил.
— А думаете, во второй раз легче? — полюбопытствовал детина, и во рту у него отчетливо блеснули золотые зубы.
— Думаю, легче.
— А в третий?
— В каждый следующий легче, чем в предыдущий, опыт набирается. — Петр Петрович убрал флакончик обратно в свой чемодан. — Я думаю, если он даже придет в сознание, то все равно ничего не скажет.
— Переборщил я, — грустным голосом согласился детина. — Ну да и Господь с ним, по сути дела, можно обойтись без него. Мальчики! — позвал он и хлопнул большими ладошами, как делают воспитатели в детском саду, пытаясь организовать общую игру. — Мальчики, будем шмонать купе. И поподробнее.
13
Два мальчика, оба бритоголовые, неряшливо одетые, ловко, со знанием дела выпотрошили рюкзаки велосипедистов, распространяя вокруг себя почему-то запах одеколона «Соваж». Чуть позже стало понятно, что дорогой туалетной водой обильно политы их бритые головы.
Мальчикам на вид было никак не больше шестнадцати — восемнадцати лет, но их мелькающие в чужих вещах руки работали с проворством бывалого таможенника или опытного вохровца. Покончив с рюкзаками, они так же без тени робости обработали и чемодан Петра Петровича. Тот, что был в грязной рубашке, препарировал вынутым из кармана скальпелем кожаную сумочку Лиды прямо в луже на столе.
В пять минут купе было превращено в дикую свалку вещей и продуктов, а еще через пять минут все было тщательно просмотрено и свалено в кучу. Сумка Лиды была безнадежно испорчена, и левый замок с непослушного чемодана в горячке сбит.
— Нет здесь ничего! — сказал мальчишка сконфуженно. В мутном свете, падающем из окна, поворачивающийся его череп казался скользким. — Ну, ей-богу, Мирный, нет ничего!
— Этого осмотрите! — верзила в матросской робе указал на Вадима. — Нужно его раздеть.
Он наклонился и, подобрав с пола почему-то осколки пуговицы и маленькую арбузную корку, рассматривал эти предметы пристально, пока молодые люди раздевали донага велосипедиста-педагога.
— Нету, Мирный! — Бритая голова задралась, молодой человек сидел перед раненым на коленях. — Нету! — Он заискивающе и немного напуганно смотрел на верзилу. — Что будем делать?
— Найдем! Куда оно денется. — Верзила сдавил пуговицу и арбузную корку в большом ободранном кулаке и сказал, обращаясь к первому подростку: — Пойди скажи ребятам, что на стреме стоять больше не стоит, некого нам здесь стрематься. Станция через три часа. — Он перевел взгляд на Лиду, спокойно сидевшую на своей нижней полке, и вежливо попросил: — А вы раздевайтесь пока, девушка.
— Зачем? — искренне удивилась Лида.
— Как у доктора. Совсем раздевайтесь.
Сопротивляться не имело смысла. Больше не пытаясь ничего сказать, Лида начала расстегивать на своей блузке перламутровые пуговицы. Было понятно: лучшее, что сейчас можно сделать, это изображать перепуганную насмерть дуру. Все равно ее заставят раздеться. Так лучше это сделать самой. Второй подросток хихикнул и сказал в кулак:
— Слышь, Мирный, а доктора бывают разные, ты ей не сказал, у какого доктора… У терапевта, к примеру, до трусов оголяют!
— Действительно, — согласился верзила и опять посмотрел на Лиду. — Раздевайтесь, как у гинеколога. Догола. Это действительно принципиальный вопрос.
Рука девушки нервно прыгнула. Вся напрягшись, она заставила себя подняться на ноги и продолжала расстегивать пуговицы.
— Послушайте! — неожиданно сказал Петр Петрович немножечко уже другим голосом, однако не теряя иронии. — Хватит вам. Товара здесь нет. Ни денег, ни наркотиков.
— Я что-то слышал? — Очень медленно Мирный повернулся и уставился глупыми большими глазами на Петра Петровича.
— Я сказал, что в нашем купе героина нет. Я видел этот пакет. Там, кажется, некоторая сумма денег и порошок. Перед Орлом Константин выходил. Вероятнее всего, он спрятал пакет где-то в вагоне.
— А откуда тебе известно, что я ищу героин и деньги?
— Ну-у! — восторженно протянул подросток, так и сидящий на корточках со скальпелем в руке.
— Он выходил не больше чем на три минуты, — продолжал Петр Петрович так, будто его и не прерывали. — Я, правда, читал в это время книгу, но у меня хорошее чувство времени. За пределы вагона вряд ли он успел выйти. Если только выбросил пакет в окно. Но это мало вероятно. Не думаю.
Петр Петрович привстал, дотянулся до своего пиджака, аккуратно разложенного на сетчатой вещевой полке, и двумя пальцами отвернул отутюженный лацкан.
Отразив свет из окна, что-то блеснуло. Лиде показалось, что к лацкану пиджака был прикреплен какой-то значок с изображением серебряного цветка.
— Весьма печально будет, если я попрошу вас о чем-то, о какой-нибудь маленькой материальной услуге, — сказал Петр Петрович и опять поправил лацкан.
— Очень, очень интересно, — сказал Мирный и опустился напротив Петра Петровича на полку. — Все вон отсюда! — прибавил он, не меняя направления своего взгляда. — Все вон!
Подросток, даже не поднимаясь на ноги, выгнулся мостиком. Следующим почти акробатическим движением он с сопением выбросился в коридор. Его будто тихо сдуло. Но Лида, желая задержаться в купе, продолжала изображать идиотку, парализованную страхом. Она заметила блестящий значок на пиджаке Петра Петровича. От одного вида этого значка бандит переменился в лице. Ей хотелось понять, в чем тут дело. Она расстегнула манжеты на кофточке и сняла ее, завела руки за спину и, все так же сохраняя неподвижное выражение лица, расстегнула на себе бюстгальтер.
— Выйди вон, сучка! — гаркнул Мирный.
Оказавшись в коридоре и увидев перед собою за стеклами все так же разворачивающуюся и несущуюся назад грязно-зеленую ленту, Лида наконец расслабилась. Она вытерла краем желтой занавески глаза. После чего, не долго думая, вырвала эти занавески вместе с металлическим штырем, стянула вниз сперва левую, потом правую и ловко соорудила прикрытие для груди. Когда она затягивала маленький узел, подросток, сидящий на корточках и, высунув язык, наблюдающий восхищенно за процедурой, сказал:
— Ну ты прямо секс-клуб!
— В секс-клубе если одеваются, то не так! — ответила зло, но с неожиданной улыбочкой Лида. — Ты вряд ли поймешь.
14
О серебряной лилии Мирный слышал много, но увидел впервые. За короткий срок в бандитской среде значок стал символом невидимой власти. О тех силах, что стоят за блестящей серебряной брошью, ходили самые невероятные слухи и легенды.
Лилия появилась перед глазами неожиданно и вызвала у громилы острый приступ суеверного страха. Мирный знал: не только продавцы коммерческих ларьков погибают после появления серебряной лилии.
Одним нажатием Мирный умудрился вернуть дверь на место и закрыть ее. Лида уже подняла руку, чтобы постучать, но передумала и отступила обратно к окну.
— Закурить у тебя есть? — спросила у бритого подростка.
— Правильно! Не стоит их беспокоить! — сказал подросток, поднимаясь с корточек. Он оказался почти одного роста с девушкой. — Извините, мадемуазель, не курю. Вредно очень.
«В каком же купе Алешка? — соображала Лида, разглядывая закрытые двери. — Забыла! Выпало из головы. Но кто же мог знать, что так обернется».
Наверное, минут пять она прислушивалась. За дверью в купе раздавались негромкие голоса, настолько негромкие, что слов не разобрать, потом дверь со скрежетом открылась. Мирный вышел как-то задом, пятясь и кланяясь.
— Прошу прощения, что побеспокоили, — обращаясь к невидимому с ее места Петру Петровичу, бубнил верзила. — Прошу прощения… Со всяким, знаете, может случиться…