Бой на шоссе
1
Нападение на вагон перепутало все расписание, и утренний на Москву, который должен был прийти в восемь двадцать и на который у Маргариты чудом оказался билет, запаздывал. Стоянка поезда была здесь две минуты, и ожидающие не могли даже вернуться в помещение вокзала. Было уже совсем светло. Алексей и Лида также стояли на платформе. Они покинули отделение милиции вместе с Маргаритой и хотели убедиться, что она без приключений сядет в свой поезд.
— Он был третьим! — вдруг прерывая тягостное молчание, всхлипнула Маргарита.
— Кто? — спросила Лида.
— Милиционер… — Маргарита достала из сумочки платочек и высморкалась. — Вчера у меня был только один мужчина. А сегодня их у меня было уже трое!
Подошел поезд. Громко прозвучало по станции радио:
— Стоянка скорого «Симферополь — Москва», прибывающего на второй путь, сокращена. Стоянка одна минута.
Маргарита вошла в вагон. Поезд почти сразу тронулся, но Лида успела увидеть сквозь зеленоватое стекло купе несчастное женское лицо. Она пыталась припомнить что-то важное, что-то задевшее, еще в милиции, какое-то слово или фразу, но не могла. Фраза ускользала.
— Куда мы теперь? — Она шла рядом с Алексеем и смотрела себе под ноги. — Очень хочется спать. У тебя есть идеи, где перекантоваться?
— Большой кожаный диван тебя устроит?
— Вполне!
— Тогда пошли. — Алексей изучал табличку с названием улицы. — Кажется, диван недалеко. Правда, здесь все недалеко.
— А у кого этот большой кожаный диван стоит? — с трудом поспевая за ним, спрашивала Лида.
Алексей шел легко, быстро, будто и не провел безумной ночи без сна.
— Думаю, в кабинете директора есть кожаный большой диван.
— А где кабинет? Кстати, если ты такой богатый, — она задыхалась от быстрого шага, — может быть, ты мне билет до Москвы купишь?
Увлекаемая своим неутомимым спутником, Лида вдруг заметила, что давно уже остались позади последние дома, а Алексей ведет ее вдоль высокого бетонного забора с колючкой поверху.
— Это тюрьма? — спросила девушка и остановилась.
— Любая русская провинция немного похожа на тюрьму! — отозвался Алексей. — Это завод. Ребята арендовали здесь пару цехов. Меня попросили отладить их компьютерную сеть. Химики, они в электронике ни черта не понимают.
— Значит, это и есть твоя работа? — останавливаясь, спросила Лида. — Ты сюда и направлялся?
— Сюда! — Он повернулся. — Ну, ты идешь?
Больше она не стала возражать. Какая разница, где этот кабинет директора? Сейчас бы только на что-нибудь голову положить и глаза сомкнуть.
Большие зеленые ворота были закрыты, и судя по грязи, скопившейся перед ними, они давно уже и не открывались. Асфальт залеплен подсыхающей на солнышке после ночного дождя глиной. В глине не было никаких отпечатков шин.
— Твой диван там? — спросила устало Лида и неуверенно показала рукой на ворота.
— Там!
Не обнаружив калитки, Алексей постучал носком ботинка в железную воротину. От ударов жестяная красная звезда, плохо приклепанная к воротине, задрожала. Лиде даже показалось, что звезда сейчас соскользнет по зеленой краске, но, тряхнув головой, она отогнала сон.
Стучать пришлось долго, Алексей уже хотел идти дальше вдоль этого забора и поискать какую-нибудь дыру, но ворота скрипнули, чуть-чуть отъехали в сторону, и в образовавшейся щели появилась патлатая рыжая голова.
— Лютик! — сказал Алексей. — Давно не виделись!
— Проходная, между прочим, с другой стороны! — сказал рыжий и сделал знак рукой. — Пролезайте сюда, ворота электрические, дальше все равно не отодвинутся!
Когда вслед за Алексеем Лида протиснулась между металлическими створками, Лютик сунул ей в руки что-то белое и мягкое.
— Знакомься, это Лютик, он у нас гений технологической цепочки. Мы с ним на параллельных курсах учились.
— Наденьте халат, пожалуйста, — попросил Лютик. — Иначе могут быть неприятности!
Пространство, открывшееся за бетонным забором, поразило Лиду. Оно было запущенно и огромно. Все кругом перерыто, асфальтовые дорожки вспороты. Криво стояли под солнцем какие-то огромные неряшливые чаны, полные дождевой воды. Под ноги попадались то куски оплавленной стекловидной массы, то драные, также пропитанные водой огромные брезентовые мешки. Там, где нога проваливалась вдруг в почву, оставался след, и след этот был неприятно белесым. Ближайшее здание — кубическая махина, имеющая только два небольших окошка под самой крышей — отстояло от ворот метров на сто, и следуя за Лютиком, одетым в белый халат и белые кроссовки, Лида успела оцарапать ногу какой-то ржавой проволокой.
— Это действительно военный завод? — спросила она, когда их провожатый, воткнув длинный ключ, отпирал дверь.
— А ты думала, я пошутил?
— Наш собственный военный завод, — сказал рыжий Лютик, проходя первым. — «Почтовый ящик 300-67». Раньше здесь биологическое оружие делали, а когда Миша Горбачев конвенцию подмахнул, перестали делать. Осторожнее, пожалуйста, здесь ступеньки!
При свете слабых электрических лампочек они поднимались вверх по лестнице. Везде здесь царило запустение. На площадках — мусор, окурки, тряпки, ржавая пыль. В распахнутых дверях огромных цехов — неприятная темнота, оттуда, из темноты, несло чем-то едким.
— Предприятие закрыли два года назад, — объяснял рыжий. — Всех рабочих уволили, только охрана осталась. Конечно, они разрешили нам по договору работать. Хоть какие-то деньги. Правда, я не знаю, кому в карман эти деньги попадают. Мы наличными платим!
— Много зарабатываете? — спросила Лида.
— И не только зарабатываем. — Лютик поскреб пятерней голову. — Вообще-то мы организовали здесь неплохую лабораторию…
— Наукой они здесь занимаются, — пояснил Алексей. — Когда в университете их тему закрыли и прекратили финансирование, они сюда перебрались, за свой счет все построили. Охота пуще неволи, они больше тратят, чем зарабатывают. На чистую науку, сама понимаешь, никаких денег не хватит.
— Мне всегда казалось, что на чистую науку нужно очень много денег! — сказала Лида.
— Много! — Рыжая голова Лютика часто покивала. — Пришлось организовать производство. Кое-что делаем для, так сказать, отечественных химзаводов по договорам, кое-что для фармакологов… Но от них хрен деньги за работу получишь… Кое-что на Запад продаем…
На пятой по счету площадке не оказалось очередного пустого цеха, а за красивой дверью с изящной табличкой «Администрация» потянулись так же плохо освещенные, но уже не выкрашенные зеленой краской, а обшитые деревом широкие просторные коридоры. На ковре под ногами здесь попадалась только бумага, неиспользованные заводские бланки. В одном месте Лида заметила разбитый, вероятно, в сердцах о стену телефонный аппарат и рассыпанные по темному ковровому покрытию скрепки и кнопки.
— Ты все еще хочешь спать? — спросил Алексей. Лида кивнула. Алексей повернулся к рыжему: — Мне помнится, в кабинете директора был вполне приличный кожаный диван?
— А ты разве был у нас раньше? — удивился рыжий.
Они вошли в кабинет. Окно кабинета выходило во двор. Здесь был нормальный воздух, если только, может быть, немножко спертый, стоял невероятных размеров шикарный письменный стол, был холодильник, сейф, и здесь действительно нашелся диван — огромный кожаный монстр с архаически вздувающимися коричневыми подушками.
— Телефон работает? — спросил Алексей.
Опустившись на диван, Лида раскинула на спинке руки. Диван был теплым, его прогрело солнце.
— Здесь все работает… — сказал Лютик. — Можно в любую минуту возобновить выпуск бактериологического оружия.
— Компьютер ваш где? — спросил Алексей.
— Там! — Лютик показал на одну из дверей. — Военные все вывезли, конечно. Все, что можно на рынке толкнуть или себе взять, но здесь уже стоит наше оборудование.
— А подключение к сети? — быстро спросил Алексей, и Лида ощутила в его голосе совсем незнакомую жесткую нотку.
Она закрыла глаза. На веках лежало солнце, сон постепенно овладевал Лидой, только звучали отдаленные веселые мальчишеские голоса и шаги.
«Нужно будет у него обязательно про эту брошку спросить, — уже отключаясь, подумала она. — Нужно спросить!..»
2
Сон налетел темной волной и растаял, на глазах снова лежало солнце. Она так и проспала несколько часов, раскинув в стороны руки по кожаной спинке дивана.
Проснувшись, Лида вспомнила все происшедшее до мельчайшей детальки: нападение на поезд, упущенный единственный билет до Москвы, несчастную Маргариту, драку в ресторане, отделение милиции, она вспомнила даже собственную последнюю мысль.
«Откуда брошка с изображением лилии взялась в отделении милиции? Это как раз понятно, ее отобрали у задержанного бандита. — Лида пробовала припомнить лицо бандита, и ей это почти удалось. — Он, вероятно, ограбил Петра Петровича. Один бандит панически испугался, когда Петр Петрович показал ему лилию, а другой, напротив, постарался ею завладеть. Алексей тоже как-то связан с брошкой. — Лида восстановила свой разговор с Алексеем в тамбуре поезда еще до нападения и другой разговор, произошедший чуть позже в купе. — Конечно, — сообразила она. — Он ничего мне не сказал, сообщил только, что давно по какой-то причине ищет этого человека. Но когда я упомянула о лилии на отвороте пиджака, что-то его, Алешку, задело, что-то он про себя отметил. Дальше, если он взял из пакета деньги, то почему бандиты его не тронули? Он сказал, что торгует интеллектуальной собственностью? Что это за собственность может быть у недоучившегося студента-физика? Или он все-таки окончил свой физтех? — даже не спросила. Так, что еще?»
Не открывая глаз, Лида прислушивалась, но вокруг было тихо, никаких голосов. Только где-то на самой грани слышимости мягко и неровно постукивало что-то. Звук напоминал работу хорошей пишущей машинки.
«В отделении милиции он будто сам напрашивался на мордобой. Что он говорил следователю, нес какую-то полную чушь, какой-то бред, лилия… бесплатно посидеть в ресторане…»
Она опять прислушивалась. Предполагаемая пишущая машинка замолкла, и вдруг что-то запищало, зазвенело с той стороны, откуда перед тем приходил стук по клавишам. Лида поднялась с дивана. Кабинет заливало яркое сентябрьское солнце. Было душно. Она осмотрелась, зачем-то застегнула воротничок, вышла в коридор. Щелчки по клавишам возобновились. Очень медленным шагом девушка прошла вдоль ряда лакированных запертых дверей, из некоторых замков торчали наружу ключи, остановилась перед той дверью, из-за которой раздавался шум. Постучала.
— Да не заперто!.. — вздохнул в ответ женский голос. — Входите!
В небольшой комнате, в отличие от директорского кабинета лишенной окна, спиной к двери сидела за столом женщина в черном платье. Даже низкое кресло не могло скрыть ее роста. Лида прикинула: метр девяносто, никак не меньше, баскетболистка. Пальцы женщины бегали по белым клавишам небольшого персонального компьютера, на экране вспыхивали и исчезали разноцветные полосочки цифр. Туфля на высоком каблуке отбивала ритм в такт работе пальцев.
— Подождите минуту, я сейчас закончу! — попросила она, не поворачивая головы. — Осталось два файла переписать!
Лида присела в кресло слева от стола. Через минуту женщина закончила свою работу и повернулась.
— Марина, — протягивая длинную ладонь, представилась она. — Вы, насколько я понимаю, Лида? Вас Алексей привез? — У нее были пронзительные ярко-синие глаза. Она весело подмигнула. — Интересный парень, правда?
— Где он, кстати?
Рука Марины оказалась какой-то неестественно мягкой и одновременно гибкой.
— Ребята внизу, в лаборатории, — сказала она. — Хотите, чтобы я вас проводила?
Лампочки на лестнице совсем ослабли, видимо, что-то происходило с напряжением в сети. Кроме того, что свет был тусклым, лампочки еще и сильно мигали. Спускаясь вслед за Мариной и глядя себе под ноги — здесь легко было зацепиться и упасть, — Лида больше ни о чем не думала. Было понятно: сейчас все должно разъясниться, сейчас она получит ответы на все свои вопросы.
Лаборатория располагалась в цехе первого этажа. В отличие от других цехов, металлические створки были плотно сомкнуты, и это была, не считая наружных ворот со звездой, первая запертая дверь. Марина надавила кнопку звонка, створки со щелчком разошлись, и Лида вошла в цех. Шагнув в остро пахнущую полутьму, она опять уловила щелчки клавиш. Здесь тоже кто-то работал на компьютере. Девушки прошли по залу между каких-то холодных агрегатов, пыли здесь не было, пол тщательно вымыт. Здесь недавно еще работали.
«Неужели студенты способны за свой счет арендовать вот такие лабораторные помещения? — быстро соображала Лида. — Что они здесь делают, на территории военного комплекса — завода, еще недавно выпускавшего биологическое оружие? Что такого ценного может изготовить группа студентов на этом оборудовании? Рыжий говорил, кажется, что-то связанное с фармакологией?»
Алексей сидел в самой глубине зала, склонившись к большому экрану. На мониторе высветились сразу несколько столбиков цифр, и Алексей производил с ними какие-то действия, столбики то убавлялись, то вновь вырастали. Рядом с ним стоял незнакомый высокий парень в белом халате.
— Так что искомую сумму мы вряд ли сможем получить раньше чем через два, два с половиной месяца! — сказал Алексей.
— Плохо, — сказал длинный. — За это время, боюсь, нетерпеливые заказчики нас перестреляют.
— Нечего было связываться! — сказал жестко Алексей. — Работали бы на фармакологов, зла бы не знали. Сами виноваты.
Марина подошла к длинному и что-то сказала ему шепотом. Они были почти одного роста.
— Самогон, что ли, здесь гоните в промышленном масштабе? — спросила нарочно громко Лида. И эхо разнесло ее голос под высоким потолком.
— В промышленном, в промышленном, — Алексей повернулся вместе с креслом. Почему-то она ожидала увидеть его расстроенное лицо, но лицо Алексея хранило обычное выражение. — Но не самогон. — Он, не глядя, щелкнул какой-то клавишей, на экране появилась очередная колонка цифр. — Не самогон… Денег им, видите ли, на научные изыскания не хватает. Наркотики продают…
— Зачем ты водишь сюда лишних людей? — недовольным голосом спросил длинный. — Мы же, кажется, договорились!
— Я могу уйти! — сказала Лида.
— Нет, погоди! — Алексей поднялся из кресла и, взяв Лиду за плечи, осторожно усадил ее на свое место. — Слушай, малыш, ты ведь ехала в этом проклятом вагоне. Может быть, ты что-то видела? Я что-то упустил, а ты что-то видела?.. Попробуй припомнить! Любая подозрительная деталь может быть интересна, любая мелочь!
— Сначала ты объяснишь, что здесь происходит!
Лиде не понравилось ни то, что он говорил, ни то, как он это говорил. Этот с виду маленький, щупленький мальчик, которого сто лет назад она лишила невинности, вызывал в ней уже легкое отвращение.
Алексей вопросительно посмотрел на длинного. Тот кивнул.
— Чего скрывать. Ты уже и так все рассказал.
— Я так поняла, вы арендовали завод и наладили производство химических наркотиков? — обращаясь к длинному, спросила Лида.
— Не совсем так, — возразил Алексей. — Они, в общем, честные ребята. — Голос его содержал издевательские нотки. — Они чистой наукой занимаются, эксперименты ставят, поддерживают переписку с ведущими химическими лабораториями во всем мире, Нобелевской премии жаждут, но вот только денег им немного не хватает. Взяли заказ на партию искусственного героина, выполнили, заработали и, как порядочные люди, поставили точку. Вроде один раз можно ради науки. Но они-то точку поставили, а заказчики нет. Заказчик требует продолжения банкета.
— И какой же выход? — перебила его Лида.
— Одно из двух: либо изготовить еще одну партию и сменить точку. Либо откупиться деньгами… Но видишь, — Алексей взглядом указал на экран монитора, — необходимой суммы ни я, ни они набрать в нужные сроки не можем.
— Значит, нужно сделать героин?
— Поздно, — отозвался длинный. — Мы слишком далеко зашли… Кроме того, для этого также нужно время, а ждать эти сволочи не хотят.
— Юные гении, — ехидно сказал Алексей. — Движители науки. — Он указал на длинного: — Паша Новиков — отличный химик, без пяти минут лауреат премии Крамера. Наивный, как ребенок. Второй год предлагаю им свою материальную помощь, и второй год эти гордецы отказываются. Видишь, — он опять показал на экран, — теперь возникла реальная угроза их жизни. Перестреляют же, как кроликов, из-за ерунды!
— Я все поняла, — сказала Лида жестко. — Пожалуйста, сформулируй поточнее, что я должна вспомнить?
Длинный сложил на груди руки, лицо его покрылось красными пятнами, вероятно невротического характера.
— Может быть, действительно, — сказал он. — Может быть, вы что-нибудь вспомните.
— Я не понимаю, — сказала Лида. — Если речь идет о пакетике с героином, то, кажется, его проводник в унитаз спустил.
В разговоре образовалась неприятная пауза. Длинный Паша глянул на Алексея и неуверенно предложил:
— Скажи ей.
Лида повернулась к Алексею.
— Я предполагаю, что кроме героина в том же вагоне провозили очень сильный химический наркотик. Но это только предположение. Доказательств у меня нет. — Он взял Лиду за руку. — Этот химический препарат должен был находиться в том купе, где ты ехала!
— И вы хотите найти его и отдать взамен героина? — спросила Лида, выдергивая свои пальцы из руки Алексея.
— Если найдем.
— Как выглядит этот препарат?
— Химическое соединение объемом кубиков пятьдесят-шестьдесят. Это может быть ампула… Но этот препарат можно растворить в чем угодно, в любой жидкости, и ни одна таможня не заметит. В обычной практике его вводят в апельсины или ананасы. Я думал, он в арбузе. Я специально зашел в твое купе, когда нас освободили, но ты же помнишь, там были только арбузные корки.
Марина, удалившись в другой конец зала, судя по звуку, один за другим открывала какие-то металлические шкафы. Эхо повторяло звякающие одинаковые щелчки. Алексей, склонившись к доске компьютера, пробежал по клавиатуре пальцами. Цифры исчезли с экрана, и на нем вспыхнуло одно большое слово: «ВСПОМНИ».
— Хорошо! — сказала Лида. — Если ты, конечно, обещаешь не называть меня больше малышом. Честное слово, противно. Кое-что я помню. — Оба, и длинный Паша, и Алексей, повернулись к ней. — Я, конечно, точно не знаю, это довольно глупо. Но все равно больше ничего в голову не лезет. На вокзале в Москве я видела, как этот Петр Петрович обменял свой кейс на авоську с арбузами. Да съели его, съели ваш арбуз, я корки потом видела!
— Погоди! Лидка, сколько было арбузов? — спросил Алексей и вдруг, ухватив Лиду за плечо, резко повернул кресло.
— Два.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Второй остался лежать под полкой. Когда мы уходили из вагона, он был все еще там, совершенно целенький.
— Значит, существует вероятность, что препарат все еще находится в вагоне, — сказал Алексей. — Оставленный арбуз могли не тронуть. И если его не сожрали менты, вряд ли кому-то из них пришло в голову приобщить арбуз к делу о наркотиках в виде вещественного доказательства. Если его не унесла уборщица…
— Если арбуз кто-нибудь не прихватил с собой, просто так, хотел освежиться после драки… — язвительно продолжил за него длинный директор. — Если вообще этот вагон не катится себе, набитый пассажирами, дальше на юг…
3
В цехе происходило какое-то движение. Шаги, негромкие голоса, шипение вытекающего газа. Запахло чем-то кислым. В отдалении с лязгом прикрыли железную дверь.
— Отсрочка возможна? — не отрываясь от клавиатуры компьютера, спросил Алексей.
— Нет, — сказал длинный Паша. — Они почему-то уверены, что наркотики здесь, на заводе. Обещали, если мы не продадим им следующую партию товара, всех перестреляют. Конкурентов боятся. Думают, что мы крутим, что нас другие купили. Для них наши действия нелогичны, они в них поверить не могут, у них в голове не укладывается. Другой мир, другая логика.
— А если попробовать потянуть время?
— Бесполезно, потянули уже… Они нам не доверяют.
— Может, все-таки сделаем еще партию?
— Нет сырья. Да и времени тоже нет.
— Ну и вляпались же вы, — сказал Алексей.
— А сколько нужно денег? — спросила Лида.
— Триста тысяч.
— Не слабо! А почему так много-то?
— По-моему, они и не рассчитывают на то, что мы заплатим, они хотят заставить нас работать дальше. Но если бы было чем заплатить, то, может быть, мы хотя бы выиграли время. В общем, деньги были, — Паша вздохнул, — но мы их все ухлопали на оборудование.
— Для производства искусственного героина разве нужно такое дорогое оборудование?
— Да для себя, для себя… — вдруг взорвался Паша. — Для работы. Нам нужно было оборудование для наших экспериментов. Героин в производстве стоит, считай, три копейки литр. Было бы сырье. Нам одной проданной партии хватило. — Он не загибал пальцы, но говорил все громче и громче. — Первое — оборудоваться, приборы купили, второе — за полгода вперед аренда, третье — оплатить всю патентную документацию!..
— Хорошая была у вас партия! — сказал Алексей. — Теперь, по крайней мере, понятно, чего они к вам привязались! Я на их месте поступил бы точно так же!
Паша больными глазами уставился на Алексея:
— Скажи, зачем тебе вся эта головная боль? — зло спросил он. — Тебе-то что, это наши проблемы. Уезжай. Возьми свою девушку и уезжай. Здесь, вероятно, скоро будет очень жарко.
В глубине зала хлопнула нервно дверь, прошелестели быстрые шаги, и к ним подошел незнакомый Лиде молодой человек в белом халате.
— Паша, они звонят, возьмешь трубку?
— Да. Переключи на этот аппарат.
Подвинув ногой большой телефонный аппарат, Паша поиграл пальцами по теплому пластику. Аппарат вздрогнул, но не успел прозвонить, Паша снял трубку.
— Да, я. Нет, мы не… Машину присылать не стоит, мы не готовы. Может быть, через неделю! — Голос его был сухим и казался совершенно спокойным. — Нет, иначе мы не можем. Трудности с технологической цепочкой. Нет, деньги мы сегодня тоже вернуть не можем, они вложены… Минуту! — Он с удивлением взял из руки Алексея пачку долларовых банкнот. — Сегодня мы могли бы… — Он зажал трубку и спросил шепотом: — Сколько здесь?
— Шестьдесят! — так же шепотом отозвался Алексей.
— Шестьдесят тысяч, — сказал Паша в трубку. — Остальное немного позже, вас устроит?
По изменившемуся выражению лица можно было догадаться, что ему ответили. Алексей вынул авторучку и быстро записал вспыхнувшие на определителе цифры номера. Когда Паша повесил трубку, он объяснил:
— Сейчас попробуем прослушать их через сеть! По крайней мере, будем знать, что они решили.
4
Из двух небольших белых колонок-усилителей шел волною визг и гам, наверное, сразу десятка телефонных разговоров. Алексей осторожно выводил какую-то линию на экране. Белая линия ломалась, становилась вдруг красной, вспыхивала табличка «ЭРРОР», и работа начиналась сначала.
— Вообще почему так случилось, что от них не хотят отвязаться? — заглядывая через плечо Алексея, спрашивала Лида. — Я понимаю, большая партия, маленькая оптовая цена. Но если уже сказано твердое «нет»… какой смысл все эти угрозы имеют? При чем тут деньги?
— Мы для мафии золотое дно, — объяснил Паша. — Курица с золотыми яйцами. — Белая линия прошла до конца, вспыхнули на экране цифры нужного номера. — Я уверен, они уже половину Средней Азии этой дрянью завалили. Раньше им сам покупатель сырье поставлял. А теперь наркотики возникли будто ниоткуда. Деньги здесь вообще-то ни при чем, здесь только два варианта: либо курочка продолжает нести золотые яички, либо ее придется зарезать.
— Но зачем, это же нелогично?
— Более чем логично. Они как рассуждают: если не нам, то кому? Они не верят, что выпуск наркотиков просто прекращен по морально-этическим соображениям, у них другой вид логики, они уверены, что товар просто перепродается еще кому-то. А при таких объемах лучше уничтожить производителя, чем допустить перенасыщение рынка конкурентами. Они не могут позволить себе, чтобы товар пошел мимо, транзитом!..
Динамик неприятно запищал, и из него послышался длинный телефонный гудок. Гудок оборвался, сняли трубку, и голос с южным акцентом сказал:
— Вахтанг, включи защиту!
Щелчок — и вместо речи из динамика, как колотые орехи из большой сумки, посыпались быстрые звуки, никак не напоминающие человеческий голос.
— Частотный инвертор? — появляясь за спиной Алексея, спросил еще не знакомый Лиде молодой парень в белом халате.
— Даже не скриммер, — не оборачиваясь, отозвался Алексей.
Включив запись, он быстро подбирал на клавиатуре соответствующие коды. Было понятно, что возникшие сложности так легко не обойти.
— Вокскодер, — сказал он и глянул на Лиду. — Ты видела, чтобы в России пользовались вокскодерами?
— Я вообще таких слов не знаю, — сказала она.
— Современные средства защиты от прослушивания разговоров. Их рекламируют вовсю, и богатые граждане охотно раскупают, но неумело пользуются. Очень модные примочки.
— Расшифровать можно? — спросил студент в халате.
— Машина не потянет, боюсь, — вздохнул Алексей. — Впрочем, вокскодер дешевенький, можно попробовать!
Прошло не более пятнадцати минут, а Алексею уже удалось справиться с расшифровкой. Он торжественно поманил Пашу пальцем и, щелкнув клавишей, запустил полностью раскодированную запись. Пропали только несколько первых слов.
— Давай их кончать, Вахтанг, — загудел из динамика голос с акцентом. — Деньги никакие, тьфу. Но если мы их не потрогаем, кто нас уважать будет? Кто с нами работать будет? У меня здесь человек восемь. Если скажешь, я их завод с асфальтом сровняю.
— Погоди! — отозвался другой голос с акцентом. — Ты прав, Жора, но если они дадут товар. Лучше товар. Нас ждут, не забудь об этом… Если не будет поставки, потеряем рынок. Потряси студентов. Не убивай, заставь их работать. Это важнее! Пугни, но не убивай, по крайней мере всех.
Паша слушал молча, он даже не присел, стоял, держась рукой за спинку кресла, и лицо его казалось очень напряженным.
— Слышал? — выключая запись, спросил Алексей.
Паша отпустил спинку кресла и потер нервно ладони, вероятно, это было его привычкой в минуты сильного возбуждения.
— Я так понял, можно попробовать задурить им голову. Если мы сейчас твердо пообещаем им изготовить партию, скажем, в течение недели, то все, может, еще и обойдется? — сказал Паша. — За неделю мы успеем переправить куда-нибудь оборудование и откажемся от аренды…
Он вопросительно посмотрел на Алексея.
— Я не думаю, у меня создалось впечатление, что это только отмазка. Могли бы они и подождать пару дней. Просто вы со своим пролетарским рвением лишнее колесо в их телеге. В любом случае вас попробуют убрать.
— Есть еще вариант, — сказал Паша. — Можно просто быстро всем уйти отсюда. В этом случае мы, конечно, теряем все, что уже наработали, но патенты-то при нас остаются, будет с чего начать на новом месте. — Он с вопросом смотрел на Алексея. — Как ты считаешь, а если нам всем просто бежать?
— Найдут! — сказал Алексей. — От них не спрячешься.
— Конечно… — Паша опять потер ладонь о ладонь так, будто сильно замерз. — И работу жалко бросать. И нас найдут, и аппаратуру они перекалечат. Мы с Лютиком такую штуку здесь смонтировали, не поверишь!..
— Я в курсе, чем вы здесь занимаетесь, кроме изготовления героина, — сказал Алексей. — Но лично я считаю, что чистая наука значительно опаснее для человечества, чем даже самые изощренные наркотики.
5
Паутинка, чуть-чуть тлеющая за большим стеклом цехового прожектора, постепенно накалялась, она покраснела, и красный цвет ее с краев постепенно переходил в сверкающую белизну. Лютик прикрыл ладонью глаза, прожектор наполнил цех светом, зажужжали какие-то краны, мощно зашипели подключенные газовые трубки.
— Дали все-таки электричество, бюрократы, — сказал он и засунул в карман халата авторучку, которой перед тем, напрягая глаза, переписывал в блокнотик показания полуослепших приборов. Блокнотик он сунул в карман. — Не зря я с ними скандалил!
В синих глазах Марины блеснула ухмылка.
— Ты ведь у нас ничего зря не делаешь?
Они стояли рядом, скрытые от глаз остальных зачехленной в брезент производственной махиной, и Лютик позволил себе осторожно прикоснуться к руке Марины. Со стороны они выглядели комично, он знал это. Опасаясь пройти с этой девушкой, которая на две головы выше его, по улице, Лютик привел ее сюда, в цех. Он добился даже того, чтобы Марину включили в список при разделе премии, ей теперь полагалось два процента, и все это лишь для того, чтобы иногда вот так можно было, на одну секунду оказавшись рядом, ощутить ее дыхание, заглянуть в издевающиеся синие глаза, прикоснуться к руке.
— Гений ты наш! — сказала Марина, поворачивая один из кранов. — Что бы мы без тебя делали?
В голосе ее также была ирония. Стрелочка на манометре колыхнулась. Давление росло.
— Все равно придется консервировать процесс, — сказал Лютик.
— По-моему, у них проблемы, — Марина показала глазами через зал, где у компьютера стояли длинный директор и этот длинноволосый, утром приехавший из Москвы. Длинноволосого звали Алексей, а его подругу Лида, больше Марине узнать ничего не удалось, и это немного раздражало. Девушка поворачивалась в кресле. Длинноволосый, склоняясь к компьютеру, долго рассказывал что-то, но на таком расстоянии за общим шумом слов было не разобрать.
Марина глянула на манометр, одна из стрелочек пошла вправо. Давление увеличивалось. Лютик тоскливо поморщился и нажатием рубильника прекратил процесс.
— Все! — сказал он устало. — Можно пойти немного поспать.
В противоположном конце зала открылась дверь, и на пороге возникла фигура в белом халате.
— Элли, давай к нам, — замахал руками длинный директор. — Знакомьтесь, наш ведущий специалист по белковому синтезу, вы не смотрите, что ножки у нее красивые. Ножки — это архитектурное излишество. Такого специалиста поискать, японцы приглашали, немцы, а она, видите, с нами. Правда, Элли?
— Что у вас тут? — спросила девушка. — Почему давление опускаете?
— Пока все! — сказал Лютик. — Консервируем систему.
— Значит, можно пойти поспать?
— Значит, можно!
— Карасев! — крикнул, поворачиваясь, Паша. — Погоди! Передай всем, чтобы никто с территории не выходил.
— Да знаю я! — лениво послышалось от двери. — Сколько можно повторять? Сидим и ждем все дружно, пока нас перекокают.
Лида взглянула на Алексея.
— К нам это тоже относится?
Алексей склонился к ней и шепнул в ухо так, чтобы никто, кроме нее, не услышал:
— К нам это не относится!
Во дворе Марина, вынужденная все время сбавлять шаг, чтобы не обгонять Лютика, остановилась. Сентябрьское солнце показалось таким жарким, каким оно бывает только, наверное, в разгар августа, воздух быстро прогревался. Марина потянулась. После полутьмы цеха и жесткого электрического света, то угасающего, когда падает напряжение, то вновь режущего по глазам, этот солнечный свет почти расстроил ее. Лютик тоже замер, он задрал рыжую голову, прикрыл глаза маленькой ладошкой, и в сердце Марины что-то даже шевельнулось, такой он был тщедушный, беспомощный, похожий на четырнадцатилетнего мальчика. Не удержавшись, она погладила Лютика по голове, он дернулся, Марина чмокнула его в щеку.
— Пойдем, поспим немножко. Ты уже, по-моему, вторые сутки на ногах.
Лютик покивал.
Оборудованные для отдыха помещения находились метрах в двухстах от основного здания, в бывшем корпусе администрации. Здесь на втором этаже стояли собранные со всего завода диваны. Несколько человек уже спали, двое сидели за письменным столом, на котором стояла бутылка кефира и лежали бутерброды с колбасой. Они лениво обсуждали что-то, голоса у них тоже были совершенно сонные, граненые стаканы в руках дрожали.
— Устали люди… — сказал серьезным голосом Лютик. — А толку никакого. Если мы не сделаем продукт, азербайджанцы нас перестреляют. Глупо!
Он опустился на свой диван и, положив руки на колени, задрал голову, поглядел на Марину.
— Ты тоже поспи… — сказал он. — Нужно отдохнуть, не гордись! — Глаза его сами закрылись. — Пожалуйста, — заваливаясь на чистую наволочку, прошептал он. — Поспи тоже!
Он проснулся от неприятного голоса Паши:
— Лютик, где твоя дамочка?
— Где?
Протирая глаза, он присел на диване, еще ничего не соображая. На столе стояла пустая бутылка из-под кефира и грязные стаканы. Вокруг все спали.
— Ушла она! — сказал зло Паша.
— Куда ушла?
— Ее засекли наружные видеокамеры. Лютик! — Паша тряхнул его с силой за плечи. — Кого ты к нам привел?
— Женщину! — Лютик дернул шеей, он вдруг осознал, что произошло. — Я не знаю… Я видел ее документы. Она аспирантка на нашей кафедре. Я думал…
Оттолкнув Пашу, он вскочил с дивана. Сон пропал. Выбежав во двор, Лютик секунду покрутил головой.
«Если Марина ушла тихо, если она хотела уйти незамеченной, то через центральную проходную ей было никак, — соображал он. — Значит, через вторые ворота… Она, наверное, просто решила проветриться. Трудно женщине взаперти… В чем они ее заподозрили?.. — Он уже бежал через двор, задевая ногами какие-то торчащие проволоки и кучки песка. — Идиоты!..»
— Лютик, погоди! — крикнул за спиной Паша, но тот только рукой махнул.
— Я ее сейчас приведу! Идиоты вы все!..
Протиснувшись в узкую щель чуть-чуть отжатых ворот, он пробежал вдоль бетонного забора и, оказавшись в начале улицы, опять остановился. Нужно было сообразить, куда Марина могла пойти? Почему-то решил, что она пошла просто в магазин, просто купить какой-нибудь еды. Лютик зачесал свои рыжие непослушные волосы пятерней и сказал сам себе:
«Ничего страшного не случилось, все нормально!» — и быстрым шагом пошел в сторону ближайшего магазина.
— Ну чего ты вскочил, дурачок?
Марина стояла прямо перед ним, ее пронзительные синие глаза улыбались.
— Я подумал… Извини…
— Ничего. Нужно купить что-нибудь пожевать. Хочешь есть?
«Идиот! — обругал себя Лютик. — Чего я кинулся?.. Неловко как вышло… Вот дурак!»
— Хочу!
Удар по голове был несильный, он не видел, кто его ударил. Только в последнюю минуту услышал короткий шорох за спиной. Человек вышел из жилого подъезда и сразу ударил. Ощутив тупую боль в затылке и одновременно слабость в ногах, Лютик хотел повернуться. Перед глазами наслоился мрак. Но он еще услышал, и это было хуже удара по голове.
— Спасибо, — сказал рядом, где-то над ним, голос Марины. — Надоел сопляк, сил больше нет.
6
Небольшой, по виду очень тяжелый микроавтобус никак не напоминал привычный глазу Пращука «автозак». Больше он походил на какую-то машину-лабораторию. Но черная «Волга» с двумя длинными торчащими антеннами и зеркальными стеклами места для сомнения не оставляла. Пращук стоял во дворе и, разминая затекшие плечи, курил. Пошли уже вторые сутки без сна, и ему было теперь наплевать даже на ФСК. Пусть делают что хотят, через полчаса он сменится и пойдет домой даже в том случае, если эти пижоны захотят зачем-нибудь подпалить отделение с четырех концов или найдут в конфискованных вещах пластиковую бомбу. Все равно, как только явится смена, он отваливает.
На металлическом белом боку микроавтобуса была какая-то надпись латинскими черными буквами. Латинского алфавита Пращук не знал, поэтому прочесть не смог. «Волга» остановилась, хлопнули дверцы сразу с двух сторон, и из машины вышли четверо. Все четверо в черных штатских костюмах, все четверо при галстуках. Правда, белоснежная рубашка под галстуком верзилы, без единого слова отпихнувшего Пращука, как-то странно топорщилась.
«Низколобая сволочь!.. Сволочь… — подумал лениво Пращук, последовав за прибывшими внутрь отделения и разглядывая коротко стриженный затылок замыкающего. — Бронежилет под пиджак надел, а руку все равно на кобуре держит… Хотя у него кобура-то, наверное, под мышкой… Почему же он там руку держит?»
Дежурный дремал за своим стеклом, положив блестящую голову на сложенные руки. Слышались размеренные шаги внутри одной из камер, храп из другой. Поскольку драка в «Колумбе» обошлась только материальным ущербом и телесными повреждениями, без жертв — только пара сломанных ребер, несколько разбитых носов и один обгоревший со спины солист, — дело не обещало быть особо утомительным. За неделю до разгрома «Колумб» был застрахован, и администрация намеревалась содрать всю сумму убытка с какой-то крупной страховой компании. Вот пусть страховая компания и определяет виновников.
К половине седьмого утра в отделении было не протолкнуться, основную активность проявляли женщины. Частично привезенные на автобусах, частично явившиеся сюда в поисках своих похмельных мужей, они подняли такой гвалт, что Валентин Афиногенович в какой-то момент не выдержал и заперся в своем кабинете.
— Дежурный! — воспользовавшись внутренним телефоном, попросил он. — Гони их всех в шею! Перепиши паспортные данные и гони!
— Понял! Гнать всех в шею! — глухо отозвался дежурный. — Сделаем!
Он успел еще раз полить голову холодной водой, и в глаза ему текло с волос. Капли падали на листы протокола и портили их. Но к моменту приезда группы из ФСК все испорченные листки уже были сложены в папку.
К семи часам утра в отделении стало совсем тихо. Толпа схлынула, остались только задержанные накануне, но они еще дремали, утомленные ночным концертом. Только убийца в отдельной камере, долгое время не проявлявший никакой активности, ходил из угла в угол и болезненно громко сопел.
— Гости! Гости у нас… — осторожно кашлянув, сказал Пращук и постучал тихонечко в дверь кабинета. — Валентин Афиногенович, из ФСК группа. Уже приехала!
Развернутое удостоверение, всунутое под нос дежурному, так перепугало неожиданно разбуженного, уставшего человека, что он не только не смог сразу подняться со стула, он даже не смог ничего членораздельного произнести, только зачем-то, как был — сидя, отдал честь и, дотянувшись второй рукой, схватил и нахлобучил на мокрую голову фуражку.
— Мы забираем гражданина Зуднева, Константина Ашотовича, — сказал оперативник в черном костюме, продемонстрировавший свое удостоверение. В отличие от остальных узколобых, высоченных и широкоплечих парней, он был среднего, даже скорее небольшого роста.
Запел вызов на пульте:
— Милиция! — сказал в микрофон дежурный, почему-то кивая на дверь женской камеры.
— Московский ОМОН беспокоит, майор Красин, — раздалось из микрофона.
— Слушаю вас!
— Неувязочка получилась у нас с железнодорожной милицией. Мы вчера в поезде взяли бандита, так его почему-то к вам отвезли…
— И что? — спросил дежурный, показывая Пращуку, чтобы тот открыл камеру. — Чего вы хотите? Его ФСК к себе берет.
— ФСК, так и Бог с ним, — сказал Красин. — Помощь наша не требуется больше?
— Нет, спасибо. За ним уже приехали!
Не в силах заснуть, так болел у него позвоночник, Коша старался не прислоняться к стене. Даже от минутного соприкосновения с бетонной поверхностью боль усиливалась. Он сидел, подогнув колени и положив на них голову. Когда женский визг и шум в дежурке за дверью утихли, он почти задремал, но, уловив звук моторов, сразу встал и подошел к окну. Из окна невозможно было как следует ничего разглядеть, обзор перекрыл металлический бок автобуса, но из-за автобуса высовывался черный передок «Волги» с номером. Увидев этот номер, Коша сразу все понял. Стараясь привести себя в чувство, он просунул ладонь между решетками, проколол подушечку большого пальца о торчащее грязное стекло, пососал собственную кровь: иногда это помогало. Боль в позвоночнике утихла.
— Где бандит? — спросил за дверью холодный незнакомый голос.
— Который вам нужен? — отозвался голос следователя.
— Ночью вы сообщили, что привезли сюда задержанного рецидивиста.
— Того, что из поезда?
— Точно!
— А вот он, пожалуйста. Забирайте!
— Заберем, не беспокойтесь. Оформляйте документы.
«Почему они не спросили про лилию? — подумал Коша, жадно вылавливающий каждое слово. — Если про цветочек сразу не спросили, значит, эти из другого отдела. Будут меня колоть только по делу нападения на поезд…»
Через щель в двери Коша не мог разглядеть, что взял оперативник у дежурного. Со своего места он мог видеть только мордоворота в дверях.
Через стенку, из отдельной камеры раздался негромкий, но страшный крик убийцы. Тот перестал ходить, он, вероятно, относил слова на свой счет. Коша припал ухом к стене и сказал:
— Чего ты?
— Боюсь! — послышался в ответ плачущий бас.
— Не бойся! — сказал Коша. — Все будет в порядке! Я тебе обещаю, мы с тобой еще выкурим по хорошей «гаване», сидя на хрустальном очке.
— Чего? Чего ты сказал?
— А ну молчать! — рявкнул Пращук. — Разговорились!.. Раскудахтались!
После конца смены нужно было немного размять затекшие мышцы, и, вытащив свою резиновую дубинку, Пращук уже собирался немного поработать, но низколобый детина подвинул милиционера в сторону и сам заглянул в открытую камеру.
— Зуднев Константин Ашотович! — позвал он. — Есть тут такой?
— Есть! — лукавым голосом отозвался Коша. — А что нужно, гражданин начальник?
— Выходите, — сказал низколобый. — Поедем!
Двое оставшихся верзил застряли в дверях, они замерли, расставив ноги на ширину плеч, и в их совершенно неподвижных глазах отражалось зарешеченное, залитое солнцем окно.
— Все в порядке, помощь не требуется, не беспокойтесь! — сказал в микрофон дежурный и выключил связь.
«Сколько же ведомств одним делом занимаются? — подумал он. И к этой вполне естественной мысли сильно уставшего человека сразу присовокупилась другая: — А сколько же дел, которыми вообще никто не занимается?»
Дежурный тряхнул головой, окончательно просыпаясь, и наконец встал со своего стула.
— Нужно расписаться, — сказал он, не глядя в сторону неприятного удостоверения.
— Ключи от наручников? — раздалось в ответ.
Недовольно Пращук вытащил требуемые ключи, подал. С Коши сняли наручники.
Выворачивая шею, Коша пытался рассмотреть, взял ли оперативник пакет с личными вещами. Ему это почти удалось. За стеклом дежурного на сейфе лежали часы и шнурки. Лилии видно не было. Кошу сильно толкнули в спину и вывели из здания милиции.
— А я! — застонал убийца в камере. — А я?..
И этот сыроватый плачущий бас поддержал негромкий жалостный вой женского аквариума.
— Тебя потом! — обещал Пращук. — Потерпи!
В окно он наблюдал за тем, как задние дверцы автобуса-лаборатории открылись и Кошу втолкнули внутрь. Два низколобых мордоворота последовали за ним, остальные двое вернулись в черную «Волгу».
Через минуту и шума моторов умчавшихся машин уже не было слышно.
7
Таблички с названиями улиц, как это часто случалось, поменяли не полностью, и здание городского почтамта, следующее сразу за зданием мэрии, оказалось уже помечено не Ямским проездом, как мэрия, а, несмотря на то что стояло к ней впритык, все еще несло на себе табличку «Улица Ленина, дом 17».
Почта была еще закрыта. Марина смотрела на часы. Те, кого она обещала встретить, опаздывали на восемь минут. Секундной стрелки на ее маленьких золотых часиках не было. Медленно переставляя ноги, она ходила вдоль нижней ступеньки почтамта и старалась не наступать на темные пятна еще не просохшего до конца асфальта. Она услышала шаги за спиной, но не обернулась.
— Вы нам звонили?
— Я звонила, если вы из фирмы «Спектр».
Она повернулась, нарочно погромче стукнула каблуками.
Оказавшийся перед Мариной мужчина в элегантном костюме, таких же изящных ботинках и сером галстуке с любопытством разглядывал ее. С левой стороны пиджак немного вздувался. И во вздутии легко угадывался засунутый в маленькую для него кобуру револьвер.
— Где он? — спросил мужчина.
— В отделении. Пока в простом отделении. Я так поняла, что сегодня его должны забрать в ФСК. Если он вам нужен, стоило бы поспешить.
— Ситуация подходящая, — сказал он, под ее взглядом одергивая пиджак и пытаясь ликвидировать нехорошее вздутие. — Вы покажете нам, надеюсь, где оно, это простое отделение? Наш водитель всегда путается с названиями улиц.
— Покажу! Где ваша машина?
Машин было две. Увидев их стоящими возле здания мэрии, Марина не удержалась, фыркнула в кулак. Одна из машин — потрепанная черная «Волга» с красной надписью «Спектр» на дверце и нелепо приделанной второй, явно бутафорской, антенной — не выдерживала никакой критики, но стоящий рядом с ней большой зеленый «автозак» просто поражал воображение.
— Вы что, хотите изобразить из себя агентов КГБ? — устраиваясь на сиденье рядом с шофером и захлопывая дверцу, спросила Марина.
— Сотрудников ФСК, теперь это так называется.
— Ну, хорошо, пусть это так называется. — Она указала рукой: — Направо, пожалуйста, потом будет еще один поворот направо.
«Волга», постреливая плохо отрегулированным мотором, сделала поворот.
— Позвольте тогда спросить? Я, конечно, понимаю про ваши усы, — Марина покосилась на псевдоантенну, торчащую на передке мчащейся «Волги», — но где вы достали «автозак»?
— Вам очень любопытно?
— Да просто спортивный интерес.
— Машина официально принадлежит фирме. Мы ее у ментов два месяца назад перекупили.
— Понятно. Пожалуйста, еще раз направо и сразу въезжаете в ворота. — Она повернулась к парню в элегантном костюме, сидящему на заднем сиденье: — У вас, надеюсь, документы все подготовлены?
Из поддельного удостоверения, не без помпы проплывшего перед носом Марины, следовало только то, что сделано это удостоверение было в спешке.
— С такой ксивой вам долго не жить, майор Саркисьянц. В левом углу должна стоять маленькая круглая печать, а вовсе не маленькая треугольная, тиснение скошено, и скажите мне, какой дурак заполняет подобные документы синей шариковой авторучкой?
— А какой было нужно?
— Черной. Только черные чернила. «Радуга» не годится, «паркер», в крайнем случае «пеликан». Вы что думаете, менты в этих тонкостях не секут? Разве что выклейка хорошо сделана.
— Выклейка подлинная, — распахивая дверцу, сказал представитель фирмы «Спектр», по документам майор Саркисьянц. — Вы с нами?
— Нет, увы, меня там уже видели. — Марина перебралась на заднее сиденье и там прилегла. — Подожду в машине.
За окошечками камер белели лица задержанных. Окошечек было четыре. В одном выдувалось бледное дрожащее лицо того самого любителя эротики, что разбудил Кошу ночью, в другом, в контраст, дрожало перекошенное страшной похмельной головной болью женское лицо, и слева от него в третьем окошечке сиял почти детский наивный взгляд убийцы трех женщин. Убийца смотрел вовсе не на машины, он смотрел на солнце и плакал. Четвертое окошечко было свеже окрашено и пусто.
— Здрасьте, гражданин начальник! — крикнул бледный алкоголик-эротоман, просовывая нос между прутьями и почти касаясь самым его острым кончиком грязного стекла. — Доброе утро!
После отъезда железного микроавтобуса-лаборатории не прошло еще и десяти минут, и появление во дворе новой черной «Волги» с лишними антеннами сразу насторожило Валентина Афиногеновича. В здание милиции, так же как и в прошлый раз, вошли четверо. Правда, эти четверо не были одинаково одеты и они не были одного роста. Зато Валентин Афиногенович отметил, что у них совершенно одинаковые механические швейцарские наручные часы.
— Майор Саркисьянц, ФСК! — представился вошедший и протянул ладонь для рукопожатия.
— По какому поводу? — спросил в микрофон дежурный.
— Нам сообщили. У вас здесь задержан некто Зуднев, Константин Ашотович… Вчера его сняли с поезда.
— Был такой! — сказал в микрофон дежурный. Но на этот раз микрофон почему-то не усилил его голоса.
— Что значит был? — Майор в элегантном костюме прошел через помещение дежурки и заглянул в окошечко мужской камеры. — Его что, нет здесь?
— Да мы ж его десять минут назад отправили! — сказал Пращук. — К вам и отправили! Была уже машина. Маленькая такая, железная, на лабораторию «Горочиствод» похожа.
Еще толком не сообразив, что происходит, дежурный уже давил на кнопку экстренной связи. Но кнопка эта даже не щелкала.
— Увезли его! — сказал, появляясь в окошечке камеры, бледный алкоголик. — В ФСК!
— Куда его увезли? — Майор в сером костюме резко развернулся и вдруг грозно навис над переволновавшимся дежурным следователем. — Я плохо понял. Повторите, куда его увезли?
— Была машина, — сказал Валентин Афиногенович и непроизвольно прикрыл живот сжатым кулаком, ему почему-то показалось, что сейчас сильно ударят по печени. — Из Москвы… Документы у них…
— А мы, как вы считаете, откуда приехали? Вы отдаете себе отчет, что передали опасного преступника в руки бандитов, скорее всего сообщников?!
— Так они были ненастоящие! — с ужасом в голосе вздохнул милиционер, все последние полчаса проведший в расслабленной позе на скамейке задержанных и только минуту назад окончательно проснувшийся. — Бандиты под КГБ работают!
— А я подумал… Подумал же, что не так тут что-то, не чисто! — сказал Пращук. — Не могут быть органы все поголовно одеты в одинаковые черные костюмы.
— Если подумал, чего ж молчал? — спросил дежурный.
— А чего я буду говорить? Моя смена кончилась еще два часа назад. Считай, что меня тут уже нету!
С трудом оторвав свой судорожно сжатый кулак от живота, Валентин Афиногенович поднял руку и потер этим кулаком лоб.
— А ваши документы, — неуверенно попросил он, — можно мне посмотреть?
— Глупо, — сказал Пращук. — Ты, Финогеныч, в окошко посмотри. «Автозак» нормальный, не «Горочиствод». Две антенны. Ты помнишь, сколько у тех антенн было? Вспомни. Одна у них была, и сверху еще одна!
Пращук поднял вверх и показал напряженный грязный палец. В женской камере раздались истерические рыдания. В дверь ударили быстрые кулачки.
— Тихо! Всем! — сказал Пращук. — Серьезное дело!
Порывшись в кармане своего серого пиджака, сотрудник ФСК вытащил удостоверение и ткнул это удостоверение в побледневшее лицо Валентина Афиногеновича.
— Вы видите, что здесь написано? — спросил он.
— Вижу! — замирающим голосом отозвался тот. — Майор ФСК Никанор Анисович Саркисьянц.
— А то, что здесь шариковой синей авторучкой все заполнено, вас не наводит ни на какие мысли?
— Не наводит…
— Чему вас учат? Запомните, удостоверение может быть заполнено только синей шариковой ручкой. На нем должна стоять вот такая вот маленькая треугольная печать! Какая печать была на тех документах, что вам показали пятнадцать минут назад?
— Круглая.
— А чернила были какие?
— Черные!
— Я думаю, вам лучше самому пустить себе пулю в лоб, — сказал майор Саркисьянц. — На зоне, как вы знаете, вас, ментов, не любят.
Палец дежурного бил и бил по клавише, но лампочки на пульте умерли. Заметив это, Пращук щелкнул выключателем. Лампочка под потолком тоже не загорелась.
— Опять ток отключили! — пожаловался он особисту, застрявшему в дверях. — Ладно бы свет, связь вся вырубается!
8
«На хрена мне такая работа, за такие копейки? — думал Валентин Афиногенович, сидя за столом и сквозь распахнутую дверь своего кабинета наблюдая за суетой, охватившей отделение. — Ведь каждую запятую помню. Какие чернила, какая печать! Так ведь нет больше тех запятых… Все документы сменили… Как теперь сориентируешься, когда и у невиновного человека три паспорта: старый, новый и загран, а у преступника иногда и по дюжине».
Он припомнил, как два месяца назад был задержан один гражданин с ворованным женским паспортом. В паспорте было все учтено: и прописка, и год рождения. Вот только забыли пол изменить, в спешке лепили, и фотографию немного криво приклеили. Когда задержанный понял, в чем соль, то, конечно, прикинулся транссексуалом, стал упирать на свое активно превалирующее женское начало, и сам в свою фантазию так поверил, что пришлось-таки отправить его в дурдом. Припомнив забавный случай, Валентин Афиногенович немножко успокоился и вышел из своего кабинета.
— Уехали? — спросил он, делая короткое приседание.
— Все нормально! — отозвался дежурный. — Хорошо, электричество включили, хоть ненадолго, но как раз хватило. Омоновцы обещали шоссе заблокировать, так что, я думаю, теперь все будет в порядке, отбрыкаемся. Представляешь, вертолет нам предложили в помощь.
— И что мы?
— Мы отказались. Зачем вертолет, когда их уже засекли? По шоссейке в сторону Тулы шпарят. Гаишники сообщили, до двухсот жмут, сволочи. Ясное дело, с такими номерами. Были б у нас такие номера, мы бы тоже… — он крякнул и потянулся, — тоже могли бы!..
В микроавтобусе не было окон. Неярко горела лампочка. Напротив Коши сидели двое верзил с неподвижными лицами. Маленький автомат покачивался между коленями того верзилы, что сидел ближе к двери, второй верзила только расстегнул свой черный пиджак, и из-под пиджака торчала металлическая рукоятка револьвера. Когда машину подбрасывало на выбоинах, эта рукоятка звонко ударялась о накрахмаленную рубашку-бронежилет. Рука на автомате играла с предохранителем, и это также было неприятно.
— Курить хочу! — сказал Коша.
Бессмысленные маленькие глаза посмотрели на него, но твердые губы охранника даже не шевельнулись.
— И где они вас, таких одинаковых, берут? — спросил через некоторое время Коша, растирая и растирая красные кольца на своих освобожденных запястьях. — Или, может быть, вы братья? Может, вы от одной мамки? Если так, тогда понятно. — Он очень хотел расшевелить как-то свою охрану, но это не получалось. Каменные лица оставались каменными, даже желваки на них не шевелились. — А может быть, вы такие получились не случайно, может быть, вы жертвы преступных генетических опытов? Тоже можно предположить. Сколько мировая общественность ни протестует, никак мы не хотим прекратить эти антигуманные эксперименты над человеком. Тяжело вам, ребята, приходится… Я ошибся, наверное? У вас небось и мамки-то никакой не было?.. Разве может живая баба такое родить?
Сквозь металлический кузов вдруг пробился молодой голос, усиленный мегафоном:
— «Волга», номерной знак 0009-МАП, и следующий за ней микроавтобус, прекратите движение! В противном случае будет открыт огонь.
Твердые губы охранников синхронно раздвинулись в улыбках, и Коша догадался, что обе машины бронированные.
— Последнее предупреждение. «Волга» 0009-МАП. Приказываю остановиться! Через десять секунд открываю огонь на поражение!
Загорелась яркая красная лампочка сбоку от Коши, замигала. И голос из невидимого динамика сказал:
— Внимание, дорога перекрыта.
Палец на предохранителе автомата выжидательно замер. Но больше ни в фигурах охранников, ни в их лицах ничего не переменилось.
— Когда наши к власти придут, я попрошу, чтобы вас безболезненно усыпили! — пообещал Коша, прислушиваясь. — Я понял, вы такие неразговорчивые получились просто от отсутствия родительской ласки и от тяжелого недосыпа.
Шоссе шло под уклон. С большого расстояния Марина сквозь трясущееся ветровое стекло «Волги» ясно видела всю картину в целом. Если бы не душераздирающий вопль дежурного, прозвучавший на милицейской частоте и привлекший к этой операции спецподразделение московского ОМОНа, то было почти нереально на разваливающейся, старенькой машине догнать, а тем более атаковать бронированный эскорт.
Группа захвата была та же, что атаковала накануне захваченный бандитами вагон. Всмотревшись, Марина увидела сперва перегораживающие шоссе два грузовика, вероятно привлеченные ОМОНом тут же, на шоссе. За скатом в кювете ожидала, также не милицейская, скорее всего, просто частная потрепанная «Победа». Марина разглядела даже рупор мегафона, но слов на таком расстоянии за шумом двигателя не разобрала.
— Протаранят и дальше поедут, — утирая пот со лба, сказал водитель. — Что им два КамАЗа? Как пылинку с рукава девушки сдуть.
— Ты их недооцениваешь, — возразила Марина. — Остановят, конечно. Вот только, боюсь я, вашего клиента внутри машины в сито превратят, пока мы до них доберемся.
— Хорошо придумали ребята, с фантазией! — наконец разобравшись в происходящем, согласился шофер. — Таланты!
Заслон на дороге был всего лишь для отвода глаз. Настоящий таран омоновцы спланировали совсем иначе. Черной «Волге» с двумя антеннами оставалось до повернутых поперек шоссе грузовиков еще более пятидесяти метров, когда на шоссе выкатилась снизу, видимая Марине, но невидимая водителю «Волги», спрятанная за скатом обочины, беспомощная старенькая «Победа».
При неожиданном лобовом ударе пуленепробиваемое ветровое стекло «Волги» выпало, и два оперативника, вспрыгнув на мятый капот, несколькими точными выстрелами уничтожили сидящих в машине.
— Круто!
— Не тормози, — попросила Марина. — Рано еще.
«Победу» ударом сбросило с дороги, и она бездымно перевернулась в кювет. «Волгу» ФСК развернуло, и при следующем ударе, когда на переднюю машину налетел бронированный микроавтобус, двух омоновцев просто отбросило в разные стороны.
Микроавтобус пошел юзом. Судорожно завизжали тормоза. Внутри погасла лампочка. Вероятно, при ударе повредило проводку. Квадратные лица охранников, только что маячившие перед глазами Коши, провалились в темноту. Он услышал, как револьвер вывалился из кобуры и прыгнул по железному полу. Замкнутое пространство медленно поворачивалось вокруг бандита. От грохота заложило уши, одна из пуль обожгла голень, отрикошетив, наверное, перед тем несколько раз. Перевернувшись, микроавтобус встал на крышу, загорелась лампочка, но еще прежде чем она загорелась, в руке Коши был выпавший у охранника револьвер. Он выстрелил только два раза и в изнеможении присел на корточки. Автомат, зажатый в руках одного из мертвых охранников, был направлен прямо в лоб задержанного, и бандит отодвинул его от себя рукой. Было слышно, как снаружи подкатила еще одна машина.
С любопытством Коша разглядывал убитых им секунду назад двух здоровенных профессионалов. Одному пуля угодила точно в кадык над узлом галстука, в полусантиметре от верхнего края бронежилета, второму просто в лоб. На Кошу смотрели распахнутые бессмысленные глаза.
— Извини, — сказал он. — Не получилось усыпить, но и так вроде не очень больно вышло!
Из подъехавшей потрепанной «Волги» вышел бандит, выдающий себя за майора ФСК Саркисьянца. Сделав несколько быстрых, уверенных шагов, он остановился перед руководящим операцией омоновцем…
— У вас все в порядке? — спросил подошедший.
— Убитых нет!
— Саркисьянц.
— Капитан ФСК?..
— Майор. Благодарю за помощь, очень нужный свидетель.
Краем глаза он следил за Мариной. При помощи двух плечистых омоновцев та вскрывала перевернутый фургон. Тяжелые бронежилеты мешали омоновцам, и двери фургона распахнули не сразу, только с третьей попытки.
Когда дверь наконец отвалилась, послышался дружный хохот. Трудно было удержаться от хохота, увидев Кошу. Он сидел на корточках в темной глубине машины прямо под мигающей лампочкой и более всего напоминал растрепанного, нахохлившегося воробышка на насесте. Слева от Коши лицом вниз лежал охранник, и справа от Коши также лицом вниз лежал охранник.
— Побились ребята, — сказал один из омоновцев. — Нам здесь делать нечего.
Если бы дверцы помогали взламывать другие члены той же группы захвата, то воробышек этот был бы удостоен не смеха, а, может быть, сразу пули. Но помогавшие Марине парни в бронежилетах не видели бандита во время вчерашней атаки.
9
— По машинам! — прогремело в мегафон, и Коша услышал, как, отнеся свой рупор от губ, омоновец сказал уже тихо: — Пусть сами разбираются… Мы свое сделали…
И другой омоновец отозвался:
— Не пачкайся, кагэбэшники сами разберутся! Поехали!
Они даже не стали растаскивать грузовики, перегораживающие дорогу. Две оперативные машины, спрыгнув высокими колесами в кювет, обошли препятствие по полю и через минуту на большой скорости исчезли, мелькнув хорошими номерами на самом гребне круто поднимающегося шоссе. Кроме бандитов на месте боя остались только водители грузовиков и несчастный хозяин искалеченной и теперь догорающей «Победы».
«Волга» с двумя антеннами не загорелась и не перевернулась при ударе, спасла свинцовая плита на дне и несколько особых предохраняющих систем. У нее вылетело только лобовое стекло. Ботинки Коши скользили по мокрому от крови капоту, когда он осторожно взобрался на него.
«Куда-то он ее, наверное, в карман сунул… Пока лбы смотрели, он мою медальку за отвагу куда-то в карман… — соображал Коша, ощупывая один за другим трупы, теперь, к сожалению, невозможно было определить, кто здесь какого роста, костюмы одинаковые, а отличительной приметы никакой не было. — Медальку взял, а шнурки, сволочь, ментам оставил…»
С третьей попытки пальцы, проникшие за тугой отворот пиджака, наткнулись на что-то.
— Ну и все… Извини, друг, но это не твое, я должен забрать! — Коша заглянул в мертвые глаза, вытащил блеснувшую под ярким солнцем вещичку и поморщился. — Ну ты гад! — В его руке была круглая голографическая брошка с изображением Джорджа Вашингтона. — Неужели ты медальку мою, дурак, ментам оставил! Ну ничего, — пообещал он, щелчком отбрасывая брошь. — Мы ее и у ментов заберем!
— Бронежилет понравился? — спросил, заглядывая снаружи, лжемайор. — Тонкая вещь. Вылазь. Нам тоже ехать надо.
— Куда ехать? — спросил Коша.
Осторожно просунув руку за спину трупа и таким образом спрятав ее от глаз Никона, он проверил оружие.
— Ты думаешь, мы тебя так, за красивые глаза вытащили?
— Слушай, Никон, давай по-хорошему! — сказал Коша. Он взобрался на капот, спрыгнул, держа правую руку с револьвером за спиной, и медленно вынес ее, приставил ствол к животу спасителя. — Ты же бухгалтер по образованию, ты считать умеешь. Если я прострелю тебе сейчас желудок — заметь, я не собираюсь тебя убивать, — сколько это будет стоить? В смысле, дальнейшее лечение?
Бандиты, увлеченные грабежом фургона, где они обнаружили кроме бронежилетов еще и рацию, и неплохой боекомплект, были метрах в двадцати сзади и немного сбоку. Они не могли слышать Кошиного негромкого голоса. Они не могли видеть вылезающие из орбит от страха глаза своего босса.
— Его действительно зовут Никон? — спросила Марина. Облокотившись вальяжно на покореженный капот, положила на руки голову и с любопытством наблюдала за разговором.
— Ты-то как здесь?
— Понравился, и вот я здесь! Ты не ответил.
— Бухгалтер. — Коша надавил стволом Никону в живот, и тот рефлекторно, как лягушка под током, вдавился внутрь. — Я плохо понимаю, почему они его прислали? Он должен был куда-то в отпуск уехать. Должен был уехать, а у него из сейфа, понимаешь, командировочные Глобус свистнул. Вот, видишь, и не уехал. Бухгалтер он, в прошлый раз я его в черных нарукавниках и синем халате видел. Он ведомости проверял.
— Наверное, его повысили? — предположила Марина.
— Думаю, да, — согласился Коша. — Если на разборки уже посылают, конечно, повысили. — И спросил, обращаясь к Никону: — Чего вы от меня хотите? — Ствол опять надавил, и живот опять вжался. — Зачем спасали?
Перегораживающие шоссе грузовики наконец со скрежетом разъединились, ветерок приносил лютый мат шоферов и надсадный стук дизелей.
— Партия, конечно, не особо что… — сказал, с трудом выпуская свой живот, Никон. — Не особо… — Элегантный пиджак на нем шевелился и дрожал, как сдираемая кожа. — Но я не могу поехать в Италию. В пакете кроме героина деньги. Я не могу уехать без них! Не могу…
— Не бубни, — попросил Коша. — Толком! Толком говори.
— Я за деньгами. Мне нужен этот пакет! — пробулькал Никон. — Пакет где?
— Пакет взял Глобус! А Глобуса мы убили, — сказал Коша и, поставив револьвер на предохранитель, сунул его себе в карман. — Мы весь вагон обшмонали на ходу. Так что же вы, из-за этой ерунды весь спектакль устроили? Вы что думали: я героин скинул, а доллары у меня в камере с собой?
— Я на тебя зла не держу! — сказал Никон, с трудом переводя дыхание. — Но ты мне мое верни. Героин, между прочим, был чистяк. Четвертый номер.
— Другой не устроит? — спросила Марина.
Никон глянул на девушку зло.
— Может, пакетик в отделении где остался? — с надеждой в голосе предположил Никон. — Или где-нибудь здесь, в машине?
— Дурак ты в черных нарукавниках, — сказал Коша. — Конечно, в отделении, где же еще? В сейфе.
Уже сидя за рулем, Коша повернулся к Марине.
— Ты в «Спектр» позвонила и они сразу приехали? — спросил он, притягивая девушку к себе. — Чем ты их проняла?
Не давая поцеловать себя в губы, немного отводя голову, Марина сказала:
— Дурак-то какой, он, значит, себе в липовом удостоверении настоящее имя записал.
— Никон — это кличка.
Все-таки Коша овладел ее губами.
— Куда мы теперь? — спросила Марина, вырываясь.
— В отделение вернемся, должок нужно вернуть. И вещички мои там застряли. Знаешь, когда ботинки без шнурков, ноги скользят. Шнурки хочу вернуть.
— Значит, никакого героина в сейфе нет?
— Откуда?
Бандиты, наконец оставив микроавтобус в покое, теперь разделись по пояс и натягивали на себя бронежилеты-рубашки. Никон стоял возле «автозака» и смотрел на них горестно.
— Так что вернемся! — сказал Коша, одним нажимом переключая скорость, круто поворачивая руль и обходя сидящего прямо посреди шоссе плачущего хозяина старенькой «Победы».
10
На электронных часах в дежурке было уже десять часов двадцать минут, а из всей смены, которая должна была прийти, появился только один младший сержант. Дежурный крутил телефонный диск. Электричество так и не включили, пульт не работал, ни одной исправной рации в управлении не было уже второй месяц, с тех пор как закрыли единственную в области ремонтную мастерскую. Дежурный попытался связаться хоть с каким-нибудь начальством, но местная городская АТС, пущенная в эксплуатацию еще в пятьдесят первом году, сильно барахлила. В высоких кабинетах никто не отвечал, а обзванивая сменщиков по списку, дежурный узнал, что один из них сломал ногу, а второй простужен.
В двери камер уже устали стучать. Задержанные больше не требовали справедливости, они просто хотели получить положенный по закону завтрак.
— Смотри-ка, вернулись! — сказал стоящий у окна сержант.
— Которые вернулись? — спросил дежурный. — Те, что в «автозаке», или те, что с микроавтобусом?
— С «автозаком»!
— Ну, я же говорил, они настоящие, — сказал Пращук. — А ты еще со мною спорил! — И выглянув через плечо с погоном, вдруг заорал: — Ты что, гадина, делаешь! Назад… Назад подай… Ослеп?
Черная потрепанная «Волга», уже потерявшая одну из своих антенн, вкатилась в ворота отделения, развернулась и крепким ударом отбросила зачехленный брезентом мотоцикл. Мотоцикл с грохотом упал набок.
— Зачем? — спросила Марина.
— А, так, ерунда! Спиной о руль ударился, позвоночник больно ушиб.
«Автозак» тоже вкатился в ворота и, развернувшись, встал, перегораживая всякий проход.
— Ты знаешь, почему пала Бастилия? — проверяя прихваченный из другой черной «Волги» маленький короткоствольный автомат, спросил Коша и сам же ответил: — Бастилия пала из-за жестокости своих нравов. А там, между прочим, даже шнурки не отнимали.
Сидящий рядом с водителем «автозака» Никон повернулся к зарешеченному окну. Бандиты сидели на деревянных скамеечках молча. Один из них все еще ощупывал с удовольствием свою новую рубашку-бронежилет.
— Мы не вмешиваемся, — сказал Никон. — Пусть он сам возьмет. Когда выйдет с пакетом, стреляйте.
— В дамочку тоже стрелять?
— А зачем она тебе? — спросил другой бандит, расстегивая верхнюю белую пуговку красивого бронежилета. — Вернемся в Москву, я тебе такую телку приведу… А хочешь — парочку. Блондинки, массажистки, третий размер, ноги до пупа!
Никон ощутил неприятное покалывание в животе. До сих пор, исключая шикарные заграничные командировки, он занимался преимущественно конторской работой. Впервые участвуя в настоящей разборке, он уже сильно утомился происходящим, и ему очень хотелось, чтобы как-нибудь поскорее все закончилось.
— Стрелять умеешь? — спросил Коша. Марина кивнула. — Пойдешь со мной туда? — Последовал еще один кивок, и Марина, взяв автомат с сиденья, сама распахнула дверцу. — Я тебя сразу угадал, — сказал Коша. — У тебя запах настоящей женщины!
Все табельное оружие в ожидании смены уже было прибрано в сейф, и, наконец сообразив, что происходит что-то неладное, дежурный пытался этот сейф отпереть. Но руки дежурного дрожали, и ключи несколько раз падали на пол. Единственный пистолет, готовый к бою, оказался у того милиционера, что первым заметил возвращение «автозака».
— Стреляй! — поворачивая ключи в замке, прохрипел дежурный. — Не жди их, Коля!
Коша был уже в дверях, когда короткая очередь, выпущенная Мариной из автомата почти в упор, раздробила оконные стекла. Так и не успев вытащить из заклинившей кобуры свой пистолет Макарова, милиционер повалился навзничь. Бабы в камере истошно завыли, в мужской камере стало тихо. Убийца замер было посреди своего помещения и вдруг опять быстро зашаркал из угла в угол.
В отделении помимо задержанных находилось всего пять милиционеров. Валентин Афиногенович ушел домой за пять минут до нападения, и дежурный, распахивая сейф, теперь черной завистью позавидовал везению следователя.
— К стене лицом! Руки за голову, ноги на ширине плеч! — крикнул весело Коша, врываясь в помещение дежурки. — Всем смирно!
Дежурный, уже отворивший тяжелую дверцу, вытащил пистолет и пытался вставить обойму. Очередь пробила тонкий барьер, пули с визгом отлетали от сейфа. Дежурный опустился и обмяк, одна пуля попала ему под правую лопатку, другая прямо в висок. Голова дежурного стукнулась об пол, фуражка соскочила, и стало видно, что волосы у него все еще мокрые.
— На ширине плеч ноги! — сказал Коша, ударом своего ботинка подправляя испуганного Пращука, послушно замершего у стены. — Когда гимнастику утром делаешь, ты как ноги ставишь? Вот так же! Понял?
— Понял, понял!
— Мариночка, постой здесь минутку… Я должен забрать свои вещи.
Оставив замерших милиционеров под присмотром Марины, Коша взломал дверь кабинета следователя и, раскидав папки, вытащил свое дело. Он сложил листки протокола, сложил листок с собственными отпечатками пальцев и сунул все это к себе в карман. Потом вышел обратно в помещение дежурки и, порыскав между сваленными на сейфе пакетами с личными вещами, нашел свой. Вытянул за цепочку часы. Часы показывали десять двадцать. Потом с придыханием вынул из пакета и с размаху сразу налепил себе на грудь брошку — серебряную лилию на черном фоне.
— Уходим? — спросила Марина.
— Погоди!
Коша присел на скамью для задержанных и зашнуровал ботинки, потом, вытащив из кармана Пращука связку ключей, одну за другой открыл все четыре камеры, включая пустую свежевыкрашенную.
— Свобода! — крикнул он. — Выходите, вы свободны! Идите… купите водки, выпейте ее… А ты… — он похлопал по плечу напуганного и смущенного происходящим эротомана, — купи себе в ларьке порнушку, и нечего по отделениям шляться, смену выгадывать. Погоди-ка… — Он повернулся к стоящим у стены с поднятыми руками милиционерам. — Кто из вас вчера ночью девушку насиловал? Ты?
Пращук дико замычал и грохнулся на колени. Коша приставил к его мягкому жирному затылку ствол и надавил спуск. Тело тяжело ударилось о стену. Выстрелом Пращуку снесло половину головы.
— Дурак, ну зачем же ты себе жизнь усложнил? — спросила Марина.
Коша посмотрел на нее нехорошими глазами и зачем-то кивнул.
Сидящий в кабине «автозака» Никон сказал:
— Отменяется. Не стрелять, когда они выйдут. Я передумал, пусть он сначала деньги вернет. Пусть пока дышат.
— И баба тоже пусть живет?
— Пусть!
В глубине двора под брезентом стоял новенький милицейский «газик», и давно приметивший его Коша, выскочив из отделения, побежал вовсе не к покореженной «Волге», а к этому «газику». Марина, в последний раз окинув взглядом разгром в дежурке, последовала за ним. Она с трудом сдерживала подступившую тошноту.
На полу, повернув тело Пращука на спину, сидела похмельная женщина с черным старым лицом и все никак не могла зарыдать. Другие женщины, осторожно вышедшие из камер, столпились рядом.
Заметив, как в дверях отделения нерешительно топчется убийца трех женщин, Коша крикнул:
— Ну, чего смотришь?! Чего застрял, уходи! — Ключи зажигания были в замке, и мотор завелся с полуоборота. — Иди, иди! Дверь открыта! Тебе нужно цветы отнести на могилу тещи, пока тебя еще не расстреляли!