Конец лаборатории
1
Оставив и «автозак» и «Волгу» в тупике, — теперь после нападения на отделение милиции их было просто опасно использовать, — бандиты, рассредоточившись на две небольшие группы, вышли на улицу. Пока Коша, с которого все-таки сняли наручники, ловил такси, Никон, галантно вынув из своего галстука булавку, вручил ее Марине. Зло на него глянув, Марина заколола разорванное платье, но ничего не сказала.
Управление железнодорожной станцией находилось в пяти минутах езды. Унылое серое здание имело четыре этажа. Первый этаж полностью занимал магазин под кривой неоновой вывеской: «ТОВАРЫ ДЛЯ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИКА». Слева от магазина висела табличка: «ДИРЕКЦИЯ СТАНЦИИ. ДИСПЕТЧЕРСКАЯ».
— Нужна твоя ксива! — сказал Коша, распахивая перед Никоном дверь. — А вы здесь подождите, — он сделал знак остальным. — Мы как-нибудь вдвоем. Или я не похож на офицера ФСК? — Он игриво повернулся, показывая себя. — Мариночка, как ты считаешь, я похож?
Хорошее настроение вернулось к Коше, и он был несколько обескуражен тем, что глаза Марины в ответ на его шутку вместо того, чтобы вспыхнуть яростью, вдруг мягко, по-матерински улыбнулись.
«Редкая женщина, такую поискать… — взбегая по ступенькам, застланным вытертыми ковровыми дорожками, и минуя лестничный марш за лестничным маршем, размышлял Коша. — Только вот нужно ясно понять, откуда эта редкая женщина вдруг появилась на моем пути? В отделении она сидела рядышком, паинька, на скамеечке для задержанных. Нужно будет спросить, за что это ее задержали? Но, в общем, понятно, она скажет какую-нибудь ерунду типа: паспорт просрочен. Можно не спрашивать… — Сориентировавшись по табличке на третьем этаже, он, не сбавляя скорости, зашагал по ярко освещенному коридору. — Я один раз попросил, и она позвонила в «Спектр». Эмблему она, конечно, знает, это факт. Она не на меня глаз положила, а на мою лилию. Стреляет она вполне профессионально, кажется, даже с обеих рук, а вот обилие трупов переносит неважно… Нужно разобраться!.. Жаль, они не успели ее изнасиловать, была бы хоть какая-то ясность. Но зато можно это удовольствие оставить для себя…»
Прошествовав гордо мимо очереди и только глянув коротко и властно на секретаршу, Никон первым вошел в кабинет. Он сразу вытащил из кармана свое удостоверение и сунул его под нос миловидной женщине, сидящей за столом.
— И чего вы от меня хотите? — устало спросила она и поправила белую шелковую блузочку на плечах.
— Нина Ивановна, голубчик… — прочитав имя хозяйки кабинета в одной из бумаг, лежащих на столе, и нагло присаживаясь на край стола, сказал Коша. — Вчера была сильная стрельба на путях, вы знаете?
— Бандитская разборка? — неуверенно спросила женщина, подавшись назад.
— Она самая. Нам нужно точно установить: куда вы перегнали после осмотра тот вагончик?
— Не знаю… — Белые плечики поехали вверх. — Откуда мне знать, это не моя компетенция. Может быть, начальник станции вам поможет?.. — Проследив подозрительным взглядом исчезнувшее в кармане Никона удостоверение, она защелкала клавишами селектора. — Николай Петрович, голубчик, тут у меня люди из ФСК, они ищут один отцепленный вагон. Вчера была перестрелка на путях…
— Знаю, знаю… — послышалось недовольно из динамика. — Гони их в шею, Ивановна! Гони!
— Николай Петрович, у меня народу полная приемная, — пожаловалась хозяйка кабинета, она опять недоверчиво глянула на Никона. — Помоги. Они же от меня не отвяжутся так просто!
— Точно! — сказал Коша. — Мы от вас не отвяжемся, пока не скажете, куда вагон засунули.
— Ну, откуда я знаю… — так же недовольно загремело в динамике. — Откуда я знаю, куда его дели? С рейса сняли, сам подписал, пришлось вчера искать замену, сама знаешь, нет у нас свободных вагонов. А куда потом?.. Ладно, пусть подойдут, попробую диспетчеров потрясти.
— Спасибо, Николай Петрович! — Хозяйка кабинета опять поправила кофточку и развела руками: — Все! Вы удовлетворены?
Они уже выходили из кабинета, когда на улице за окном отдаленно громыхнуло. И после паузы посыпались еле слышные на таком расстоянии знакомые звуки, будто горошины застучали быстро по дну кастрюли. Где-то в другой части города стреляли из автоматов. Хозяйка кабинета подошла к окну, выглянула.
— Странно, — сказала она. — На химическом что-то случилось!
За время их отсутствия один из людей Никона успел зайти в ближайший двор и вывести оттуда машину. Белые новенькие «Жигули» стояли прямо напротив витрины магазина, и дверцы их были распахнуты. Марина сидела внутри на заднем сиденье.
— Очень кстати ты! — сказал Никон. — Пешком много не сделаешь в этой жизни! Куда мы, на станцию? — он повернулся к Коше.
— Погоди, — попросил тот, — есть одна симпатичная идея.
Звуки выстрелов не стихали. Сыпали и сыпали короткие автоматные очереди, даже на большом расстоянии можно было уловить противный режущий свист. Но стреляли не только из автоматов, иногда по сухому звуку можно было определить карабин.
2
Коша вынул из кармана куртки лилию, подышал на поверхность, протер. Лилия засверкала.
— Смотрите, сейчас будет фокус!
Почему-то его раздражали звуки отдаленной пальбы. В окошко своего кабинета прямо на Кошу смотрела женщина в белой блузке.
«Сейчас у вас не будет никакой мучительной очереди, — мысленно сказал ей Коша и послал воздушный поцелуй, распахивая дверь магазинчика. — Сейчас вся ваша очередь разбежится».
— Я бы хотел взять у вас вот эту фуражку железнодорожника, — сказал он, изучив с видом знатока товары, лежащие на прилавке. — Мне нравится кокарда.
— Эту?
Девушка-продавщица сняла с полки фуражку.
— Да, симпатичная, правда?
Коша примерил фуражку, осмотрел себя в зеркале со всех сторон.
— Четыре тысячи двести! — сказала девушка, и ручки ее зависли над кассовым аппаратом. — Выбивать?
— Очень хорошая, добротная вещь, — сказал Коша. — Ничуть не жмет. Я в ней похож на настоящего кондуктора. Но выбивать, наверное, все-таки не надо, зачем вам?
— Так вы берете? — раздраженно спросила продавщица.
— Беру! Бесплатно! Вы что, не хотите мне ее подарить? — Коша снял с сожалением фуражку и двумя руками осторожно вложил ее в руки продавщицы. — Нет, серьезно, вы не хотите мне ее подарить? — Он все еще придерживал фуражку. — Ведь я так хорош в ней. Нет, вы жестоки!
Продавщица вырвала фуражку из его рук и положила ее на место, на полку.
— Я бы вам ее подарила, молодой человек! Но, к несчастью, если я вам ее подарю, то стоимость этой фуражки вычтут из моей зарплаты. Вы знаете, какая у меня зарплата?
— У вас зарплата фантастическая! Я знаю! — сказал Коша. — У меня, например, никогда такой не было! — Уже открыв дверь, он повернулся: — Да, а вы видели цветочек? Может быть, вы не обратили внимания?
— Хватит издеваться, молодой человек! — Продавщица готова была уже заплакать. — Уходите лучше по-хорошему, а то я наших грузчиков позову.
Сквозь ветровое стекло Никон видел, как Коша вышел из магазина и сразу вошел в телефонную будку. Но в будке задержался не больше минуты. Отдаленная стрельба не утихала. Коша забрался в машину.
— Поехали? — спросил Никон.
— Погоди… Ты хочешь исправить себе настроение? — Никон покивал. — Ты ведь любишь бесплатный цирк. Сейчас здесь будет небольшое выездное представление бесплатного цирка.
— Акробаты? — поинтересовалась с заднего сиденья Марина.
— Нет, — возразил Коша. — Скорее мастера пиротехники, чародеи и фокусники! А может, боевые искусства? Да мало ли еще что?! Давай только чуть-чуть отъедем. Сейчас будет немножко жарко.
Минут пятнадцать ничего не происходило. Прислушиваясь к отдаленным выстрелам, Никон пытался сообразить, что же этот Коша еще припас из своих штучек, но предпочитал немного подождать, нежели расспрашивать. По тем анекдотам, что рассказывали в «Спектре», шуточки Коши действительно были веселыми и запоминающимися.
— Внимание! — вдруг сказал Коша. — Кажется, представление начинается. Смотрите не пропустите. Спектакль обещает быть шикарным, но предупреждаю, он также обещает быть и очень коротким. Не пропустите своего зрительского счастья, господа.
— Сволочь ты, — буркнула на заднем сиденье Марина, и ее голос не ускользнул от слуха Коши.
— А что будет-то? — поинтересовался также с заднего сиденья один из людей Никона. — На что смотреть надо?
К витрине магазина как раз приблизились два мальчика, оба достаточно оборванные, грязные, они что-то прятали под одеждой. На вид мальчики были лет двенадцати, никак не больше.
— Малолетние факиры! — объявил Коша.
Больше он ничего добавить не успел. Один мальчишка, отступив шага на три, бросил камень в витрину. Большое толстое стекло не разлетелось вдребезги, а только покрылось все тонкой паутиной трещин. В центре паутины получился пролом, и тут же другой мальчишка швырнул в этот пролом гранату.
— Ложись! — крикнул Коша и согнулся пополам. Осколок гранаты неприятно царапнул дверцу машины. Грохот покрыл все остальные звуки. Мотор машины был включен, и Никон надавил педаль газа.
— Я, конечно, могу оценить твой юмор, — сказал он, когда, прорвавшись через дымовую завесу, машина уже выкатила на шоссе. — Но какое отношение весь этот спектакль имеет к нашему делу?
— Да хотел фуражку взять, — сказал Коша. — Такая была красивая, с кокардой. Как я теперь буду на железной дороге без фуражки работать? И, кроме того, я думаю, вся милиция слетится на этот фокус, тогда мы спокойно сможем работать на станции.
3
Опять пошли какие-то перебои с подачей электричества, и лампочки внутри помещения завода то вспыхивали, то почти совсем меркли, обдавая неприятной позванивающей темнотой. Взбегая по ступенькам наверх, Паша зацепился за что-то штаниной, упал и разбил себе губы. Вкус крови — эта жутковатая горечь во рту — почти парализовал директора. Если до сих пор он держался, по своей собственной оценке, неплохо, то тут силы покинули его.
Из распахнутой двери на темную лестницу вырывался острый лучик солнечного света. Внизу около здания опять раздалась автоматная очередь и крик. Заурчал мотор «мерседеса». Начавшаяся по истечении назначенного времени атака имела полный успех. И если бы не Карасев с карабином, наверное, оба «мерседеса» были бы давно во дворе, а против семи убитых студентов-химиков не было бы ни одного убитого азербайджанца. Теперь карабин Карасева замолчал.
Не решившись сразу вернуться в кабинет, Паша вошел в соседнюю комнату и включил компьютер. Одну за другой он вывел на экран монитора изображения с внешних и внутренних видеокамер. Уменьшенные и лишенные цвета, мертвые тела выглядели не так уж и страшно. В первых воротах догорала машина. Пуля, выпущенная из карабина, угодила точно в бак. Рядом с машиной можно было различить два белых вытянутых пятна на земле и одно темное пятно. Бандита убило пулей из все того же карабина. Ребят в первую же секунду порезали из автоматов. Всего он насчитал по территории девять трупов. Семь своих и трое нападавших. Одного раненого бандита отнесли за периметр завода и уложили в машине.
Среди химиков раненых не оказалось.
«Нужно позвонить в милицию… В милицию, — прозвучали в его голове какие-то чужие слова. — Если сейчас позвонить… Они приедут… Они обязательно приедут… Но они приедут только тогда, когда все кончится».
Судя по звуку мотора, третья машина находилась уже во дворе, до слуха долетали обрывки чужой, не русской речи. Опять очередь из автомата и стон. На экране монитора Паша увидел, как распахнулась простреленная насквозь дверь здания дирекции и из нее выпала еще одна белая фигура.
— Тимофеев! — сказал Паша.
Он поднялся из кресла и ударом ладони выключил компьютер. Он просто не мог больше смотреть на экран. Подступила изнутри мучительная тошнота. В кабинете директора громко звонил телефон.
— Кто это? — спросил Паша. Он вошел в кабинет и сразу увидел на полу мертвое тело, сжимающее в руках карабин. Пробитое автоматной очередью стекло. Но все же хватило сил снять трубку звенящего аппарата. — Кто это?
— Это Жора. Послушайте, может быть, договоримся? — Голос с акцентом, казалось, выжигает ухо. — Может быть, вы не будете больше в нас стрелять?
— Разве мы стреляли? — удивился Паша.
— У нас, дорогой, четыре человека убитых. Мы больше не хотим. Сколько вас еще тут?
«Ты хочешь, чтобы я тебе сказал, сколько нас? Рожа гнусная…» — подумал Паша.
Подхватив телефонный аппарат, он выглянул в окно. Действительно, «мерседес» стоял уже во дворе. В окно было видно все значительно лучше, чем на экране монитора.
— Сейчас!.. — сказал он в трубку. Он уже плохо контролировал себя. — Сейчас!..
Жора стоял внизу открыто, и сквозь пробитое стекло можно было разглядеть белую телефонную трубку с антенной в его темной руке.
— Я не слышу! Пропадает связь. Я предлагаю прекратить стрельбу и всем уходить. Я думаю, скоро здесь будет ОМОН.
Но Паша уже осторожно положил телефонную трубку на стол рядом с аппаратом. По одному разжав мертвые пальцы, Паша вытянул карабин из рук Карасева, подошел к окну, приложил к плечу приклад.
Фигура в коричневом костюме с белой телефонной трубкой возле уха была там же, казалось, до нее совсем близко. Казалось, что не попасть просто невозможно. Еще три фигурки с автоматами, похожие на пластмассовых солдатиков, растянулись по двору. Паша положил палец на спуск, совместил прорезь с маленькой мушкой и спокойно, как учил инструктор с военной кафедры, которую Паша вечно прогуливал, задержав дыхание на вдохе, выстрелил.
Наверное, пуля стукнула где-то рядом, коричневая фигурка дернула ножкой, уронила телефонную трубку и, распахнув дверцу машины, скрылась внутри. Паша прикусил соленую губу и еще раз, задержав дыхание, надавил на спуск. Фары «мерседеса» вспыхнули, он резко подал назад, но на этот раз выстрел достиг цели. Даже отсюда, сверху, из окна, было видно, как осыпалось ветровое стекло и как отбросило темную фигуру назад, на сиденье. Похоже, пуля попала в голову.
Грохот автоматов и звон разлетающегося стекла кабинета совсем не напугали Пашу. Он действовал теперь словно во сне, медленно и методично. Проверил обойму, опять приложил приклад к плечу, прицелился. На грохот странным образом наложился с трудом доходящий до сознания писк из телефонной трубки. Двое автоматчиков бежали, пытаясь укрыться за бетонной стеной снаружи, а один, встав на колено и задрав ствол, бил прямо по окну.
Один из бегущих будто оступился. Паша выстрелил, автомат не утих.
Вытерев рукавом пот, моментально заливший лицо, Паша увидел внизу Лютика. Рыжая забинтованная голова мелькнула возле самой машины. Фары все еще горели. Лютик двумя руками сжимал револьвер и целился уже во второго бегущего.
— Да мы стреляем, кажется! — соглашаясь с каким-то несуществующим собеседником, сказал Паша. — И кажется, вполне удачно.
Фигура в темном костюме мелькнула у стены и скрылась из виду. Лютик посмотрел вверх, махнул рукой. Паша хотел закричать, но крика не получилось, только хрип выдавился через его разбитые губы. Лютик качнулся назад. А автоматчик очередью с близкого расстояния ударил его еще раз. Тело Лютика кинуло обратно, и оно, перевалившись через капот машины, соскользнуло на землю.
Несколько раз он целился, несколько раз надавливал осторожно спуск, но попасть в автоматчика Паша уже не мог, пули летели куда-то совсем не туда. Правда, и автоматчик не мог в него попасть. Выпустив еще одну очередь по окну директорского кабинета, он побежал через двор и скрылся под защитой бетонной стены.
Паша стоял посреди кабинета и плакал. Голоса так и не было, он плакал почти беззвучно, опираясь на карабин как на железный неудобный костыль, чтобы не упасть от сильного головокружения. Потом он услышал легкие шаги в коридоре, ясно прозвучавшие среди наступившей тишины. Поднял голову.
Это была Элли, единственная девушка в команде. Халатик на Элли был, как и всегда, чистенький, выглаженный, ни пятнышка, волосы прибраны в пучок на затылке. Только пистолет в ее маленькой ручке выглядел как-то неестественно, кощунственно.
— Уходим, — сказала она и сунула пистолет в карман халата, как могла сунуть в него какой-нибудь небольшой лабораторный прибор. — Никого больше не осталось из группы, только мы с тобой, Паша. Будет глупо, если и нас тоже убьют.
4
В жаркой полутьме подвала, налив до краев стакан, Мирный прислушался к отдаленному треску выстрелов. Он попытался определить, из какой марки оружия бьют. Он поднес стакан к губам, когда совсем уже невдалеке громыхнул взрыв. Наверху в доме посыпались стекла. Мягкой пылью обвалилась с потолка штукатурка. Он выпил под раскатившееся эхо взрыва и сказал:
— Не пойму я что-то, бомбят нас?
Ответ на свой вопрос он получил минут через пятнадцать, когда в подвал спустился возбужденный, улыбающийся маленький Зяма.
— Магазин железнодорожников подзорвали! — крикнул он. — Митька с Лысиком. Митька камень в витрину кинул, а Лысик лимонку туда же.
— Зачем они это? — спросил Мирный.
— Им Кривушин велел. Лысик говорит, позвонил по телефону и велел пойти кинуть гранату в витрину. Если Кривушин чего просит, делать надо сразу. Иначе — обида.
— Надоел мне ваш Кривушин. Пахан не пахан, черт-те чего, зачем вы за ним ходите, не пойму!
— Может, и пахан, — задумался Зяма. — Только он уже старый и больной весь. — Щербатый рот Зямы оскалился. — Из койки не вылезает. Мы думаем, скоро кони двинет. Но пока не двинул еще, надо не обидеть.
— Чем же ему этот магазин помешал? Где живет-то ваш пахан? Знаешь?
— Здесь, на пятом! — палец Зямы показал в потолок.
— Отведи, — попросил Мирный. — Познакомь.
Можно было, конечно, воспользоваться и лифтом, но Мирный хотел подумать немножко. Поднимаясь по лестнице, он пытался представить себе, зачем это старому и больному пахану понадобилось бросать гранату в магазин железнодорожников.
«Может, они процент отказались платить? — соображал он, останавливаясь перед дверью. — Но не так это делается, на кой хрен молодняк-то гробить? Глупо. Глупо и бесполезно».
Дверь открыл Лысик. Мальчик был сильно возбужден и все время порывался еще и еще раз пересказать происшедшее. Курточка на ребенке немного обгорела сбоку, он тушил ее, наверное, валяясь по мокрой грязи. Черные струпья ткани перепачканы желтой подсохшей глиной, а на лбу Лысика красовалась огромная кровоточащая царапина.
— Меня осколком задело… Осколком как чиркнет!.. Я думал, башку пробило, как больно! Потом посмотрел в зеркало — царапинка. — Он поковырял пальчиком свою рану. — Дешево отделался!..
Кривушин лежал на узкой постели посреди комнаты. Когда Мирный вошел, тихо ступая по половичкам, темное лицо на подушке повернулось. В комнате кисло воняло американским растворимым аспирином и табаком, шторы на окнах были приспущены.
— Чего надо? — спросил Кривушин, подтягивая на груди красное ватное одеяло.
— Познакомиться!
— Чего со мной знакомиться?.. — Голова на подушке отвернулась, когда Мирный, поставив стул, присел у кровати. — Я тебе не баба! — Мирный молчал, и Кривушин вынужден был продолжить: — Это ты в подвале на матрасе поселился?
— Временно! — сказал Мирный.
Нащупав рукой тонкое твердое горло Кривушина, он слегка сдавил его. Кривушин захрипел. Пятки ударили судорожно по деревянному краю кровати.
— Ты зачем детей подставил? — спросил Мирный, ослабляя руку. — Если есть причина, скажи!
— Не знаю я… — прохрипел Кривушин, стараясь обеими руками отодрать лапу Мирного от своей шеи. — Сам не знаю. Какая-то сволочь позвонила по телефону моим голосом и приказала взорвать магазин. Не я это!..
— Врешь!
С металлической синей миской в руках Лысик подошел с другой стороны постели. Примостив миску на тумбочке, вынул из нее мокрый платок, отжал, сложил и, приложив на лоб Кривушина, разгладил.
— Оставь его, — попросил он. — Это же я ошибся… Перепутал. Но голос был очень похожий. Похожий, но не такой.
Мирный снял руку с горла Кривушина.
— А какой?
— Да такой же, — сказал Лысик. — Только ты, Кривушин, сказал слово, кашлянул, еще сказал слово, еще кашлянул. А по телефону ты вроде и не кашлял совсем, я еще подумал, выздоравливаешь.
Прихватив из холодильника Кривушина бутылку водки и банку килек в томатном соусе — даже хлеба на загаженной кухне не нашлось, Мирный спустился назад, в подвал. Почему-то внизу отдаленная пальба различалась намного яснее, чем наверху, в доме. На матрасе сидели двое малолеток и шлепали новенькими блестящими картами.
— Кто там войну устроил? — сгоняя мальчишек с матраса и усаживаясь, спросил Мирный. — Кто скажет?
Он поставил на каменную приступочку пустой стакан, вылил в него капли из предыдущей бутылки и, пожалев, что не прихватил консервный ключ, ножом попробовал вскрыть консервную банку.
— Можно посмотреть. Я схожу? — Мальчишка засунул колоду в карман и вскочил в ожидании разрешения.
— Нет, — сказал Мирный, утирая испачканные томатным соусом ладони о грязный матрас. — Не наша печаль. Никто никуда не пойдет, и никто ни на что смотреть не будет.
5
Здание вокзала было переполнено ожидающими пассажирами. Недовольное гудение голосов, чавканье, детский плач кругом. Не интересуясь наличием свободных мест на московские поезда, Коша в сопровождении Никона быстро миновал кассы и уперся в небольшую дверь с надписью: «НАЧАЛЬНИК СТАНЦИИ. ДИСПЕТЧЕРСКАЯ». Дверь была заперта изнутри и имела глазок. Никон сильно постучал, он уже решил сунуть прямо в глазок свое липовое удостоверение. Шум в зале ожидания вдруг усилился и приобрел какую-то вполне определенную окраску. Коша, ощутив неприязненный взгляд, обернулся. В беспорядочно движущейся толпе он почувствовал ненависть. Кто именно на него смотрел, не имело значения, в его сторону смотрели сразу несколько человек. Все это были пассажиры того вагона.
— Нам нужно пройти к начальнику станции! — сказал Никон, закрывая глазок удостоверением.
Когда дверь закрылась за спиной Коши и щелкнул замок, в нее тотчас постучали сразу несколько рук.
— Не открывайте, пожалуйста! — попросил Коша женщину, пропустившую их. — Не надо!
— Но я должна хотя бы посмотреть! — Женщина вырвала руку. — Пустите, больно!
За дверью слышались возбужденные голоса:
— Тот самый, это он, я его узнала!
— Он, он! Нужно милицию вызвать…
— Да пока они приедут…
— Откройте сейчас же! У вас там опасный преступник!
Глаза женщины округлились, она смотрела на Кошу и уже не тянулась к замку.
— Да, — сказал Коша. — Это я опасный! Огромная просьба, проведите-ка нас в кабинет начальника.
— А по какому вопросу? — с трудом проговорила она, наезжая спиной на стену коридора.
— По вопросу вагона! — сказал Никон. — Вы, наверное, плохо рассмотрели. — Он сунул уже ей прямо под нос свое удостоверение. — Вас ФСК беспокоит!
— А, тогда понятно! — Женское лицо мгновенно успокоилось, но приобрело замкнуто-злобное выражение. — Прошу вас!
Они прошли по коридору. Шум отдаленной перестрелки здесь полностью тонул в пощелкивании реле и гудении микрофонов. Сорванные голоса диспетчеров, грохочущие через далекие репродукторы, укрепленные над путями, казались почти ласковыми. Они перебивали друг друга, ругались, то и дело протяжно и неприятно звенел сигнал.
— Прошу вас! — Женская рука толкнула большую дверь, обитую дерматином. — Николай Петрович, тут пришли из ФСК по вопросу вагона. Я не хотела пускать, но что я могу с ними сделать?
— Из ФСК?! — послышался недовольный голос из кабинета. — Я занят. Пусть обождут минут двадцать.
— Не примете? — удивилась она.
— Обождут! — подтвердил голос из кабинета. — Не те времена сегодня, чтобы их бояться!
Краем уха уловив, как открылась дверь в кассовый зал и как осторожно прошелестели по коридору шаги пассажиров — почему-то никто из них больше не кричал в возмущении, все делалось тихо, — Коша сунул руку под пиджак стоящего рядом Никона и, выдернув револьвер, приставил его к голове женщины.
— Очень спокойно, очень-очень спокойно, — сказал он шепотом. — Крикнешь, убью!
— Бандиты! — взвизгнула женщина.
Коша не выстрелил. Револьвер только сухо щелкнул. Никон ворвался в кабинет, отшвырнув ногой дверь. Коша рукояткой револьвера оглушил женщину, и та мягко повалилась на пол.
— Так бы сразу и сказали! — поднимаясь из-за небольшого письменного стола, заваленного какими-то графиками и листами отчетов, сказал немолодой человек. Он покачал седой головой. Начальник станции был без пиджака, только в рубашке. Галстук топорщился поверх расстегнутого ворота. — А то — ФСК! Сразу бы так и сказали — бандиты! — Голос у хозяина кабинета был почти благодушный, он снял телефонную трубку. — Центральная…
— Не надо, дядя! — сказал Коша, направляя на него ствол револьвера.
— Центральная… — повторил в трубку хозяин кабинета и постучал по рычажкам. — Тут у меня такое дело, вооруженное нападение на кабинет начальника станции.
Телефон был мощный, и можно было различить прозвучавшее в ответ:
— С какой стати ему на тебя, Николай Петрович, нападать?
— Нет, серьезно! Вот он стоит и пистолетом машет!
Сунув свое удостоверение в карман, Никон хотел что-то спросить, но не успел, Коша выстрелил. Ударом пули начальника станции отбросило назад.
— Что там у тебя случилось? — спросил голос в трубке.
На белой рубашке медленно расплылось большое пятно, но начальник станции был еще в сознании.
— Дурачье! — сказал он тихо. — Стрелять не умеете…
— Где вагон? — спросил, склоняясь к нему, Никон. — Тот, что отцепили вчера от московского.
— Дурак! — прошептал тот, но приставленный ко лбу пистолет Коши немного изменил его настроение. — Куда-то мы его в тупик поставили. В диспетчерской нужно узнать…
В коридоре слышался шум шагов, стук открываемых дверей, возбужденные негромкие голоса.
— Николай Петрович, что у тебя? — гудело в трубке. — Говори громче, плохо слышно.
— У меня гости! — рявкнул в трубку Коша.
— Уходим?
Никон попробовал открыть окно, за которым была видна пустая платформа, но шпингалеты оказались намертво вбиты. Окно не открывалось.
— Пусти!
Подвинув раненого начальника станции, Коша встал на подоконник и тремя ударами ноги выбил раму. Со скрипом окно растворилось, поехала старая клейкая бумага. В дверь били кулаком снаружи. Повернувшись и выпустив еще одну пулю в эту обитую дерматином дверь, Коша выпрыгнул на пустой перрон. Никон последовал за ним.
6
Нырнув под платформу, они прошли, никем не видимые, до конца ее, и потом, легко перебравшись через пути, двинулись вдоль длинной вереницы гнилых товарных вагонов. Над головой грохотал репродуктор диспетчера:
«Распоряжение начальника станции. Всем сцепщикам прекратить работы и вернуться в помещение вокзала. Внимание, на путях опасные преступники. Они вооружены. Всем сцепщикам вернуться в здание вокзала!»
— Он еще распоряжаться может! Ты ему пулю в сердце всадил, а он видишь как… — бубнил Никон, с трудом поспевая за Кошей. — Крепкий какой начальник попался!
— Это вряд ли я ему в сердце попал… — возразил Коша. — Пошли отсюда!
День закончился. Быстрые, похожие на летние, сумерки только охватили станцию и город, как вдруг стало почти темно. Сильными порывами ветра нанесло тучи. Но дождь не пролился, только сырой мрак затопил все вокруг. Замигали судорожно фонари. Затлели, не в силах справиться с резким исчезновением солнечного света, жалкие осветительные приборы.
Еще издали Коша приметил двух мужичков в ватниках, лениво ковырявшихся между вагонами, до того как разразился приказами репродуктор, а теперь и вовсе замерших с поднятыми головами. Сцепщики никуда не собирались бежать, по виду оба они были нетрезвы. Один из них повернулся и вытянул откуда-то снизу квадратный металлический фонарь.
Приостановив Никона за плечо, Коша показал на сцепщиков.
— Ты хочешь… — тихо спросил Никон.
— А ты хочешь блуждать по путям, пока менты здесь все не прочешут? Ты знаешь, где этот вагон?
— Откуда?!
— Значит, надо спросить дорогу. — Коша показал рукой. — Пройдешь под вагоном так, чтобы они тебя не заметили.
Далеко-далеко, на самой грани слышимого, появился гудок электровоза, и тут же совсем рядом громко звякнули буфера.
«Внимание! — хрипел репродуктор прямо над головой Коши. — Внимание, всем работникам вокзала собраться в помещении администрации!»
Никон сделал крюк и скрылся под вагоном. Коша, сжимая рукоятку револьвера под курткой, с открытой улыбкой направился к мужикам. Он перешагнул рельсы и оказался стоящим прямо перед ними.
— Привет, — сказал он весело. — Как жизнь?
— Вот, а ты, Прокофьич, не верил, — не отозвавшись на вежливое приветствие, сказал мужик с фонарем своему напарнику. — Смотри, он руку под курткой держит, у него там пистолет. Так что проспорил, с тебя бутылка! — Фонарь в его руке повернулся и теперь был направлен в глаза Коши. — А морда не бандитская, на Ваську из токарного похож чем-то.
— Васька постарше!
— Точно, постарше! — И, обращаясь уже к Коше, крикнул: — Чего надо-то? Чего ты тут ищешь? Этот, — он постучал кулаком по доскам, — не почтовый! В этом уголь привезли.
Шум приближающегося поезда возрастал. Московский экспресс должен был сделать двухминутную остановку на станции, и Коша прикинул, что даже если стоянка и будет сокращена, пока тормозить станет, пока разгоняться, на пять минут этот экспресс всех отвлечет. Он подумал о белой машине, открыто припаркованной на площади, о девушке, прижатой на заднем сиденье двумя мордоворотами, и, прикидывая путь к отступлению, решил, что с этой любовью придется проститься и возвращаться на площадь не стоит. Он вытянул из кармана часы, изучил стрелки.
— Сколько теперь? — спросил один из сцепщиков, и в нетрезвом его голосе не было никакого беспокойства.
— Без пяти.
Защелкал опять репродуктор:
«Внимание. На второй путь прибывает скорый поезд «Таганрог — Москва». Стоянка поезда сокращена до одной минуты. Внимание…»
— Мужики, мне нужно найти один вагон! — дружелюбно сказал Коша, прибирая часы в карман. — Тот, что бомбили вчера. Я знаю, он здесь, в тупике где-то. Покажите, а?
— Показать ему? — спросил один из них у другого. — Нормальный парень. Не ментам же его сдавать?
— Пусть идет… — возразил другой, и в грохоте налетевшего поезда остальные слова его просто потерялись.
Только на секунду повернув голову, Коша заметил вдалеке на путях возле каких-то невысоких обширных зданий, плохо различимых в темноте, движение, мелькание фонарей. Он скорее почувствовал, чем увидел. Это была не милиция. Похоже, кто-то еще искал опечатанный вагон.
— Ах ты сучонок!
Разводной ключ мелькнул в воздухе, отразив блеск приближающихся фар, как длинное железное зеркало, и угодил бы Никону в лоб, но тот увернулся, и ключ со всего размаху попал ему в плечо. Было слышно, как хрустнула раздробленная кость. Никон неприятно застонал, соскочил с вагона и присел на рельсы.
Выстрелив два раза на звук, за шумом поезда выстрелы оказались совсем не слышны, Коша, вспрыгнул на подножку. Один из мужиков повис головою вниз, он был мертв, другой вжался спиной в дощатую стенку вагона. Он держал фонарь у живота. Бородатое лицо кривилось от боли. Пуля попала в плечо.
— Там кто-то еще бродит! — простонал снизу голос Никона. — Там… — он показывал рукой.
— Где вагончик? — спросил Коша, склоняясь к сцепщику. От сцепщика сильно разило перегаром.
— Обойдешь этот состав справа, там будет разветвление путей: слева депо, а справа все забито вагонами. Он прямо между двумя цистернами.
— Спасибо! — сказал Коша, отбирая из слабой руки фонарь. — Почему ты сразу не сказал?
— А зачем? — удивился искренне сцепщик и опять сильно дыхнул перегаром. — Я же говорю, между цистернами, в тупик его загнали. Только пломбы на дверях.
7
Все время прислушиваясь, Алексей все-таки не уловил тот момент, когда стало тихо. Лида отвлекла его. Она все время пыталась что-то спросить, что-то совсем ненужное, пустое, и он упустил, когда вдруг прекратилась стрельба у химического завода.
— Слышала? — спросил он.
— Да, тихо стало!
Лида, бредущая за ним по путям, остановилась, поправила волосы.
Гремели хрипло динамики, развешанные повсюду, но слов не разобрать. С шумом приближался какой-то поезд. Быстро добравшись до станции, они уже второй час блуждали по путям. Схема, полученная из компьютерной сети, только запутала. Не будь ее, Алексей нашел бы нужный вагон значительно раньше.
— Пошли!
В разбитой фарами поезда темноте он со всей ясностью увидел впереди на путях, зажатый между двумя нефтяными цистернами, знакомый вагон. Возле вагона кто-то возился, судя по моментально увеличившейся и пропавшей тени, человек был один. Цистерны сверкнули черным и тоже погрузились в темноту. Несколько раз они прошли с Лидой мимо этих самых цистерн, и Алексей подумал, что если в следующий раз придется вот так что-то искать, то нельзя доверять компьютерным схемам. Россия товарная в схему не укладывалась.
— Как мы в темноте арбуз этот искать будем? — спрашивала Лида, опять следуя за ним.
— Если он там, не проблема. Он, во-первых, круглый, во-вторых, большой. Нащупаем как-нибудь.
— Он сладкий, наверное. — Она облизала губы. — Как ты думаешь, он сладкий?
Пломба на двери вагона оказалась сорвана. Склонившись, Алексей нашел внизу и след ноги. След ясно отпечатался в сырой земле. Зазвенели провода. Прибывший поезд встал у платформы. Что-то опять объявили громко и неразборчиво.
— Мы тут не одни?
— Похоже на то. Тихо!
— Давай посмотрим другую дверь.
— Правильно.
Пломба на другой двери оказалась цела. Продев под шнурок пальцы, Алексей потянул. Пломба с негромким хрустом подалась и рассыпалась в ладони. Вытянув из кармана небольшую отвертку, Алексей вскрыл вагон.
— Подожди меня здесь, — склонившись к уху Лиды, попросил он. — Пять минут. Если я не найду арбуз, сразу возвращаюсь. Поняла?
Стало очень холодно, она присела на рельсы. Ухватилась рукой. Металл прожигал ладонь насквозь, но Лида осталась сидеть. Пять минут в таком положении — это очень много, она знала по опыту.
«Нужно сосредоточиться на главном, — подумала она. — Иначе станет страшно; если станет страшно, я проиграла».
Остановившись в рабочем тамбуре и притворив за собою дверь, Алексей замер. Он ждал, когда глаза привыкнут к темноте. За окошком он ясно разглядел — вдалеке на путях замелькали фонари. Оценил расстояние. Через пять — семь минут здесь будет много народу. Набегут железнодорожники с лопатами, а то и сразу ОМОН.
Наружная дверь была плотно закрыта, и за ней не было никакого соединительного тамбура. Дверь, ведущая внутрь вагона, также закрыта. Прислушавшись, Алексей уловил шорох шагов. Стук открываемого купе. Кто-то уже находился там, внутри. Глаза привыкли, и, уже неплохо различая все вокруг, он потянул металлическую ручку. Вошел бесшумно.
Нарастал гул уходящего поезда. В другом конце станции включили мощный прожектор, и белый его свет бил прямо в окно напротив туалета. Стук двери повторился, вероятно, тот, другой человек никак не мог попасть в нужное купе.
Сквозь окошечко внутренней двери был виден коридор. Нужно было подождать, но ждать не было времени. Вдруг почувствовав неладное, Алексей выглянул наружу. Он увидел Лиду, сидящую на корточках. Лида смотрела вдоль вагона. Она опустилась и почти вжалась в землю.
«Еще кто-то в гости пришел… — подумал Алексей. — Молодец какая Лидка… Ведь ни звука!..»
Новые посетители не заботились о тишине, они ворвались в вагон шумно, и фонарь осветил ряд закрытых дверей купе.
— Ну ты чего? — спросил Коша. — Чего застрял?
— Больно очень! — пожаловался Никон. — Он мне плечо раздробил!
— В тюремном лазарете тебя починят! — обещал Коша. — Держи фонарь.
— Вы же уже искали… — простонал Никон.
— Суетились слишком. Поэтому и не нашли. Он должен быть где-то в районе этого купе.
Одной рукой сжимая рукоятку револьвера, Коша другой рукой отвел дверь. Он выстрелил, даже не увидев, в кого стреляет, для того чтобы нажать спуск, ему хватило просто шагнувшей навстречу тени.
Прячась за дверью, Алексей выглянул осторожно. Грохнул второй выстрел.
Услышав выстрелы, Лида приподнялась на локтях, хотела встать. Но не смогла.
— Не двигайтесь, девушка! — сказал в самое ухо молодой голос.
Скосив глаза, Лида увидела рядом с собой темно-зеленую куртку омоновца. Ступивший мимо ботинок оставил рубчатый след во влажной земле. Звякнул металл.
Никон внес в купе фонарь. Коша склонился к убитому им человеку и перевернул его.
— Дядя, — сказал Коша, — хотел бы я у тебя кое-что спросить, да жалко, ты мне ответить уже не сможешь. Но если ты, дядя, сюда сам пришел, то пришел ведь не просто так?.. — Поворачиваясь, Коша осматривал купе. — Пакетик где-то здесь должен быть!
Он наклонился и поднял лежащий рядом с головой такой же круглый и темный, как голова, предмет.
— Так ты, значит, за арбузом сюда приходил, дядя? Ты, оказывается, в нашем поезде свой арбуз позабыл! Не доел, значит, и вернулся?
Прежде чем покинуть купе, Коша передал арбуз Никону и, склонившись к мертвецу, пошарил в его карманах.
— Посвети, — открывая паспорт мертвого, попросил он.
Неловко перекладывая арбуз из руки в руку, Никон приподнял фонарик.
— И что ж ты, Петр Петрович, — сказал Коша, вглядываясь в паспорт и переводя взгляд с фотографии на лицо мертвого. — Зачем ты арбуз в поезде оставил, если он тебе так дорог, почему сразу с собой не прихватил?
8
Прожектор, освещающий издали вагон, на мгновение погас. Нога в тяжелом ботинке наступила на руку Лиды. Лида нарочно громко застонала. Она могла бы стерпеть, но хотела как-то предупредить Алексея. Подняв голову от земли, Лида увидела, как прямо в руки омоновцев из двери вагона соскользнула его маленькая фигурка.
Внутри вагона опять выстрелили, и громкий знакомый голос веселого бандита объявил:
— У меня тут заложник. Если не договоримся полюбовно, я ему башку оторву.
Вокруг произошло сильное движение, омоновцы перестраивались.
— Чего ты хочешь? — спросил знакомый голос через мегафон.
— Освободите первую дверь. Подгоните на соседний путь паровоз без вагонов.
«Неужели они выполнят его условия? — думала Лида, когда ее и Алексея под конвоем вели вдоль товарного длинного поезда. — Откуда там заложник?.. Неужели непонятно, заложник — тоже бандит!»
— Погодите… — попросила она сопровождающих ее омоновцев. — Погодите, ведь заложник — это просто второй бандит. Это обман.
— Там был еще кто-то! — сказал Алексей.
— Ты уверен?
— Да. Как ты думаешь, в кого он стрелял?
— А арбуз был?
— Я не видел. — Он склонился к ее уху: — Попробуем еще раз вернуться!
Уже из окна кабинета, куда их привели, Лида увидела черный маслянистый паровоз. Паровоз мелькнул вдоль платформы и скрылся с глаз.
За столом перед ними сидел усталый майор в защитной форме.
— Показания давать будете? Или потом? — спросил он, обращаясь к Алексею.
— Я скажу все, что вам будет интересно, отвечу на все вопросы, — сказал Алексей. — Но только вы сначала выполните одну мою небольшую просьбу.
— Это смотря какую просьбу!
— Сейчас вы наберете телефонный номер. Я вам его продиктую. Вы удивитесь, но на том конце окажется ваше непосредственное начальство, полковник Прохоров. Вы скажете вашему непосредственному начальству о том, что вы нас задержали. И послушаете, что он вам ответит.
— А что он мне ответит? — без особого любопытства спросил усталый майор.
— Он попросит записать наши паспортные данные и отпустить сейчас же.
— Больше ничего?
Загудел недалеко невидимый паровоз. Загремел неразборчиво на расстоянии голос, усиленный мегафоном.
— Может быть, он еще предложит вам принести извинения, — сказал Алексей. — Но этого я точно не знаю. Может быть, и нет.
На некоторое время их оставили в покое. Из обрывочных переговоров по телефону и приказов, отдаваемых устно, Лида поняла: на поданном для бандитов паровозе спрячутся в угольной яме несколько омоновцев, и, когда паровоз уйдет за пределы станции, они нападут. Никто и не принимал всерьез мифического заложника, задача ставилась иная. Группа захвата не хотела перестрелки в пределах станции, потому что могли взорваться цистерны с нефтью или погибнуть невинные люди. Сквозь толстые стены в кабинет пробивался шум толпы.
Пассажиры слышали выстрелы, но никто не желал уходить далеко от вдруг открывшейся кассы. Раненый начальник станции, отказавшись от госпитализаций, приказал составить дополнительный на Москву и, отбиваясь от врачей, изучал возможности графика, пытался втиснуть несуществующий поезд, вел переговоры с Москвой, ругался. Только уже ближе к полуночи он дал согласие и сам, почти без посторонней помощи, вошел в машину «Скорой», где и прилег на носилки.
— Ну, теперь давайте вами займемся! — сказал усталый майор, возвращаясь на свое место за столом. — По какому номеру вы предлагаете мне позвонить?
Через десять минут покидая здание вокзала, Лида никак не могла отделаться от ощущения, что здесь какой-то обман, подвох. Она никак не могла поверить, что после дурацкого телефонного звонка их вот так просто взяли и отпустили.
— Он что, родственник, что ли, твой? Этот Прохоров?
— В каком-то смысле.
— Дядя?
— Скорее уж сын. — Алексей грустно улыбался. — Неужели ты до сих пор не поняла? Ему отвечал мой персональный компьютер. Я на всякий случай зарезервировал телефонный номер, и синтезатор по первому требованию выдал соответствующий текст. Давай мы потом об этом поговорим.
— Но если он не… то почему?..
Остановившись посреди площади, Лида смотрела на белую машину. За стеклом машины на заднем сиденье она ясно увидела знакомое женское лицо.
— Смотри, это же Марина!
— Где?
Белые «Жигули» развернулись и покатили прочь. Задний номер так отблескивал фонарным светом, что толком не разобрать.
— Там была эта Марина! — сказала Лида. — Я ясно видела. У меня глаз художника.
— Все равно они уехали, — сказал Алексей. — Пойдем куда-нибудь поедим. Страшно жрать охота. Нам еще придется вернуться сюда.
9
«Не будут они здесь тир устраивать… Не станут. Мы же можем и в сторону зала ожидания пальнуть… — прижимая ствол к голове Никона, думал Коша. Он медленно двигался вдоль цистерны. — Они на нас потом нападут. На паровозе, наверное, спрячут несколько человек! Не страшно…»
Поднявшись по черной лесенке наверх, на паровоз, Коша вынужден был ждать, когда Никон также сможет подняться. Никону это было трудно. Одна рука его повисла плетью, а в другой он сжимал небольшой арбуз. Арбуз выскальзывал, но Коша успел уже объяснить, что пакетик, скорее всего, внутри этой бахчи, и выронить его Никон не мог себе позволить.
— Пошел вон! — сказал Коша и, двинув рукояткой пистолета машиниста по затылку, спихнул его вниз.
— А ты с машиной с этой справишься? — спросил Никон, осторожно опуская арбуз на пол и сам присаживаясь.
— Ты справишься, — сказал Коша. — Я покажу, на что нажимать.
— Почему я?
На Кошу глянули снизу измученные глаза.
— Потому что я пока пойду пошарю в угольной яме. Мне почему-то кажется, что нам в уголь гадости подмешали.
— Думаешь, взрывчатка в антраците?
Бросив несколько лопат угля в топку, Коша потянул за что-то, и судорожный, невыносимо громкий гудок наполнил воздух. Фара паровоза вспыхнула сильнее, впереди на путях можно было увидеть фигурку стрелочника.
— Вот эту рукоятку жми до упора! — показал Коша, осторожно перебираясь в угольную яму, повернулся и приложил палец к губам.
Паровоз рванулся вперед. Арбуз катался по полу под ногами Никона, и тот испугался даже, что бахча разобьется и порошок из пакетика просыплется на этот жирный от копоти, заплеванный пол, и придется по сантиметру под ураганным огнем снайперов отскабливать бритвенным лезвием героин и складывать в носовой платок.
Мимо пролетел встречный. Никон посигналил. Пламя в топке шумело, красно-белые языки лизали заслонку. Никону стало весело от всего происходящего, впервые в жизни он управлял такой большой чугунной машиной.
Спрятавшегося под слоем угля омоновца Коша нашел почти сразу, потом обнаружил и второго. Воспользовавшись двумя встречными гудками, он, неслышимый, шагнул вперед и, нажав ногой на лицо одного из омоновцев, выстрелил в голову другому. Под ногой неприятно шевельнулось, Коша отступил и выстрелил еще раз. Только вспорхнула черная угольная пыль.
— Ну чего? Есть еще кто-нибудь здесь? — спросил Коша, осторожно поворачиваясь на месте.
Ветер разодрал куртку на его груди, и почему-то Коша подумал, что прицепленная к отвороту серебряная лилия может отколоться и потеряться в этой угольной куче. Ему доставляло удовольствие, что «Эмблема печали» вновь приколота к его груди, и хотелось поскорее добраться до какого-нибудь города, до какого-нибудь магазинчика, пусть хоть жалкие скобяные товары будут или булочная, чтобы проверить еще разок, как она работает.
Раззадорившись, Никон опять потянул за шнур. Новый бессмысленный гудок сотряс воздух. Если бы автомат третьего омоновца не забило пылью, то он убил бы Кошу еще после первого выстрела. Не замеченный бандитом, он воспользовался теперь новым гудком и, отбросив испорченный автомат, с ножом кинулся на бандита сзади.
В позвоночнике Коши кольнуло, он повернулся от этой случайной боли, и нож скользнул по куртке. Ствол пистолета оказался приставленным к животу нападавшего. Выпущенная в упор пуля бросила его назад, но рука, неожиданно вцепившаяся в куртку Коши, задержала падение.
— Вот сучонок! — сказал Коша. Барабан был пуст. Оттолкнув раненого, он быстро перезаряжал револьвер. — Как же я тебя в темноте не заметил-то?
В руке омоновца была зажата брошь. Он стоял на краю платформы и покачивался. Омоновец покачивался на краю, но не падал.
— Шаг вперед! — сказал Коша. — Не волнуйся, сделай один шажок… Отдашь мне цацку, будешь жить! — Бледное лицо омоновца дернулось, он попытался удержать равновесие, но уже не смог и полетел вниз. Коша выпустил вдогонку пулю.
— Сволочь! — плачущим голосом крикнул он, вглядываясь в несущуюся темноту. — Сволочь! Цацку мою украл!
В надежде, что омоновец выронил брошь, видно было все-таки довольно плохо, Коша потратил несколько минут, стоя на коленях и разбрасывая уголь.
— Жми на тормоз! — приказал он, спрыгивая и вставая рядом с Никоном. — Давай!
С диким скрежетом паровоз проделал свой тормозной путь и остановился. Коша сошел вниз, на насыпь. Он вернулся по насыпи назад и, наверное, минут десять потратил в поисках свалившегося с паровоза омоновца. Он искал бы и дальше, но на трассе замаячили фары, и поиск пришлось прекратить.
— Пошли! — сказал Никон. Он прижимал к себе арбуз. — Видишь? — Он показал рукой в сторону приближающихся фар. Стала уже слышна и милицейская сирена. — Не тяни. Пошли.
Арбуз они вскрыли через час. Припугнув дежурного револьвером и уютно устроившись в маленькой будочке, Коша длинным ножом располовинил бахчу. Арбуз оказался на редкость зрелым.
— Глупость-то какая… Глупость! — истерично усмехнулся Никон. — Какой хрен ты решил, что деньги в арбузе?
— Ошибся, извини! — Коша взял ломоть арбуза и смачно откусил. — Зато сладкий!
За окном был виден торчащий вверх полосатый шлагбаум. Зеленый свет на светофоре сменился красным — приближался еще один поезд.
10
Вагон, зажатый между двумя нефтяными цистернами, был опять прощупан тщательно, и опять на него налепили две пломбы. Но охраны не поставили.
Когда Лида и Алексей вернулись спустя два часа, им не составило труда снова войти внутрь. Освещая себе путь фонариком, Алексей легко нашел нужное купе.
— Его застрелили в упор! — сказал он, наводя луч на большое темное пятно на полу. — Он тоже вернулся сюда за арбузом. Что доказывает нашу правоту.
— Ты все-таки думаешь, что в арбуз был впрыснут «китайский белок»?
— А что я еще должен, по-твоему, думать? Вот только нет никакого арбуза. — Луч фонарика бродил по полу, по пустым полкам, по стенам купе. — Но я уверен, он был. Иначе зачем с таким риском нужно было возвращаться сюда? Был, и его, похоже, унесли с собой эти бандиты.
— Значит, мы не сможем помочь ребятам?
— Нужно вернуться туда, — сказал Алексей. — Может быть, удастся хоть кого-нибудь спасти.
Никем не замеченные, Лида и Алексей вновь прошли через пути, но на этот раз очень не хотелось входить в здание вокзала, и они обошли его.
— Куда теперь? — спросила Лида.
— И этот разговор уже был. — Она пыталась удержать его за руку, но Алексей не остановился. — Я же сказал, нужно вернуться на завод. Если хочешь, пойдем вместе, я думаю, сейчас это совершенно безопасное дело. А потом я возьму билеты до Москвы.
— Каким образом ты возьмешь билеты?
— Ты же слышала, в семь часов пойдет дополнительный, можно просто в кассе купить.
Город был совсем маленький, и большое по первому впечатлению расстояние, оказывается, можно было пройти за несколько минут. Там, где заканчивались стены домов и начинался бетонный забор, Алексей взял ее за руку, и дальше они шли уже рядом. Ярко светили фонари. Туча прошла, так и не упав дождем, на небе обозначились звезды. Воздух вокруг был по-летнему теплым, свежим.
Ворота, сквозь которые они накануне днем вошли на территорию завода, были опечатаны, и пришлось оторвать пломбу. В отдалении маячил милицейский фургон, стояли и курили несколько человек в черной форме оперативников, вероятно оставленных для охраны. Но удалось пройти незамеченными.
Подстанция опять давала полное напряжение, и двор завода заливал яркий белый свет прожекторов. Везде следы шин, оборванные веревочки заграждений. Воткнутые в грунт, торчали красные треугольные флажки. На земле и на асфальте были нарисованы мелом кривые человеческие фигуры. Лида насчитала их семь. Такие же фигуры были и внутри здания. Обогнув сгоревший «мерседес» и опять сорвав пломбу, они вошли внутрь здания. Здесь тоже было светло. В помещении на втором этаже — полный разгром, тут взорвалась, наверное, граната, и от нее сдетонировали какие-то химические емкости.
Суеверно переступая белые линии на полу, Лида пыталась осознать, что вот только несколько часов назад был живой человек, молоденький, очень талантливый студент, а теперь от него остался лишь меловой след, похожий на неуклюжий рисунок ребенка.
— За что они их? — спросила она, и эхо немного усилило голос.
— Ты же знаешь, — отозвался Алексей. — Они взялись изготовить большую партию наркотиков. А потом совесть замучила. Решили прекратить. Впрочем, и за одну партию они получили более чем достаточно.
— А зачем им нужно было столько денег?
— Для своей работы. Они хотели синтезировать первичное состояние Вселенной. Маленькая физико-химическая модель. В общем, могло получиться очень опасно. Но они об этом не думали.
Поднявшись наверх, в кабинет директора, Лида присела на диван, раскинула руки, зажмурилась, она представила себе, что все это просто приснилось, что вот сейчас откроет глаза и увидит солнце за окном.
— Милиция теперь быстро работает. — Алексей зачем-то выдвигал ящики письменного стола. — Приезжают, когда все закончилось. Раз-два — подобрали трупы, три-четыре — все обежали… Сели в машины и уехали! — Он держал в руках какой-то вынутый из стола листочек. — Пошли, — сказал он. — Здесь должна быть еще одна лаборатория. Может быть, кто-то остался.
Бегом они спустились по лестнице, прошли, раздавливая стеклянные осколки, через цех во втором этаже. Помещение за цехом не было освещено, и Алексей снова воспользовался фонариком.
— Наверное, нарочно лампочку разбили, — сказал он, обшаривая лучом стены. — Чтобы менты дверь не нашли.
Но живых все-таки не оказалось. В небольшом, открывшемся за незаметной железной дверью цехе, так же как и везде, царил разгром. Алексей нашел выключатель. Загудели под белым низким потолком неоновые трубки. Кругом выдернутые провода, такое же битое стекло, перевернутый стол.
Алексей замер с рукой на выключателе.
— Бедный Паша! — сказал он.
Паша лежал на спине, и одна его рука в задранном белом рукаве все еще тянулась к высокой колбе, криво стоящей внутри прибора. Тело его было в трех местах пробито пулями. Ногами к мертвому директору, почти подошва к подошве, лежало другое мужское тело, темно-коричневый костюм сразу бросался в глаза на светлом линолеуме пола. Маленький автомат с узеньким магазинчиком, чуть-чуть загнутым вперед, отброшен к стене, скрюченные мертвые пальцы вцепились в тонкую ножку лабораторного стола, а на пиджаке — большая дырка, и сквозь дырку в белых лохмотьях виден был целенький металл бронежилета.
Подвинув носком ботинка лежащее на полу длинное охотничье ружье, Алексей наклонился к девушке. Элли, так же как и Паша, лежала на спине. Ее светлые волосы шевелились в струях сквозняка, а голубые глаза, прищуриваясь, смотрели в потолок.
— Жива?
— Нет.
— Я не понимаю… — Лида, сдерживая подступившие слезы, отвернулась и смотрела напряженно на металл, торчащий из-под коричневого костюма. — Почему?
— Чего ты еще не понимаешь?
Алексей осторожным движением закрыл мертвые глаза.
— Почему он умер, этот бандит? В нем нет ни одной дырки. Она влепила ему заряд из ружья прямо в бронежилет.
— Так бывает… — сказал Алексей. Он взял за руку Лиду и, перед тем как вывести ее из комнаты, погасил свет. — Пуля бьет в жилет и не пробивает его. Но человек умирает просто от разрыва сердца. Аритмия. В особенности если стрелять в упор из охотничьего дробового ружья двенадцатого калибра.
Повернув голову в полутьме, Лида сквозь собственные слезы увидела слезы, выступившие на глазах Алексея. Голос его дрогнул, но он продолжал:
— Я отомщу за вас, ребята. — Казалось, он обращается уже не к ней, а ко всем здесь, к невидимым теням погибших, витающим вокруг в колеблющемся мраке пустого заводского цеха. — Я их уничтожу. Всех! — Алексей выпустил из своих пальцев руку Лиды и быстро пошел по гулкому полу. — Я обещаю: ни один из бандитов не останется жить. Они все сдохнут. И это произойдет очень, очень скоро! Я убью их всех!
— Что ты такое говоришь, Алешка? — громким шепотом спросила Лида, и эхо подхватило шепот. — Что ты говоришь? Кого ты убьешь? Как?
— Извини! — Алексей понизил голос. Он распахнул железную дверь на лестницу, и дверь оглушительно скрипнула. — Всех не получится, — сказал он, и зубы его неприятно скрипнули. — Их слишком много!
Выбравшись через те же ворота, Алексей и Лида опять взялись за руки. Медленно они шли вдоль бесконечного бетонного забора. Когда тошнота, заставившая Лиду на некоторое время замолчать, все-таки отступила, она сказала:
— Но почему?! Почему так?! Жестоко. Бессмысленно. Просто глупо… Неужели не было какого-то другого пути?!
— Был, — отозвался Алексей. — Но они не знали его.
— А ты знаешь?
— Я попробую… — Истерика, охватившая Алексея в цехе, теперь прекратилась, но пальцы его, сжимающие пальцы Лиды, были ледяными и жесткими. — Я должен отомстить. И я отомщу за их смерть…