Я так устал... И не понимаю, что произошло ночью. А она вела себя так странно... возможно, она говорила правду.
- Мама, ты знаешь, что случилось с папой?
Илзе на несколько мгновений пробудилась из летаргического сна. В глубине ее глаз зажегся огонек, словно усталое дуновение ветра разожгло последнюю искру давно угасшего костра. Она взяла Пауля за подбородок и с нежностью провела рукой по его лицу.
- Пауль, я тебя очень прошу. Забудь обо всём, что ты слышал сегодня вечером. Твой отец был хорошим человеком и трагически погиб при кораблекрушении. Обещай мне, что ты не будешь лезть в это дело и не станешь докапываться до истины, которой всё равно не найдешь, потому что я не могу потерять еще и тебя. Ты - единственное, что у меня осталось. Мой крошка Пауль.
Первые проблески зари удлинили тени на улица Мюнхена и унесли с собой дождь.
- Обещай мне, - настаивала она, и голос ее звучал все тише.
Пауль засомневался, прежде чем ответить.
- Обещаю, - сказал он наконец.
10
- Тпру!
Повозка угольщика со скрипом остановилась на Райнштрассе. Пара лошадей нетерпеливо били копытами по мостовой, их глаза были прикрыты шорами, а крупы почернели от пота и угольной пыли. Угольщик спрыгнул на землю и рассеянно провел рукой по боковине повозки, на которой краской было выведено его имя - "Клаус Граф", хотя разобрать можно было только первые две буквы.
- Наведи здесь порядок, Вилли! Я люблю, когда клиенты знают, кто им поставляет сырье, - почти добродушно произнес угольщик.
Мужчина, сидевший рядом с ним на облучке, снял шляпу, вынул тряпку, на которой еще оставались остатки цвета, и насвистывая принялся оттирать дерево. Это была его единственная манера изъясняться, так как он был нем. Мелодия была тихой и стремительной, а мужчина казался довольным.
Момент был подходящим.
Пауль шел за ними всё утро с тех пор, как они выехали из каретного сарая в Лехеле, принадлежавшего Графу. Мальчик наблюдал за ними со вчерашнего дня и понял, что у него больше шансов получить работу у угольщика ближе к часу дня, во время полуденного перерыва. Мужчины расправились с огромными бутербродами и выпили по паре литров пива. Они уже забыли об утренней раздражительности, когда с росой ожидали у повозки, пока откроется угольный склад, но еще были далеки от вечерней вспыльчивой усталости, с которой молча поглощали последнюю порцию пива в таверне, находившейся неподалеку от последнего дома, куда они поставляли уголь, от которого першило в горле.
"Если не удастся, да поможет нам Господь", - подумал отчаявшийся Пауль.
Вот уже два дня он безуспешно искал работу, и за эти дни у них почти и крошки во рту не было. Денег, полученных за часы, которые они заложили, хватило на две ночи в пансионе и завтрак, состоявший из хлеба и пива. Мать тоже упорно искала работу, обращаясь в самые разные места, но вскоре обнаружила, что в эти времена куда-нибудь устроиться было настоящей утопией. Сейчас женщин увольняли отовсюду; даже те, у которых во время войны была работа, теперь ее лишились, как только с фронта вернулись мужчины. Впрочем, работодатели были от этого отнюдь не в восторге.
- Черт бы побрал это правительство вместе с их принципами! - бросил булочник, в чью пекарню она заглянула в поисках невозможного. - В последние месяцы нас вынудили нанять этих ветеранов, хотя женщины работали ничуть не хуже и обходились намного дешевле.
- Вы сказали, женщины работали ничуть не хуже мужчин? - спросил Пауль вызывающим тоном. Он был явно не в духе. Его желудок урчал от голода, а запах горячего хлеба щекотал нервы.
- Некоторые даже лучше. У меня была одна работница, которая как никто другой управлялась с тестом.
- Тогда почему им меньше платили?
- Что ж, парень, это очевидно, - ответил пожимая плечами булочник. - Они ведь женщины.
Тут не было никакой логики, Пауль не в состоянии был этого понять, хотя его мать, как и остальные работники булочной, кивнула.
- Поймешь, когда повзрослеешь, - сказал один из работников, когда они уходили. И все расхохотались за их спиной.
Паулю повезло не больше. После того, как он спрашивал, нет ли для него работы, первым делом ему задавали вопрос - не ветеран ли он войны. Столкнувшись за несколько часов со множеством разочарований, он решил подойти к проблеме более рационально. Доверившись судьбе, он последовал за угольщиком, чтобы изучить его и найти наилучший способ. Им удалось переночевать в пансионе и третью ночь, дав обещание заплатить на следующий день, хозяйка сжалилась над ними.
Она даже дала им тарелку густого супа с плавающими в нем маленькими кусочками картошки и ломоть черного хлеба.
И вот Пауль пересекал Райнштрассе. Это было шумное и веселое место, со множеством лоточников, продавцов газет и точильщиков, которые громко пытались навязать свои коробки спичек, последние новости или преимущества остро наточенных ножниц. Исходящий из булочных аромат смешивался с запахом навоза, поскольку в Швабинге лошадей было больше, чем машин.
Пауль воспользовался тем, что помощник угольщика отправился искать привратника, чтобы тот открыл дверь в подвал. А в это время угольщик готовил огромные корзины, в которых транспортировал свой товар.
"Может, в одиночестве он будет более любезным. Люди ведут себя с незнакомцами по-другому в присутствии подчиненных", - думал Пауль по дороге.
- Добрый вечер.
- Какое дело привело тебя сюда, парень?
- Мне нужна работа.
- Ступай, парень. Мне никто не нужен.
- Я сильный и мог бы быстро помочь вам разгрузить повозку.
Угольщик наконец-то удостоил Пауля взглядом и осмотрел с головы до ног. Тот по-прежнему был в черных брюках, белой рубашке и жилете и выглядел как официант. По сравнению с дородным и располневшим человеком, стоящим напротив, Пауль чувствовал себя слабаком.
- Сколько тебе лет, парень?
- Семнадцать, - соврал Пауль.
- Даже моя тетушка Берта, которая совсем не умела определять возраст, бедняжка, не дала бы тебе больше пятнадцати. К тому же ты вон какой хилый. Ступай!
- 22 мая мне исполнится шестнадцать, - обиженно ответил Пауль.
- В любом случае, ты мне не подходишь.
- Я прекрасно могу носить корзины с углем.
С этими словами он проворно взобрался на повозку, схватил лопату и наполнил доверху одну из корзин. Затем, стараясь не показать, каких усилий ему это стоит, погрузил свою ношу на плечо. Пятидесятикилограммовый груз нестерпимо давил ему на плечи, казалось, почки вот-вот не выдержат, однако он нашел в себе силы улыбнуться.
- Видите? - сказал он, собрав всю силу волю, чтобы ноги не подогнулись.
- Мальчик, для того, чтобы поднять эту корзину, большого ума не надо, - сказал угольщик, невозмутимо вытягивая из кармана пачку табака и набивая им свою трубку. - Моя старая тетушка Лотта такую корзину поднимала запросто, причем не устраивая вокруг этого такой суеты. Она несла ее по мокрым скользким ступеням с изяществом танцовщицы кабаре. В подвалах, куда мы спускаемся, почти не бывает света, поскольку домовладельцам плевать, если кто-то из нас свернет шею. Быть может, ты сможешь донести одну корзину, ну, две... Но на третий раз...
В конце концов, колени и плечи Пауля не выдержали такой тяжести, и молодой человек ничком рухнул на кучу угля.
- ...она тебя раздавит, как ты только что убедился. А если это произойдет на одной из этих узких лестниц, то разобьется не только твоя голова.
Пауль с трудом поднялся.
- Но...
- Никаких "но", парень, уходи. Спускайся с моей повозки.
- Я... мог бы сказать, как улучшить ваше дело.
- Только этого мне и не хватало. И что же это? - поинтересовался угольщик с ироническим смешком.
- Вы теряете много времени после того, как закончится одна поставка и начнется другая, потому что вам приходится ездить на склад за новым углем. Если вы купите вторую повозку...
- Это и есть твоя блестящая идея? Хорошая повозка со стальными осями, чтобы выдерживали вес угля, стоит по меньшей мере семь тысяч марок, не говоря уже о сбруе и лошадях. Не завалялись ли у тебя в этих мятых брюках семь тысяч марок, парень? Мне кажется, что нет.
- Но вы...
- Мне хватает и того, что приходится платить за уголь и содержать семью. Думаешь, я не мечтал купить еще одну повозку? Прости, парень, - сказал он, немного смягчив тон при виде замешательства мальчика, - но я не могу тебе помочь.
Пауль понурил голову, признав поражение. Ему придется поискать работу где-нибудь еще, и побыстрее, потому что хозяйка пансиона больше терпеть не будет. Он спускался с повозки, когда с ней поравнялась группа людей.
- О, Клаус! Это что, новое пополнение?
Помощник Клауса вернулся с привратником, но с ними шел также пожилой лысый мужчина низкого роста, в круглых очках и с кожаным саквояжем, именно он и обратился к угольщику шутливым тоном.
- Нет, герр Финкен. Это всего лишь парень, который ищет работу, но он уже уходит.
- А на лице у него следы этого ремесла.
- Он решил себя попробовать в деле. Что вы хотели предложить?
- Видите ли, Клаус, у меня есть другие дела, и я подумал, что заплачу за уголь за целый месяц. Это весь груз?
- Да, я загрузил две тонны, до последней унции.
- Я вам полностью доверяю, Клаус.
Услышав эти слова, Пауль развернулся. Он только что понял, в чем заключается главный капитал угольщика.
Доверие. И черт возьми, он сможет превратить его в деньги.
"По крайней мере, если меня выслушают", - подумал он, снова приблизившись к мужчинам.
- Хорошо, значит, если вам это не доставит неудобств... - проговорил Клаус.
- Минуточку!
- Можно узнать, что ты здесь делаешь, парень? Я же сказал, что ты мне не нужен.
- Я вам понадоблюсь, если у вас будет вторая повозка.
- Ты что, дурак? Нет у меня другой повозки! Простите, герр Финкен, этот помешанный прицепился ко мне на улице.
Помощник угольщика, уже некоторое время недоверчиво рассматривающий Пауля, шагнул к нему, но Клаус жестом его остановил. Он не хотел устраивать сцену на глазах у клиента.