На гвозде в стойле они нашли форму Юргена. Пауль был примерно того же роста, хотя его брат - шире в плечах. Учитывая толстый слой бинтов на груди и руках Пауля, форма сидела неплохо. Сапоги жали, но всё остальное подошло.
- Форма сидит, как влитая. Только вот это ты никак не подделаешь.
Манфред показал удостоверение Юргена. Оно было вставлено в кожаный бумажник, рядом с партийным билетом и пропуском в СС. Сходство Паля и Юргена с годами увеличилось. У обоих был выдающийся подбородок, голубые глаза и похожие черты. Волосы Юргена были темнее, но это оказалось легко исправить с помощью купленного Манфредом бриолина.
Если сравнивать с фотографией на удостоверении личности, Пауля легко можно было принять за Юргена. За исключением одной детали, на которую и указал пальцем Манфред. Под надписью "особенности внешности" яснее ясного было написано: отсутствует правый глаз.
- Повязки будет недостаточно, Пауль. Если тебе прикажут ее снять...
- Я знаю, Манфред. Поэтому мне и нужна твоя помощь.
Манфред пораженно уставился на Пауля.
- Но ты же не собираешься...
- Мне придется это сделать.
- Но это же просто безумие!
- Как и весь план. И это - самое его слабое место.
В конце концов Манфред согласился. Пауль сел на козлы повозки, накрыв грудь полотенцами, словно пришел к парикмахеру.
- Ты готов?
- Погоди, - сказал Манфред. На его лице читался ужас. - Давай повторим еще раз, чтобы не ошибиться.
- Я приложу ложку к краю правого века и выковырну глаз. Как только он выпадет, ты должен приложить антисептик и марлю. Так?
Манфред кивнул. Он был так напуган, что едва мог говорить, и Пауль понял, что ужас юноши помогает ему преодолеть собственный страх.
- Ты готов? - повторил он.
- Готов.
Через десять секунд раздался крик.
К одиннадцати часам вечера Пауль проглотил почти целую упаковку аспирина из тех трех, что купил Манфред. Рана перестала кровоточить, и Манфред дезинфицировал ее каждые пятнадцать минут, прикладывая новые марлевые повязки.
Пару часов назад вошел Юлиан, встревоженный раздавшимся криком, и обнаружил отца схватившимся за голову и вопящим во все легкие, а дядя истерически заорал, чтобы он немедленно вышел. Он снова закрылся в мерседесе и зарыдал.
Когда всё успокоилось, Манфред отправился за племянником и объяснил ему план. Юлиан вошел в сарай и приблизился к Паулю.
- Ты это сделал только ради мамы? - спросил он голосом, наполненным почти благоговейным уважением.
- И ради тебя, Юлиан. Потому что я хочу, чтобы мы жили все вместе.
Мальчик не ответил и с силой сжал руку Пауля и не отпускал ее, пока его отец не решил, что пришла пора трогаться в путь. Он сел вместе с Юлианом на заднее сиденье автомобиля.
Манфред проехал семнадцать километров, отделяющие их от концентрационного лагеря, с напряженно сжатыми губами. Им понадобился почти час, чтобы добраться до места, потому что Манфред почти не умел водить, и машина время от времени глохла.
- Когда подъедем туда, автомобиль не должен заглохнуть ни в коем случае, Манфред, - предупредил его Пауль, весьма обеспокоенный.
- Сделаю всё, что смогу.
Въезжая в Дахау, Пауль обратил внимание, как разительно этот город отличается от Мюнхена. Даже сейчас, под покровом ночной темноты, бросалась в глаза царившая здесь нищета. Щербатые, грязные тротуары, разбитые дорожные знаки, облезлые фасады домов.
- Какое печальное место, - заметил Пауль.
- Да уж! Изо всех мест, куда могли увезти Алису, это, безусловно, самое худшее.
- Почему ты так говоришь?
- Наш отец был владельцем порохового завода, который располагался в этом городе.
Пауль уже собирался сказать Манфреду, что его мать работала на этом заводе по производству боеприпасов и что ее уволили, но слишком устал для болтовни.
- Чертовски иронично, что отец продал эту землю нацистам. А они устроили здесь лагерь.
Наконец, они увидели желтую вывеску с четными буквами, возвещающую, что лагерь находится в восьмидесяти метрах.
- Остановись, Манфред. Медленно развернись и поезжай немного назад.
Манфред подчинился, и они вернулись обратно к небольшому зданию, которое проехали несколько минут назад. Оно было похоже на домик лесника, хотя выглядело уже давно нежилым.
- Юлиан, слушай внимательно, - сказал Пауль, взяв мальчика за плечи, чтобы тот посмотрел ему в лицо. - мы с твоим дядей пойдем в концентрационный лагерь и попытаемся спасти твою мать. Но ты с нами идти не можешь. Я хочу, чтобы ты вышел из машины с моим чемоданом и подождал нас за этим зданием. Спрячься хорошенько, не говори ни с кем и не показывайся, пока не услышишь, как я или дядя тебя зовем. Ты меня понял?
Юлиан кивнул, и губы у него задрожали.
- Ты храбрый мальчик, - сказал Пауль, обнимая его.
- А если вы не вернетесь?
- Не надо так думать, Юлиан. Потому что мы непременно вернемся.
Устроив Юлиана в тайном убежище, Пауль и Манфред сели обратно в машину.
- Почему ты не дал ему указаний на случай, если мы не вернемся? - спросил Манфред.
- Потому что он смышленый парнишка. Он заглянет в чемодан, возьмет деньги и бросит остальное. И в любом случае, мне его некуда отправить. Как выглядит рана? - спросил Пауль, зажигая освещение и снимая марлевую повязку.
- Воспалена, но не сильно. Веки не красные. Болит?
- Очень.
Пауль посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Там, где раньше находилось глазное яблоко, теперь была только пустота, прикрытая сморщенной кожей. Из-под века вытекла тоненькая струйка крови, похожая на алую слезу.
- Она должна выглядеть старой, черт подери.
- Может, тебя и не попросят снять повязку.
- Спасибо, что напомнил.
Он вытащил из кармана повязку и надел ее, выбросив марлю через окно в кювет. Снова поглядев на себя в зеркало, он почувствовал мурашки по коже.
Из зеркала на него смотрел Юрген.
Он взглянул на нарукавную повязку с нацистской свастикой, красовавшуюся на левой руке.
Пауль вспомнил, как однажды подумал, что скорее умрет, чем нацепит на себя этот символ. И сегодня Пауль Райнер мертв. Сегодня я Юрген фон Шрёдер.
Он пересел с заднего сиденья вперед, вспоминая, каким был его брат. Его выражение надменного превосходства. Его манеру повышать голос, тем самым возвышая самого себя и заставляя всех остальных чувствовать себя низшими существами.
"У меня все получится, - думал Пауль. - Вот увидим".
- Вперед, Манфред. Нельзя терять времени.
59
ТРУД ОСВОБОЖДАЕТ
Эту фразу из стальных букв он прочитал над воротами у въезда в лагерь. Однако эти слова были не более чем дополнительной преградой. Никто из тех, кто здесь находился, не заработал себе свободу.
Когда мерседес остановился при въезде, из боковой двери вышел сонный охранник в черной форме, бросил беглый взгляд внутрь машины с помощью фонаря и сделал им знак проезжать. Ворота тут же начали открываться.
- Как просто, - прошептал Манфред.
- Ты знаешь хоть одну тюрьму, в которую было бы трудно попасть? Проблемы возникают при выходе, - отозвался Пауль.
Ворота полностью открылись, но автомобиль не сдвинулся с места.
- Да что с тобой, черт побери? Не стой здесь!
- Я не знаю, куда ехать, Пауль, - ответил Манфред, вцепившись обеими руками в руль.
- Вот дерьмо.
Пауль открыл окно и сделал охраннику знак приблизиться. Тот мгновенно подбежал.
- Слушаю.
- У меня страшная головная боль. Сделайте одолжение, объясните моему тупице водителю, как доехать до начальника лагеря. Я привез из Мюнхена приказы.
- Сейчас здесь осталась только охрана в караульной.
- Так покажите, как туда добраться. Мы с этим придурком говорим на разных языках.
Охранник дал указания Манфреду, которому не пришлось притворяться, что он зол на своего "хозяина".
- Ты не слишком ли переусердствовал?
- Если бы ты знал, как мой брат обращался с прислугой... Это я еще изображаю его в лучшие дни.
Автомобиль Манфреда проехал мимо огороженной территории. С другой стороны они увидели группу заключенных, бегающих кругами вокруг столба, их правые ноги соединялись веревками. Когда падал один, то за ним летели на землю по меньшей мере четверо или пятеро.
- Встать, собаки! Будете этим заниматься, пока не сделаете десять кругов, не споткнувшись! - орал охранник, наблюдающий за этой сценой.
- Не похоже на домашний очаг, - сказал Манфред.
Машина остановилась там, куда указал солдат у ворот, напротив низкого белого здания. У его двери, освещенной несколькими фонарями, стояли в карауле еще два солдата. Когда Манфред затормозил, Пауль дернул за ручку двери.
- Что ты делаешь? - прошептал Манфред. - Это я должен открыть тебе дверцу!
Пауль успел вовремя остановиться. Головная боль и дезориентация в последние минуты лишь усилились, и он с трудом мог ясно мыслить. Его охватил страх перед тем, что вот-вот произойдет. Мгновение он боролся с искушением приказать Манфреду развернуться и как можно скорее проехать несколько километров.
Нет, я не могу так поступить с Алисой. Ни с Юлианом, ни с самим собой. Я должен войти... будь что будет.
Дверь машины открылась. Пауль поставил ногу на бетонную поверхность и высунул голову. Два солдата тут же вытянулись по струнке и подняли руки в приветствии. Пауль вышел из мерседеса и повторил их жест.
- Вольно, - сказал он, переступая порог.
Внутри караульная выглядела простой маленькой комнатой, похожей на обычную контору, с тремя или четырьмя идеально аккуратными письменными столами, на каждом из которых красовался миниатюрный нацистский флажок, и портретом фюрера на стене - единственным украшением помещения. Возле двери стоял длинный стол, выполнявший, очевидно, роль регистрационной стойки, за которым скучал служащий с кислой физиономией. Увидев входящего Пауля, он тут же приосанился.
- Хайль Гитлер!
- Хайль Гитлер! - ответил Пауль, осматриваясь. В глубине помещения имелось оконце, похоже, выходящее в комнату отдыха. Через стекло он разглядел десяток солдат, играющих в карты посреди облака дыма.