– Что там? Криобанк?
– Нет. Криобанк у нас. Там схема, Волков. Всего лишь схема, но без нее мы слепы, как котята. Из трехсот сорока эмбрионов треть – экспериментальные образцы, если мы их сейчас раскидаем по женщинам, – а фертильного возраста их у нас не так много, даже если привлечь все форпосты, то может получиться совсем не то. Ошибиться нельзя, нужна точная схема. И вы ее должны принести.
Почти все кусочки пазла легли на отведенные места, Кату только одно оставалось неясным:
– Почему именно я?
– Там высокая плотность заражения… должна быть. Точно никто не знает, сами понимаете. А вы видите радиационный фон. Сами, без приборов. И значит, пройдете местность быстрее, чем команда специалистов. Которых у меня и нет, к слову. Обычные бойцы там погибнут, никто их толком не готовил воевать на поверхности.
– А другие сталкеры?
– Все отказались. Все. Им, кроме денег, ничего не интересно. Команда Кима принципиально не против, но – опять же – только с вами.
Кат глубоко задумался. Рейд не привлекал ничем – ни товаров, ни патронов оттуда не принесешь. Живым бы выбраться.
– Я дам вам полную амнистию и звание лейтенанта, – увидев сомнения, сказал Фомин. – Вернетесь на Базу честным человеком, офицером.
Сталкер не знал, смеяться или плакать. Полковник жил в давно умерших временах и искренне верил, что офицерское звание и комната два на три метра глубоко под землей – это предел мечтаний каждого. Идеал. Счастье, круче которого только быть похороненным в настоящем деревянном гробу под родным флагом. Вот только гробы теперь делать некому, туды ее в качель! «Нимфа» разве кисть дает?..
– Я вынужден отказаться. Задание – чистое самоубийство. А я бы хотел пожить, пусть даже База и не выполнит… главную задачу. Пошлите спецназ, они должны справиться. Да и спорить не будут.
– Эх, Волков… Вся беда в том, что мы уже посылали группу. Шесть человек. Лучшее оружие, высшая защита. Дозиметры у каждого. Огнемет. Квалифицированный подрывник. Две рации.
– Неужели этого мало?!
– Не знаю. Они не вернулись. Связь сами знаете какая, через двое суток после выхода последнее сообщение. «Входим в лес, есть непредвиденные сложности…»
– И… все?
– Да, – горько вздохнул полковник. – И все. С апреля уже два месяца тишина. Нет их больше, иначе хоть кто-то вышел на связь или вернулся. Пусть даже без схемы. Приказ был однозначный.
Кат молчал. Интересное кино – элита Базы не прошла, а он, значит, за лейтенантские звезды и будущее человечества прорвется? По воздуху, что ли?
– Я все же отказываюсь, товарищ полковник. Поймите меня правильно.
– Сейчас прогуляемся в изолятор, Кат. Посмотрите, кто заселит землю после нас, если вы не принесете схему. И денек подумаете. А завтра вернемся к этому разговору.
Фомин встал и пошел к выходу из кабинета. Не оглядываясь. Словно зная, что Кат идет за ним. Конечно, так оно и было.
– Кукушка гаркнула в трубу… Часы пробили сорок ра-ааз… – тихо сказал Кат.
– Простите, что? – остановился у двери полковник.
– Песня, товарищ начальник Базы! Практически, строевая. Последствия контузии.
– Так точно, – непонятно о чем сказал Фомин. – Ладно, идемте.
Днем в коридорах Базы было оживленно. Не как в убежищах, конечно, никто не торговал с рук и не варил обед прямо на полу, но люди попадались. Прошел патруль, за ним незнакомый Кату офицер, козырнувший полковнику. Их обогнала медсестра в белом халате с коробкой лекарств подмышкой.
– Мы в медблок? – удивился сталкер. За три с лишним года учебы он несколько раз болел, лежал там, но ни одного мутанта никогда не встречал. Точнее, видел неоднократно, в том числе и в зеркале, но ничего пугающего.
– Да. Там вход в изолятор.
Ничего себе секретность! Кат первый раз слышал, что изолятор здесь, на Базе. Он вообще думал, что где-то отдельно.
Полковник зашел в медблок первым, вежливо поздоровался с двумя врачами, которые как раз принимали у медсестры лекарства по описи. Прошел к неприметной двери в углу, о которой Кат всегда полагал, что это чулан с вениками, вытащил ключ.
– Думаю, вы и не станете этого делать, но вынужден предупредить: к клеткам близко не подходите. Это опасно.
Кат кивнул. Даже интересно, чем его еще удивит База. Замок щелкнул, и они оказались на огражденной перилами площадке, откуда вниз уходила металлическая лестница. Сразу стало довольно холодно – не карцер, но и не отапливаемые жилые помещения Базы.
Сталкеру показалось, что в воздухе повис гул голосов, как бывает, когда заходишь в многолюдное место. Ни одного слова не разобрать, просто давит на уши. Остро воняло мочой, тухлятиной и почему-то неким звериным духом, как от мортов вблизи. Наверное, это и есть тот самый мускус, о котором писали в книжках.
– Вот оно – наше будущее, – устало сказал полковник и начал спускаться по гудящей под сапогами лестнице. – Любуйтесь…
От площадки до нижнего яруса, где под многочисленными лампами стояли ряды клеток, было метров двадцать. Полноценный минус первый этаж. Вонь била наотмашь, Кату показалось, что у него слезятся глаза. Гул чужих голосов нарастал, но в нем не было ничего человеческого. Что-то сродни шипению и щелчкам радиоэфира на пустой частоте. Благо, сейчас все частоты были пустыми, сколько не крути верньеры.
– …ад…ад…ад! Ад-ад-ад! – различимо прозвучало в голове Ката.
Это они ему представились, так, что ли?!
Фомин спустился вниз и с горечью смотрел на клетки:
– Они за собой ухаживать не в состоянии. Мы их кормим. Чистим клетки. Лечим, если понимаем как.
8. Изолятор и не только
В каждой клетке было по одному… Одной особи, другого слова весь этот зверинец не заслуживал. Из ближайшей загородки на Ката смотрел, пуская тягучие зеленоватые слюни, сморщенный урод. Скошенная назад, почти без лба, голова, блестящие глаза вдвое крупнее человеческих, острые, словно специально заточенные зубы. Задние лапы были кривыми, с лишним суставом, между ними до пола свисал кривой половой орган. Передние лапы – руками это не назовешь – мутант упер в прутья клетки, шевеля разделенными перепонкой пальцами с кривыми когтями.
– Это лягушонок, – сказал полковник. – Так проходит по реестру. Интеллект нулевой. Зато жрет за троих и в основном мясо. Ребенок из убежища «Памятник Славы», четыре года. Заметьте, он не с поверхности. От обычных мужчины и женщины родился…
– Четыре?! – Лягушонок был не меньше двух метров в высоту, Кат думал, что ему не меньше пятнадцати.
– Да. Четыре с чем-то. Некоторые очень быстро растут. Слишком быстро, я бы сказал.
Лягушонок втянул когти и отошел от решетки, садясь на пол каким-то странным, нелюдским движением.
– Следующий… – начал было Фомин, но его прервали.
Раздался грохот, одна из клеток чуть дальше затряслась, и послышался ни на что не похожий вопль.
– А, там колобок бушует. Пойдемте к нему тогда. Тоже не подарок. Здесь мало спокойных, им всем что-то не нравится…
Череп Ката словно сжимал кто-то невидимый, закручивая на затылке винт, стараясь пробить кость и добраться до такого вкусного розового мозга.
«…ад…ад…»
– Колобок из убежища «Площадь Ленина». Центровой пацан, сын смотрителя, кстати. Элита и золотая молодежь. Перед поимкой сожрал мать…
Упомянутый начальником снова завопил. Потом сжался в меховой шар и с размаху ударился в решетку всем телом. Отлетел назад. Развернулся, оказавшись сплошь заросшим густым длинным волосом невысоким парнем с одинаково длинными, как у обезьян, пальцами на руках и ногах. Лицо у него, словно в насмешку, было совершенно человеческим – не покрытым шерстью, с правильными чертами. Только искаженным злостью и какой-то внутренней болью.
– Родители его назвали Феликсом. В честь деда. – Полковник отвернулся от клетки. – Только, боюсь, колобок об этом никогда не узнает.
– Как же вы с ними обращаетесь? – потрясенно спросил Кат.
– Хорошо обращаемся. В меру сил. Нифльхейм нас снабжает едой с запасом, – ответил Фомин. На лице у него застыло страдание.
– Да нет, я имею в виду… К клеткам же не подойти?
– А, вы об этом… Клетки в глубину двойные. Вот пульт, – указал рукой полковник на огромный щит с переключателями и лампочками, вмурованный в стену. – Изолятор планировался как тюрьма. Когда-то. На всякий случай. Но мы обходимся карцером, а это место отдали под мутантов. Номер клетки, рычаги в трех позициях – открыть, закрыть и сдвинуть решетку на пациента. Помогает для самых буйных. Они в ограниченном пространстве затихают. Для кормления или очистки поднимаем внутреннюю решетку, сдвигаем внешними прутьями пациента в его вторую камеру. Есть общий рычаг открытия клеток, вон, под стеклом. Но я даже не могу придумать причину им воспользоваться.
– А если болеют? Да и сюда их как…
– Транквилизаторы. Здесь есть оружейный шкаф с пневматикой и запас лекарств.
– Гуманнее их было бы усыпить…
Фомин резко повернулся к Кату. Сталкер подумал было, что ударит, но нет. Обошлось. Ми-но-ва-ло…
– Это – люди! Что бы вы ни думали, Волков, это люди. Наши люди. Сограждане! Я клятву давал их защищать.
– От кого этих… защищать? Это же звери.
– Люди! – Полковник шел вдоль ряда клеток, не заходя за прочерченную по бетону жирную красную линию. – Все они люди.
Он остановился возле одной из крайних клеток. В ней было тихо. Тихо, но не пусто: на полу извивался лишенный конечностей урод. Неприятно голое тело билось и перемещалось по бетону с каким-то змеиным шорохом, почти беззвучно, но быстро. Слишком большая для такого туловища голова приподнялась и посмотрела на подошедших узкими, до висков, глазами. Мутант громко щелкнул зубами, сжав челюсти. Кат присмотрелся. Ему показалось, что взгляд урода напоминает прищур самого Фомина, но уточнять что-либо не решился. Да нет, показалось… Впрочем, так ли это и важно.
Полковник вздохнул и развернулся к выходу:
– Я распоряжусь выдать вам спиртное. Грамм триста, не больше. Стресс снять хватит, а напиваться не время.