В полумраке, освещенном всего одной коптилкой, ее тело словно призрак беззвучно пробежало по комнате. Раз – и уже прижалось к Кату.
– Я немного помешаю тебе спать, воин… – прошептала она. – А взамен ты расскажешь, где ты был тот год, после рабства у викингов. Ты же не договорил тогда, помнишь?..
24. Замок над рекой
Человек любит сравнения. Ассоциации. Он так устроен.
Даже глядя на абстрактный рисунок, мозг пытается угадать в нем что-то знакомое. Логику. Или виды природы на худой конец. Все так, но… Что представляется при словах «районный центр»? Да еще и речь идет не про окрестности града Петрова и даже не про Подмосковье – где-то в Воронежской области.
Где это, кстати? Многие поместят ее на карте ближе к Уралу. Или – нечего мелочиться – отнесут на север. Кировская, Воронежская. Где-то там.
Конечно, обе локации неверны. Пятьсот километров на юг от столицы. Там, где в Дон впадает… Радиоактивная река там впадает в не менее фонящий Дон. Ни казаков там, ни вольницы больше. Ныне, присно и во веки веков. Аминь.
Полтысячи верст, разумеется, от бывшей столицы, – если там вообще что-то осталось, на север от Воронежа. После всего. После того как в тринадцатом году пролили все чаши гнева, и ангелы Господни начали махать мечами направо и налево. Сшибая небоскребы за океаном и башни Кремля здесь. Не выбирая грешников и не обращая внимания на границы, материки и даже океаны.
Кат ехал по заснеженной дороге. Скользко. Опасно. Виляя и едва не уходя в занос. Но – куда деваться? Большая удача найти машину, которая может ездить. Не меньшая – обнаружить в гараже ее владельца плотно закрытые канистры с бензином. Не чудо, но близко к тому. В одном шаге от него.
Машиной был страшно ржавый агрегат, в дырах от времени и горя, с гордой надписью «жигули» на угловатой заднице. Палка, веревка и матерное слово. Зато – ни малейших признаков электроники. Телега времен империи, казавшейся вечной. Дружбы народов надежного оплота во главе с бровастым господином в плохо сшитом костюме.
Двигатель не просто стучал. Он издавал некие предсмертные звуки, сродни воплю издыхающего мамонта. Он чадил. Выбрасывал клубы дыма в салон. Но работал, за что честь ему и хвала от богов внутреннего сгорания.
За многие годы без присмотра трасса, ведущая на север, к той самой мифической Москве, местами заросла деревьями. Природе плевать на асфальтовые ухищрения предков, разметку и платный проезд. Как только человек убирает руки, пахнущие солидолом и срубленными лесами, она берет свое. Обратно и, кажется, навсегда.
В машине было холодно. Очень холодно. Отлетевшие провода, отключенная электрика. Когда Кат заводил этого монстра там, на окраине Воронежа, он понял, что дорога будет тяжелой. Нет бы ему достался джип. Мощный, из числа в изобилии ржавеющих на улицах. Но – даже не думай. Вся их начинка умерла сразу и навсегда. За постиндустриальной эрой вновь наступили Темные века. Очень темные, если бы не середина дня – вообще глаз коли. С освещением на трассе плохо, а фары выбиты.
Кстати, не только фары – вместо соседнего с водителем сиденья зияла дыра. Кто и зачем выдрал кресло? Куда дел? Теперь уже не ответишь. Главное, что машина едет. Лучше плохо ехать, чем хорошо лежать. Остывающим трупам ехать не надо, им уже вообще ничего не надо.
Вот Витьку в убежище «Бульвар Победы», в многоэтажном подземном городе на месте бывших гаражей, приняли спокойно. Не как родного, но и без особых проблем. А с Катом получилось хуже: и раньше не любили, а сейчас просто выгнали. Посмотрели на стесанные запястья – верный признак, что побывал в рабстве у викингов, на пару новеньких АКСУ на плече, явно не купленных по дешевке, а родом из того же Нифльхейма, и – выгнали. Дали продать один ствол и часть патронов, и все. Это еще колец на ногах от цепей не видели, штанинами прикрыл. Сволочи они, все из страха, что викинги обвинят их в помощи беглым рабам. Хуже было только попасться обратно в лапы к бойцам Рагнара.
Но и так, танцуя на морозе, радости мало. Да и располосованный охранником живот болит. Крови немного, перевязал как-то, даже зашил, но рана мерзкая. Неглубокая, да длинная.
Вариантов было два. Пробираться по поверхности к центральным форпостам, без припасов, с одним автоматом, рискуя или замерзнуть, или попасться. Либо вообще убраться из города. Куда и зачем? А боги знают… Положиться на свою сомнительную удачу и рвать когти.
Недалеко от убежища начинались наземные гаражи. Длинная череда домиков для машин, стена к стене, с почти одинаковыми воротами. Чтобы не перепутали хозяева, когда-то на этих самых воротах намалевали номера. Начинались они, насколько было видно, с двадцать второго – пес его знает, где первые числа – и уходили за шестую сотню. Целый городок гаражей, со своими улицами, переулками и прочими атрибутами жизни. Даже давно разграбленный магазинчик в этом лабиринте попался.
– …ехали медведи на велосипеде… – шагая по сугробам, бормотал Кат, выпуская короткие облачка выдохов. – …А за ними кот задом наперед.
Снега было не очень много. Там, в полях, значительно больше намело, а здесь то ли дома, нависавшие темными мертвыми скалами по обе стороны дороги, защищали, то ли еще что.
Он шел не наобум. Была единственная зацепка, из тех времен, когда ему еще не пришло в голову самому сдаться в рабство по глупости. Один мужик в юго-западном убежище – на Космонавтов, кажется, под механическим заводом, выторговал у Ката лекарство. Антибиотик. Довольно дешево получил, но бонусом сверху рассказал про гараж. В этих местах Кат бывал и до того торга, оценил, что мужик не бредит. Место верно описано, еще бы про машину не сбрехал.
– Триста четыре, понял, пацан? Номер триста четыре. Ворота красные такие… – Мужик раскашлялся. Кат сомневался, что ему помогут лекарства, очень уж похоже на туберкулез. А от него ничего не было. – Ключ сбоку под крышей, дотянешься. И там шаха стоит. Должна стоять! Серегина шаха. Машина зверь.
– Что такое «шаха»? – осторожно уточнил Кат. Слово могло означать что угодно. От садовой тележки до самосвала.
– Эх, дикари! – простонал мужик. Дышать ему совсем нечем, похоже. Аж синеет, когда кашляет. – «ВАЗ» это. Ну, шестерка. Двадцать один ноль шесть. Шахой назвали в народе. Ты водить хоть умеешь, пацан?
Водить Кат умел. Чего-чего, а тренажеры на Базе-2 остались, и драконили на них инструкторы до позеленения. Старые советские агрегаты, опять-таки без капли электроники: руль, слишком легкий по сравнению с реальным, педали и механическая коробка. И дорога, бегущая по кругу перед глазами, сменные картонные диски, которые можно нарисовать самому. Скажете, чепуха и научиться на этом невозможно?
Было бы желание. Тем более что реальных машин на Базе не было. Не по коридорам же гонять. Ката, например, выучили. И сев за настоящий руль, он оценил старания «пионерлагеря». Поехал. Не сразу, постоянно втыкая не те передачи и задевая бампером за ворота, но поехал. Главное, машина не глохла. Завести ее на дороге самому без стоявшего в гараже монстра-аккумулятора от троллейбуса, который сохранил крохи заряда все эти годы, нереально.
Первые километры были тяжелее всего. Летом бы не проехал вообще, а сейчас как-то умудрился по обочинам: трасса километров на десять от городской черты была забита машинами, автобусами, даже какими-то армейскими грузовиками, так и вставшими аккуратной колонной навсегда. Все это гнило, ржавело, разрушалось уже два десятка лет. В кузовах и салонах росла трава и гнездились самые разные звери. Весной из трещин в асфальте вместе с травой пробивались кусты. Лезли, выворачивая куски, стволы деревьев. Здесь обошлось без массовых мутаций, но и того, что было у природы до Черного Дня в руках, вполне достаточно.
Дальше стало проще. Машин, так и не убежавших от войны, резко меньше. Наледь, снег и редкие деревья посреди дороги – вот и все опасности. А так езжай себе без опаски, права никто не спросит. Нет больше никаких прав, ни у кого. Одни обязанности. Не заглохнуть бы, это верная смерть. Не сломаться духом и не пустить себе пулю под челюсть из валявшегося на полу автомата. Не забыть ничего – ни изгнания с Базы, ни кровавых викингов, и вернуться. Так или иначе отомстить.
А насчет районного центра вот что. Он есть. Их в области немало, Рамонь один из ближайших. Именно туда и пытался попасть Кат, с трудом удерживая машину на полотне трассы. Спасибо неведомому Сереге, чья и была шаха, резина на ней стояла зимняя. Неожиданно хорошая для такого рыдвана, шипованная. Черный День пришелся на лето, так что еще одна загадка: с какого хрена машина стояла в гараже на шиповке? Полгода никто не ездил?
Нет ответа. Только одуряющий запах бензина в салоне и редкие клубы дыма откуда-то из-под панели. Но она едет, и это сейчас главное.
Сорок километров. Раньше это было полчаса неспешной езды, даже не нарушая правил. Под музыку, не забывая только уворачиваться от грузовых фур – Кат много их видел, навсегда вставших на месте и вросших спущенными шинами в асфальт. Гиганты, на легковушке с ними спорить не о чем.
Сорок. А сейчас для пешего перехода зимой расстояние нереальное. Другой мир и почти тот свет. Вот смешно будет, если он-то доедет, а те купцы, что рассказывали о поселке мутантов, просто наврали. И там нет никого. И ничего. И садись, друг сталкер, на обрыве над невеликой русской рекой Воронеж, несущей изотопы мимо тебя из Липецка в Дон. И сиди, пока не проберет холод и не остановит сердце.
Дома мелькнули слева. Ни следов, ни дыма из труб. Пусто. Нет там никого, и никогда не было. Миф и декорации из другой эпохи.
Движок застучал совсем уж тревожно. Кат скинул скорость. Перегрел? Масло он добавил еще там, в гараже, как учили. Шины накачал. Бензина на сорок верст более чем достаточно. Что этой ржавой хреновине не так?
Из-под щели капота вверх, над давно треснувшим лобовиком, полыхнул язык пламени. Полыхнул и погас. Справа остались еще дома, указатель с гордой надписью «Аэропорт». Люди больше не летали, как птицы. Даже не ездили. Они таились как крысы в вонючих сырых убежищах, создали там свой мир и перестали мечтать. Не то что о небе – вообще перестали. Кусок свинины от викингов, грибы из подземных теплиц и чай, больше похожий на вареные веники –