Поэтому третий выстрел теперь уже точно в лоб, и ждать. Они здесь нервные и глупые, кто-нибудь точно выскочит на крики. А вот двух темных тел на снегу опасаться больше не приходилось.
– Ты не Садко. Ты, бля, Нерон какой-то! – сказал Кат. – Зачем старосту зарезал, дурик?
Бродяга, вооруженный теперь трофейным автоматом, заерзал взглядом. В предрассветной полутьме рассмотреть его лицо было сложно, но и так ясно – ошибку признал. Хотя раскаивался вряд ли.
– Да я это… Ну за окном люди, я и подскочил. А потом – кот! Больно же, с-с-сука…
– А гранату в печку нахрена сунул? – поинтересовался Груздь.
Дружинник был похмелен и печален. С похмельем все было ясно – нечего напиваться как свинья на боевом задании, а печален, потому как Кат, по сути, один со всеми и справился. Хорош боец… Задание князя, высокое доверие!
С бороды дружинника свисали сосульки, он громко сопел на ходу и сейчас больше всего хотел найти хоть кого-то виновнее себя.
– Кстати, да! – согласился Кат. – Мою, между прочим, гранату. Она денег стоила.
– Люблю огонь просто… Аж сил нет, как люблю. Здорово же пыхнуло!
– Не то слово. Еле сами выскочить успели. Ты хоть предупреждай перед таким салютом, каску надену.
Садко кивнул и достал зажигалку. Щелкнул. Чиркнул. Не насмотрелся в доме на огонь, что ли? Псих, честное слово.
На самом деле сталкеру было плевать. Целы? Целы. Вырвались? Однозначно! А граната… Гораздо больше было жаль так и упущенного отдыха. Дружинник хоть пьяный за столом покемарил, а вот им с Садко только порезы и стрельба на долю выпали. Остались и незаданные пока вопросы к господину артисту – на предмет владения ножом на уровне самого Ката, да и странной реакции на упоминание его дома гадалкой. Но это все ждет. Терпит. В отличие от дома местной власти, не горит.
Предводитель ополченцев первым из сеней и высунулся. Молодой совсем, лет восемнадцать, не обманул голос. Маленький, верткий, как трупы увидел, первым делом по углу дома и выстрелил. Хотя Кат успел голову убрать, но азарт противника оценил, да и смекалку тоже. Пришлось не глядя очередью полоснуть, подранил, а там и добил, уже на земле.
В сенях сидели двое оставшихся. Сперва мужики храбрились и отстреливались – по комнате, разумеется, Кат на глаза им не лез, контролируя двор. А потом Садко добрался до его, Катова, рюкзака, ну и… Против двух аккуратно заброшенных противопехоток ни сени, ни винтовки, ни сам Господь Горящий не играли. Одного на месте уложило, второго застрелил из пистолета певец. Да и то – добил. Из жалости, не жилец он уже был.
Допрашивать было некого, да и так понятно: сведения об их маршруте откуда-то появились, спасибо этим самым говорунам. Староста на себя внимание отвлекала, а эти бестолочи пытались захватить. По местным традициям, вероятно, и убивать не собирались. Подержали бы в плену с недельку и отпустили, главное, чтобы Кат на Поединок опоздал.
Но это до убийства старосты, после-то, понятное дело, шкуру бы спустили с них при любом раскладе.
Поздно, однако: вышло так, как вышло. Финальным штрихом стало то, что Садко раскопал в рюкзаке единственную противотанковую гранату, хранимую Катом для совсем уж серьезного повода, и сунул ее в печку на прощание. Был дом – и нет дома, одни развалины, хоть смыться успели. Такие вот огненные похороны организовал всем погибшим, занесенным в дом, вместе с хозяйкой. Раненный Катом мужичок с дубинкой, так и не пришедший в себя, отправился на небо вместе с друзьями.
Не ожидали, наверное? Но теперь уж поздно плакать. Только Ваську вот жалко, но его соседи подберут, не дадут пропасть.
– А ты зарубки на стволе не делаешь? – поинтересовался Груздь. – У нас некоторые теперь… увлекаются. Типа как ордена с медалями себе вешают. Ну и от товарищей уважение.
– Да брось, баловство это одно, – сказал Кат. – Я всех и сам-то не упомню, считать их еще…
Снег ближе к утру почти перестал. Они все дальше уходили от злополучной деревушки, где за их спинами в небо тянулся столб дыма от догоравшего дома. Погони не было. То ли некому больше за ними спешить, то ли напугали остальное ополчение до смерти. Не шутка – из полутора сотен жителей легко и просто положили восьмерых, включая местную власть. Какое тут гнаться – молиться надо, чтобы не вернулись супостаты.
– Слышь, Нерон! Царапины есть чем смазать? Кошки звери такие – воспалится, потом надолго. Спирт или зеленка какая, а?
Садко покачал головой. По большому счету и хрен с ним, сам виноват.
– Долго еще земли этих… деревень тянутся? – уточнил Кат у дружинника.
– Союза-то? Да, почитай, километров семь еще. А дальше Председатель уже главный. За ополченцев он нам мстить не станет, но его людей так лихо крошить не след. Со всеми-то мы никак не справимся.
– А поблизости есть где поспать?
Груздь задумался. Надолго, фыркая как рассерженная лошадь, поглаживая бороду. Потом отозвался:
– Ну, тут это… Ферма заброшенная есть. В сторону от дороги, но не особо далеко. Там через овраг, а потом по старой дороге…
– А она на чьей земле? – перебил его Кат. Все эти подробности – куда, как и по какой дороге – его сейчас не волновали.
– Да уже на Председателя, я так думаю. – Дружиннику любой ответ сейчас давался тяжело, он сам явно не прочь был несколько часов подремать. Адский самогон был у Веры Викторовны, упокой ее боги вместе с двоюродным братом.
– Тогда веди, – скомандовал Кат. Поединок Поединком, но без отдыха всю дорогу не пройти. Ноги отвалятся, да и голова нужна чистая. Без этого вашего алкоголя.
Сзади несмело тренькал на своем инструменте Садко. Гитаре – или что это у него? – все перипетии минувшей ночи никак не повредили, а жаль. Лучше бы он ее в печь сунул, а не гранату, все тише было бы. Благостнее.
А так – струны в замерзшем воздухе звенели как-то особенно гнусно.
7Утренний кофе
Впервые за несколько месяцев Кату приснилась Консуэло.
Бывшая любовь всей жизни что-то рассказывала ему, долго, нудно. Объясняя, что время нельзя повернуть назад, что его судьба сама по себе, а ей надо быть здесь, на Базе. И рожать здоровых детей. Он не спорил, просто сидел и слушал, зачем-то считая про себя минуты. Одна. Две. Десять. Важно было то, что скоро вставать.
– Мне пора, Суля… – По его внутренним часам прошло полчаса. Говорить на самом деле было не о чем.
– Да пора, пора! – ворчливо подтвердил стоявший первую вахту Груздь. – Ты во сне часто болтаешь?
– Случается… – подтвердил Кат. В голове было мутно, хотя он выпил у покойной старосты меньше всех. Сухой язык царапал рот, вызывая желание влить в себя залпом пару литров воды. – Сколько сейчас?
– По моим прикидкам, часов семь. Давай я пару часов сплю и выходим. Нам везет, сегодня ж седьмое.
– Не понял… – честно признался сталкер. – Седьмое ноября, да. И что?
– А то, – непонятно, но емко откликнулся Груздь. – Праздник у них. Идти проще, главное, не пить нигде.
Кат почесался и задал вопрос, не дававший ему покоя с самого знакомства с дружинником:
– Слушай, тебя же Никитой зовут?
– Ну.
– А почему – Груздь?
– Я когда родился, батя это… Ржал очень. Мол, сам маленький, а башка большая. Как у гриба. Или у вон чего, но не хером же меня звать. Так и пошло потом.
После этих слов дружинник завернулся в тулуп, подняв высокий воротник и опустив уши шапки. Лег на только что освобожденные Катом еще теплые доски и почти сразу уснул. Садко так и спал рядом весь остаток ночи и утро: не ставить же его часовым?
Спалит еще все кругом. Из любви к искусству.
Свернув в темноте с дороги, они прошли еще с километр. Двигаться по целине, да еще неровной, пришлось небыстро. Груздь топал первым, иногда попадая в незаметные под снегом рытвины. За ним – след в след – шествовал бродячий певец, а замыкал колонну Кат. Сталкеру почему-то казалось, что за ними следят. Он оглядывался, прислушивался, стараясь не обращать внимания на сопевших впереди попутчиков. Да нет, почудилось. Никого. Если бы погоня – это было куда более шумным и заметным делом. А так – просто расшалившиеся после боя в деревне нервы.
Миновав овраг и небольшую лесополосу, они действительно вышли к длинным, давным-давно заброшенным зданиям. Одноэтажные сараи из кирпича тянулись метров на сто каждый, параллельно друг другу. Крыши почти везде провалились, внутрь намело снега, и ночевка в этом месте мало отличалась от сна прямо на снегу. Груздь нашел, конечно, более-менее укрытое место в торце одного из коровников, под куском чудом сохранившегося шифера, но все равно – условия спартанские. Раньше здесь была комната для телятниц или что-то вроде, отделенное от здания стеной с дверным проемом внутрь. Ни окон, ни дверей наружу, очень удачно. Да еще и стопка досок на полу.
Впрочем, всем хотелось спать, а где – уже не так важно.
Людей здесь не было, а остальное можно было перетерпеть.
Кат размял ноги, попрыгав на месте, попил воды и решил выглянуть наружу. Тусклый зимний рассвет уже наступил, можно и осмотреть окрестности. Тем более – или ему показалось? – откуда-то еле уловимо тянуло дымом. Если у них здесь все-таки есть соседи, дело принимало другой оборот.
Взяв автомат, он прошел вдоль стены их случайного укрытия до давно открытых наружу, да так и вросших в землю ворот. Выглянул, осмотрелся. Да нет, никого. Хотя запах дыма – а жгли явно деревяшки – стал немного сильнее. Нет, надо проверить, не ждать же неведомой опасности – а все непонятное опасно – ничего не делая.
Стараясь поменьше скрипеть снегом, Кат медленно миновал коровник, зашел за угол и оторопел. Нет, наверное, надо было сразу стрелять – хотя зачем? Или по меньшей мере взять бы этого человека на прицел. Но Кат так удивился, что не сделал ничего. Совсем ничего: стоял и смотрел на сидящего на сломанном ящике перед небольшим костром мужика в странном, похожем на летный, комбинезоне и вязаной шапочке.
Незнакомец, рядом с которым лежал на снегу рюкзачок, что-то варил на огне, держа ковшик в руке. От горячего металла его спасала толстая перчатка. Оружия не видно. Никакого, даже ножа на широком поясе с кучей каких-то крючков, зацепов и прочей фурнитуры.