— Нет, не шучу.
Вторая спичка горела исправно. Стейси прикурила и подождала, пока кончики сигарет не посерели.
— Я велела ему валить из моей жизни нахуй. — Она протянула сигарету Эми, а сама затянулась поглубже.
Эми не знала, что сказать. Редкостное счастье — быть девушкой самого Пола Биллоуса, и Стейси, пославшая его на три буквы, вознеслась в глазах Эми до невиданных высот и казалась восхитительной, смелой и независимой.
— А почему? — спросила она.
— Его пиздоватая мамаша обвинила меня в том, что я забеременела. — Глаза Стейси снова увлажнились, веки покраснели. — Корова долбаная.
Для Эми это был иной мир! Бойфренды, живущие в собственных квартирах, и матери этих самых бойфрендов, и еще… такие слова!
— Обвинила тебя в том, что ты беременна? Она так тебе и сказала? Прямо в глаза?
Нет, кажется, не очень вежливо курить перед лицом собеседника, она отвернулась, выдохнув струйку дыма через плечо.
— Нет, Полу. Она сказала Полу, — Стейси всхлипнула и утерла нос тыльной стороной руки, в которой была сигарета, — что я растолстела.
— Ну и ну! Вот же дрянь.
Она не могла не посмотреть на живот Стейси, и та проследила за ее взглядом. Так они вместе какое-то время изучали кусочек Стейсиной черной кофты, торчащий из-под расстегнутой куртки.
— Ты не потолстела, — сказала Эми, а сама подумала, что все-таки есть немножко.
Однако худышкой Стейси никогда не была, так что трудно судить.
— Наверное, у меня опухоль, — мрачно изрекла Стейси и посмотрела в небо сквозь переплетение ветвей, — знаешь, эти дурацкие женские опухоли.
— Тебе обязательно надо к врачу, — сказала Эми серьезно.
— В общем, Пол пришел вчера вечером, — продолжала Стейси, — а я ему и говорю: «Вали».
— А он что?
Шум мотора заставил их оглянуться и присесть на корточки. Они так и просидели, глядя друг на друга, пока машина не проехала мимо. Эми поднялась на ноги и протянула руку Стейси, чтобы помочь ей, а та сконфуженно усмехнулась, вставая:
— Видишь, как я отяжелела? — Стейси покосилась на кончик сигареты и выпустила клуб дыма.
— Ты потрясающе выглядишь.
Эми сказала сущую правду: в этой кожаной юбке, черных колготках и черных ботинках Стейси была очень хороша. Эми все бы отдала, чтобы так выглядеть, чтобы и у нее была такая кожаная мини. Ее собственная, сшитая матерью зеленая вельветовая юбка была длиннющая — почти до колен.
— Так что сказал Пол? — спросила она снова.
Стейси глубоко вздохнула и покачала головой, глаза ее почти совсем закрылись от наплыва воспоминаний.
— Хочешь знать, что он сделал? — Она снова тряхнула головой. — Ты не поверишь — он заплакал. — Стейси взглянула на Эми потерянно и задумчиво принялась тереть окурок о ствол дерева, пока тот не стал походить на отточенный карандаш. — Господи, он плакал, блин!
Она отшвырнула окурок в снег, и тот бесшумно упал, испустив последнюю струйку дыма, едва различимую на снежном фоне.
— Боже, — сказала Эми, — а ведь он любит тебя.
У Стейси из горла вырвался громкий хриплый звук, и Эми заметила, что в глазах ее стояли слезы.
— Эти идиотские боты протекают. — Стейси нагнулась, ощупывая пальцем нос ботинка.
— А у меня дырка в подкладке, — сказала Эми. Она распахнула пальто и наклонила голову, исследуя распоротый шов под мышкой, который ничего не значил для нее, просто Эми хотелось поддержать эту нотку близости в разговоре с подружкой. — Это пальто уже старое, да и мне оно все равно не нравится. Расцветка какая-то мужская. В смысле, клетка больше мужчинам подходит. — Эми говорила, лишь бы издавать звуки, чтобы Стейси не казалось, что ее разглядывают. — Я ненавижу всю эту дурацкую одежду.
Стейси все еще стояла, склонившись над ботинком, и Эми краем глаза заметила, что она вытирает нос, а через секунду Стейси выпрямилась и сказала:
— Все нормально с твоим пальто — подкладки не видно.
— Терпеть не могу носить зимнюю одежду, особенно весной, — сказала Эми.
— Ага, я тоже. — Стейси снова утерла ладонью нос.
— У нас перед домом уже крокусы проклюнулись, — сообщила Эми, беря у нее вторую сигарету.
— Прелесть, — ответила Стейси. Прикурив, она протянула спичку Эми. — Смотри волосы не сожги, нюхала когда-нибудь паленые волосы? Тошнотворная вонь. И вспыхивают в одну секунду. — Стейси задула спичку, уронила ее в снег и щелкнула пальцами. — Раз — и вся твоя копна загорится в мгновение ока.
— Класс! — сказала Эми. — А что — это мысль.
Она запахнула пальтишко поплотнее и улеглась на поваленное дерево лицом вверх.
— Эй, не вздумай! — сказала Стейси и умостилась поудобнее на бревне рядом с Эми.
Так они лежали, чувствуя сквозь пальто дрожащие плечи друг друга, и курили.
— Я не сделала домашку по испанскому, — заговорила Стейси чуть погодя, и Эми поняла, что тема Пола Биллоуса закрыта.
— Можешь списать у меня, — Эми показала Стейси кардинала, усевшегося на еловую ветку, — перед уроком.
— Да, но мисс Ланьер догадается, — Стейси равнодушно взглянула на птицу, — все будет слишком правильно для меня.
— Ну, сделай пару ошибок, — предложила Эми, и Стейси кивнула, — но вообще-то она хорошая и ничего не скажет.
Стейси кивнула снова.
Эми пробовала пускать колечки дыма, шлепая по-рыбьи губами и вытягивая кончик языка, как учила Стейси, но у нее мало что получалось — изо рта вылетали цилиндрические облачка. Она уже изнемогала в предвкушении скорой встречи с мистером Робертсоном. (Как-то раз на прошлой неделе он прошел мимо нее, чтобы закрыть окно, и легонько, еле заметно коснулся ее плеча.) Ей хотелось спросить Стейси насчет Пола, но касаться этой темы было бы невежливо. Ее так и тянуло снова взглянуть на живот Стейси, но она боялась, поэтому сосредоточилась на дымовых колечках. Интересно, Стейси думает, что беременна, или это только домыслы матери Пола? Вообще-то женщин, которые уже бывали беременными, не проведешь. Это знала даже Эми.
— Тут все дело в тренировке, — говорила Стейси, выпуская несколько превосходных дымовых колечек.
Подруги смотрели, как они плыли в воздухе, становясь более широкими и рыхлыми, а потом вовсе теряли очертания и исчезали в еловых лапах. Кардинал стрелой взлетел со своей ветки и скрылся в перелеске.
— Бедняжка мисс Ланьер, — сказала Стейси.
Эми кивнула. Девочки любили учительницу испанского. Она носила слишком короткие платья, которые ей не шли, потому что у нее были некрасивые ноги. До колен — еще ничего, но вот выше ноги расходились в стороны рогаткой. Еще она любила обтягивающие нейлоновые платья без подкладки. Эти платья прилипали к телу, демонстрируя контуры нижнего белья и колготок. Именно Стейси выдвинула идею, что мисс Ланьер влюблена в директора — рыхлого, невзрачного и уже немолодого.
— Кстати, он такой стеснительный, — сказала Стейси, — могу поспорить, он и на свидании-то ни разу не был. До сих пор живет с матерью.
Эми поняла, что колечки у нее уже не получатся, и выбросила сигарету в снег.
— У них получились бы уродливые и милые детишки, — улыбнулась Эми.
Вдруг у нее екнуло где-то в животе, она вспомнила слова мистера Робертсона: «Зайдите ко мне после занятий. Я принес одну книгу — вам понравится». В ту же минуту забылись и красные глаза Стейси, и неказистые бедра мисс Ланьер, да и весь мир померк перед тем, что ее ожидало. Теперь она жила в странном, восхитительном, своем собственном мире, вкушая удовольствие слов: «Зайдите ко мне после занятий». И как всегда, накатило убийственное волнение, от которого подкашиваются ноги. Эми уставилась на только что брошенный окурок.
— Бедняжка, — грустно начала Стейси, но тут в школе загремел звонок, и они с Эми переглянулись. — Хоть бы кто-то сказал ей, как это некрасиво, когда одежда электризуется и прилипает к телу.
Поздно вечером, укутавшись в стеганое одеяло, Исабель полулежала на кровати в желтом круге света от лампы с «Гамлетом» на коленях. Она боролась с Шекспиром. В первую очередь — физически, потому что глаза у нее слипались, она с трудом открывала их снова. Она постаралась сесть прямее, но все равно дело не двигалось дальше второй страницы. Просто поразительно, как веки захлопывались сами собой на одном и том же месте. Убедившись, что Эми крепко спит, Исабель встала, спустилась в кухню, налила себе чаю, поплотней запахнула халат, уселась за стол и принялась читать и перечитывать стихотворные строки, покачивая в такт ногой в махровом шлепанце.
Чтение давалось ей с трудом. Очень, очень сложная вещь. Она не ожидала, что будет настолько тяжело, что ей буквально приходилось подавлять панику.
Ему подвластных, в пользу короля;
Взамен чего покойный наш король
Ручался равной долей, каковая
Переходила в руки Фортинбраса,
Будь победитель он…
Вот как это понять? В кухне было тихо.
Она отпила чаю и посмотрела в окно. В щелке между белыми шторами чернел оконный проем, Исабель встала и поплотнее сдвинула занавески. Раньше она никогда не спускалась на кухню одна в такое позднее время. Она вернулась за стол, сделала еще глоток чая и взгляд ее скользнул и выхватил строчки из книги:
Каким докучным, тусклым и ненужным
Мне кажется все, что ни есть на свете!
Глядите-ка! А вот это она понимала. Исабель прижала страницу пальцем. И это ведь Гамлет сказал: «Каким докучным, тусклым и ненужным… все, что ни есть на свете!».
Господь свидетель, были времена, когда весь мир казался ей тусклым и ненужным — как же хорошо Гамлет выразил это! Ее охватил настоящий восторг оттого, что они с Гамлетом неожиданно стали как будто друзьями. Проснувшись окончательно, она прошептала начало строфы:
О, если б этот плотный сгусток мяса
Растаял, сгинул, изошел росой!
(Мгновенно ей представился ромштекс, который она забыла вытащить из морозилки в воскресенье.) Она поджала губы, глотнула чаю и перечитала снова: «О, если б этот плотный сгусток мяса / Растаял, — (Гамлет, вне всякого сомнения, был крепким и мускулистым мужчиной, она на всякий случай заглянула на обложку, где был нарисован его портрет), — сгинул, изошел росой!»