Глава 18
Эйвери Кларка мир и согласие в конторе волновали куда больше, чем то, действительно ли НЛО посетил Ширли-Фоллс. Он считал, что скорее нет, однако испытывал по этому поводу некоторые опасения, потому что за все семнадцать лет Дотти ни разу не проявила склонности к истерикам. Хотя суть была в том, что если Дотти хочет раньше срока выйти на работу, то ей непременно надо вернуться. Правда, это значит, что дочке Гудроу придется уйти. Что, кстати сказать, было бы для Эйвери большим облегчением, присутствие этой девушки все лето было бы для него словно бельмо на глазу. Но он не испытывал радости от того, что собирался сказать Исабель, которой в самой глубине души (он понял это сейчас, пригласив ее в кабинет) искренне сочувствовал.
Она похудела. Пропуская ее вперед в дверях кабинета, Эйвери Кларк поразился, до чего тонкой стала ее рука — словно прутик. Она села напротив, и он увидел на ее лице непривычные краски, глаза как-то побелели и обнажились, мигая, будто в смущенном удивлении.
Склонившись над столом, он вежливо и обстоятельно посвятил ее в подробности ситуации с Эми и Дотти Браун.
Он знал, что она воспримет его слова правильно.
— Да, конечно, — просто ответила она, — я все понимаю.
И все. Больше, казалось, ей нечего было сказать, и Эйвери утратил было бдительность, решив, что удачно справился с трудным делом. Но Исабель сказала кротко:
— Я очень благодарна вам за то, что вы сделали для Эми и, несмотря ни на что, позволили ей работать здесь.
— Конечно-конечно. — Он занервничал, как бы не пришлось ему вспоминать, что он видел тогда.
— Деньги пришлись очень кстати, чек поступил прямо на ее счет в банке, со временем все пригодится для колледжа.
— Да, это хорошо.
Он неуверенно кивнул маленькой женщине, которая сидела напротив, почтительно сложив руки на коленях. Ему казалось, что в кабинете присутствует только половина прежней Исабель, она была как пляжный мяч, который медленно сдувается через невидимую дырочку. Какой-то надлом. Маленькие блестящие глаза коротко ответили на его взгляд, и он увидел, что, несмотря на привычную учтивость, ее мысли далеко.
— Как вы переносите эту ужасную жару, Исабель?
Вопрос будто застал ее врасплох, глаза прояснились, она зажмурилась, словно выйдя на яркий свет из темноты. Он видел, что она колеблется, и надеялся, что она не станет упоминать свою дочь и то, что с ней произошло. И она просто сказала:
— Я устала, Эйвери. Очень устала.
— Конечно, — ответил он поспешно. — Погода стоит невыносимая. И конца этому не видно. Конечно, если верить прогнозу.
— Все измучены, — тихо, почти равнодушно сказала Исабель, слегка кивнув в сторону обитательниц конторы.
— Да уж.
Эйвери засопел носом и усмехнулся Исабель понимающе и в какой-то степени дружески: они словно были родителями, у которых полон дом шумных, непоседливых детей, и надо стараться изо всех сил.
— Я полагаю, мы с этим справимся. — Эйвери, как всегда, решительно прихлопнул руками по крышке стола. — Но вот что, Исабель. Я очень ценю вашу поддержку. Во всем. Я очень вам признателен.
Она кивнула, вставая, и молча пошла в душную контору — к своему столу.
Машина источала смрад. Оставленная на весь день на стоянке с закрытыми окнами, она превращалась в настоящую теплицу-душегубку, рассадник невидимых глазу микробов. Исабель всегда сначала на несколько минут открывала все окна и двери, а уж потом садилась на свое место, к раскаленному рулю. Эми этого очень стыдилась. Она не могла понять, почему мать не может, как большинство нормальных людей, просто оставить машину незапертой, с открытыми окнами. Но Исабель выросла в маленьком городке, и Ширли-Фоллс казался ей огромным, и посему она ежедневно запирала машину и ежедневно им приходилось ее проветривать. Машина стояла на раскаленном гудроне, похожая на механическую птицу, растопырившую железные крылья, пока Исабель махала сумочкой, безуспешно пытаясь создать движение воздуха, а Эми полулежала на переднем сиденье, прикрыв лоб ладонью. Сегодня Исабель открыла двери всего на минутку, и они поехали домой.
— Ты ведь не веришь в НЛО, правда? — спросила наконец Эми.
Исабель мельком взглянула на дочь:
— Нет.
В полном молчании они миновали трейлерную стоянку, болото и старую грунтовую дорогу, где Эйвери Кларк наткнулся на Эми и мистера Робертсона.
— А вдруг это правда? — сказала Эми.
Она прижмурилась от зноя, уткнулась лбом в край стекла, пальцы непроизвольно и настойчиво дергали прядки волос. Не дождавшись ответа матери, Эми сказала:
— Я думаю, что так и есть.
Однако Исабель снова промолчала.
— А почему бы и нет? — настаивала Эми. — Ведь не только же наша дурацкая планетка крутится в космосе.
Исабель молча вела машину.
— Ведь может быть жизнь и на других планетах?
— Полагаю, что может, — ответила Исабель.
— И тебе все равно? Ты так говоришь, будто тебе все равно.
Казалось, Исабель и не собирается отвечать на это, но потом она сказала бесцветным голосом:
— Мои мысли сейчас заняты совсем другим.
Эми еще глубже сползла на сиденье и недовольно закатила глаза.
«Ужасно, — думала Исабель, у нее начала кружиться голова, — все ужасно».
Она вела осторожно, обеими руками держась за руль, глядя прямо перед собой сквозь ветровое стекло.
— Все равно Дотти Браун в понедельник возвращается на работу, а тебя увольняют.
Она повернулась к дочери, а той нечего было ответить. Исабель добавила:
— Эйвери сказал мне после обеда. С приходом Дотти тебе нечем будет заняться, да и денег нет, чтобы тебе платить. Скорей всего.
Эми отвернулась и молча уставилась в окно. Исабель снова поглядела на дочь, пытаясь увидеть выражение ее лица.
— А что я буду делать?
Вопрос прозвучал искренне, хотя Исабель не понимала, что дочь имеет в виду. Боится одиночества и скуки? Уж не надумала ли она сбежать?
— Не знаю.
— Может, мне повезет и меня похитят инопланетяне, — предположила Эми брезгливо, когда они въезжали во двор.
Исабель просто выключила двигатель и закрыла глаза.
— Кто знает, может быть, так и будет.
Однако им надо было обсудить кое-что. Если они не могут немедленно решить, чем Эми займется остаток лета, то, по крайней мере, Исабель необходимо было знать, в котором часу в субботу Эми пойдет к Стейси в гости, останется ли она там ужинать и как доберется домой. На все расспросы Эми ответила, что ничего не знает. Исабель начала раздражаться, ее раздражение тут же передалось дочери, и в результате в субботу утром Эми отправилась из дому пешком, сказав, что если задержится после пяти вечера, то позвонит.
— Я бы с удовольствием тебя отвезла, — в который раз предложила Исабель, догоняя дочь у двери, но Эми громко, даже не обернувшись, сказала:
— Нет.
Чтобы добраться до центра, ей пришлось пройти мимо грунтовки, по которой они ездили с мистером Робертсоном. Эми отвернулась, она всегда теперь отворачивалась, проходя мимо этой дороги, а когда они с мамой ехали в машине, то просто закрывала глаза. Мысленно она говорила об этом мистеру Робертсону. Она представляла себе его глаза и как он нежно смотрит на нее. Но теперь все стало как-то по-другому, с тех самых пор, как его номер оказался недействительным, с тех пор, как она узнала, что он уехал. Она вся дрожала внутри и не могла успокоиться.
В центре города Эми оживилась — машины, магазины, прохожие на тротуарах. Она перешла Главную улицу, пересекла стоянку у почты и вышла на дорожку, ведущую прямо к тому кварталу, где жила Стейси. Улицы здесь носили чудесные имена: улица Кленовая, переулок Валентина, аллея Гармонии, квартал Эпплби. Ничего общего с примитивным Двадцать вторым шоссе. И дома здесь были красивые, чистенькие: серые или белые, кое-где красно-коричневые, с эркерами в гостиных и занавесками на окнах верхних этажей. Вокруг домов — зеленые лужайки, белые ограды.
Дом Стейси отличался от них — построенный в современном стиле, он был гораздо больше, как и многие дома в центре Ойстер-Пойнта. Он был огромен. С громадными окнами и мансардной крышей. Ослепительно-белые камешки, усыпавшие подъездную дорожку, хрустели под кроссовками Эми. Раньше она никогда не бывала у Стейси дома. Сама того не осознавая, она, как и мама, недолюбливала современную архитектуру, ей больше нравились традиционные дома. У этого, вдобавок к непривычно резкому скосу крыши, парадная дверь была ярко-желтой. Эми стало неуютно, каким-то образом цвет этой двери в ее сознании невидимой нитью связался с тем, что отец Стейси — психиатр. И вообще она чувствовала себя не в своей тарелке: Стейси позвала Эми смотреть документальный фильм про роды — ее отец принес этот фильм из колледжа. Эми не стала говорить об этом матери.
Немного помедлив у двери, она постучала.
Из-за двери послышались приглушенная возня и приближающийся голос Стейси:
— А ну марш отсюда, прилипалы. С дороги!
А потом дверь открыла сама Стейси — рыжая, красивая и очень, ну очень беременная.
— Привет! — сказала она и вытянула руки, словно хотела обнять голову Эми. — Боже, что случилось с твоими волосами?
Эми вошла, уставившись на половичок под ногами, и попыталась улыбнуться, но уголки губ безвольно сползли вниз. Из-за двери кладовки показалась любопытная детская физиономия, и Эми быстро вытерла нос рукой.
— Смойся, гаденыш, — сказала Стейси.
Из кладовки послышалось сопение, потом рев. Мальчик бросился прочь по коридору.
— Мама-а-а! А Стейси побила меня и сказала, что я — гаденыш.
За ним из кладовки выскочил еще один малыш и тоже заревел:
— Стейси нас побила!
— Тараканы! — кричала Стейси ему в спину. — Говнюжата! Хватит шпионить за моими друзьями, а то я вас поубиваю! — Она взяла Эми за локоть. — Пошли.
Эми двинулась вслед за Стейси вниз по ступенькам — в ее комнату. Эми никогда не приходилось слышать, чтобы люди вот так разговаривали друг с другом, и чувство неприкаянности, которое зародилось у желтой входной двери, усилилось, как только они вошли и Стейси захлопнула дверь своей комнаты.