Эмигранты. Поэзия русского зарубежья — страница 27 из 31

Так заглаживают мысль

Злостную: разрыв — разлуку —

Лестницы последний скрип…

Так заглаживают шип

Розовый… — Поранишь руку!

Ведомо мне в жизни рук

Многое. — Из светлых дуг

Присталью неотторжимой

Весь противушерстный твой

Строй выслеживаю: смоль,

Стонущую под нажимом.

Жалко мне твоей упор-

ствующей ладони: в лоск

Волосы, — вот-вот уж через

Край — глаза… Загнана внутрь

Мысль навязчивая: утр

Наваждение — под череп!

17 июля 1922

«Леты подводный свет…»

Леты подводный свет,

Красного сердца риф.

Застолбенел ланцет,

Певчее горло вскрыв:

Не раскаленность жерл,

Не распаленность скверн —

Нерастворенный перл

В горечи певчих горл.

Горе горе! Граним,

Плавим и мрем — вотще.

Ибо нерастворим

В голосовом луче

Жемчуг…

               Железом в хрип,

Тысячей пил и свёрл —

Неизвлеченный шип

В горечи певчих горл.

11 августа 1922

«Это пеплы сокровищ…»

Это пеплы сокровищ:

Утрат, обид.

Это пеплы, пред коими

В прах — гранит.

Голубь голый и светлый,

Не живущий четой.

Соломоновы пеплы

Над великой тщетой.

Беззакатного времени

Грозный мел.

Значит Бог в мои двери —

Раз дом сгорел!

Не удушенный в хламе,

Снам и дням господин,

Как отвесное пламя

Дух — из ранних седин!

И не вы меня предали,

Годы, в тыл!

Эта седость — победа

Бессмертных сил.

27 сентября 1922

«Спаси Господи, дым!..»

Спаси Господи, дым!

— Дым-то, Бог с ним! А главное — сырость!

С тем же страхом, с каким

Переезжают с квартиры:

С той же лампою-вплоть,—

Лампой нищенств, студенчеств, окраин.

Хоть бы деревце хоть

Для детей! — И каков-то хозяин?

И не слишком ли строг

Тот, в монистах, в монетах, в туманах,

Непреклонный как рок

Перед судорогою карманов.

И каков-то сосед?

Хорошо б холостой, да потише!

Тоже сладости нет

В том-то, в старом — да нами надышан

Дом, пропитан насквозь!

Нашей затхлости запах! Как с ватой

В ухе — спелось, сжилось!

Не чужими: своими захватан!

Стар-то стар, сгнил-то сгнил,

А всё мил… А уж тут: номера ведь!

Как рождаются в мир

Я не знаю: но так умирают.

30 сентября 1922

Хвала богатым

И засим, упредив заране,

Что меж мной и тобою — мили!

Что себя причисляю к рвани,

Что честно мое место в мире:

Под колесами всех излишеств:

Стол уродов, калек, горбатых…

И засим, с колокольной крыши

Объявляю: люблю богатых!

За их корень, гнилой и шаткий,

С колыбели растящий рану,

За растерянную повадку

Из кармана и вновь к карману.

За тишайшую просьбу уст их,

Исполняемую как окрик.

И за то, что их в рай не впустят,

И за то, что в глаза не смотрят.

За их тайны — всегда с нарочным!

За их страсти — всегда с рассыльным!

За навязанные им ночи,

(И целуют и пьют насильно!)

И за то, что в учетах, в скуках,

В позолотах, в зевотах, в ватах,

Вот меня, наглеца, не купят —

Подтверждаю: люблю богатых!

А еще, несмотря на бритость,

Сытость, питость (моргну — и трачу!),

За какую-то — вдруг — побитость,

За какой-то их взгляд собачий

Сомневающийся…

                      — не стержень

ли к нулям? Не шалят ли гири?

И за то, что меж всех отверженств

Нет — такого сиротства в мире!

Есть такая дурная басня:

Как верблюды в иглу пролезли.

…За их взгляд, изумленный на́-смерть,

Извиняющийся в болезни,

Как в банкротстве… «Ссудил бы… Рад бы —

Да…»

             За тихое, с уст зажатых:

«По каратам считал, я — брат был…»

Присягаю: люблю богатых!

30 сентября 1922

Рассвет на рельсах

Покамест день не встал

С его страстями стравленными,

Из сырости и шпал

Россию восстанавливаю.

Из сырости — и свай,

Из сырости — и серости.

Покамест день не встал

И не вмешался стрелочник.

Туман еще щадит,

Еще в холмы запахнутый

Спит ломовой гранит,

Полей не видно шахматных…

Из сырости — и стай…

Еще вестями шалыми

Лжет вороная сталь —

Еще Москва за шпалами!

Так, под упорством глаз —

Владением бесплотнейшим

Какая разлилась

Россия — в три полотнища!

И — шире раскручу!

Невидимыми рельсами

По сырости пущу

Вагоны с погорельцами:

С пропавшими навек

Для Бога и людей!

(Знак: сорок человек

И восемь лошадей.)

Так, посредине шпал,

Где даль шлагбаумом выросла,

Из сырости и шпал,

Из сырости — и сирости,

Покамест день не встал

С его страстями стравленными

Во всю горизонталь —

Россию восстанавливаю!

Без низости, без лжи:

Даль — да две рельсы синие…

Эй вон она! — Держи!

По линиям, по линиям…

12 октября 1922

Эмигрант

Здесь, меж вами: домами, деньгами, дымами,

Дамами, Думами,

Не слюбившись с вами, не сбившись с вами,

Неким —

Шуманом пронося под полой весну:

Выше! из виду!

Соловьиным тремоло на весу —

Некий — избранный.

Боязливейший, ибо взяв на дыб —

Ноги лижете!

Заблудившийся между грыж и глыб

Бог в блудилище.

Лишний! Вышний! Выходец! Вызов! Ввысь

Не отвыкший… Виселиц

Не принявший… В рвани валют и виз

Беги — выходец.

9 февраля 1923

Душа

Выше! Выше! Лови — летчицу!

Не спросившись лозы — отческой

Нереидою по — лощется,

Нереидою в ла — зурь!

Лира! Лира! Хвалынь — синяя!

Полыхание крыл — в скинии!

Над мотыгами — и — спинами

Полыхание двух бурь!

Муза! Муза! Да как — смеешь ты?

Только узел фаты — веющей!

Или ветер станиц — шелестом

О страницы — и, смыв, взмыл…

И покамест — счета — кипами,

И покамест — сердца — хрипами,

Закипание — до — кипени

Двух вспененных — крепись — крыл.

Так, над вашей игрой — крупною,

(Между трупами — и — куклами!)

Не обшупана, не́ куплена,

Полыхая и пля — ша —

Шестикрылая, ра — душная,

Между мнимыми — ниц! — сущая,

Не задушена вашими тушами

Ду — ша!

10 февраля 1923

Расщелина

Чем окончился этот случай

Не узнать ни любви, ни дружбе.

С каждым днем отвечаешь глуше,

С каждым днем пропадаешь глубже.

Так, ничем уже не волнуем,

— Только дерево ветви зыблет —

Как в расщелину ледяную —

В грудь, что так о тебя расшиблась!

Из сокровищницы подобий

Вот тебе — наугад — гаданье:

Ты во мне как в хрустальном гробе

Спишь, — во мне как в глубокой ране

Спишь, — тесна ледяная прорезь!