Один маленький мальчик, сидевший на коленях у своей мамы, спросил тоненьким голоском:
— Ты и есть Эмиль?
Дети в зале засмеялись.
— Да, я — Эмиль Тышбайн.
Пони подожгла к нему и с гордым видом сказала:
— А я — Пони-Шапочка, кузина Эмиля.
Потом вышел вперед Профессор.
— А я — Профессор, — сказал он, и голос его дрогнул.
— А я — маленький Вторник.
Потом наступил черед Густава.
— А меня зовут Густав с клаксоном. Но теперь у меня есть мотоциклетка. — Он сделал небольшую паузу. — Ну, погремушки, все, что ли, собрались?
— Все! — заорали дети из зала.
Густав рассмеялся.
— А какой пароль?
— Пароль «Эмиль»! — крикнули все разом и так громко, что слышно было у вокзала.
А потом погас свет, и застрекотал аппарат.
Когда фильм кончился, ребята несколько минут хлопали в ладоши. Потом зажгли свет. Девочка, сидевшая рядом с Пони, сказала ей:
— Знаешь, с тех пор ты изменилась до неузнаваемости.
— Так ведь девочка в картине — это не я. Она только меня играет.
— Ну да? А Эмиль, про которого фильм, — тот самый Эмиль, который сидит рядом с тобой?
— Ну да! Он — настоящий Эмиль, это мой кузен, а с мальчиком, который играет в картине, я вообще не знакома. А теперь молчи! Это еще не все.
На сцену вышел Джекки. Он подошел к рампе и сказал:
— Вы собирали деньги для одного мальчика, так? Этот мальчик — я. Большое вам всем спасибо! Я считаю, что это просто здорово с вашей стороны. Когда я вырасту, а кому-нибудь из вас придется туго, пусть он меня найдет. Так? Договорились?
Потом на сцену снова вышел Густав. И он сказал, обращаясь к Джекки:
— По поручению моих друзей и всех ребят Корлсбюттеля я вручаю тебе сберегательную книжку на семьдесят пять марок. Вот сколько денег мы собрали!
Джекки пожал Густаву руку.
А в зале Профессор шепнул Вторнику:
— Так вот, значит, что придумал Густав.
Положить деньги на сберкнижку!
— Разве плохо?
— Наоборот, отличная мысль, просто отличная.
Густав крикнул в зал:
— А теперь я попрошу на сцену ребят из других курортных поселков!
Началась невероятная толкотня.
— Не всех, только по одному от каждого!
В конце концов на сцене оказалось семь мальчиков. И каждый передал Джекки сберкнижку. У Джекки в глазах стояли слезы, хотя, как вы знаете, он совсем не был плаксой.
Густав торопливо перелистывал все сберкнижки. А когда мальчики вернулись в зал, он крикнул:
— Всего собрано шестьсот пятнадцать марок! Кроме того, Джекки получит всю сегодняшнюю выручку. О-го-го! Джекки, я поздравляю тебя! Пусть тебе это поможет встать на ноги.
И Густав исчез за кулисами.
— Этого я не ожидал! — сказал Джекки. — Теперь мне нужен кассир! — И он снял свою куртку. — Мой старый друг капитан Шмаух посоветовал мне выступить перед вами. В знак благодарности. Я, правда, не привык работать один, но кое-что могу показать сам.
Сперва Джекки выжал стойку, потом пошел по сцене на руках. Потом он сделал шпагат, а потом мостик. Зрители хлопали. И тут Джекки стая крутить сальто; он кувыркался все быстрее и быстрее, а потом колесом наискосок пересек всю сцену!
Дети вопили и хлопали так, что у них ладошки распухли. Взрослые тоже были в восторге.
Наконец занавес закрыли. Но прежде чем успели выйти все зрители первого сеанса, в зал вломились ребята на второй сеанс. Поднялся такой шум и такая толкотня, что и представить себе невозможно.
— Сальто мне очень понравилось, — сказала бабушка. — Надо завтра самой попробовать.
Вечером к причалу снова подали два парохода, чтобы развезти детей по домам. Ребята с бою занимали места.
— Пароль «Эмиль»! — орали ребята на пароходе, плывущем на восток.
— Пароль «Эмиль»! — орали ребята на пароходе, плывущем на запад.
— Пароль «Эмиль»! — орали ребята из Корлсбюттеля, стоящие на причале.
На пароходах зажгли разноцветные фонарики. Один ушел направо, другой налево. А Эмиль и сыщики все стояли на причале и молча провожали глазами уходящие пароходы.
Прибежал Джекки.
— Ах, вот вы где! А я вас повсюду искал. Этот день я никогда не забуду! — сказал он в восторге. — Знаете, какое предложение мне сделал директор кино? Чтобы я выступал у него перед сеансами. А жить я буду у капитана Шмауха. Он меня пригласил. И по вечерам мы с ним на террасе будем играть в подкидного дурака.
В море плыли два освещенных разноцветными фонариками парохода. Волны набегали одна на другую, и белые гребни светились в темноте.
Потом Густав откашлялся, обнял за плечи ребят и сказал:
— Мы останемся друзьями навсегда. Даже когда у нас вырастут бороды, мы все равно будем вместе.
Ребята молчали, но они были того же мнения.
ПИСАТЕЛЬ ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ ОТ 8 ДО 80 ЛЕТ
Помните, с чего начинается эта книжка? Прежде чем приступить к самому рассказу, её автор, немецкий писатель Эрих Кестнер, представил нам будущих действующих лиц и назвал два-три места, где должно разворачиваться действие этой истории; он как бы рассыпал перед нами кубики с картинками: смотрите, ребята, из чего я строю! Вот Эмиль, который жарит маме яичницу, когда она больна; а вот его мама, которой приходится весь день завивать разных дам, чтобы Эмиль мог учиться в школе; а вот купе поезда, а в нём господин, о котором пока ещё никто ничего не знает; а вот большое здание — это банк; а вот и мальчишка с клаксоном… И вы смотрели па эти картинки, и многие из вас, я уверена, с недоумением пожимали плечами: очень уж они обыденные, какие-то слишком знакомые,-разве из них сложишь что-нибудь интересное, такое, чтобы дух захватывало? Может, и правда куда лучше было бы почитать про девочку-папуаску, про эту самую «Петрозилью из джунглей», которая вплавь пересекает океан, чтобы получить новую зубную щётку? Может, напрасно Кестнер бросил писать свой детский приключенческий роман, «споткнувшись о ногу кита»? Но держу пари, что, едва начав читать про Эмиля, вы уже так не думали, потому что вас наверняка захватили его удивительные приключения. Как получился из самого обыденного и повседневного такой увлекательный рассказ? Как свершилось это чудо? Почему эта незатейливая история вот ужо более 40 лет продолжает волновать ребят во всех странах мира?
«Эмиль и сыщики» — это первая книга для детей, которую написал Эрих Кестнер. Она вышла в 1928 году, когда ему было 29 лет. И хотя детство осталось далеко позади, он помнил о нём всё — «словно это было вчера»: и как он морозным утром, перед школой, бежал домой из лавки по ещё тёмной улице, а в свете газового фонаря кружились снежинки; и как керосин плескался в бидоне, а сетка с картошкой оттягивала руку; и как он стучал ногой в дверь, а потом, схватив ранец, который в коридоре «переминался с ноги на ногу от нетерпенья», мчался в школу.., Так подробно он сохранил память о звуках, запахах, цветах и образах своего детства, трудного, бедного, но счастливого детства. И эти живые воспоминания, эти живые чувства, не угасшие в нём за годы взрослой жизни, легли в основу его повести об Эмиле, сделали её живой, а значит, и волнующей нас книгой.
Но этого мало, чтобы ответить на вопрос о чуде, благодаря которому эта книга имела и продолжает иметь такой небывалый успех. Ведь Кестнер рассказал в «Эмиле и сыщиках» не про своё детство. Из огромного богатства своей памяти он отбирал лишь то, о чём «стоило рассказать» — рассказать, чтобы что-то передать новому поколению, от чего-то предостеречь, чему-то научить. Его мама, тоже парикмахерша, он сам, каким он себя помнит, его кузина Дора — всё это вобралось в его повесть, но писал он о тех детях и для тех детей, которые подрастали, когда он был уже взрослым и работал в газете. Это было тревожное для Германии время. Страна переживала тяжелейший экономический кризис, и безработица доводила людей до нищеты и отчаяния. Эту обстановку ловко использовала фашистская партия, чтобы расширить своё влияние. Эрих Кестнер разделял ненависть лучшей части немецкого народа к надвигающемуся фашизму. Ненависть и надежду, что фашизму, как и любому злу, можно оказать сопротивление, если «взяться дружно», если всем объединиться, проявить солидарность. Эту надежду питали тогда многие люди в Германии; они выходили на улицу с «Песней о солидарности», слова которой написал знаменитый немецкий революционный поэт
Бертольт Брехт. Только в той особой обстановке, которая сложилась в Германии в годы, предшествующие приходу Гитлера к власти, в годы кассовых демонстраций и митингов, в годы веры в силу совместных действий, в силу людской сплочённости, и могла возникнуть история про Эмиля. Правда, Эрих Кестнер не призывал к революционной борьбе; сам он был далёк от классовых боёв, которые вёл немецкий пролетариат под руководством коммунистов, но он хорошо понимал всю серьёзность угрозы, нависшей над его родиной, был убеждённым и последовательным антифашистом и хотел показать тогдашним ребятам на простом примере, что если действовать мужественно и дружно, то всегда побеждаешь. А может, и не только ребятам…
Вот эта неколебимая убеждённость Кестнера, что люди могут помочь друг другу, надо только объединиться, определила и сюжет обеих повестей, и их весёлые перипетии, и самые волнующие эпизоды, всегда связанные с массовым действием. Радость, благородная бескорыстная радость сопричастности к общему делу, радость победы, которая не сваливается случайно, а завоёвывается совместными усилиями,- эта радость, сплотившая вокруг Эмиля прекрасную команду справедливых, находчивых и озорных сыщиков, заражает и читателей, маленьких и больших. Именно она расширяет их круг, потому что создаёт ту неповторимую атмосферу его книг, которая завоевала им мировую славу. Недаром Кестнер говорит, что пишет для тех, кому от 8 до 80 лет.
Итак, радость приобщённости к общему делу. Однако обратите внимание, насколько все сыщики разные: Эмиль, Профессор, Густав, Вторник — да про каждого из них можно хоть сочинение писать, потому что у каждого уже определенный, сложившийся характер, со своими интересами, вкусами, чувствами. Кестнер исходит из того, что дети — это те же взрослые, только маленькие. Другими словами, создавая свой мир детей, писатель создаёт вместе с тем и модель мира взрослых. В детском мире Кестнера, как и в настоящем мире взрослых, каждый до поры до времени занят чем-то своим (всп