Движения Итана были какими-то рваными, губы сухими, а дыхание шумным.
Он привлёк меня к себе, поглаживая по спине, и коснулся губами.
Сначала он кольнул мои губы своими — такими же сухими и горячими, как и его руки.
А потом медленно повёл ими ниже, к шее, осторожно отодвигая одеяло.
Кажется, Итан боялся меня напугать или пытался сделать что-то ещё. Но у него ничего не получалось.
Это не было похоже на поцелуй, скорее он просто водил губами по моей коже.
Уложив меня на спину, Итан продолжал свои странные ласки. Не знаю, что он испытывал, я же не ощущала ничего. Будто он не целует меня, а проводит осмотр на ощупь. Именно так и ощущались его прикосновения.
Даже когда мужчина остался таким же обнаженным, как я, это совсем не казалось чем-то интимным. Просто горячая сухая кожа, которая касалась моей.
Ни отголосков того, о чём писали в книгах или тихо сплетничали влюбленные девушки.
От прикосновения его руки к волосам я порой испытывала больше эмоций. Сейчас же — только неловкость и замешательство.
— Сейчас может быть больно… — тихо шептал Итан, разводя мои ноги и устраиваясь между ними.
Наконец он посмотрел мне в глаза, водил пальцами по бедру, всё ещё не отводя взгляда. Не знаю, что он пытался увидеть или что мне следовало сделать, но я тоже пыталась понять пыхтевшего надо мной супруга.
Судя по его звукам и обреченному вздоху, что-то было не так.
Итан опустил голову и продолжал поглаживать мою ногу, но ничего не происходило.
— Просто подскажи, что мне сделать, — решилась задать вопрос, и словно ужаленный, мужчина отстранился.
Он продолжал нависать надо мной и всматриваться в глаза, а потом, судя по тихому сдавленному стону, сдался и убрал руку, опираясь на обе.
— Прости, Эмма, дело не в тебе. Просто я не могу, — выдохнул он и коснулся губами моего лба.
— Не хочешь сегодня? Ты устал? — попыталась я объяснить слова мужа.
— Не хочу делать это с тобой. Прости… Я очень тепло к тебе отношусь, Эмма. Мне приятно заботиться о тебе, быть рядом, проводить время. Но это… Я просто не могу. Возможно, со временем, — наконец сказал он и скатился на бок, тяжело дыша.
— А с другими. В борделе, — сдавленно спросила я, ощущая, как слёзы сковывают горло.
Итан повернулся, приподнялся и вопросительно посмотрел мне в глаза, блестящие от обиды.
— У меня давно не было женщины. Но… с чего ты решила, что я хожу в бордель? — он запнулся и, казалось, пытался разглядеть что-то в темноте.
За окном светила луна, и открытые шторы позволяли разглядеть глаза мужа — напряженные, уставшие и немного злые.
Я не спешила признаваться, что поверила словам кухарки, но Итан ждал ответа. Пожалуй, признаться в том, что мне донесли сплетни, было разумнее, чем позволять ему думать, будто я ревную от скуки.
— Лукреция… Она сказала, что тебя часто вызывают в «Тюльпан». Мы ни разу не были… вот я и решила… — тихо призналась я.
Услышав причину действа, Итан тихо застонал, словно с трудом сдерживая эмоции, потом провёл рукой по волосам.
— Ты наслушалась сплетен прислуги… и решила меня соблазнить, — с усталой усмешкой сказал он, придвинулся ближе и, накрывая меня одеялом, ласково провёл ладонью по моей голове.
— Ты избегаешь меня, сам ничего не объясняешь. Что я должна думать или делать? — спросила я, вскинув голову, и наши губы почти соприкоснулись.
Итан на миг замер, потом тяжело выдохнул, слегка отодвинулся и всё же заговорил:
— Доверять мне, Эмма, просто доверять. Я не избегаю тебя, я пытаюсь привыкнуть к новой жизни, и мне нужно время. Нам обоим оно нужно.
Если бы не тот единственный поцелуй, я бы поверила. Но я помнила, как он целовал меня, и потому решила напомнить об этом и ему.
Я крепче сжала мягкую ткань и решительно взглянула ему в глаза.
— Тогда в поместье ты целовал меня… А теперь… — шепот оборвался.
Прежде, даже когда мне было нехорошо, я замечала в глазах Итана отголоски желания, которые озадачивали его. А теперь, спустя неделю после приезда в Новый Орлеан, ничего не осталось.
— Ты не хочешь меня как женщину. Просто нянчишь, как ребёнка или пациента, — прошептала я, чувствуя, как предательски дрожат губы.
Впервые за всё это время Итан по-настоящему притянул меня к себе, крепко, почти отчаянно, и прижался губами к моему виску.
— Сегодня ты пыталась отдаться мне из страха и ревности. Желание должно быть обоюдным, Эмма. И ни один из нас сегодня не хотел этого по-настоящему. Всё случится, когда мы будем готовы — оба. Просто не торопи события. И доверься мне. Не сплетням. Мне, — прошептал он в мои волосы, мягко укачивая.
То, что происходило между нами сейчас, было куда более искренним и теплым, чем все попытки консумировать брак.
— Холодно… — заерзала я, прижимаясь ближе, уткнувшись носом в мужскую грудь.
Итан прижал меня крепче, укрылся одеялом и устроил горячую руку на пояснице.
— Может, потому что ты голая, Мими, — с лёгкой усмешкой ответил он.
Переведя руку на спину, он погладил меня вдоль позвоночника, словно маленького расстроенного ребёнка. С ним рядом однозначно стало теплее.
Горячая кожа мужа согревала лучше любого камина. А судя по тому, как он дышал и вздрагивал от моих прикосновений, без принуждения консумировать брак было бы куда приятнее.
— Ты тоже голый, так что мы одинаково дурно одеты, — тихо пошутила я, ощущая, как в живот упирается то, что раньше отказывалось работать.
Итан шумно вздохнул, протянул между нами одеяло и чуть отстранился.
Кажется, его тело, в отличие от головы, теперь совсем не против близости.
Я едва удержалась от вопроса: не потому ли он всё это время ждал, пока я усну, чтобы избежать соблазна? Но промолчала.
В одном он был прав — я ещё не готова.
Объятия, поцелуи, засыпать рядом — да. Но не больше.
Это был не страх, а жгучее желание: чтобы меня хотело не только тело Итана, но и он сам.
Чтобы смотрел на меня так, как когда-то смотрел на неё.
— Хватит ерзать, Мими. Если тебе холодно — оденься. А если нет — хватит придумывать глупости. Спи, — пробурчал он, словно прочитав мои мысли.
Коснувшись губами моего лба, Итан всё же чуть отстранился, заботливо укутал меня в одеяло, словно в кокон, а потом сам укрылся вторым. Всё как всегда, с той разницей, что сегодня он не отполз на другой конец кровати, а, наоборот, притянул меня ближе, обхватил руками вместе с одеялом и часто дышал в макушку.
— Спи, Мими. Всё будет хорошо. Спи, — устало прошептал он и снова коснулся губами моих волос.
Опять эта странная магия…
С Итана, казалось, спали его глупые маски строгости, а с меня — страхи.
Но в этот раз я точно знала: с рассветом всё станет по-старому.
Глава 8Молодой лекарь
Спустя три месяца, наш с Итаном особняк наконец стал напоминать дом.
Лето прошло, самый высокий сезон в южных штатах закончился, и в Новом Орлеане закипела жизнь.
Но только не у нас.
Больше мы с Итаном не были молчаливыми соседями. Мы ужинали вместе, он терпеливо ел мой омлет. Или притворялся, что ест, скармливая его собаке. И всегда находил, о чём поговорить.
Новости города, его странные вызовы, детские воспоминания — слова лились легко, словно между нами действительно была близость.
Почти как в настоящем браке.
Если не считать того, что ночью в постели мы всё так же лежали по разные стороны кровати.
Попытки сблизиться, стать друзьями, никак не помогли мужу смотреть на меня как на жену.
Я старалась. Очень.
И, возможно, слишком хорошо научилась скрывать, как больно видеть его виноватую нежность вместо желания.
Я слышала все его объяснения — про заботу, про привязанность.
Но эти слова были лишь отговоркой. Я видела, как иной раз его взгляд скользил по чужим декольте. Едва заметно. Быстро. Но я замечала.
На меня же он смотрел с лаской. И с виной. Как на ту, кого жалеют, но не выбирают.
Не таким я мечтала видеть Итана.
И совсем не о таком браке грезила когда-то.
Но мы почти не ссорились. Мы жили — вежливо, тихо, мирно. Я молчала, Итан играл в заботу.
Я даже начала привыкать к шуму Нового Орлеана и обзавелась парой знакомых.
Все, как любила моя матушка, — приличия были соблюдены, а что творилось внутри, оставалось только догадываться.
Всё складывалось правильно.
Только иногда, среди ровной, привычной жизни, в груди поднималась странная пустота, о которой я старалась не думать.
И, вероятно, я бы смирилась с таким браком, если бы не один случайный вечер, одна встреча и один разговор.
— Эмма, сегодня у меня много встреч, я могу не успеть к ужину. Не скучай, — объявил муж, тихо откладывая приборы.
Такое случалось редко, но всё же бывало, а потому я улыбнулась, как прилежная жена, подставила лоб для поцелуя и пожелала супругу хорошего дня.
И так — каждое утро.
Вечер прошёл так же обычно, с той лишь разницей, что Итан явился уже затемно и с отчетливым запахом алкоголя.
— Итан? Что-то случилось? — услышав, как вместо по-кошачьи тихих шагов внизу загремело кресло, я выскочила, едва прикрывшись халатом.
— Иди спать, малыш. Я в порядке, — прозвучал голос со стороны лестницы.
Этим вечером молодой лекарь Харрис буквально ползком забирался на второй этаж.
— Итан, ты пьян! — воскликнула я, сбегая по лестнице и помогая мужу подняться.
— У меня очень проницательная жена, — с улыбкой объявил он, позволив ухватить свою руку и опираясь на перила. — А ещё — очень красивая, — добавил, осматривая мой наряд.
Оттого, с каким усердием я пыталась поднять мужа, полы халата разошлись, и ему предстала совсем не целомудренная картина.
Грудь топорщилась от холода, глубокое декольте и тонкая ткань позволяли рассмотреть её слишком детально — и так не вовремя. С помощью этой полупрозрачной рубашки я надеялась напомнить Итану, что первая брачная ночь так и не состоялась.