Но до этого вечера он её не замечал. Так же, как и меня в нашей постели.
Судя по тому, как Итан впервые с неприкрытым интересом рассматривал мою грудь, он выпил больше, чем было допустимо. Голубые глаза светились, дыхание участилось, а взгляд жадно скользил по моему почти что обнаженному телу.
Реакция, которой я бы порадовалась ещё утром, теперь заставила смутиться и поспешно запахнуть халат.
Потеряв опору, Итан снова покачнулся, но крепко уцепился за перила.
— Не бойся, Эмма, я пьян, но не настолько, чтобы сделать тебе больно. Просто помоги дойти до любой кровати, — уже без улыбки произнес он, протянув руку.
Я не боялась, что Итан сделает то, чего я не буду желать сама. Просто не хотела, чтобы впервые всё случилось вот так. Но если по-другому не выйдет… Это была плохая идея. Очень опасно плохая идея.
И я всячески гнала от себя эти мысли, пока помогала Итану подняться и придерживала его у стены.
Даже пыталась отвлечься разговором о причинах такого состояния.
Последнее время от него был едва уловимый запах алкоголя. До состояния полной отключки он не напивался ни разу.
Но всё когда-нибудь случается впервые.
Оказалось, его вызвали на роды. Сложная беременность, а доктор Моррис, который вёл женщину, неожиданно оказался в отъезде.
Повитуха не справлялась, и тогда мистер Родригес обратился к молодому лекарю, о котором судачил весь город.
Новоявленный богатей получил наследника, а мой муж — нового пациента. Точнее — целую семью, постоянных клиентов, которых не хотелось обижать.
Да и, судя по обрывкам фраз, роды были такими, что самому Итану хотелось забыться.
— Когда мальчик закричал, я будто родился вместе с ним, — выдохнул он.
На время это позволило забыть о своих гнусных мыслях.
Ровно до того момента, пока муж не вышел из ванны. Кажется, в эту минуту я забыла, как дышать. Мокрые волосы прикрывали уставшее лицо, струйки воды стекали по мощному торсу.
В комнате стало невыносимо жарко, а Итан даже ничего не заметил. Спокойно взял бельё и снова закрыл дверь. Кажется, ледяная ванна привела его в чувства. А я бы не отказалась остыть.
Когда муж забрался в кровать и облегченно вздохнул, я вздрогнула и сжалась в комочек. Тело было не моим — оно словно чужое, будило в голове такие желания, о которых стыдно было не то что говорить — даже думать.
— Спокойной ночи, Эмма. Прости, что я явился в таком состоянии, — прошептали рядом, и рука Итана мягко коснулась волос, поглаживая.
Ох, ему бы стоило притворяться спящим, как прежде. Потому что моя ночь после этого точно не будет спокойной.
Недолго думая, я поймала его руку и направила вниз. Итан, явно не понимая, что происходит, сначала погладил мою щеку, а потом замер, когда я положила его ладонь прямо на свою грудь.
— Эмма… — хрипло выдохнул он от удивления.
Выдохнул, но руку не убрал.
Это заставило меня продолжить. Всё так же удерживая его ладонь на себе, я подползла к Итану вплотную и почти коснулась губами.
— Ты так смотрел на меня на лестнице. Может, в этот раз всё получится? — очертила ладонью его торс, опуская руку ниже.
Шумный вдох — и его рука перехватила мою.
— Нет, Эмма. Сегодня я пьян. Ты заслуживаешь лучшего, — с явным усилием произнес он, отстраняясь.
— Но почему? Что со мной не так? — вырвалось с тихим всхлипом, и Итан притянул меня в объятия.
— С тобой всё замечательно, малыш. Мы обязательно вернёмся к этому разговору. Но точно не тогда, когда я в таком состоянии. Поверь, первая ночь решает многое. Я не хочу, чтобы ты вспоминала пьяное тело, пыхтящее над тобой с удушающим ароматом дешёвого виски. Если не хочешь делать это для себя — сделай для меня. Я хочу отчетливо помнить наш первый раз, — шептал он, поглаживая мои волосы.
Этой ночью я впервые не скрывала от Итана свои эмоции. Будто все страхи, что накопились за несколько месяцев, враз хлынули наружу — слезами.
Впервые за долгое время я засыпала в его объятиях. Но просыпалась, как всегда, одна. Казалось, всё, что случилось, было лишь странным сном.
Ничто не напоминало о том, что эта ночь отличалась от предыдущих. Только слегка помятый вид мужа за завтраком и то, что он никуда не торопился, подсказали: всё это было на самом деле.
— Как твоя голова? — поинтересовалась я у излишне молчаливого соседа.
Обычно он рассказывал о своих планах на день, о необычных случаях, в которых желал бы разобраться, или о мероприятиях, которые мы могли бы посетить на выходных.
Но сегодня Итан Харрис был слишком увлечен газетой и старательно избегал моего взгляда. А ещё — услышав вопрос, едва заметно напрягся.
— Всё в порядке. Ещё раз прости за эту ночь, — сухо сказал он, всё так же сверля взглядом страницу.
Он явно о чём-то сожалел.
— За эту ночь? — переспросила я.
Итан выдохнул и откинул шелестящий сборник новостей.
— Эмма, скажу прямо. Я мало что помню. И всё же мне стыдно, что ты видела меня таким. В будущем я постараюсь сдерживаться, — излишне холодно произнес он.
Ах вот оно что… значит, он ничего не помнит.
Вспоминая, как рыдала на мужской груди, я даже вздохнула с облегчением. Вероятно, так даже лучше.
Если он ничего не помнит — значит, ничего и не было.
И мы можем продолжить эту странную игру в соседей.
Но один вопрос я всё же решила прояснить:
— Мне казалось, ты пришёл в себя после ванны…
— К сожалению, казалось, малыш. Я смутно помню, как добрался до дома и как оказался в постели. Очнулся уже на рассвете и убедился, что ты в порядке. Я сделал что-то, что тебе было неприятно? — голос Итана дрогнул, а глаза вцепились в мой безупречный наряд.
Он смотрел так, словно хотел содрать с меня ткань и осмотреть, чтобы убедиться, что не забыл ничего важного.
Кажется, впервые во взгляде холодного лекаря Харриса читалась паника. А когда взгляд остановился на моих губах, я натянула улыбку.
— Если ты переживаешь за мою невинность — она всё ещё при мне. Вы были не настолько пьяны, дорогой супруг, а я — не настолько отчаянна, — шире оскалилась, и Итан вздохнул.
— Эмма… — выдавил он, но тут же в дверь постучали.
Да и без посыльного, который принёс мужу письмо, я знала, что он скажет.
«Ты дорога мне, Эмма», «Я тепло к тебе отношусь», «Мне нужно ещё немного времени» — всё это было написано у него на лице.
И я не стала заставлять его произносить это вслух.
Снова затолкала горечь куда-то поглубже, пожелала мужской спине хорошего дня — и ушла на кухню.
Видеть его не хотелось, продолжать разговор — тем более.
И, к счастью, не придётся. Разве что помолчать за ужином, а потом — снова за завтраком.
Рано или поздно ему придётся принять решение.
Либо мы супруги, либо этот фарс пора заканчивать.
А до того момента — я продолжала играть в прилежную жену.
Спустя несколько дней воспоминания о странном вечере померкли, и всё снова пошло своим чередом: завтраки, ужины — и пустая постель.
Пока однажды, за ленивой болтовней в кофейне, я не увидела то, что одним махом разрушило хрупкое спокойствие.
Уже привычно, по вторникам, пока Итан занимался своими бесчисленными пациентами, я отправлялась в город.
С недавнего времени, я не оставалась скучать в особняке: слуги справлялись сами, а я наконец обзавелась подругами.
Ну, как подругами. Благодаря популярности Итана в женских кругах, меня приняли в самую завидную компанию городских сплетниц. Богатой южанке завидовали из-за молодого, красивого и обеспеченного мужа, а ещё я была недурна собой и не обделена интеллектом.
В Новом Орлеане, как оказалось, этого вполне достаточно для дружбы с самыми влиятельными леди города.
Тина Леблан — дочь Жана Леблана, владельца одной из самых прибыльных сахарных плантаций на западном берегу Миссисипи. Её тёмные волосы контрастировали с яркими зелёными глазами и крупными чертами лица.
Тину можно было бы назвать красивой, если бы не упрямый подбородок, придававший ее внешности строгость.
Анжелика Бодро — дочь Луи Бодро, хозяина одного из крупнейших банков Нового Орлеана. Светловолосая, миловидная, с голубыми глазами, которые блестели не хуже дорогих украшений, и кокетливо надутыми губами. Анжелика была типичной представительницей южной аристократии.
Джоан Дюваль — дочь Огюста Дюваля, владельца отеля и игорного дома, чья репутация была столь же сомнительной, как и его бизнес. Ходили слухи, что он имел отношение к «Тюльпану» — заведению с весьма специфическими услугами.
Джоан была невысокой, с густыми тёмными волосами, собранными в пышную причёску, и внимательными карими глазами. Эта леди была главной собирательницей сплетен в городе. Она умела шептать самые сочные слухи так, что их хотелось слушать, даже понимая, что половина из них — выдумка.
Регулярные встречи с моими весьма полезными новыми знакомыми, позволяли также найти веский повод выбраться в город. Иногда — даже в сопровождении мужа.
С одной стороны, такие поездки были для меня развлечением, с другой — изощрённой пыткой.
Снова и снова, пока Итан провожал меня до кофейни, я наблюдала, как первые красавицы Нового Орлеана таяли от его сдержанной улыбки и приветливого кивка. Таяли и поедали моего мужа взглядом, даже не стесняясь моей компании.
Наблюдала, злилась и завидовала. Ведь на меня он всё ещё смотрел иначе.
Ласково, как на сестру или близкую родственницу. Но не как на желанную женщину.
К счастью или к сожалению, провожал меня муж нечасто — только в те редкие моменты, когда опасался за мое самочувствие или когда пациент отменял визит.
Так, за несколько месяцев нашей дружбы с Джоан, Тиной и Анжеликой вторник стал моим любимым днём.
В этот вторник жара стояла невероятная, дышать становилось всё труднее, и я уже трижды собиралась вернуться обратно в особняк и умыться ледяной водой.
Однако, сидеть в пустом доме совсем не хотелось. Тишина давила с каждым днём всё больше, и в город я ездила всё чаще, чтобы отогнать острое чувство одиночества.