Под этим взглядом сердце начало учащенно биться, а я таять, как мороженое на солнце.
Этот джентльмен, кажется, знал моё имя, но был не в курсе, что я всё ещё замужем.
— Всё ещё миссис Харрис… — поправила я, подавая ему руку с вежливой улыбкой, стараясь скрыть волнение.
Его глаза чуть прищурились, а улыбка стала ещё шире.
— Полагаю, это досадное недоразумение вскоре разрешится, раз вы здесь, — заметил он, кивнув на зал. — Выпьем? Я готов сделать всё, чтобы скрасить ваш вечер, Эмма. Если пожелаете — не один, — добавил он вполголоса, чуть наклонившись ко мне.
Что ж, в Саванне подобные слова сочли бы дерзостью.
Там за такое я бы, вероятно, отвесила пощёчину.
Но мы не в Саванне.
А в Новом Орлеане условности иногда бывают весьма условными.
Сохраняя видимость легкости, я вложила свою ладонь в руку мистера МакКлейна — и позволила увлечь себя в шумное, пьяное, полное соблазнов ночное веселье.
Шампанское, много шампанского, потом — танцы, горячие руки, бродящие по спине.
Если бы это место не было столь скандально закрытым, завтра обо мне судачил бы весь Новый Орлеан. Но нет — всё, что происходит за стенами дома миссис Прескотт, остаётся внутри.
Даже если мы встретимся с этими джентльменами на улице, будем старательно изображать незнакомцев. Правда, узнала я об этом не сразу.
Пошатываясь и пытаясь вспомнить, как оказалась на втором этаже, я дернула за ручку ближайшей двери, уверенная, что это уборная.
Дёрнула — и замерла.
Первое, что уловил затуманенный взгляд, — мужская спина, задранное платье и такие стоны, от которых мои щеки запылали ярче, чем пламя свечи.
Я сразу узнала наряд — платье Мелинды Браун.
Она была одной из немногих, кто восхитился моим нарядом, с усмешкой намекнула, что это «очень удачно», и посоветовала в случае встречи изображать незнакомку.
Содержанка одного из толстосумов, о ней я многое слышала от Джоан. Но никак не ожидала, что эта девушка окажется настолько утонченной, благовоспитанной, с манерами настоящей леди.
Джо описывала ее как особу сомнительного происхождения.
Как по мне, единственным недостатком Мелинды был ее отец — тот, кто неудачно вложил капиталы и прогорел.
У неё осталось всего два пути: стать горничной… или вот так — тихо стонать в объятиях женатого мужчины.
Я поспешно захлопнула дверь и отошла подальше, прижимаясь к стене.
— Вот вы где, Эмма, — раздался у уха знакомый голос Тео.
Он мягко обвил меня за талию, коснулся щёки ладонью — горячей, живой.
— Вы не туда свернули, — прошептал он, а затем скользнул взглядом в сторону комнаты, из которой снова донесся мужской стон. — И, боюсь, не туда вошли, — добавил чуть иронично.
Он был прав. Мне не стоило бродить по дому одной.
— Кажется, шампанское оказалось коварным, — прошептала я, прижимаясь лбом к его плечу.
К щеке снова коснулась его рука, палец очертил скулу и едва ощутимо коснулся губ. От накативших воспоминаний я вздрогнула.
Нет, это были не те руки, которых жаждало тело… Но я не отстранилась.
Мне нужно было это ощущение. Понять, что прикосновения бывают такими. Что мужчины бывают такими. Что я могу быть такой.
Возможно, это поможет решиться, поставить точку, избавиться от губительной привязанности.
— Думаю, для первого раза впечатлений вполне достаточно, — его губы почти коснулись моего уха, горячее дыхание обдало кожу, и сердце забилось чаще. — Но если когда-нибудь вы пожелаете… большего, я тут каждый вторник и среду.
Тео МакКлейн… он знал, как соблазнять. Плевать, что он чужой мужчина. Именно рядом с ним я впервые за долгое время ощутила себя живой, желанной, красивой.
Если бы сердце не ныло по другому — я бы, возможно, пришла ещё. Но сердце ныло.
Тихо скулило внутри от тоски, пока на губах сияла улыбка, а щёки пылали от невинных, но обжигающих прикосновений.
Всё веселье, бурлившее внутри, к утру сменилось усталостью.
— Вы определённо умеете заинтриговать, — выдохнула я, вновь натянув на лицо маску искусительницы, и позволила Тео увести меня прочь.
До края мне оставался всего один шаг. И пока я не решилась его сделать.
Домой меня любезно доставили ближе к рассвету и на прощание даже поцеловали руку.
От блестящего и многообещающего взгляда зеленых глаз Тео, щёки снова покраснели, а на лице растянулась улыбка.
Я ощущала себя дебютанткой на первом балу: неопытной, юной и податливой. Комплименты, легкие прикосновения, улыбка и взгляд — именно такой, за которым я шла. Жадный, горячий и совершенно неприличный.
Вернувшись домой, я даже не пыталась вести себя тихо. Громко хлопнула входной дверью и, пошатываясь, направилась к лестнице.
— Эмма, у тебя совесть есть? Я всю ночь не спал, — раздался голос строгого ночного сторожа.
Очевидно, Итан услышал мои демонстративно громкие шаги.
С видом строгого родителя, встречающего нерадивую дочь, он вышел к лестнице.
Однако мне не было стыдно, и я совсем не собиралась просить прощения. Выпитое шампанское и приятный вечер заставили ответить мужу в весьма своеобразной манере.
— Всё хорошо, папенька. Я уже дома, и моя репутация не пострадала, — ехидно процедила я, осмотрев сонного лекаря. — Как и моя невинность, к нашему общему сожалению, — тихо добавила, села прямо на пол и начала стягивать туфли.
Судя по округлившимся глазам Итана, такой наглости он не ожидал. Мужчина замер у лестницы и наблюдал за своей пьяной и снова злой женой.
Но мне не было никакого дела до его лекций или негодования.
Скинув туфли, я махнула в сторону всё ещё удивленного мужа, а потом зашвырнула обувь наверх.
Не уверена, желала ли попасть в него, чтобы заставить что-то сказать, или просто хотела бросить подальше. За эту ночь туфли превратились в настоящее орудие пыток.
Ноги просто отказывались идти.
Не помню, танцевала ли я столько когда-либо. Я вообще не помню, смеялась ли я когда-либо так искренне и ощущала, что сердце стучит так часто.
«Вот с сердцем нужно быть осторожнее — оно у меня часто ошибается,» — мелькнула трезвая мысль, которая тут же растаяла в приятном дурмане от шампанского.
Я даже не заметила, как дошла до лестницы. Вспомнила танцы и жадные взгляды своего ночного кавалера — и, улыбнувшись, села у поручня, как глупая влюбленная дебютантка.
Нет, я не влюбилась в Тео. Просто была счастлива впервые за столько лет, пусть и только до утра.
Обречённый вздох — и рядом со мной село массивное мужское тело.
Подняв мою юбку, Итан положил мою ногу себе на колени и принялся легко массировать.
— Что ты творишь, Эмма? Я бы забрал тебя из того места, но это только усилит скандал. Слухи о нашем разводе завтра будут на каждом столе, как булочки к чаю. Просто скажи мне — зачем? — устало произнёс Итан.
Его взгляд, полный жалости и осуждения, обжег словно каленым железом.
Дымка чудесного вечера начала рассеиваться, а чувство эйфории сменялось обидой. Снова.
— Как тебе обед с Витторией? — тихо спросила я, пытаясь поймать взгляд этого праведника.
Ничего не вышло. Итан опустил голову и продолжал массировать мою ногу, делая вид, что не услышал. Растрепанные волосы удачно скрывали его глаза, а по невозмутимому лицу было не понять — напрягся он или нет.
Зато я разозлилась не на шутку.
— Похоже, рядом с бывшей невестой скандалы и слухи тебя совсем не волновали? Или ты вспоминаешь, что женат, только когда начинают сплетничать обо мне? — вырвав свою ногу, я встала и, утратив всякое желание слушать его нотации, побрела наверх.
Вот почему ему не спалось?
Я хотела насладиться этим мнимым счастьем хотя бы немного, хотя бы до утра.
Нет же — обязательно всё испортить и снова сверлить меня этим жалостливым, ледяным взглядом с лёгким привкусом осуждения.
Я уже поднялась по лестнице, но вдруг споткнулась об одну из своих туфель и замерла, рассматривая алый шёлк.
Они были такими же, как Итан: внешне красивыми и на первый взгляд идеальными для меня. Но стоило сделать несколько шагов под палящим солнцем — и каждый следующий превращался в пытку. Чем дольше я терпела, тем ощутимее становилась боль.
Шампанское всё ещё кружило голову, и внезапно стало так обидно — до слёз и неудержимой злости одновременно.
— Ненавижу! — выпалила я и, подняв свою туфлю, со всего размаха кинула прямо в идущего следом Итана.
— Эммма⁈ — возмущенно прошипел он, едва уклонившись.
Мужчина замер на лестнице и наконец в его взгляде появилось что-то новое.
Шок. Удивление. Настороженность.
Пусть лучше так.
— Зачем? Тебе интересно, зачем я пошла к сводне⁈ — выкрикнула я, с треском разрывая внезапно ставший тесным корсет.
Тонкая ткань трещала под дрожащими пальцами, обнажая покрасневшую от жара и вина кожу.
— А затем, что мне осточертела эта игра в супругов! Какой ты мне муж? Кто ты вообще? Мой персональный лекарь? Бывший друг, который до дрожи в руках хочет другую⁈ — сорвав корсет, я запустила его прямо в опешившего Итана.
Он стоял неподвижно, будто не веря в происходящее, и ошарашенно наблюдал, как вдоль лестницы летит дорогая ткань.
Но мне было плевать.
Сам спросил — пусть слушает.
Я сдернула шпильки из волос, позволяя густым темным локонам рассыпаться по плечам.
— А я не твоя сестра, Итан! Не твоя кузина! И не твоя пациентка!
Мои слова эхом разносились по коридору.
Подобрав вторую туфлю, я замахнулась ею с отчаянной решимостью.
Нет, бросать просто так было бы слишком легко.
Я прицелилась, метнула — едва не попала.
И только тогда, тяжело дыша, выпрямилась.
— Я — женщина! Женщина, которая каждый чёртов день вынуждена слушать сплетни о своем красивом муже и улыбаться! Улыбаться! — выкрикнула, сделав шаг вперёд, — И слушать, как мне завидуют! Какой ты страстный! Какой красивый! Как от тебя мурашки при одном прикосновении! Как леди превращаются в кошек, едва встретившись с тобой взглядом!