Его взгляд вдруг стал тревожным и пронзительным, будто что-то рвалось изнутри — важное, невыносимое — но он так и не решился это озвучить.
Может, это было признание в чувствах? Признание, которое он боялся произнести вслух.
От этой мысли внутри будто раскрылись крылья.
Я готова ждать. Год, два, хоть всю жизнь — если это нужно, чтобы он вернулся.
Не скрывая довольной улыбки, я согласно кивнула.
— Обещаю. Я не позволю им шалить, — торжественно произнесла, выпрямив спину и приложив ладонь к груди, словно давала настоящую клятву.
Итан снова улыбнулся — в уголках глаз собрались тёплые лучики морщинок, а на щеке появилась знакомая ямочка.
— И не станешь сама их туда вовлекать? — спросил он, слегка наклонив голову набок.
Это было то особое выражение, которое всегда выдает: он видит меня насквозь.
— Ладно, — вздохнула я, надув губы в притворной обиде. — Но ты возвращайся поскорее, а то я зачахну от скуки.
Без него плантация опустеет, а прогулки в саду не будут такими веселыми.
— Обязательно вернусь, моя Мими, — ответил он мягко, бархатисто.
Погладив меня по голове тёплой ладонью, Итан чуть взъерошил и без того растрепанные волосы и отступил, словно заставляя себя увеличить расстояние.
— Завтра вам с Люсиль предстоит утешать мою маменьку и Нормана, — почти шёпотом добавил он.
Да, я знала, как тяжело Мириам переживает отъезд старшего сына… Но сама не представляла, как переживу разлуку с моим женихом.
Четыре года — это целая жизнь.
Проводив меня до дома, Итан остановился у ступеней. Лунный свет серебрил его силуэт, а в глазах отражались звезды.
Он тепло улыбнулся, приложив руку к сердцу, и помахал другой, не отрывая от меня взгляда, пока я не скрылась за дверью.
В ту ночь я даже не подозревала, что эту его улыбку — открытую и светлую, с едва заметной грустинкой в уголках губ — вижу в последний раз.
Спустя пять лет в поместье Нортон приехал совсем другой мужчина.
Итан был всё таким же высоким, но плечи стали шире, а осанка — жестче, словно выкованная из стали. Он возмужал; черты лица заострились, обретя суровую элегантность. Смуглая, обветренная морем кожа делала его похожим на пирата из запрещенных женских романов, которые мы с Люсиль тайком читали в оранжерее.
Только голубые глаза, некогда похожие на летнее небо, больше не светились теплом. Они стали холоднее декабрьского льда — прозрачные, пронзительные, непроницаемые. А вместо прежней располагающей улыбки — плотно сжатые губы, тонкая линия которых, казалось, забыла, что такое смех.
Коротко остриженные волосы, некогда мягкие и непослушные, теперь жёстко обрамляли лицо, делая Итана старше. А чётко очерченные скулы и глубокая морщина между бровями добавляли угрюмости и неприступности.
Вместо улыбающегося парня, заполнявшего комнату светом и смехом, он превратился в сурового корабельного лекаря Харриса. Мужчину, от которого веяло холодом и отстраненностью.
А ещё Итан напрочь забыл все свои обещания, произнесенные той лунной ночью.
Несмотря на то, что вернулся, он не спешил ни к отцу с предложением, ни ко мне — чтобы хотя бы поздороваться с невестой.
Внутри всё сжималось от тревоги и неясного предчувствия.
Подойдя к знакомой двери доктора Джо, я подняла руку — но так и не решилась постучать. Просто замерла, уставившись на тёмные окна, где в одном едва мерцал свет свечи.
Там, за этой дверью, был Итан.
Но уже не тот, кого я знала с детства.
В глубине души я чувствовала — что-то безвозвратно изменилось. Но все ещё цеплялась за прошлое, будто за единственную ниточку надежды.
Ветер трепал выбившиеся пряди, луна безжалостно освещала мою фигуру в светлом платье, а внутри поселилась пустота — предчувствие бури, которую не остановить.
Я глубоко вдохнула, собрав всю решимость, и громко постучала.
А затем — повернулась к ночи, к звёздному небу, словно призывая его в свидетели.
Если Итан забыл свои обещания — я напомню.
Обещания, данные под полной луной, нельзя нарушать.
Они становятся частью судьбы. И я была готова бороться за свою.
Глава 2Сделка
Итан
В руках была бездыханная Эмма. Девушку будто выключили.
Розовые щечки и глаза, пылающие гневом и негодованием, вмиг стали стеклянными, а пульс едва прощупывался.
Когда в комнату влетели отец и мистер Нортон, я делал то, чего не желал бы повторить никогда. Пытался не позволить слабому сердцу Эммы остановиться, отчаянно массируя грудину и наполняя легкие воздухом.
Глупая, упрямая девчонка.
Она охотилась за мной, как за жеребцом на ярмарке.
С самого детства, юная мисс Нортон внушила себе, что я должен принадлежать только ей.
То, что умиляло и забавляло меня до отъезда, стало раздражать после возвращения. Или, возможно, раздражало то, что я был вынужден вернуться, хотя и не планировал.
Шторм повредил корабль мистера Нортона, и пока его не починят, я был вынужден оставаться в Саванне.
Второй контракт ещё не завершён, и хозяин судна отпускать меня не спешил. Если корабль починят раньше, чем через год, я буду должен ему еще три года.
В противном случае — через год смогу уйти к другому судовладельцу.
И всё бы так и было, если бы не внезапная перспектива попасть на флот к итальянцам. Там платили несравненно больше, и контракты были не на четыре года, а всего на два.
Жениться на красивой, образованной и богатой синьорине — не великая цена за быстрое обретение капитала. Еще два итальянских контракта — и можно обзаводиться семьей.
Однако мои планы совсем не соответствовали планам юной мисс Нортон. И чужие желания Эмму не интересовали — ни в детстве, ни пять лет спустя.
Стоило мне вернуться, девушка прямым текстом объявила, в какие дни ей удобно принять предложение.
Я ещё не успел привыкнуть к твердой земле. Не успел как следует освоиться в родительском доме, куда прибыл всего несколько дней назад. И тут, на пороге неожиданно появилась Эмма Нортон.
Вместо тёплых объятий или влюблённого взгляда, она с ходу сообщила, что через неделю ее платье будет готово, и она согласится стать моей женой. Она даже не пыталась завоевать мою симпатию или кокетничать.
Даже моему отцу стало неловко от такого напора. Он не желал портить отношения с одним из влиятельных помещиков Саванны. Но беспардонность Эммы вызывала беспокойство.
Особенно учитывая, что женитьба в ближайшие четыре года совсем не входила в мои планы.
Я же наивно воспринял её слова за шутку. До разговора с её отцом.
Мистера Нортона как и Эмму не интересовали мои планы. Его любимая дочь уже всё решила. А кто я такой, чтобы с ней спорить?
Лекарь из семьи разорившихся аристократов, некогда лишенных земли, титула и денег. Сын городского лекаря, который до сих пор жил в доме, предоставленном мистером Нортоном, и не собирался ничего менять.
Нет, в отличии от отца, я не собирался играть в эти игры.
Если быть откровенным, когда-то я всерьёз подумывал жениться на Эмме.
Она была мила, влюблена в меня своей детской, чистой любовью. Краснела, стоило коснуться ее руки, и отводила взгляд, когда я смотрел слишком пристально. Это было трогательно.
Я готов был подождать, пока девочка подрастет, и если она не перегорит своей влюбленностью — сделал бы предложение.
Но за пять лет юная милая Эмма превратилась в наглую и беспардонную особу.
Эмма чуть ли не сама вешалась мне на шею. Дошло до того, что мне пришлось избегать юную мисс после неловкого, почти насильного поцелуя в саду.
Если это вообще можно было назвать поцелуем. Она буквально вцепилась в меня, как кошка, повисла на шее и прижалась губами, требуя ответить.
Всё закончилось очередной истерикой с требованиями жениться.
После того вечера я всё чаще оставался у друзей в городе и всё реже появлялся на плантации.
Год обещал быть долгим, но всё изменилось, когда появилась Виттория.
Сицилийская роза — в ней я увидел шанс избежать брака с Эммой и отделаться от контракта с мистером Нортоном.
Черноволосая, горячая и соблазнительная, она была такой же ослепляющей, как южное солнце, и такой же манящей, как бурлящее море. Один взгляд её тёмно-карих глаз обещал бурю страстей — и делал брюки слегка тесноватыми в паху.
Не скажу, что я падок на красивых женщин, но от того, чтобы публично оказывать Виттории знаки внимания, не удержался.
Не только потому, что не видел никого красивее, и даже не потому, что желал её как женщину.
Главной причиной моей внезапной, неуемной симпатии к Виттории, были чёрные глаза напротив, метающие молнии. Реакция Эммы на один лишь мой взгляд в сторону её кузины, подсказала: вот оно — спасение.
Спасение от излишне самоуверенной Эммы Нортон.
Я до последнего надеялся, что девушка во мне разочаруется и наконец оставит идею, будто я должен на ней жениться.
Вышло иначе.
Ревность Эммы, оказалась куда хуже её влюблённости. Она восприняла мое внимание к Виттории как личное оскорбление.
Сначала девушка закатила истерику. Потом прислала записку, что простит мне эту слабость и зовёт покаяться.
А потом — снова разговор с мистером Нортоном, во время которого я, сам того не ожидая, попросил руки совсем не его дочери.
Слова слетели с губ быстрее, чем я успел обдумать последствия.
Впрочем, после обсуждения ситуации с отцом и братом мы пришли к заключению: даже если Виттория откажет, всё сложилось удачно.
Вряд ли мистер Нортон станет требовать, чтобы я делал предложение его дочери, сразу после отказа племянницы его супруги.
В отличие от Эммы, у него есть и чувство собственного достоинства, и холодный рассудок.
Если же Виттория согласится — миссис Нортон будет довольна, что пристроила племянницу. У её мужа не будет повода мстить отцу за отказ Эмме. А я буду свободен.
План был идеален. Мне даже удавалось избегать Эмму до самой помолвки.