— Тебе нужно придумать, как снимать боль, оставляя на мне бельё, — тихо прошептала я, и рука мужа замерла.
— Объясни, — уточнил он.
— У меня совершенно нет сил, но твои руки творят чудеса, вызывая желание стонать даже от такого…
Казалось, я не сказала ничего особенного… но он вдруг встал и, не говоря ни слова, ушёл в ванную.
Судя по тому, в чём Итан вернулся, шампанское пошутило не только надо мной.
— Стони, Эмма, — с улыбкой объявил мужчина, скинул полотенце и навис надо мной, увлекая в поцелуй. — Если я потеряю контроль или будет неприятно — просто скажи, — выдохнул он в мои губы, привлекая к себе.
Было чувство, что я ждала этого весь вечер. Он. Я. И это ощущение, что мы — единое целое. Судя по стону Итана, он испытал то же самое.
Это было ярче, чем бывало обычно. Ещё глубже, будто цепляя струны удовольствия внутри. Я дрожала, стонала его имя и умоляла ещё. Он двигался уверенно, но бережно — будто дышал мной, доводя до исступления и снова отступая.
— Итан, — выдохнула я мужу в губы и обхватила его ногами так сильно, чтобы он не смог отстраниться.
— Как пожелаете, миссис Харрис, — улыбнулся мой сладкий мучитель и сделал именно то, чего я хотела.
Быстрее. Жарче. Глубже.
Я тонула в ощущениях. В его поцелуях. Взгляде. В нём.
А потом — волна. Острая, мощная, до дрожи. Она прокатилась сквозь меня, как вспышка — захватила, выжгла, оставила в изнеможении. Шевелиться было лень, даже глаза открывать сил больше не осталось.
Точно так же, тяжело дыша, Итан плюхнулся рядом и привлек меня в объятия.
— Спи, Эмма. Настойку можно принять утром, — прошептал он, касаясь губами виска.
И эта фраза напомнила то, о чём я раньше не решалась спросить.
Не уверена, говорило во мне шампанское или это было тайное желание, в котором я боялась себе признаться.
Но сегодня — решилась.
— А что, если я хочу ещё ребёнка? — едва слышно прошептала.
Объятия мужа стали крепче, а потом Итан коснулся губами уха.
— Тогда не пей, родная, — в голосе мужа отчётливо звучала улыбка.
Глаза от удивления открылись сами собой. Поворачиваясь, я посмотрела на расслабленного Итана. Он и правда улыбался. Расслабленно, будто ничего особенного не услышал.
Его пальцы скользнули по волосам, замирая у подбородка. Медленно, слегка шершавой подушечкой, он провёл по нижней губе — как будто любовался тем, какой след оставил. Губы всё ещё хранили привкус его поцелуев. А потом он с тихой нежностью заглянул в мои глаза.
— Ты уверен? Я думала, ты не захочешь больше… рисковать, — проглотила слово «детей».
Итан покачал головой — и всё с той же улыбкой подался ближе.
— Мы не будем рисковать, родная, — уверенно заявил он. — В этот раз я всё время буду рядом. А значит, всё будет хорошо. Если ты этого хочешь — я буду счастлив…
ИТАН. Два года спустя.
Крик раздался резко — капризно, протяжно, с той стороны дома, где поселилась кормилица.
Я не сразу среагировал. Замер, прижал Эмму ближе, будто мог этим что-то изменить. Может, послышалось?..
Увы, нет — крик повторился.
— О нет, — простонал я, всё ещё удерживая жену в объятиях, словно надеясь отсрочить неизбежное.
В этот раз мы почти ничего не успели. Как, впрочем, и всегда в последние несколько месяцев.
С зубами кормилица не справлялась, а наш младший мистер Харрис отчетливо давал понять, что её помощи не приемлет. Мои травы тоже не особенно помогали — как бы я ни колдовал над составом.
— В этот раз у неё получится, — прошептал с надеждой, скользнув взглядом по телу Эммы, такому знакомому и родному. Такому невозможному.
Она только усмехнулась, лениво провела ладонью по моей груди — и я уже заранее понял ответ. Без шансов, что хотя бы сегодня мне достанется больше, чем уже получил.
Днём и украдкой вырывать у детей хоть каплю её тепла становилось всё сложнее. Особенно учитывая бессонные ночи. Но я не сдавался.
С Бет всё быстро прошло. Значит, и сын вскоре начнёт спать с няней. А я наконец усну и проснусь рядом со своей женой. Или же по утрам зевать она будет не от ночных криков, а по куда более приятным причинам.
— Похоже, кто-то опасается, что мы снова решим увеличить семейство, — прошептала она, и в этой улыбке было больше нежности, чем в любых признаниях.
Я перехватил её руку, коснулся ладони губами, вздохнул, взъерошил волосы и нехотя поднялся.
— Он ревнует, — вздохнул я и, бросив последний взгляд на любимую женщину, аккуратно натянул на нее простыню до плеч. — Я схожу. А ты полежи. Ты почти не спала прошлой ночью.
— И не только прошлой, — раздалось в ответ, уже сквозь сон.
Я усмехнулся и вышел в коридор — босиком, всё ещё запыхавшийся, но с той самой походкой, по которой Эмма наверняка уже знала: через полчаса Люк будет мирно спать рядом со своим папочкой.
С ним — всегда срабатывало. Даже если за окном бушует гроза. Даже если ревнует сестра. Даже если усталость ломит спину. Рядом со мной он засыпал.
Похоже, вот оно — волшебное зелье. Малышу нужен я, и точка.
Если бы не пациенты, особняк спал бы спокойно каждую ночь. Но, увы. От своих обязанностей я не могу просто так отказаться. А ошибка из-за бессонных ночей может стоить кому-то здоровья.
Только поэтому большая часть ночей по-прежнему доставалась Эмме.
Но бывали и такие, как эта.
Забрав сына у едва не рыдающей женщины, я велел ей идти отдыхать.
— Знаю, милый. Сейчас станет лучше, — прошептал, укладывая Люка рядом и сунув ему в руки холодную игрушку.
Спустя пару минут это сработало. Он мирно засопел — и я, облегченно выдохнул.
Его назвали Люком — в честь моего деда.
Он родился в ту ночь, когда гром гремел, как рассерженный барабан, а по крыше катались волны ливня. И кажется, у мальчишки будет характер не тише.
Бет тогда проснулась и не захотела спать, пока не увидела братика. А потом долго дулась, что ему подарили одеяло, а ей — «только поцелуй».
С тех пор она яростно ревнует меня к Люку и каждый вечер заявляет, что она — папина любимая дочка. А он, так, какой-то там сын.
Меня это неизменно забавляет. Эмма убеждена: скоро всё наладится, ревность уляжется — и они подружатся.
Впереди их ждёт немало ссор, слёз и обид. Зато будет главное — они всегда будут друг у друга.
И это, пожалуй, лучшее, что мы могли для них сделать. И для себя.
Кто бы мог подумать, что, женившись на взбалмошной, упрямой девчонке, в чьём здравом рассудке я тогда всерьез сомневался… Я получу в жёны самую прекрасную из женщин — ту, о которой даже мечтать не смел.
КОНЕЦ